Константин Точилин: Это программа "Де-факто". Здравствуйте. Сегодня гость нашей студии – член Комитета гражданских инициатив, доктор экономических наук, профессор, заместитель директора Института мировой экономики и международных отношений Евгений Гонтмахер. Здравствуйте. Евгений Гонтмахер: Здравствуйте. К.Т.: О российской и мировой экономике и поговорим. Начнем с российской. Как-то штормит. Е.Г.: В общем, да. Я вам должен сказать, Константин, что среди профессионалов, кто занимается экономикой, - их вообще не так много, к сожалению, в России, - представление об этом кризисе было давно. Весь вопрос был только в том, когда это случится. Потому что, конечно, прогнозирование цены на нефть, как говорил Егор Тимурович Гайдар покойный, портит профессиональную репутацию. Но то, что тенденция была к тому, что, с одной стороны, наша экономическая модель не менялась. Я всегда вспоминаю, помните, статью еще Дмитрия Анатольевича Медведева 2008 года, когда он стал президентом, "Россия, вперед". Ведь он написал, что вообще наша экономическая модель – позавчерашний век. Она построена на нефти и газе. И, кстати, еще даже программа Грефа 2000 года – там тоже было об этом написано. К.Т.: У нас страна правильных слов, умных статей, но нереализованных действий. Е.Г.: Все слова были уже тогда сказаны. И уже тогда разумные люди понимали, что рано или поздно, то, что мы с вами наблюдаем, оно случится. Поэтому здесь по большому счету неожиданностей не было. 2013 год. На самом деле он был началом этой новой эпохи в нашей экономике. И я объясню, почему. Потому что это было еще до санкций, на которые сейчас можно свалить, что у нас какие-то проблемы. К.Т.: Да и президент говорил, что дело не в санкциях. Е.Г.: Да, кстати, в этом я согласен. Потому что санкции чисто экономически… К.Т.: Они, конечно, сыграли, но не решающую роль. Е.Г.: Не большую роль, безусловно. Но было, помните, в 2013 году более 100 долларов за баррель стоила нефть. А экономика на сколько выросла? 1,3%. Все. Вот 2013 год был в этом смысле поворотный, когда уже, по-моему, все, кто… К.Т.: Извините, можно я вам задам абсолютно дилетантский непрофессиональный вопрос. Мы все очень любим следить за ростом ВВП, ростом производительности труда. Но есть какой-то верхний предел и производительности труда, и ВВП? Мы же не можем расти бесконечно. Где-то потолок какой-то есть ведь? Вот, что меня смущает. Когда мы начинаем сетовать на ВВП. Е.Г.: Константин, смотрите. Производительность труда – это более сложная штука. Есть такое понятие – ВВП на душу населения. Это немножко отличается от производства труда. Так вот, нам до стран, которые считаются развитыми, смотря какие критерии, конечно, мы берем. Может быть, кто-то считает, что Северная Корея – развитая страна. Это, конечно, другой взгляд. Но если мы возьмем страны Западной Европы, Соединенные Штаты, мы отстаем по этому душевому показателю раза в 1.5-2. Поэтому есть, куда расти. Другое дело, что те страны, действительно наиболее развитые промышленные страны, там есть проблема, может быть, каких-то потолков. К.Т.: То есть потолок теоретически существует? Е.Г.: Понимаете, есть некие фильтры. Фильтры заключаются, например, в экологии, как это ни парадоксально. Потому что нагрузка на окружающую среду имеет же определенный предел, и даже в самых благополучных странах. Это, кстати, в 1960-е годы начали обсуждать. Помните, Римский клуб и так далее. И сейчас на Западе идет довольно интенсивная дискуссия по этому вопросу, но сейчас появился взгляд, что можно наращивать ВВП, снижая нагрузку, например, на экологию. Но есть другой ограничитель, который заключается в нашем личном с вами потреблении. Мы же с вами не можем 5 ужинов съесть. К.