Государственно-частное партнерство – механизм, который активно применяется в разных странах мира, но в России пока не очень популярен.  О привлечении частных инвестиций для развития инфраструктуры; о состоянии рынка проектов государственно-частного партнерства в России; о том, как делать инвестиционные проекты жизнеспособными; о рентабельности и снижении рисков для инвесторов и социально-экономическом развитии территорий говорим с Генеральным директором ФЦПФ Александром Баженовым.  Марина Калинина: Здравствуйте, это программа "Де-факто", в этой студии мы обсуждаем актуальные темы. Сегодня у нас в гостях Александр Баженов – генеральный директор Федерального центра проектного финансирования. Здравствуйте, Александр. Александр Баженов: Здравствуйте. М.К.: Спасибо, что к нам пришли. В силу того, что наша программа новостей в основном связана с тем, что приходит из регионов, с региональными репортажами, с региональными какими-то зарисовками, конечно, это в основном проблемы. Проблемы разного характера: проблемы с дорогами, мостами, где-то их просто нет, и людям приходится летом вброд переходить реки или ждать наступления зимы, когда вода покроется льдом, и добираться пешком или на лыжах из одного места в другое. Это проблемы и с ЖКХ, которые есть везде. И их нужно как-то решать. Ваш центр раньше назывался Центром государственно-частного партнерства. Казалось бы, вот оно, хотя бы направление решения этих проблем. Звучит, конечно, красиво. Но хотелось бы узнать, что это такое. Что это за штука - государственно-частное партнерство? А.Б.: Спасибо большое, тема действительно интересная. Действительно, вроде бы, говорят, проблемы, и мы не справляемся – давайте использовать государственно-частное партнерство. Оно придет, и так – раз! – магия, волшебная палочка, и все сразу придет в норму. Ситуация на самом деле такова, что государственно-частное партнерство - это инструмент. Инструмент, которым власть должна активно пользоваться для того, чтобы более качественно, эффективно исполнять свои обязанности. Там, где она привлекает бизнес, чтобы более качественно, эффективно, своевременно исполнять свои обязанности, там она должна соглашаться на равноправные, взаимообязательные отношения с бизнесом. Бизнес добивается определенных целей – государство с ним расплачивается за достижение этих целей, это может быть и предоставление бесплатных услуг в том числе. А там, где речь идет о благотворительности, о спонсорстве, о каких-то взаимоотношениях между предпринимателями и работодателями, особенно, что часто путается государственно-частное партнерство, когда дайте денег из бюджета, чтобы наш бизнес развивался лучше – это разные вещи. Соответственно, это инструмент, с помощью которого государство должно научиться таким образом привлекать бизнес, чтобы более качественно, эффективно исполнять свои обязанности, и чтобы этот бизнес оказывался более качественно, эффективно этого добиваться. Здесь две вещи. Первое: создание такого своего рода правового коридора, в рамках которого эти обязанности возникают и достаточно на длительный период в будущем. Второе: надо иметь качественных честных партнеров. Поэтому, действительно, государственно-частное партнерство – это такой элемент, развивается не так давно, с 90-х. Во многих европейских странах развивается с начала 2000-ых более-менее активно, более-менее успешно. У нас развивается с такими перекосами, перегибами, вспышками, затуханиями с 2007. В 2007 во Внешэкономбанке был создан Центр государственного и частного партнерства, а вот Федеральному центру проектного финансирования (ФЦПФ) исполнится в будущем году 20 лет. В этот ФЦПФ деятельность Внешэкономбанк полностью перевел. Таким образом, мы как бы объединили эти две темы. Получилась такая специализированная организация, задачей которой является помочь регионам, муниципалитетам использовать инструменты, в том числе инструменты государственно-частного партнерства, и проектного финансирования, и добиваться того, чтобы исполнять свои обязанности более качественно и эффективно. А какие обязанности? Это тоже важная тема для государственно-частного партнерства, потому что у государства не существует безразмерных обязанностей. Вот что записано у него в бюджетном кодексе, за что он может платить – там у него есть обязанности. А там, где не может платить – там обязанностей нет. Основные обязанности мы делим на 5-6 групп: экология (вода, стоки, мусор), обеспечение энергией (теплоснабжение, электроснабжение, уличное освещение, энергоэффективность общественного фонда недвижимости), инфраструктура транспорта (трамваи, дороги, мосты, железные вокзалы, аэропорты), социальная инфраструктура (здравоохранение, образование, культура, спорт, туризм), инфраструктура правопорядка, безопасности – тоже важная вещь, в которую могут делаться частные вложения, но это совсем не обязательно должно окупаться за счет специальных взаимоотношений с правосудием. Наконец, есть тема с так называемым комплексным развитием, когда существуют возможности развивать крупное промышленное предприятие – для него нужна инфраструктура. И это взаимоотношение с крупным частным бизнесом или просто с бизнесом с массовой жилой застройкой, когда надо обеспечить площадку инфраструктуры для строительства, но таким образом, чтобы цены на жилье не стали прыгать вверх – это тоже может быть предметом государственно-частного партнерства. Вот примерно такого рода области. М.