Данил Корецкий: Наряду со спадом зарегистрированной преступности идет рост заявлений и сообщений граждан в органы внутренних дел

Константин Чуриков: Здравствуйте, это "Де-факто". Говорить сегодня будем о том, что волнует многих – о нашей российской криминальной действительности. Какая она сама по себе и как отражена в современной литературе и кино? Разобраться в этом нам поможет писатель-миллионер (в том смысле, что его книги разошлись многомиллионными тиражами), профессор кафедры уголовного права Южного федерального университета, заслуженный юрист России Данил Корецкий. Даниил Аркадьевич, здравствуйте.

Данил Корецкий: Здравствуйте.

К.Ч.: Я знаю, что вы редкий гость в Москве. В этот раз есть повод – презентация новой книги "Сандал пахнет порохом". Не вдаваясь, конечно, во все детали сюжета, о чем книга?

Д.К.: Книга о борьбе с терроризмом на Северном Кавказе, если коротко. А изюминка состоит в том, что было это или нет, сказать трудно. Но мой соавтор во всяком случае это придумал. Что эта группа состоит целиком из местных народностей. И тем самым, когда она начинает работать, она вводит в заблуждение тех, кого она должна вводить, и вместе с тем и наши силы. И на этом строится сюжет.

К.Ч.: То, о чем вы говорите, сразу вызывает какие-то ассоциации с 1990-ми, которые для кого-то лихие, для кого-то золотые. Если говорить именно о преступности, что изменилось с тех самых 1990-х? Потому что у нас сегодня так устроена жизнь, что постоянно идут эти сравнения с теми годами – а как было тогда? Что касается уровня доходов населения, уже аналогии для кого-то очевидны. А вот с преступностью?

Д.К.: С 1990-х брать – это очень большой период, потому что 1990-е и закончились в 2000-х. И многое изменилось. Преступность росла. Преступность с начала 1990-х и до начала 2000-х росла очень сильно. Я вам приведу просто цифру. Скажем, в 2002 году порядка 32 тысяч убийств совершалось в России. Притом, что в 1985 году во всем Советском Союзе 16 тысяч убийств. То есть в 2 раза меньше. Но с 2007 года начался спад преступности, во всяком случае, статистически фиксируемый. И каждый год у нас шла по ниспадающей.

К.Ч.: А с чем связан этот спад, как вы думаете?

Наряду со спадом зарегистрированной преступности идет рост заявлений и сообщений граждан в органы внутренних дел 

Д.К.: Объяснений есть несколько. Одно из объяснений – о том, что это игры статистики. Потому что наряду со спадом зарегистрированной преступности идет рост заявлений и сообщений граждан в органы внутренних дел, причем, довольно значительный. И процент возбужденных уголовных дел от числа этих заявлений упал с 17% до 5%. Так что получаются ножницы: с одной стороны, заявлений больше, но на это есть и свои объяснения, потому что технические сработки сигнализаций теперь входят тоже в эту же графу. А вполне понятно, что на одну настоящую сработку, вызванную вторжением преступников, приходится 9-10, не знаю, сколько, технических неполадок.

К.Ч.: А вообще это правильно, с вашей точки зрения, что у нас есть только одна статистика? Эту статистику ведет профильное ведомство – Министерство внутренних дел. И никакой другой статистики у нас нет.

Д.К.: Почему? Статистика есть в каждом ведомстве. Статистика есть в суде, статистика есть в прокуратуре. И если мы берем цифры, то они различаются. Это вполне естественно. Потому что полиция по горячим следам фиксирует преступления. Есть так называемая статистическая карточка №1, которую заполняет следователь или дознаватель. И потом это дело может быть прекращено, из него может быть наоборот выделено два других дела. Могут быть привлечены дополнительно к уголовной ответственности лица. Поэтому следующий этап – прокурорская статистика. Она отличается. А потом начинается уже поле, где находятся лица, в отношении которых судов признано, что они преступники. И эта статистика отличается от предыдущей.

Кстати, генеральная прокуратура впервые в 2016 году отметила, что наблюдается рост преступности.

