Виталий Млечин: В пятницу, 27 февраля, в нашей стране отметили новый праздник – День сил специальных операций. В народе его сразу прозвали "днем "вежливых людей". Так называли российских военнослужащих, которые в прошлом году в Крыму взяли под контроль важные объекты. Ну а сами силы специальных операций – это группировка, которая находится в постоянной боевой готовности и может быть использована как в нашей стране, так и за ее пределами. Здравствуйте, я Виталий Млечин, и сегодня мы поговорим о современной российской армии. В студии программы "Де-факто" - Александр Шаравин, директор Института политического и военного анализа. Александр Александрович, здравствуйте. Александр Шаравин: Добрый день. В.М.: Спасибо большое, что нашли время и пришли к нам. Александр Александрович, вот скажите, пожалуйста, после распада Советского Союза как-то было принято считать, что российская армия отсталая, несовременная. Вот сейчас удалось преодолеть этот тренд, это отставание? А.Ш.: На самом деле, к реформированию армии приступали много раз за эти прошедшие 25 лет, и похвалиться особо было нечем. А вот именно в последние годы мы видим, что армия стала меняться качественно. И это, мне кажется, самое главное достижение за все предыдущие ее 25 лет. Потому что все предыдущие реформы, как правило, сводились к переодеванию, к переименованию и сокращениям, а сокращение всегда было неизбежным. В данном случае мы видим, что реформы так называемые - даже не реформы, а это тогда называлось "придание нового облика Вооруженным Силам" - начато было при предыдущем министре обороны. И есть некоторые военные аналитики, которые приписывают огромные достижения предыдущему министру и говорят о том, что он сделал так много, что даже на сегодня хватает. Я, собственно говоря, не склонен преувеличивать его заслуги, хотя отдать должное нужно. Действительно, серьезные преобразования начались именно несколько лет назад, после войны в Южной Осетии.  Что, Россия собралась воевать, что тратит такие деньги на армию? Нет, конечно, просто мы отдаем долги за то, что раньше мы не делали  Тогда было понятно, что с армией нужно что-то делать – такая армия не способна одержать победу в современной войне. Вот то, что тогда начали делать, зачастую продолжено сегодня, а многое, собственно, вернулось назад, и изменения стали качественно другими. Первое, допустим, с чего начнем – начнем с перевооружения. Не секрет, что, по крайней мере, в 90-е годы перевооружением армии никто не занимался. Было принято решение до 2020 года провести перевооружение нашей армии. Сумма огромнейшая была выделена – это до 20 триллионов рублей на вот эти годы. Для того, чтобы переоснастить армию и сделать, например, так, чтобы к 2020 году современные образцы вооружения составляли до 70% вооружения военной техники. Колоссальная задача. Для сравнения скажу, в 2009 году цифры современных вооружений составляли примерно 6-7%. Задача стоит в этом году сделать так, чтобы 30% вооружения и военной техники были современными. Кажется, столько денег тратим - и всего лишь 30%. На самом деле колоссальнейшая задача, которая требует огромнейших ресурсов. Когда говорят, что, Россия собралась воевать, что тратит такие деньги на армию? Нет, конечно, просто мы отдаем долги за то, что раньше мы не делали. Потому что армия должна иметь современное вооружение, должна быть оснащена так же, как и другие армии мира. Это первое. Второе - очень важно было поменять структуру управления. Структура управления тоже началась меняться не при этом министре обороны, не при Шойгу Сергее Кужугетовиче. Объединенное стратегическое командование (ОСК) было создано раньше, но сама вертикаль была выстроена окончательно уже при нем. Вот сейчас создан Национальный центр управления обороной. Некоторые старые военные говорят, что это показуха. Совершенно не так. Я просто знаком с этой системой управления изнутри, еще 25 лет назад, в советское время я лично был одним из тех, кто занимался разработкой этой системы. В чем ее смысл? Главный смысл тот, что система управления Вооруженными Силами должна быть создана уже в мирное время. То есть не так, как говорят, когда рак свистнет, момент "ч" наступит, и мы начнем формировать Ставку Верховного Главнокомандования, объединенное стратегические командование на театрах.  