Т.: Не можем. Е.Г.: Очевидно. К.Т.: В том-то и дело. Е.Г.: Так банально. К.Т.: Тогда зачем нам производить в 5 раз больше этих ужинов? Е.Г.: Совершенно верно. Нам в семье 5 машин не нужно. К.Т.: Кому как, конечно. Но большинству не нужно. Е.Г.: Скажем так, мы берем обычного нормального человека. И вообще современные технологии, мы уже видим какие-то сдвиги, они на самом деле снижают уровень потребления чего? Минеральных ресурсов, например. Если раньше, условно говоря, какой-то прибор был… Помните первые компьютеры? К.Т.: Да, или старые телевизоры. Е.Г.: Компьютер занимал целую комнату. Теперь это… у меня айфон в кармане, фактически у меня с собой компьютер. И с точки зрения удобства это, конечно, революция. Но с точки зрения расхода тех же неметаллов, энергии. К.Т.: Пластика. Е.Г.: Пластика. Это все снижение на порядок. Например, новый стиль потребления, который от владения вещами к совместному пользованию. Очень хороший пример приведу. Вы покупаете дрель домой. Наверняка у вас дома есть дрель. К.Т.: Есть. Е.Г.: Для хозяйства нужно. Она рассчитана на 300 часов непрерывной работы. Но вы в течение вашей жизни обладания дрелью вы 5-6 часов максимум используете. А если эта дрель будет использоваться, допустим, местным сообществом… К.Т.: То она 300 часов не проработает. Е.Г.: В рамках социальной сети. К.Т.: Потому что у этой дрели не будет одного хозяина, и ее испортят уже на пятом часу эксплуатации. Е.Г.: Константин, это все правильно. Но я вам должен сказать, что, конечно, путь этот очень непростой, но тенденция есть. Слушайте, мой родной сын в городе Москве пользуется кар-шерингом. Вы знаете, что есть в Москве такая новая штука – называется кар-шеринг? К.Т.: А в переводе на русский? Е.Г.: Это пришло к нам, конечно, оттуда. У него есть личный автомобиль. Но теперь есть, оказывается, целая сеть, как такси. К.Т.: А, то есть попутчики. Е.Г.: Нет, вы набираете специальное приложение. И это, оказывается, некий парк машин, который находится в общей собственности фактически. Какая-то фирма делает. Вы смотрите – ага, какая-то машина уже около вас. И тот, кто за рулем, сейчас выйдет, вы можете подойти 5 мин и сесть за руль этого автомобиля и поехать дальше. Это в Москве. Слушайте, а велосипеды. К.Т.: Велосипеды – да. Е.Г.: Так это то же самое. А это что означает с точки зрения экономики? Это вообще очень большое снижение издержек, чисто даже материальных. Притом, что это создает удобства, притом, что это не стяжает качество жизни. Я просто к чему? Вот, в чем пределы могут состоять. Вот это очень важно. К.Т.: Хорошо. Возвращаясь к сегодняшней ситуации, с этим рублем, который… он и дальше будет падать таким страшным образом? Или это то, что мы уже все выучили слово "волатильность", потом, может, откатится. Е.Г.: Понимаете, в той модели, которая в России создалась, мы с вами начали с этого, которая является архаичной, монопродуктовая модель. Это, конечно, не достойно такой большой страны, как Россия. Слушайте, цена на нефть упала, и автоматически сейчас мы уже видим зависимость, и рубль ослабел. До такой степени мы дошли. Хотя, кстати, в доходах нашего федерального бюджета вот эта выручка от экспорта нефти, газа не такая большая. К.Т.: А что ж тогда рубль так… Е.Г.: Это называется барометр нашего экономического самочувствия. Потому что вот эти колебания курса рубля носят во многом характер эмоционально-чувственный. Это ощущение, внутреннее самоощущение людей, которые занимаются этими валютными операциями, так же как рынок акций. Проходит какой-то слух – и тут же… Откуда возникает волатильность? Где-то прошел какой-то слух, и тут же люди… Они же немножко мыслят вперед. Вот эти сделки, которые… К.