Европейские страны готовы покупать иранский газ вместо российского. Ради этого Евросоюз может даже смягчить санкции против Тегерана. Хотя пока это все неофициально. О газовом будущем Ирана и о том, чем оно может обернуться для России -  доктор политических наук, директор центра анализа ближневосточных конфликтов Института США и Канады Александр Шумилин.  Виталий Млечин: Европейские страны готовы покупать иранский газ вместо российского. Ради этого Евросоюз даже может смягчить санкции против Тегерана. Но пока это все не официально. Здравствуйте, я Виталий Млечин, и о газовом будущем Ирана и о том, как это будущее может сказаться на нашей стране, мы сегодня поговорим с доктором политических наук, директором центра анализа ближневосточных конфликтов Института США и Канады Александром Шумилиным. Александр Иванович, здравствуйте. Александр Шумилин: Добрый день. В.М.: Александр Иванович, Иран всегда торговал нефтью, а теперь еще и газ. Это вообще физически возможно? Как это предполагается делать: строить газопровод или в сжиженном виде возить? А.Ш.: И так, и так. Иран торгует нефтью и газом параллельно достаточно давно. Вывозится это все в основном судами в сжиженном виде, нефть в натуральном виде соответствующими транспортными судами по Персидскому заливу через Ормузский пролив. Но есть перспектива и для прокладывания газопровода – это серьезная перспектива стратегического характера, в которой, безусловно, заинтересована сейчас Европа все больше и больше. Поэтому Иран сейчас объективно становится важнейшим игроком в политическом раскладе в регионе и на нефтегазовом рынке с учетом возможности снятия с него санкций и выхода на соответствующие рынки. Пока в данный момент он основательно присутствует на азиатских рынках, поскольку действуют санкции Европы, США. Но США в меньшей степени, Европа все в возрастающей степени заинтересована в получении газа от Ирана. Ситуация эта понятно, чем объясняется. В.М.: В какие страны Тегеран может поставлять свой газ? А.Ш.: Он может поставлять газ на юг Европы. Это вполне реально. Тем самым такая перспектива становится вызовом для российского газа, для российского проекта "Южный поток". Мы знаем, что пока в полной мере этот проект не запущен, он в процессе строительства и тормозится с европейской стороны. Но, видимо, это делается с учетом, имею в виду действия европейцев, перспективы, я бы даже сказал, задачи, достаточно отчетливо сформулированной европейским сообществом: ослабить зависимость от российского газа. Соответственно, компенсироваться поставки газа могут только из стран юга Северной Африки, но там все уже работает на максимуме. Персидский залив, Катар, Бахрейн в меньшей степени и Иран как мощнейший источник поставок газа для Европы – сейчас это достаточно реалистично. В.М.: Вы назвали Иран мощнейшим источником для поставок газа. Насколько я знаю, там большие запасы газа, но технологии у них достаточно отстающие от современных. С точки зрения России нас это волнует, может ли Иран вытеснить нашу страну с европейского газового рынка? А.Ш.: Разумеется, может вытеснить, но при активном содействии самих европейцев. Совершенно справедливо отметили, это содействие должно начинаться с поставок оборудования в первую очередь, затем разработки уже обнаруженных, разведанных запасов, налаживания добычи газа самыми современными способами. Современными, значит, ускоренными способами, а это все упирается в оборудование. Оборудование – это первая статья запрета по санкциям, как мы знаем уже, что называется "на собственной шкуре" – это коснулось нашего нефтегазового оборудования для России – никаких других запретов на поставку российской нефти или газа в Европу нет, а именно на оборудование. Поэтому и снимаются санкции, начиная со снятия запрета на поставку оборудования, и тогда этот процесс будет активно стимулирован, обеспечен участием соответственно и европейских специалистов. То есть, если принято политическое решение, а оно может быть принято на основе только договоренности стратегического характера, в которую верят все стороны, тогда эти вопросы становятся техническими. В.М.: Иранцы готовы на это пойти ради того, чтобы заработать денег, или для прорыва международной изоляции? А.Ш.: И то, и другое чрезвычайно важно. Тут надо четко определять, что заработать можно серьезные деньги, не контрабандные нынешние, только прорвав международную изоляцию. А прорыв международной изоляции, избавление от нее – это означает выход на международную арену в широком смысле и на рынки, соответственно, Европы, а в перспективе и США, конкретно в экономическом плане. Так что одно увязано с другим и, несомненно, в данном случае экономическая составляющая жестко зависит от политической составляющей, от политического императива. В.М.: Как вы оцениваете фигуру нового иранского президента? Вот предыдущий, Ахмадинежад, настроил против себя все, по крайней мере, западное сообщество и вообще факт возможности переговоров с ним казался просто немыслимым. А новый, вроде бы как, добился прорыва этой самой изоляции и каким-то образом начал налаживать отношения. Как вы оцениваете? А.