К.: Вы упомянули, что очень хорошо иметь частных инвесторов, частных партнеров. Насколько сложно их найти? Чем вы их можете привлечь, удержать, какие-то льготы, может быть, им предоставляются? Вообще, как этот процесс происходит? Насколько это тяжело у нас? А.Б.: Проблемы, во-первых, заключаются в том, что те, кто участвует в ГЧП, они те только и не столько инвесторы. М.К.: А кто они? А.Б.: Здесь как раз используются принципы проектного финансирования, когда до 20% строительства объекта делается за счет средств вот этих вот компаний, а порядка 80% должно быть привлечено от финансовых организаций. Но они приходят только тогда, когда понимают: вот муниципалитет, вот его потребности, вот контракт государственно-частного партнерства, вот исполнитель, который знает, что с этим делать, вот чем он рискует – и на этих условиях я могу дать деньги. Здесь есть существенное отличие от государственных или муниципальных закупок. Там все понятно: у меня есть деньги – я построил школу, у меня нет денег – я школу не построил. Теперь давайте посмотрим вопрос. У меня есть деньги на определенный длительный период времени, с помощью которых я могу расплатиться за школу, но сейчас мне ее построить неоткуда. Возникает возможность: скорее, для одной школы это не интересно, но если бы была серия, то было бы хорошо. И дальше происходит ситуация: муниципалитет выбирает себе партнера – и все бы хорошо, и контракт хороший, и концессия хорошая, и экономика туда заложена хорошая, потому что 10 школ построить всегда лучше, чем одну, более эффективно. А частный партнер не справляется: у него нет своего капитала, он привык работать в других форматах в этом школьном секторе – получается, что эта тема может развалиться. Поэтому, действительно, то, что вы спрашиваете, где их найти? Здесь существует большая дискуссия. В свое время, в 2004-2005, когда принимался пакет законов о доступном жилье, была тенденция на то, чтобы строительно-инвестиционный сектор сделать таким массовым для малого и среднего бизнеса. М.К.: Практически любой предприниматель мог в этом поучаствовать. А.Б.: Да, любая бы кухарка могла бы управлять исполнением государственных обязанностей. Например, система массового здравоохранения, такая как Водоканал, – давайте возьмем слесаря, пусть он придет, возьмет немножко денег и потом сможет управлять. В этом и заключается проблема, потому что то, что вы говорите, это ключевой вопрос. Я как финансовый сектор должен видеть частного партнера, частного инвестора, способного решать те проблемы, которые хочет решить муниципалитет. И это далеко не только отрегулировать давление в какой-то сети, хотя и для этого нужны технические знания. Но там возникают другие проблемы: город развивается. Как он развивается, каким образом это обеспечить более эффективно? Соответственно, частный партнер должен обладать знаниями. Естественным образом у частных компаний существуют возможности накапливать знания, потому что он делает проекты в Перми, в Новосибирске, в Иркутске, в Москве и т.д. и т.п. У него есть люди, которые могут переехать из одного места в другое, наладить этот процесс. Ну, тогда это другой бизнес – это большой бизнес, это не сосед, который живет рядом с вами, и взялся это сделать. И вот таких бизнесов у нас мало. Это очень большая проблема для развития государственно-частного партнерства в России, чтобы иметь достаточное количество государственно-частного бизнеса, способного относиться к этому как к долгосрочному инвестиционному проекту и предоставлять это как услугу, за которую потом не будет стыдно. Государство не сильно способствует формированию таких бизнесов, потому что оно эту модель бизнеса пока не воспринимает. М.К.: А почему это, кстати, происходит? И как эту проблему решить? Это действительно проблема. А.