Т.: Хорошо, у нас правительство, Центробанк, Минфин – они не могут нанять армию людей, которые запускали бы правильные слухи? Е.Г.: Это делается. Слушайте, утечки информации – это нормально для любых стран. К.Т.: Но что-то, судя по результатам, они не те слухи какие-то пускают. Е.Г.: Потому что есть, конечно, и некие законы объективные, когда ты сливаешь – не сливаешь информацию. То есть, есть пределы, в рамках которых можно немножко курс рубля подвигать. Условно говоря, на 3-5 рублей за счет каких-то интервенций. К.Т.: Интервенции обещали, что если будет больше 90, если я не ошибаюсь. Е.Г.: Понятно. Но потому что интервенция – это просто расходование наших золотовалютных запасов и прочее. Это, конечно, крайний случай. Но, конечно, генерально на курс рубля, допустим, вернуть его к 30 рублей за доллар – здесь никакие словесные интервенции, конечно, не помогут. Это уже экономика. Если говорить о каких-то прогнозах, это надо, конечно, делать очень осторожно, но мне кажется, что если, конечно, не случится каких-то чрезвычайных ситуаций, надеюсь, этого не будет, чисто экономически предпосылок, допустим, для августа 1998 года у нас нет. Совершенно другая ситуация. Наверное, рубль где-то еще немножко в этом году будет слабеть, судя по всему. Но, видимо, то, что сейчас у нас, по-моему, уже за 80, я утром ехал, смотрел цены на бирже. К.Т.: 82. Е.Г.: Да, за 80. Может быть, еще где-то там до 85-90 дело дорастет. Надеюсь, не до 100. Потому что 100 – это уже некий психологический барьер. К.Т.: Да и 90 – психологический, я вам скажу. Е.Г.: Понимаете, я же вам уже говорил, я всегда своим коллегам-экономистам говорю, что, друзья, экономика – это сугубо гуманитарная наука. Да, есть расчеты, есть модели. К.Т.: У меня ощущение, абсолютно сходное с вами. Потому что все чаще и чаще, когда мы говорим об экономике, появляются вот эти колебания курса, основанные на слухах, то есть на эмоциях, которые все-таки больше к гуманитариям, а, во-вторых, на каких-то категориях, может быть, справедливости, несправедливости. Е.Г.: Константин, это называется столкновение интересов и мотиваций. То, что я говорю про гуманитарную сферу. Потому что у каждого человека, у групп людей есть свои интересы, свои мотивации. И они сталкиваются. Это нормальная ситуация в любом обществе, в любой экономике. И это часто описать формулами невозможно. Потому что эти мотивации могут быть слабо выражены в каких-то вещах. Но я к чему говорю насчет этого курса? Это хороший пример. Я очень боюсь валютной паники. Смотрите, рубль падает. Но мы как-то видим, по крайней мере, зрительно, и я слежу за прессой, нет очередей в обменные пункты, нет очередей в банках, когда люди бы побежали срочно обменивать эти свои оставшиеся рубли. К.Т.: А куда по такому курсу обменивать? Уже все. Поезд ушел, рельсы остыли. Е.Г.: Послушайте, Константин, когда я свои скромные сбережения в Сбербанке при 35 рублях за доллар поменял, просто перевел из рубли в доллары, меня некоторые мои коллеги сочли сумасшедшим, что ты теряешь деньги. Я так понимаю, что я в рублях жутко разбогател. Я так смотрю. Я, конечно, не в долларах. К.Т.: В попугаях я гораздо длиннее, да. Е.Г.: Я просто к чему? Сейчас действительно такая ситуация. Я не склонен давать конкретно советы. То есть нужно ли сейчас рубли менять на доллары или не нужно – не знаю. К.Т.: Но нет паники. Е.