Есть задача перед Вооруженными Силами - чтобы было больше контрактников, но это не самоцель  Нет, уже в мирное время созданы те структуры, которые способны точно так же управлять войсками и силами, как и в военное время. И уже в мирное время вот этому Объединенному стратегическому командованию на театре подчинены и авиация, и флот, и другие виды и рода войск, в единый кулак они собраны, под единым управлением. То же самое сделано сейчас на самом высоком стратегическом уровне. Вот в этом центре управления национальной обороны по сути три центра. Первый - центр управления повседневной деятельностью войск, то есть та структура, которая отслеживает все происходящее в войсках - от автомобильной аварии до какого-то пожара на складе. Второе, есть центр боевого управления – этот тот центр, который управляет войсками уже сегодня так, как будто случилась война. В любую секунду он знает, где находится соединение части, он знает меру их готовности, он знает, для чего они предназначены и т.д. И есть центр управления стратегическими ядерными силами – это то, что гарантирует нас от внезапного нападения противника, это то, что поддерживает стратегическую стабильность в мире. Вот в принципе эти центры собраны воедино. Естественно, они имеют защиту, естественно, они имеют дублирование и т.д. Потому что некоторые старые военные говорят: а зачем нам эта показуха – под землю надо прятать. Естественно, все, что нужно, спрятано. Естественно, все, что нужно, защищено. На мой взгляд, это важнейшее стратегическое решение, которое поставило точку создания этой самой вертикали управления. Причем не только войсками и Вооруженными Силами в целом, но и другими министерствами и ведомствами, которые нацелены на оборону страны. То есть, в принципе, в этом центре предусмотрены рабочие места для представителей других министерств и ведомств, которые задействованы в обороне страны. Это очень важно, на мой взгляд. Причем этот центр уже используется сегодня не только для управления войсками. Например, мы начали с оснащения армии и флота вооружением, военной техникой. Так вот, каждый квартал в этом центре проводится как бы система приемки: каждый месяц военная промышленность отчитывается, что сделано для армии и флота. То есть не по итогам года говорить - ой, почему не выполнили то, почему не сделали это, почему не выполнили программы вооружений… А уже вот начиная с первого квартала - доложите, говорят оборонщикам, что вы сделали для армии и флота, почему здесь, к примеру, отстаете на 10%, почему здесь на 5% отстаем. Это уже позволяет как-то корректировать действия оборонной промышленности, чтобы государственная программа вооружений выполнялась четко, в срок и в том качестве, в котором необходимо. В.М.: Вы затронули тему сокращения Вооруженных Сил, а все равно, несмотря на то, что сокращали, существуют точки зрения, что армия слишком большая. Вот как вы считаете, так это? А.Ш.: Слишком большая или слишком маленькая - это разговор ни о чем. На самом деле, сегодня штатная численность Вооруженных Сил определена в 1 миллион человек, и это решение было принято еще 5 лет назад. Выполняем ли мы задачу по полному комплектованию? К сожалению, не всегда. Проверки Счетной палаты показывали, что иногда у нас численность 750 тысяч человек, 800 тысяч человек. Дело в том, что есть такие стабильные вещи, которые мы изменять не можем. Вот у нас по штату определено 220 тысяч офицеров Вооруженных Сил. У нас, к примеру, по призыву, мы больше или меньше призываем -либо 150 тысяч, либо 120 тысяч в один конкретный призыв. Следовательно, в год призывников максимум до 300 тысяч, как было в 2009 году, либо чуть меньше, - например, 250 тысяч. Тогда остается еще одна величина, которая влияет на численность – это численность контрактников. Допустим, где-то в 2011-12 годах это было 225 тысяч контрактников. Сегодня мы задачу ставим, чтобы у нас контрактников было больше – 400 тысяч. В этом