К.Ч.: То, о чем вы рассказываете, в принципе, наверное, не очень поэтично. А каким образом криминология, криминалистика, например, вас толкает на написание книг? Вы же это делаете уже давно, с 1980-х годов. То есть где эта точка конвертации?

Д.К.: Должен признаться, что криминология меня не толкает на написание книг. Больше того, она этому мешает. Если бы я не занимался постоянно научной работой и преподавательской работой, а все эти годы писал книги, то с точки зрения материальной это было бы гораздо лучше. Как-то так судьба сложилась, что я занимался двумя сразу направлениями. И когда у меня спрашивали "А какое у вас хобби?" – вот если этот вопрос задавали читатели, я говорил, что у меня хобби – служба в МВД. А когда я встречался с сотрудниками МВД и читал лекции, и они спрашивали, какое у меня хобби, я говорил, что хобби у меня – писать книги. Хотя ни то, ни другое хобби не является, а является основным видом деятельности.

К.Ч.: О главном периоде разгула преступности, о 1990-х, написано много книг, в том числе вами, снято много фильмов, в том числе и по вашим книгам. Я хочу коснуться такого жанра, как документалистика. Думаю, все наши зрители тоже помнят такой сериал - "Криминальная Россия", некая видеолетопись 1990-х. Да и не только. Там 1980-е были. Знаете, когда я смотрел этот фильм, я себя ловил на мысли: "А зачем я это делаю? Чтобы что? Какова конечная цель, помимо того, что интересно, конечно, распутать эту сюжетную линию. Как вы думаете, читатель, зритель для чего смотрит или читает это?

Д.К.: Сейчас, к сожалению, читает все меньше и меньше народа. А смотрят по разным причинам. Просто когда я смотришь в телевизор, вроде что-то делаешь. Вместе с тем, не надо напрягаться: что тебе дают, то ты и смотришь. Хотя если мы будем анализировать названия фильмов, которые показывались в Советском Союзе и сейчас, то если раньше показывали про передовиков производства, то сейчас сплошь идут передачи про полицию. Милиция-полиция – это условное переименование. Тем не менее, народ с удовольствием смотрит: кто с большим удовольствием, кто с меньшим. Народ смотрит суд. Показывают суд присяжных. Народ смотрит. А я помню, еще был молодым прокурорским работником, поддерживал государственное обвинение. И когда я приходил в суд, залы обычно пустые. Сидит там, может быть, жена подсудимого, его друг. Но сидели на задних рядах 5-6 бабушек из близлежащих домов. Потому что по телевизору тогда таких передач не показывали. А это интересно. Вот они смотрят, как чужая жизнь развивалась, как они поссорились, из-за чего муж с женой поссорился, что сделала она, что сделал он. Чем это все кончилось. А потом вот оно – вопиющее торжество справедливости. Выносят приговор.

К.Ч.: Хорошо, когда торжество. Вы сами заговорили о том, как у нас с советских времен по настоящее время менялось отражение вот этой внутренней милицейской, полицейской кухни. Какую вы разницу для себя видите? Полицейские, вернее, сотрудники органов внутренних дел тогда, в советское время ("Место встречи изменить нельзя", "Следствие ведут знатоки") и сейчас – как изменился этот фокус, этот взгляд на людей, которые обеспечивают наш порядок?

Д.К.: Если взять фильмы, например, современные и взять фильмы тех времен, вот, "Следствие ведут знатоки", помните?

К.Ч.: Да, да.

Д.К.: Там сидит интеллигентнейший Павел Павлович Знаменский. Причем, он был настолько убедителен, что один раз я дежурил по городу, раздался телефонный звонок. И говорят: "А можно следователя Знаменского? ". Дежурный сержант ошалел от такого и говорит: "Так он же в Москве". Я говорю: "Да в какой Москве? Он же в кино только". – А, ну да, да.

Тем не менее, даже меньше преступлений, говорят, совершалось в тот период, пока шли эти фильмы. Но этот следователь был нежизнеспособный, такой следователь не может работать. И поэтому ему на смену пришли совсем другие следователи. Я должен покаяться, что я здесь сыграл определенную роль, выпустив на страницы книг "Лиса" (Антикиллера"), который потом перешел и на киноэкран.