Б.: Во-первых, надо найти способ формирования предложения проектов. Если у нас в стране формируется примерно 10-20 качественных проектов государственно-частного партнерства как предложения – за них возникает какая-то конкуренция. Если у нас, например, в дорогах, мы как-то смотрели, на сегодняшний день больших проектов ГЧП выводится на рынок 3-5, а инвестиционно-строительных компаний гораздо больше. Для них возникает проблема: надо им этим заниматься или не надо. Потому что у них всегда существует возможность пойти за государственным заказом, с одной стороны, а с другой стороны это достаточно затратное мероприятие. Я могу сказать, что большое количество строительных компаний поиграли в эту тему и бросили. Для них не окупается: у них есть компетенции, у них есть деньги, есть способность работать с финансовым сектором, а вот способности дождаться, когда будет достаточное количество предложений, чтобы в эту тему играть, у них нет. Конкуренция идет не со стороны предложение выполнить работу, а ограничение идет со стороны количества проектов, в которые моно играть. Соответственно надо увеличивать количество проектов, которые предлагаются на рынке. Вторая проблема заключается в том, что большое количество таких компаний возникает не из-за того, что какой-то олигарх устроил строительный бизнес, соответственно строительный бизнес дальше идет, легко привлекая деньги. Мы говорим, что это бизнес, базирующийся на знаниях, на компетенции. Такого рода компетенции и знания во многих отраслях, связанных с инфраструктурой транспорта, например, интеллектуальной транспортной системы, здравоохранения, в коммунальном хозяйстве базируются на сегодняшний день на инжиниринговых сервисных компаниях, которые представляют из себя что-то пограничное, средний бизнес. Он растет: у них есть люди, у них есть знания, но у них нет капитала и нет способности. Соответственно то, что у нас на сегодняшний день напрочь отсутствует среди инструментов развития - это способность предоставить им не доступ к заемному финансированию, а дать им возможность капитализировать с тем, чтобы они потом могли выходить. Почему это не происходит за счет рынка? Потому что маленькое предложение количества проектов. М.К.: То есть получается замкнутый круг: есть капитал – нет знаний, есть знания, но нет капитала. А.Б.: Можно и так сказать. М.К.: Если говорить о тех проектах, которым вы занимаетесь, ваш цент, как вы их выбираете? Допустим, какой-то губернатор хочет в своем регионе что-то такое большое построить, например, мост или обновить полностью дороги, другой губернатор просит об этом. На каком основании, по какому принципу вы выбираете проекты? По выживаемости их, по степени реализуемости, как это делается? А.Б.: Мы не должны выбирать между двумя губернаторами. Мы должны обслужить любого, кто хочет. Но, кроме того, что хочет, он еще должен быть способен отвечать по своим обязательствам. Поэтому очень много тех, которые хотят, но говорят, что это ваш риск, хотите – делайте. Есть те, которые понимают, что сама по себе подготовка проекта на сегодняшний день не гарантирует результата, потому что решение принимает губернатор. Если он не принял решения – не состоится и конкурса. А решение он может не принять по целому ряду причин: он сбегал и получил бюджетное финансирование или он договорился с кем-то и нашел некий другой способ решения проблемы. Поэтому наш принципиальный выбор заключается в следующем: мы как компания, созданная для того, чтобы содействовать региональному городскому развитию готовы нести риски и участвовать в финансировании подготовки проектов, но мы должны понимать, в каком объеме это вернется от реализации проекта, от того, что в этих рисках участвует губернатор. Конечно, какой-то объем, связанный с тем, что мы будем успешны, мы несем сами, но не 100%. Нам на самом деле нужен ни мост, ни дорога – мы сами по себе. Поэтому ту работу, которую мы делаем, мы готовы поставить под риск. Та работа, которая финансируется нами, но которая остается у региона, например, проектно-сметная документация, изменения в законодательстве региона – остаются в регионе. За это при всех обстоятельствах кто-то должен расплатиться. Если такой метод есть, мы двигаемся вперед, если такого метода нет – значит, чет им Господ. М.К.: Сколько по времени занимает это процесс составления протоколов, проекта и т.д.? А.Б.: Это ключевая точка нашей неспособности по сравнению с мировой практикой. Мы видим, что у нас на сегодняшний день находятся в разработке проекты, говорить про которые мы начали, например, есть, два года назад. Потом они ходили, смотрели, искали, осматривались, может быть, там поменялся губернатор, потом они вернулись к этой идее, может они продавили понимание этой идеи, может быть, там созрели какие-то другие условия. Мы видим, что среднее время, которое до момента запуска конкретной деятельности составляет в этой отрасли неожиданно много для нас, примерно 1,5 года, когда мы работаем напрямую с публичным сектором. Здесь нет оплаты – здесь просто процесс обсуждения, переговоров. Для нас это, безусловно, затраты. Хорошо, мы для этого созданы, поэтому мы вынуждены это терпеть. Частный бизнес, который должен бы был с этого жить и зарабатывать, причем зарабатывать с результата, а не с этого процесса, в который его пытаются вовлечь, думаю, не стал бы в это играть. Потом чисто технологически. Вопрос, связанный собственно с подготовкой проекта. Зависит от отрасли к отрасли, но мы считаем, что в принципе в подготовке проекта можно укладываться в срок до года, т.