случае нам это позволит увеличить численность наших Вооруженных Сил, прежде всего за счет контрактников. Иногда говорят, а зачем нам вообще срочная служба нужна, давайте полностью сделаем армию контрактной? Дело в том, что контрактников мы откуда берем? Мы тоже берем из солдат срочной службы. По сути, ребята срочной службы - это те, за счет кого мы формируем свой мобилизационный резерв в случае какой-то большой войны или в случае каких-то военных действий на одном из театров. И как раз это тот самый резерв, из которых мы комплектуем контрактников. По сути, на сегодня, мне кажется, это совершенно такое оптимальное соотношение контрактников и призывников, которое есть. Мы, да, действительно, стремимся сделать контрактников все больше и больше, и это уже не те 220 тысяч, которые были раньше. Сегодня, думаю, это к четырем сотням подходит. И, следовательно, наша численность постепенно приближается к миллиону, но качественно она уже иная. Такова задача и есть перед нашими Вооруженными Силами - чтобы число контрактников было больше, но это не самоцель. Еще задача, чтобы контрактники были действительно качественно подготовлены, и, собственно, этому уделяется главное внимание. Тут мы еще к одному важному моменту подходим: несколько лет назад начали говорить о гуманизации армейской службы, менять отношение к человеку в погонах. Но часто слова и дела отличались очень сильно. Сегодня нынешний министр обороны это перевел в практическую плоскость: изменение отношения к человеку в погонах. Он должен стать действительно полноценным гражданином, его права должны быть защищены. Да,  есть, конечно, ограничения. Допустим, армия и предполагает ограничения. Но все его необходимые права должны быть защищены, начиная от его права, извините, помыться в душе, чего не было никогда. Кажется, пустячок, но из этих пустячков складывается вот та атмосфера, которая сегодня меняется в армии, то отношение к солдату, вообще к человеку в погонах. Ведь не важно только солдата защитить, а важно защитить и контрактника, и офицера, и генерала тоже. Не секрет, что при прошлом министре обороны, к сожалению, отношение к людям в погонах было как к каким-то "зеленым человечкам", которые должны выполнять свою функцию - и все. То есть, это как бы и не люди были. Нынешний министр обороны относится к любому военнослужащему прежде всего как к человеку, и это проявилось во всем, начиная от отношения к портянкам, которые были раньше, и заканчивая душем, питанием, сном, физической подготовкой военнослужащих, формой, которую они носят. Потому что министр сегодня уделяет этому самое пристальное внимание, то есть это не второстепенные вопросы, а первостепенные – человек в погонах. В.М.: А непосредственно в частях, казармах изменилось отношение к военнослужащим, в первую очередь к призывникам, к которым тоже относились не очень хорошо? А.Ш.: Изменения эти на лицо. Больше того, я не хочу сказать, что везде идеальная атмосфера, я не хочу сказать, допустим, что везде нормальное питание сегодня, я не хочу сказать, что сегодня везде, в каждой казарме действительно горячий душ появился. Есть еще немало частей, где над этим нужно работать. У меня есть такая  возможность - бывать в гарнизонах, причем в самых дальних, начиная с Дальнего Востока, Сибири и т.д. Я всегда стремлюсь использовать эту возможность максимально, чтобы своими глазами увидеть, что происходит в казарме. То, что мне начальники расскажут, - это, конечно, хорошо. А то, что я увижу сам, и когда я поговорю с солдатами сам, - вот этому я больше верю, чем рассказам начальников. Я вижу, что в принципе министр таким образом строит свою работу: он стремится сам увидеть, как этот солдат накормлен, одет, обут, где он ест, где он моется, где он живет и как он обмундирован на сегодняшний момент. Это мне кажется принципиально важным. И, когда есть такое внимание со стороны первого человека в Вооруженных Силах, другие военачальники не могут себя вести иначе: им деваться некуда, потому что они будут по полной программе отвечать, если что-то не так. Поэтому качественные изменения есть.  