Но после этого "Лис", пожалуй, был одним из первых советских и российских сыщиков, который действовал не так, как Знаменский и Томин, помогающий ему оперработник.

А если теперь смотреть фильмы, то все действуют именно таким образом. Причем, они даже палку перегибают, потому что так, чтобы куда-то прийти, тебе не ответили, а ты ему в морду ударил – за это выгонят из органов без вопросов. Поэтому тут перегиб в другую сторону. Народ смотрит – ему это нравится. Почему? Потому что психологически знает народ, что дозвониться трудно в полицию. Приедут – не приедут. Да еще кто окажется виноватым? Непонятно. А тут они смотрят, как должно быть. Порок наказан, добродетель торжествует. И человеку это приятно, это отдушина, это психологическое восстановление.

К.Ч.: Отношение людей к современной полиции сегодня какое?

Д.К.: Поскольку я 32 года прослужил в МВД, я бы воздержался от особо резких комментариев. Но я вам скажу, что если верить опросам, которые регулярно проводятся, то я буквально на днях прочел, что 33% граждан полностью одобряют деятельность ГИБДД и 16% частично одобряют.

К.Ч.: И это ГИБДД, пожалуй, одна из самых непопулярных структур.

Д.К.: Но, оказываете, видите, совсем все по-другому. А люди любят их.

К.Ч.: Знаете, поскольку вы все-таки представляете Ростов-на-Дону, не могу не спросить о региональной специфике преступности. Мы сейчас не будем уже даже уходить в такие банальности, как Ростов-папа и так далее. Но как раз таки в том самом фильме "Криминальная Россия" подробно рассказывается о разных регионах нашей страны. Условно говоря, если это Приморье и порт, в 1990-х годах вокруг этого порта разворачивались целые события. Если это Ростовская область, то мы помним, сколько душегубов эта земля произвела.

Д.К.: А сколько душегубов произвела земля?

К.Ч.: Много.

Д.К.: Она, кстати, произвела душегубов…

К.Ч.: Не хочется даже фамилии вспоминать.

Д.К.: Не больше, чем какой-то другой регион, в том числе и Московская область. Это распространенный миф.

К.Ч.: Так.

Д.К.: О том, что у нас было больше маньяков. И якобы это вызвано… Это придумал, конечно, ваш брат журналист. Что это вызвано какими-то тектоническими трещинами в земле.

К.Ч.: Какими-то аномальными треугольниками.

Д.К.: Треугольниками, да. Как этот треугольник может влиять на маньяка – я не знаю. Якобы какие-то волны он излучает. На самом деле никаких волн ничего не излучает. Просто у нас был замечательный психиатр, ныне, к сожалению, покойный Бухановский Александр Олимпиевич, который этим занимался, на эти темы публиковал много работ и раз в несколько лет проводил чуть ли не всемирные симпозиумы, где врачи, психиатры, следователи по убийствам, опера по убийствам приезжали и делились мнениями, писали об этом в газетах. Я думаю, за счет этого такая слава создалась, что у нас очень много маньяков.

А я вам скажу, что где-то в году… точно не скажу, но в 1990-х годах я руководил кафедрой тогда в Ростовском юридическом институте МВД. И мы этих маньяков всех просчитали. Их было тогда где-то человек 13 за обозримый период времени. После этого добавились, конечно, но они добавлялись в единичных случаях. Конечно, толпами маньяки в Ростове не ходят, как, собственно, и нигде в мире.

К.Ч.: На этой интересной ноте мы прервемся буквально на несколько секунд и продолжим после небольшого перерыва на новости.

НОВОСТИ

К.Ч.: Это снова программа "Де-факто". Мы продолжаем говорить о современной российской преступности, о том, как с ней надо бороться, и, конечно, как она отражается в кино и литературе. В студии у нас Даниил Корецкий, писатель, профессор кафедры уголовного права Южного федерального университета, заслуженный юрист России. Даниил Аркадьевич, наш уголовный кодекс претерпевает какие-то постоянные изменения. Государственная Дума вносит очередные поправки. То, что у нас постоянно что-то в этом смысле меняется, способствует ли это, во-первых, улучшению уголовного кодекса. С другой стороны, способствует ли это росту знаний граждан о том, что собой представляет этот важный документ.