Г.: Да, но паники нет. Она может возникнуть. Понимаете, пойдет какой-нибудь слух. Например, смотрите, вчера было заявление группы российских банков, они обратились в Центральный банк к Набиуллиной, что из-за вот этого довольно резко снижения курса рубля у них уже в первом квартале может наступить ситуация для четверти российских банков, когда их активы будут меньше тех нормативов, которые установлены Центральным банком. К.Т.: Тогда начнет схлопываться банковская система. Е.Г.: Они просят Набиуллину как-то на это повлиять, как-то, может быть, сделать более низкими эти нормативы, и так далее. К.Т.: А у Набиуллиной есть какой-то механизм? Е.Г.: Она устанавливает. Это она устанавливает. Это прерогатива Центрального банка. Собственно, они и отвечают за банковскую систему. Но я к чему говорю? Мы с вами как люди, интересующиеся профессионально, мы это прочитали. Я надеюсь, что никаких следов в поведении у наших людей не будет. Но если сейчас в ближайшее время действительно 3-4-5 банков начнут лопаться, причем, банки, которые достаточно значимы в рейтингах и прочее, я не исключаю ситуации. Вот это очень плохо. Когда люди побегут хотя бы снимать свои рубли. Побежали, из одного банка снимают рубли, бегут в тот банк, который они считают, например, более надежным. И это уже начинает подрубать… К.Т.: И дальше эффект домино. Е.Г.: И эффект домино. У нас же, помните, была история, когда одна газета, не буду называть, какая, помните, лет 10 назад… К.Т.: Написала не будем говорить, что. Е.Г.: Она написала нечто про один из наших уважаемых банков. Люди побежали снимать со счетов этого банка деньги. И банк потерял вообще десятки миллиардов рублей. Кстати, банк подал на эту газету суд и, я так понимаю, выиграл. Но вы представляете, какой эффект? Это не только в России. То же самое бывает неоднократно, вот, недавно это было несколько лет назад в Лондоне тоже в отношении одного из старейших английских банков. Прошел слух, что там что-то не все в порядке с этим банком, и у них даже в Англии началась не то что банковская паника, но тем не менее. Вспомним Lehman Brothers в Соединенных Штатах. С чего он лопнул, с чего начался вообще мировой кризис 2007-2008 года. Поэтому эти вещи… К.Т.: То есть мораль басни: сидеть – не дергаться? Е.Г.: Эти вещи, к сожалению, да. Я хотел бы здесь… Я, конечно, не уполномочен, я не работаю в Центральном банке, в правительстве, но, я считаю, это будет очень плохо, если наши люди начнут действовать в этом режиме какой-то паники. Надо просто быть спокойным. К сожалению, в этой ситуации мало что зависит. К.Т.: Есть ощущение, с другой стороны, что у наших людей не так много лишних денег, чтобы эту панику создать. Е.Г.: Совершенно верно. Те, у кого были какие-то более-менее запасы, те либо уже в эти годы, последние пару лет… У нас идет девальвация рубля, она идет. Эти люди либо, как я, перевели это в валютные вклады, либо что-то купили. Помните, в конце 2014 года был бум, люди покупали телевизоры, холодильники. К.Т.: Сейчас, говорят, на авторынке оживление. Е.Г.: Да, на авторынке оживление и так далее. Но, конечно, есть предел. Потому что, в общем, Россия – все-таки страна небогатая. Если мы говорим о доходах населения. К.Т.: Скажем так, страна, населенная небогатыми людьми. Е.Г.: В целом. Есть очень богатые люди. К.Т.: Разрыв колоссальный. Е.Г.: Разрыв колоссальный. К.Т.: И вот я, собственно, о чем. Сегодняшняя новость. "Коммерсантъ" пишет слух, не скрывая, что слух, что в правительстве задумались о возвращении отмененного в 2010 году социального налога. Е.Г.: Единого социального налога. К.Т.: Что это может означать? Е.