Наша задача не в том, чтобы солдат именно по контракту или по призыву служил, а наша задача сделать так, чтобы солдат и по призыву, и по контракту был защищен  Я работаю в одном из проектов, так называемый "Позвони маме" – это телефон для военнослужащих, которые могут со своими родителями общаться практически бесплатно. С Дальнего Востока, например, позвонить в Подмосковье. Это проект несет несколько функций. В том числе, кроме этого обеспечения связи между солдатами и их семьями, можем еще получать информацию. Ведь солдат может позвонить и психологу, и прокурору, и в наш call-центр может позвонить, сказать, что вот, такая у меня ситуация, просто задать вопрос юристам. Хочу сказать, что качество звонков психологам тоже сильно меняется. Если первое время - в основном, несколько лет назад, когда начинали проект, жалобы на ту же самую пресловутую дедовщину - то сегодня зачастую солдат звонит с такими общими проблемами, там, о патриотизме рассуждает, еще о чем-то другом. То есть, качественно звонки изменились, и это тоже показатель, собственно говоря. Когда проводятся социологические опросы в обществе, мы тоже видим, что отношение к армии меняется. Если еще 5 лет назад подавляющее большинство наших сограждан было за скорейший переход армии на контрактные принципы, то сегодня оказалось, что наоборот. Люди не против того, чтобы солдаты отслужили свою срочную службу, и я не вижу в этом ничего плохого, на самом деле. Наша задача не в том, чтобы солдат именно по контракту или по призыву служил, а наша задача сделать так, чтобы солдат и по призыву, и по контракту был защищен. Чтобы он действительно чувствовал себя гражданином, чтобы он чувствовал, что действительно он нужен Родине, и что он здесь не номер отбывает, не заборы красит, не дачи генеральские строит, как раньше говорили, а действительно занимается боевой подготовкой. В.М.: Чтобы не было риска, что с ним что-то случится во время этого призыва? А.Ш.: К сожалению, исключить какие-то трагические случаи мы не можем: армия - это ведь не институт благородных девиц, там действительно учат боевому мастерству. Если уж грубо сказать, учат убивать, и учат убивать не потому, что мы такие кровожадные, а потому что, если солдат не научится быть мастером своего дела, - он не только себя не защитит, но и Родину не защитит. Наша задача - сделать так, чтобы это было без унижения солдата, чтобы не нарушались его права и свободы, чтобы он все-таки чувствовал себя полноценным гражданином. Это очень важно, потому что эту задачу решить пока еще не всегда удается. Но я вижу эти качественные изменения в армии, которые происходят, и они удались именно благодаря нынешнему министру обороны. Прежде всего - потому, мне кажется, что он сам видит в человеке в погонах прежде всего человека. Не какой-то там винтик военного механизма, а именно человека. И это отношение видно во всем: и в отношении к генералам, и к офицерам, и к солдатам.  На нынешнем рынке жилья в принципе офицер может купить даже неплохую квартиру за те деньги, которые он получает  Строгий он министр? Да, очень строгий и требовательный, но в то же время я вижу, что человек, когда требует, - он и дает этим людям. Маленький пример. Не решаемая, казалось, проблема - обеспечение военнослужащих квартирами. Офицеров, например. Нашли же путь решения. Министр обороны сказал - а почему министерство обороны должно строить квартиры для военнослужащих? Почему мы на себя взяли эту функцию, зачем она нам, там что, делать нечего? Он сказал, давайте поставим вопрос так: офицер должен получить те деньги, на которые он может купить квартиру - и все. А мы его должны обеспечить этими деньгами. А где он купит квартиру – это его право. Где захочет - там и купит, по соответствующей цене. Причем на нынешнем рынке жилья в принципе офицер может купить даже неплохую квартиру за те деньги, которые он получает. Казалось бы, простое решение, оно на поверхности, но сколько лет ушло на решение этой задачи. Сегодня она решена, по сути, и это очень важно. В.М.: "Вежливые люди", силы спецопераций – это и есть будущая наша армия? А.