е. от момента начала разговоров до момента завершения, допустим, предложения контрактно-конкурсной документации, обоснования, проектов нормативно-правовых актов может пройти год. В это процесс можно уложиться, хотя это не просто. Очень много проблем связано не с работой тех, кто готовит проект, а с работой самих администраций. Потому что для того, чтобы привлечь частного инвестора и этот частный инвестор рассчитывал вернуть назад свои частные деньги, нужно оформить земельные участки, нужно оформить имущество, зарегистрировать соответствующим образом эту процедуру – это достаточно длительные периоды времени и какие-то дополнительные деньги. Мы можем этому содействовать, но, тем не менее, этот ход времен в этой части не в нашей власти. После того, как конкурсная документация подготовлена, у нас, в соответствии с конституционным законодательством минимальный период времени порядка 180 дней на проведение конкурса. В этот год, когда участвуем вместе с регионом и другими участниками подготовки проекта, готовим проект все вместе, за это время можно начинать разговаривать и с заинтересованными инвесторами. Т.е. они могут быть информированы, они могут понять, что, да, смотрите, здесь хорошее соотношение рисков, доходности, мы можем это выполнить. Соответственно существует юридическая защищенность с наших прав. Потому что когда ты построил что-то, после этого рассчитывать, когда с тобой расплатятся можно только на каких-то правовых основания, других способов нет. Поэтому идеальный случай: инвесторы приходят на конкурс, кто-то выигрывает. После этого начинается следующий процесс, и опять-таки это сложность: процесс привлечения финансового сектора. Банки заранее никого не кредитуют – они не знают, кто выигрывает проект. Они могут начинать финансировать только после того, как кто-то выиграл конкурс, у него возникли обязательства, эти обязательства закреплены в контракте и после этого мы можем говорить про финансирование в лучшем случае 180 дней. По жизни, например, в Петербурге, если я правильно помню, по первому концессионному конкурсу, который проводила Российская Федерация по дороге Москва-Петербург этот процесс занял 1,5-2 года. М.К.: Процесс непростой и достаточно длительный. А.Б.: Никто не хочет с ним связываться, естественно. М.К.: Если можно, расскажите на каком-то конкретном примере, какие сейчас у вас разработки, какие есть сдвиги, проблемы? А.Б.: Мы не сильно стараемся комментировать проблемы в этих проектах, а скорее говорим о том, какие проекты потенциально формируются, которые действительно вызывают интерес большого количества заинтересованных инвесторов. У меня очень хорошее сейчас идет взаимодействие с Омской областью, которая с нашим участием совершает вторую попытку реанимировать проект строительства аэропорта "Омск-Федоровка" . Это аэропорт, который был заложен в советское время, не достроен, так что пока все приземляется внутри города Омска. Там большое капиталоемкий проект, который предполагает реконструкцию взлетно-посадочной полосы, и здесь есть определенная уникальность: находится в собственности субъекта Российской Федерации в отличие от многих других аэродромов. Соответственно проект каким образом этот аэропорт запустить и какой бизнес может быть к нему привязан. Аналогичного рода мы очень удовлетворены тем, что смогли помочь Иркутской области реализовать первую часть обеспечения принятия решения по строительству нового аэропорта в Иркутске. У нас есть интересное взаимодействие с Пермским краем, который тоже делает вторую попытку запустить проект строительства моста через реку Чусовая на участке между городами Пермь и город Чусовой. Там дорога, которая идет в северном направлении в Ханты-Мансийский автономный округ через север Екатеринбургской области, и там возникли большие проблемы. Во-первых, Пермь и Березники – это два крупнейших города, такая фактически ось в Пермской области, и индустриально, и с точки зрения расселения. Одновременно с этим, в Ханты-Мансийском округе объявили свой региональный проект, и теперь много грузовиков и транспорта идет по этому коридору. А там один мост, который построен достаточно