Д.К.: Я вам скажу, что это законотворчество является объектом постоянной критики научного мира. Потому что, скажем, в действующий уголовный кодекс, а действует он с 1997 года, внесено уже, наверное, более 2000 дополнений и изменений. Причем, зачастую они вносятся так. Сегодня отменили статью "клевета", а через полгода ввели статью "клевета". И так далее. И ничего хорошего в этом нет, кроме плохого. Потому что кодекс – это систематизированный нормативный акт, который имеет внутреннюю структуру, определенную логику построения, определенное соотношение статей по общественной опасности, по санкциям. А сейчас это просто набор уголовно-правовых норм. То есть был торт, а его на куски нарезали, перемешали, что-то еще добавляют постоянно, и его называют по-прежнему тортом.

Поэтому на многих научных симпозиумах ставится вопрос о том, что это недопустимо, что надо в принципе принимать новый уголовный кодекс. Закон не должен меняться каждую неделю, каждый месяц. Почему во Франции до сих пор действует кодекс Наполеона? Он действует. Но не в значительной степени. А в Соединенных Штатах действует конституция больше 250 лет и так далее.

К.Ч.: Это даже притом, что колоссально изменилось поведение преступного мира. Новые технологии позволяют делать то, что нельзя было делать 20-30 лет назад.

Д.К.: Да. И, тем не менее, дополнения вносятся, принимаются законы, которые учитывают то, что нового происходит у нас. И когда у нас менялся уголовный кодекс, а до этого у нас был уголовный кодекс, который с 1966 года, он был принят в 1966 году. И в нем считалось, что очень много поправок. Он уже у практических работников распухал от того, что вырезали из газет и туда новые редакции статей вклеивали. Вот этих поправок было… Я сейчас точно не скажу, но порядка, может быть, 200. Но о том, что можно внести не за 30 лет, как тот кодекс действовал, а за неполных 20 внести 2000 поправок – это уже ни в какие ворота не лезет.

К.Ч.: А что касается такого изменения, как декриминализация уголовного кодекса, сделать так, чтобы человек, который впервые оступился, совершил не особенно тяжкое преступление, в первый раз за решетку не попадал? Что вы думаете об этом?

По миллиону, по два воровать - это, по-моему, уже дурной тон

Д.К.: Видите ли, если поинтересоваться, кто сейчас сидит, как вы говорите, за решеткой, то там особых злодеев не окажется. Это селянин, который украл курицу, поросенка. Или отсыпал из бункера комбайна 100 кг зерна. Или я могу вам назвать, скажем, интересные примеры, когда объектом кражи становится мешок пустых бутылок, алюминиевая кастрюля и резиновые сапоги. Почему?

Потому что в доме, куда зашли люди, совершающие кражу, там ничего, кроме этого, не было. Вот они украли, да. И они, кстати, вот эти двое (мужчина и женщина), они получили, по-моему, они судимы неоднократно, 7 и 5 лет. Когда сравниваешь с многомиллионными (по миллиону, по два – это уже, по-моему, дурной тон воровать), но, скажем, 150 миллионов – 3 года условно. И 3 года условно за 7 металлических секций забора ценой 4000 рублей. Так что тут есть, о чем говорить.

К.Ч.: Есть, о чем написать.

Д.К.: Есть. Писать – это не думаю, что будет интересно.

К.Ч.: Кстати. О каких преступлениях интереснее писать? Потому что у нас есть, пожалуйста, то, о чем вы говорите, очень резонансно, многие видели какие-то примеры, когда человек по уголовной статье за разворовывание государственных средств был готов сесть, но его вскоре освободили. Или прошло другое…

Д.К.: Насчет того, что он был готов сесть, но его скоро освободили – это я не знаю, о ком вы говорите. Я знаю…

К.Ч.: Я про Евгению Васильеву.

Д.К.: Эти люди не собирались садиться, и их никто не сажал. Я думаю, что когда не могут найти заключенную или осужденную в колонии, где все на таком пятачке, колоссальная скученность, 3 раза в день поверка, построение, камеры везде стоят. Или сказать, что она не хочет к кому-то выходить, потому что у нее права какие-то… Там же права совсем другие. Там есть права, но вместе с тем при определенных обстоятельствах можно применять резиновые палки, помещать в штрафной изолятор. И так далее.