Г.: Для простого человека это ничего не означает. Для работодателя, который платит сейчас эти взносы, вы знаете, в Пенсионный фонд, в Соцстрах… К.Т.: Ему еще ЕСН. Е.Г.: Это будет замена. Это не дополнительный. Речь идет о некоем новом администрировании. К.Т.: То есть, вы полагаете, это не дополнительная нагрузка на работодателя? Е.Г.: Нет, это нет. Я не исключаю, что действительно какое-то дополнительное налогообложение будет введено. Например, вы знаете, что в Пенсионный фонд и в Фонд социального страхования платится взнос только до 700 000 рублей в год. Заработная плата по прошлому году. Там есть верхний предел. Если у вас заработная плата накопительным образом зашкалила в течение года свыше, по-моему, в прошлом году было 700 с чем-то тысяч рублей, то с превышения ничего не платится. Правда, пару лет назад ввели 10% с этого превышения – фактически налог, который идет в Пенсионный фонд. Из-за того, что не хватает там денег. Но в прошлом году ввели, что со всей зарплаты платят взнос в Фонд обязательного медицинского страхования. Я не исключаю, что сейчас могут ввести, чтобы взнос платился полностью, со всех взносов, допустим, в Пенсионный фонд. Это возможная ситуация. К.Т.: Но это означает нагрузку на бизнес, который и так еле-еле держится. Е.Г.: Это нагрузка на бизнес. Совершенно верно. Между прочим, Кудрин, если вы читали сегодня новости, он находится в Давосе. Он там заявил, по-моему, вчера, что на 99,9% предполагает, что в этом 2016 году будут повышены налоги. Он не стал раскрывать, где, по каким пунктам и так далее. Но он сказал, что это фактически предопределено. К.Т.: Еще продолжение из сегодняшнего же "Коммерсанта". Еще часть предложений, которые обсуждаются в правительстве, включают увеличение нагрузки на высокие заработные платы (сверх порога 800 000 рублей в год). То, о чем вы говорили. Е.Г.: Так вот оно это и есть. В этом году порог повышен. Он по закону индексируется. И в этом году он где-то 800 с чем-то тысяч. Это ровно то, о чем я говорил. То есть взносы в Пенсионный фонд будут браться с любой… К.Т.: Но у меня возникло ощущение, что у правительства какие-то странные представления о сверхдоходах, если 800 000 рублей в год. Казалось бы, сумма. Мы это делим на 12, получаем 66 000, мы выдергиваем из этого 13%, получаем 57000. И это, в общем, не самая высокая зарплата в Москве и ряде других регионов. А в других регионах, где чуть похуже, это может считаться средним классом. Е.Г.: В провинции зарплата 60000 рублей – это большая экзотика. Во многих регионах России. К.Т.: Но во многих регионах это и не редкость. Е.Г.: Если возьмем Ханты-Мансийский автономный округ, Ямало-Ненецкий, то там, конечно… К.Т.: К примеру. Северные зарплаты. Е.Г.: Да, там, конечно, зарплаты повыше. Если мы возьмем зарплаты чиновников в любом регионе Российской Федерации, то они тоже достаточно высокие. Это факт. К.Т.: То есть получается, что у нас московский офис-менеджер, менеджер среднего звена и олигарх или, скажем, руководитель госкорпорации находятся в равных финансовых обязанностях, получается. И тут возникает категория справедливости. Е.Г.: Нет, имеется в виду, что с их полной зарплаты будут брать взнос по одной и той же ставке в Пенсионный фонд. Я вам должен сказать вещь, которую мои коллеги пока воспринимаются скептически с точки зрения повышения налогов. Но я думаю, что это будет, к сожалению. Я думаю, что будет введена прогрессивная шкала налогообложения как раз по доходам на физических лиц. То, что сейчас мы все платим 13%. К.Т.: То есть то, что мы обсуждали сейчас выше 800 – это пока привет работодателю. Е.