давно, и он не позволяет пропускать этот трафик, там стоит очередь, по 5-7 часов может стоять, в иные разы – меньше. Соответственно, регион хочет запустить строительство второго моста. Как раз здесь существует потенциал платности, окупаемости, регион, правда, не уверен, что это все должно быть платным и окупаемым, но там можно на самом деле достаточно сложную тарифную политику реализовать. Тем не менее, вот этот проект, который ближайшее время будет обсуждаться Пермским краем и Министерством транспорта. Он региональный проект, хотя решает федеральную проблему. Такого же рода проект совсем недавно мы разрабатывали достаточно долго с Нижним Новгородом. Нижний Новгород пока притормозил этот проект строительства моста через реку Волга в районе населенного пункта Подновье. В Нижнем Новгороде своя проблема: на одной стороне Нижний Новгород, на другой стороне – Бор. Фактически это две агломерации, которые связаны одним мостом, сейчас там строится еще один мост, и через плотину они хотят это обеспечить. Но одновременно мосты, эти направления – место для огромного трафика, который идет с направления восток-запад в направлении Москвы и обратно. Фактичекски, там расстояние 200 км в одну сторону и 200 км в другую других мостов нет, т.е. город является артерией для транзитного транспорта. И внутригородская агломерация не развивается в этой связи, они там строят фуникулеры, делают такой Северный Кавказ, ну, а Волга, но это же не курорт. Т.е. это хорошо один раз лыжами проехать, а если каждый день, то сложно. Летом там расцветает другой бизнес: лодочная переправа. Поэтому одно из решений, которые они довольно давно прорабатывали – это строительство моста. Здесь возникала проблема, связанная с тем, что это проект очень капиталоемкий: там достаточно широкая Волга, и сложные грунты, и само по себе решение должно втыкать как бы этот трафик в городскую сеть. Поэтому в сегодняшних экономических условиях пока есть предположения, что с этим может быть надо не торопиться. Я не думаю, что здесь 100% правильное решение. Обидно, с одной стороны. С другой стороны, мы с вами обсуждали, сколько требуется подготовить проект, потом отмаркетировать его инвесторам. Реальный процесс решения проблемы начинается после того, когда этот инвестор "как бы" появился, потому что не все деньги его, только потом может начинаться процесс переговоров и привлечение финансирования. Вы этот процесс пройдите, поставьте товар на полку, и после этого вы можете о нем говорить достаточно долго, пока этот процесс не закроется. Российская Федерация 2 года закрывала кусок дороги, который идет через Химки в направлении Петербурга, но, в конце концов закрыла, это было сложно. Так и надо это понимать. Все думают, что самую главную проблему мы решаем, когда что-то начинаем, но на самом деле мы проблему сможем решить только тогда, когда поставим товар на полку. М.К.: Похвастайтесь, у вас есть проект, который завершен, реализовывается и уже в обозримом будущем его можно будет посмотреть? А.Б.: Наше удовлетворение происходит тогда, когда принимаются решения, когда процесс начинает двигаться дальше. М.К.: Вы же все равно как-то, наверное, отслеживаете эту ситуацию потом? А.Б.: Сектор молодой, поэтому сложно сказать, что у нас все закончено и строится. На сегодняшний день из всех запущенных проектов 2-3, которые находятся в стадии эксплуатации, и один из них еще не вернул деньги. Поэтому у нас в стране таких проектов немного. Мы когда-то, еще, наверное, до Внешэкономбанка были связаны с проектом по реконструкции и модернизации системы водоснабжения и канализации в Ростове-на-Дону. Внешэкономбанк в последствии профинансировал порядка 5 млрд. руб. в эту программу, а еще какой-то объем средств был привлечен за счет инвестиционного форда и до сих пор эти проекты продолжаются. Общий объем капитальный вложения в течение 25 лет, который этот проект должен будет существовать в эту систему водоснабжения порядка 1 млрд. долларов, порядка 30-32 млрд. руб. Проект технически сложный, политически, потому что когда такие деньги вкладываются, одновременно начинают расти тарифы. Но не одновременно, там как раз сделано с умом: там тарифы начитают расти, когда начинает улучшаться качество, тогда люди и платят. Проект был сложен в том числе с точки зрения качества того инвестора, который взялся за этот проект – и у него возникли свои проблемы. Поколение предпринимателей, которые заходят в этот бизнес, приходит с краткосрочным менталитетом, а переключение на долгосрочные отношения требует совершенно другого переформатирования мозгов. М.К.: Александр, спасибо. Я надеюсь, что время ожидания возврата средств, которые вы вкладываете в эти проекты, сократится до минимума. Желаю вам удачи.