Ш.: Я думаю, что это одна из важнейших составляющих. В принципе, я помню, мы лет 10-15 назад не раз говорили о том, что нам нужны такие силы, и писали об этом не раз. Все понимали, что это вроде бы нужно, но тот же министр Сердюков решения прошлые по созданию таких сил спецопераций не поддержал. А вот сейчас эта, по сути, задача реализована, мы такие силы имеем. Уже по крайней мере 2 года в составе наших Вооруженных Сил такие формирования есть, и они действительно себя очень неплохо показывают. В.М.: Буквально сегодня министр обороны Шойгу заявил, что наша стратегическая авиация будет расширять зону своего присутствия, военного патрулирования. Это что такое, на ваш взгляд? Это какое-то рутинное заявление, или это говорит о новом витке противостояния? А.Ш.: Я не думаю, что это виток противостояния, потому что армия и флот должны тренироваться. Если они не занимаются боевой подготовкой, им грош цена. Собственно, можно их обеспечить хорошим вооружением, можно их хорошо обмундировать, даже накормить, но, если они не стреляют, если они не занимаются боевой учебой, если они не прыгают с парашюта и не летают летчики, то армия - это не армия. Флот должен быть в океане, летчики должны быть в небе, но на это тоже требуются огромные деньги. Кстати, при нынешнем министре обороны Шойгу произошел качественный скачок в боевой подготовке. Во-первых, стали проводиться крупные стратегические учения, и зачастую внезапные. Ведь это очень важно - когда, к примеру, внезапно по тревоге поднимаются 100-150 тысяч военнослужащих. Вот это проверка, здесь сразу все видно, и ничего не скроешь. Причем это в реальности внезапная проверка, потому что к такому мероприятию подготовиться очень сложно, и заранее ты все предусмотреть не сможешь. То есть, когда только Генеральный штаб знает, что тебе предстоит выполнить, и в какой регион страны тебе придется переехать, и какую задачу ты там получишь на чужом полигоне - не на своем, который ты наизусть знаешь. Вот мне приходилось не раз видеть на учениях и на Дальнем Востоке и в Сибири, когда не на своих полигонах войска участвуют в учениях. Действительно, это сложно, но это очень важно. Больше того, перед этим была задача поставлена, что в разы увеличить количество боеприпасов для военнослужащих, которые они могут использовать в ходе боевой подготовки. Я помню, в 2013 году были учения, когда министр сказал, что плохо наши солдаты стреляют, экипажи танков плохо стреляют – надо их учить стрелять. А для того, чтобы учить стрелять, нужны боеприпасы, нужны затраты. На самом деле, армия и флот - это очень дорогое удовольствие. Но для того, чтобы в бою солдат чувствовал себя уверенно, он должен в мирное время готовиться к тому, чтобы на поле боя победить. Если он не готов к победе на поле боя, грош цена этому солдату. В.М.: Не означает это все, что мы готовимся к войне? А.Ш.: Я думаю, что это старая истина: хочешь мира – готовься к войне. Все армии мира готовятся к войне, и кто делает это более эффективно и более целеустремленно, тот как раз и создает гарантию для мира. Поэтому я считаю, что эта истина не поменялась за столетия. В.М.: Долгое время считалось, что ядерное оружие - гарант безопасности. И вообще, существуют точки зрения, что, если есть ядерное оружие, то и армия в принципе не нужна. Ну кто, действительно, полезет, зная, что может получить ядерной бомбой? А.Ш.: Да, действительно, наши стратегические ядерные силы являются залогом стабильности и нашей безопасности многие годы, начиная с 60-х годов прошлого века и заканчивая сегодняшним днем. Но этого зачастую недостаточно. Немало сил в мире, которые бы хотели попробовать наши возможности и, желая избежать, к примеру, ответа ядерным оружием. Возьмем тот же ИГИЛ, который нам сегодня тоже угрожает. По чему наносить ядерный удар? Где это пресловутое Исламское государство, где эта сетевая структура? Она размазана, структура. И, естественно, если ей понадобиться ответить, то мы должны отвечать нашими обычными Вооруженными Силами, в том числе, силами спецопераций. Потому что это действительно опасная группировка, которая представляет угрозу для всего мира. То же самое можем сказать о