Ш.: Фигура весьма благоприятная для всех сторон. Тут всегда встает вопрос: каким образом появляются такие фигуры в столь кризисных ситуациях, фигуры, которые так и хочется назвать спасительными? На самом деле эта фигура появилась не сама по себе. Рухани как человек открыт для диалога, гибкий и мыслящий вполне современными категориями, настроен на взаимодействие с внешним миром, а не на конфронтацию, как было с Ахмадинежадом. Такого рода фигуры, несомненно, появляются в результате внутренних процессов, когда созревают условия, когда в появлении такой фигуры заинтересованы достаточно широкие слои элитных групп в Иране. И есть впечатление, я бы говорил об этом с большой долей осторожности, что с выдвижением этой фигуры в том или ином виде, на том или ином этапе согласился и Хаменеи, которого долгое время считали достаточно ретроградным, консервативным, да и сейчас можно в таких терминах его описывать. Но изменилась несколько ситуация, когда даже такой отец нации, рахбар ретроградного типа, как Хаменеи, действительно начал проявлять заинтересованность в проявлении именно гибких договороспособных стратегически мыслящих в расчете на выход из изоляции персон и лиц, их политических сил. Естественно, Рухани представляет определенную политическую силу, поддерживаемую обществом. В.М.: А что спровоцировало вот это изменение? А.Ш.: Спровоцировало обостряющееся противостояние между, назовем их так, достаточно современными, все с оговорками применительно к Ирану, но рационально мыслящими элитными группами, с одной стороны, и укрепившимися за последние годы, но не всегда благодаря Ахмадинежаду, а иногда и вопреки ему, мощной силе под названием "стражи исламской революции". Вот именно эта сила, ее можно называть и экономической, и военной, и политической, в полной мере может быть описана этими словами: ретроградны и твердолобы, и направленная на сохранение изоляции, выигрывавшая от этой изоляции, уже приспособившаяся к условиям изоляции. Не случайно даже сам Ахмадинежад накануне своего ухода назвал лидеров этой группы "предводителями контрабандистов". Это звучало действительно забавно из уст Ахмадинежада, которого самого долгое время ассоциировали с этой группой, этими стражами, но в предыдущий период, которые не были столь влиятельными, мощными. Т.е. речь идет по сути дела о противостоянии, если не схватке, если не о борьбе двух блоков: несомненно, более мощного в экономическом, военном отношении Корпуса стражей исламской революции (КСИР) и рационально мыслящими группировками, близкими к элитам, и входящими в эти группы какими-то группировками. Их представителем становится как раз Рухани. Хаменеи, судя по всему, как свидетельствуют некоторые источники, начал испытывать не только дискомфорт, у него масса причин для дискомфорта, включая здоровье, недавняя операция и т.д., по этому поводу много шуток. Но и дискомфорт от этого противостояния между формирующимися двумя блоками, о которых я говорил. В условиях, когда санкции реально начали действовать, санкции Европы, санкции США и ООН-овские санкции – тут многие задумались. Да и Хаменеи, судя по всему, озаботился не только состоянием своего здоровья, но и своим будущим, и вопросами выживания и себя, и страны в целом. В.М.: Я вас про санкции как раз хотел спросить. Насколько они оказались эффективными? А то иранцы думали, что они нефть продают и, соответственно, никто от них никуда не денется. А получается, что западные страны ввели санкции и перестали покупать, а больше ничего Иран не производит, и там экономическая ситуация очень тяжелая оказалась. Как, собственно, повлияли эти санкции на мироощущение иранцев и на то, как они в будущем будут действовать? А.Ш.: Спасибо за актуальный вопрос. Поначалу это так и выглядело. Санкции вводились поэтапно: сначала в отношении лиц, составляющих окружение и предыдущего президента, и ряда действующих лиц основных, и руководителей "стражей исламской революции" в связи с иранской ядерной программой. Над этими странами было принято посмеиваться в стране, сторонники режима это делали достаточно активно, много шаржей, карикатур, ха-ха-ха, кого это волнует, мы такие сильные и самодостаточные. И про нефть вы тоже упомянули уместно. В конечном счете, два года назад Европа и США пришли к выводу, что надо всерьез показать, что есть как, и закрутили тот рубильник нефтяной с европейской стороны. При этом европейский, да и американский, мировой рынок в значительной степени пошли на самопожертвование, потому что иранская нефть весьма специфична. Она относится к разряду тяжелой нефти, ее заменить не так просто, кстати, она заменяема российской тяжелой нефтью. В.М.: То есть, мы выиграли от этого? А.Ш.: Да, мы выиграли очень сильно. Благодаря этому цифры свидетельствуют об этом весьма убедительно, и котировки биржевые, и наращивание запасов у нас, да и сохранение высоких цен на нефть последние годы во многом, кстати, благодаря этому эмбарго произошло. Был запущен механизм компенсации недостатка иранской нефти за счет саудовской и других стран ОПЕК. Все это было сбалансировано во многих отношениях, и в политическом плане, ко всеобщему удовольствию, потому что Саудовская Аравия тоже потирала руки. Т.е. россияне, имеющие отношение к этим нефтегазовым потокам, гладили карманы, саудовцы молились Аллаху, потому что Иран, помимо всего прочего, - это главный их противник в регионе не только в религиозном плане, но и в политическом тоже. В.М.: А сейчас-то что происходит? Сейчас получается наоборот: возврат к Ирану и отказ от российского газа? А.