К.Ч.: То есть об этом писать все-таки не интересно. О чем интересно писать Данилу Корецкому?

Д.К.: Мне о чем интересно, я о том и пишу. Вот три книги написаны про борьбу с терроризмом на Северном Кавказе. Одна написана недавно, там такая аллегорическая история, будто бы забыта ракета в силу ряда причин, которая входила в систему якобы существовавшей, а, может быть, некоторые говорят, что и существующей системы "мертвая рука", которая дает ответ на удар противника, уничтоживший все командные центры. И эта ракета сама реагирует на изменение радиоактивности, сейсмическую активность, изменение радиопередач и запускается, в том числе может поднимать и другие ракеты.

К.Ч.: То есть что-то уже из области фантастики больше?

Д.К.: Якобы. Это подавалось не как фантастика. Что якобы такая система была и потом она была уничтожена в ходе ОСВ-2. А у меня одна ракета забыта. И когда становится известно о том, что она забыта, а прошло 30 лет, то оказывается, что если она 30 лет не получает команд, то она выполняет свою задачу, понимая, что командные центры уничтожены. И вот она вот-вот должна взлететь – ее ищут. Причем, ищут как с позитивной стороны люди, так и террористы.

К.Ч.: Еще о законотворчестве. Есть такой закон об оружии, который периодически у нас обсуждается, принимаются очередные поправки. Я знаю, что вы подробно занимались этим законом, предлагали свои изменения. Какие? И вообще согласны ли вы с тем, что все-таки гражданам рано или поздно в нашей стране надо дать право вооружаться?

Д.К.: Я очень много на этот счет писал. У меня монография "криминальная армалогия". И докторскую диссертацию защищал по вооруженной преступности. И, в общем-то, эту идею я вынашивал, чтобы законопослушные граждане, лица с безупречной правовой репутацией получили право на оружие.

Но сейчас я бы уже не сказал, что я сторонник этой позиции. Потому что те граждане, которые сейчас успешно защищаются, их почему-то сажают в тюрьму. И при этом говорят, что, вот, московская студентка Гладкова в метро применила травматическое оружие. Ее осудили к реальному лишению свободы. Ну ладно, могли осудить за превышение пределов необходимой обороны. Ладно, могли осудить за причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности. Но ее осудили за причинение тяжкого вреда здоровью умышленно. В то время, когда она стреляла из сертифицированного средства для обороны, которое не предназначено для принесения тяжких телесных повреждений, если применяется в соответствии с правилами. Она соблюдала правила. Она не стреляла ближе метра в глаза, в голову, в пах и так далее.

Но ее осудили по этой статье. Это просто нонсенс. И оставили в силе. Она отбыла срок, который положен, и вышла условно-досрочно. Вот пример. Вопрос: зачем тогда раздавать людям оружие? Тогда бандиту будет хорошо, а законопослушному человеку будет плохо.

К.Ч.: Хотелось бы, чтобы людям было хорошо. У меня последний вопрос, пока у нас есть буквально полминуты. Что сегодня движет людьми, которые идут служить в полицию? Для чего они это делают?

Д.К.: Людей очень много. И у каждого своя мотивация. Есть люди, которые идут для того, чтобы наводить порядок. Есть люди, которые хотят иметь власть. Есть люди, которые рассчитывают, что они будут иметь какой-то доход сверх зарплаты. И так далее, и тому подобное. У меня есть книжка "Менты – не ангелы". И там показано, что все эти люди независимо от мотивации, поведения – любой из них может в любой момент потерять жизнь.

К.Ч.: Спасибо, Данил Аркадьевич. Ждем ваших новых книг и экранизаций. Будем надеяться, что все-таки криминальных сюжетов жизнь будет подсказывать все меньше и меньше, то есть разгул преступности таки пойдет на спад. Спасибо. У нас в студии был писатель, профессор кафедры уголовного права Южного федерального университета, заслуженный юрист России Данил Корецкий. Это была программа "Де-факто". Берегите себя. Всего хорошего.