некоторых государствах, которые готовы попробовать нашу обороноспособность, не желая получать в ответ ядерный удар. Правда, здесь иногда бывают и перегибы. Некоторые наши аналитики утверждают, что страшную угрозу для нас представляют силы глобального удара, - к примеру, американские - которые могут лишить нас стратегических ядерных сил, обезоружить нас неядерным снаряжением. Господа, я всегда говорю: вы подумайте - если, к примеру, по нам летит ракета, и она не оснащена ядерной боеголовкой – мы этого не знаем. В ответ на удар по нам стратегическими ракетами, даже если они без ядерных боеголовок, мы нанесем удар ядерными боеголовками. Я не думаю, что какой-либо авантюрист захочет испытать нас таким образом. Поэтому я думаю, что здесь излишние опасения и думать, что кто-то захочет нас обезоружить с помощью такого глобального ядерного удара. Я думаю, что это авантюра, и вряд ли кто-то из серьезных западных политиков на нее готов. В.М.: Если сравнить наши Вооруженные Силы с ведущими западными странами - каково соотношение сил? А.Ш.: Я думаю, что мы сегодня являемся одной из лучших армий мира, несмотря на то, что у нас не так и много современных образцов вооружения. Но мы действительно последние  5-6 лет качественно меняемся, и очень сильно. Это касается и техники, и вооружения, и это, самое главное, касается качественного уровня подготовки наших солдат и офицеров. Взять маленький пример - ту же войну в Южной Осетии. Казалось бы, американцы супер-качественно подготовили рядовой сержантский состав грузинской армии, оснастили их по последнему слову техники. Однако армия была разбита. Почему? А потому что средний уровень офицерский наш оказался на голову выше, чем грузинский. Грузины не смогли за эти короткие сроки подготовить профессионалов-офицеров, а у нас это звено было на очень высоком уровне. У старшего поколения, как правило, за плечами была афганская война, а у более молодых офицеров - 1-я и 2-я чеченская война. Это люди были уже с боевым опытом, и, собственно, на их плечах эта война в Грузии и была вынесена, так сказать. Другое дело, что немало было проблем, которые сегодня мы пытаемся решить. Радиосвязь, например, беспилотники, которых у нас не было – сегодня у нас их немало, и мы имеем качественно иную разведку, и мы имеем качественно иную связь. Это тоже принципиально важно. Поэтому, если говорить в целом о нашем уровне, мы действительно относимся к одной из самых сильных армий мира. Другое дело, что на вооружение армии и флота мы тратим все-таки не так уж и много. Если взять общие затраты на армию и флот, то американцы тратят денег гораздо больше, чем все ведущие страны мира, кроме них. Мы не можем и не будем соревноваться со всеми этими странами. В.М.: Давайте оценим обстановку вокруг нас. НАТО, вроде бы, по инерции до сих пор сокращает свой боевой потенциал. Но, тем не менее, как-то появились сигналы, что в будущем будет, наоборот, наращивать. Вот как вы считаете, не приведет ли это к новому витку напряженности гонки вооружений? А.Ш.: Я очень надеюсь, что среди руководителей стран НАТО преобладают все-таки здравомыслящие люди, и никоим образом на жесткую конфронтацию с Россией они не собираются, и никакую войну против России не планируют. Потому что любая война против России со стороны НАТО будет самоубийственной и для всех этих государств, которые входят в этот блок. Есть ли другие угрозы? Конечно, есть. В Центральной Азии огромнейшая угроза. У нас в Азии в целом неспокойно. И у наших дальневосточных границ неспокойная ситуация. Несмотря на то, что мы пытаемся укреплять отношения со всеми нашими соседями, в том числе и с Китайской Народной Республикой, есть немало серьезных противоречий, которые заставляют нас держать порох сухим. Собственно, то, что мы имеем такие Вооруженные Силы, оснащенные по последнему слову техники сегодня, и, самое главное, имеющие серьезный уровень боевой подготовки, - это и есть гарантия нашего мирного неба над головой. В.М.: Александр Александрович, спасибо вам большое за ваш комментарий, будем держать порох сухим, но надеяться, что все-таки использовать его не придется.