Ш.: Именно так. И об этом можно говорить достаточно отчетливо, без каких-либо уверток и предположительных наклонений во фразах. Это сформулировано лидерами европейского сообщества, американскими соответствующими руководителями учреждений, да и Обама упомянул также этот вопрос, но на него не упирает. Речь идет о том, чтобы избавить Европу, Обама соответственно говорит о США, в европейские дела в этом плане не вмешивается, избавиться от нефтегазовой зависимости от России. Вопрос так ставился аккуратно давно, это хорошо известно, по мере обострения всех этих газовых воин с Украиной, начало строительства "Северного потока" в России. Это был предмет озабоченности с обеих сторон, и с российской, и с европейской. Но, в связи с ситуацией вокруг Украины, если вспомним 2004, недо-победа Януковича и победа Ющенко. Все это дало толчок с российской стороны двух каналов, двух больших труб в Европу на севере и на юге. А теперь вопрос об избавлении или об ослаблении зависимости Европы от российского газа в первую очередь, нефти в меньшей степени, ставится уже официально и уже ставится в контексте опять же событий на Украине, но совершенно иного рода событий. Событий, которые воспринимаются как угроза безопасности Европы, в военном плане безопасности. Если возникает такого рода трактовка, то естественно, экономические вопросы и аспекты становятся второстепенными и подчиненными этой главной задаче. Мы видим, как действуют немцы, на которых многие в Москве рассчитывали, полагая, что бизнес-интересы германских кругов будут преобладать над взглядами, позициями политическими кругов этой страны. Но оказалось совсем не так: бизнес-круги попытались воздействовать, но получили достаточно жесткий отпор от политических лидеров, которые опирались в свою очередь на общественное мнение страны и на соответствующее подтверждение их видения ситуации. Повторю, что ситуация сводится к тому, что происходящее на Украине в перспективе может представлять серьезнейшую угрозу безопасности Европе, и Германии в первую очередь. В.М.: Александр Иванович, вот вы мне объясните, пожалуйста, вот что меня очень волнует. Получается, что если сравнивать Россию и Иран, то Иран – меньшее зло? То есть вроде бы как на протяжении многих лет вводили санкции, говорили, что Иран чуть ли не ось зла, а тут вдруг получается, что нет, что Россия - больший враг? Только бы с кем угодно, лишь бы снизить зависимость от России, так получается? А.Ш.: Да, именно так и получается. Не стоит удивляться таким сменам вывесок – это достаточно естественный процесс. Он повод для игр российской пропаганды, к которой вы, несомненно, не относитесь. Но смена правительства в любой стране, даже сам факт, что происходит смена руководства правительства – это позитивное движение, позитивно воспринимается европейцами, тем более, когда радикалы, экстремисты во власти меняются на умеренных, договороспособных и рациональных, здравомыслящих людей, то, разумеется, тут же снимается вывеска – и это нормально, только так и должно быть. И, соответственно, наоборот, там, где нет перспективы смены власти, у власти находится одна группа, говорим о какой-то абстрактной стороне, и которая размахивает соответственно не только угрозами газовых и нефтяных действий в этой области, но и прямым оружием, прямыми военным угрозами обращается к этой благополучной бюргерской Европе. Естественно, с точки зрения европейцев, тут проблемы с выбором лейбла, названия, характеристики того или иного правительства никакой нет, и здесь не стоит удивляться. В.М.: Александр Иванович, еще такая важная тема, которую я тоже хотел затронуть – это ядерная программа тегеранская. У Ирана сейчас нет ядерного оружия, но иранцы активно его, по крайней мере, пытаются создать, насколько я понимаю. Как вы считаете, действительно ли иранские лидеры считают, что Иран, как великая страна, не может не обладать ядерным оружием? И все, что сейчас происходит, просто откладывает его появление? А.Ш.: Никто не ответит внятно на этот вопрос, и это облегчает мою задачу. Я могу порассуждать в каких-то разумных параметрах, опять же полагая, что все изменчиво и меняется на какой-то разумной основе. Когда-то нам рассказывали пропагандисты с иранской стороны, которые находили эхо среди своих коллег в России, доказывая, что идея обладания ядерным оружием общенациональна, ею, как инфекцией, заражены чуть ли не дети, не говоря уже о взрослых и стариках, что это абсолют, с которым нужно мириться и никуда от этого не деться. Но ситуация явно начала меняться. Даже если согласиться с такой трактовкой и принять это массовое помешательство иранцев на ядерной бомбе за факт, то разумная часть населения, несомненно, стала подвергать все это, извините за тавтологию, сомнению, когда столкнулась с реальной проблемой в текущей жизни, с ростом цен, когда реал потерял за последние два года 70% своей стоимости, когда инфляция бьет какие-то запредельные рекорды, и исчезают товары. То вот этот самый быт вкупе со всеми прочими ограничениями, введенными и на выезд определенных категорий иранцев, и на обмен валюты и т.д... В.М.: Прошу прощения, наше время, к сожалению, заканчивается. Надеюсь, что сможем продолжить эту интереснейшую беседу в студии Общественного телевидения. До встречи.