Г.: Это Пенсионный фонд, это привет работодателю. К.Т.: И люди пока как получают свои 57000, так и получают. Даже не подозревая, что у них сверхвысокие зарплаты. Е.Г.: Когда вы приходите в бухгалтерию вашей фирмы, говорите – дайте мне распечатку, сколько я получаю зарплату. К.Т.: Да, на самом деле вы получаете вот столько. Е.Г.: Да, вам пишут. Вы получаете 30000 рублей в месяц минус 13% - это подоходный налог, вот на руки, соответственно, посчитайте. А там не написано, сколько за вас заплатил в Пенсионный фонд, в Соцстрах и Медстрах. Еще, кстати, обязательно страхование от несчастных случаев и профзаболеваний. Оно небольшое, но тем не менее… К.Т.: Но все равно. Е.Г.: Да, оно есть. А в данном случае, если я говорю о подоходном налоге, мне кажется, пока это обсуждается очень мало, но, к сожалению, от этого, боюсь, никуда не деться. И это будет как раз на богатых людей. Но там будет зависеть, конечно, от планок. К.Т.: Смотря что у нас будет считаться богатым человеком. Я очень боюсь, что у нас богатыми будут считаться люди, которые и так… Е.Г.: Вы знаете, наш средний класс, вы о нем сказали… К.Т.: Ведь те же большие зарплаты в Москве компенсируются московскими ценами. Е.Г.: В общем, да. К.Т.: И которые с этими 57 тысячами еле сводят концы с концами. И на них еще, бабах, прогрессивную шкалу. Жил-был у бабушки серенький козлик. Е.Г.: Я бы так сказал: это вопрос политический. Потому что ведь, в общем, двигатель экономического развития в любой стране – это средний класс. Мы с вами понимаем. Допустим, в Европе средний класс – это 50-55% населения. Кстати, вспомним слова того же Владимира Владимировича Путина, когда он снова стал президентом в 2012 году, он неоднократно говорил, что мы хотим к 2020 году, чтоб у нас тоже было 50 с небольшим процентов среднего класса. Это правильно. Эта идея очень правильная. Так вот сейчас у нас процент Росстат не считает. Это не входит в статистику. Кстати, в мире тоже… Есть оценки. У нас средний класс, если сказать очень оптимистически – 20%. Это очень оптимистически. На самом деле, я думаю, меньше. Я думаю, процентов 15. Потому что там есть критерий материальный и не только материальный. Образ жизни, стиль потребления и так далее. Так вот, действительно, то, о чем мы с вами говорим, повышение налогов. И с точки зрения, допустим, налогообложения относительно высоких зарплат по Пенсионному фонду… К.Т.: Очень относительно высоких. Е.Г.: И так далее, да, это, конечно, удар по этому среднему классу. Это, безусловно, удар по ним, прежде всего. К.Т.: И это предлагается делать в выборный год. Е.Г.: У нас выборы же не только в этом году. У нас выборы еще будут в 2018 году в марте. То есть 2017 год, следующий уже, будет идти под знаком подготовки к президентским выборам. И там, конечно, вся тяжелая артиллерия с точки зрения социальной политики, как мы это с вами проходили не один раз, в предвыборный период, конечно, будет использоваться. А что это? Конечно, будет очень много слов, как у нас все хорошо и так далее, хотя люди уже не очень-то верят. Все-таки карман ты можешь потрогать. Кошелек, который лежит. Все это видят. Но какие-то примочки, конечно, будут вытащены. Например, даже в этом году ведь говорят про вторую индексацию пенсий. Правда, в бюджете на это денег нет. К.Т.: Как раз завтра Государственная Дума должна обсуждать индексацию зарплат. Е.Г.: Индексацию зарплат кому? К.Т.: Бюджетникам. Е.Г.: Индексация зарплат бюджетникам – это, в общем, дело регионов. Потому что большая часть бюджетников, имеются в виду учителя, врачи, работники культуры и так далее – это региональный уровень. Из федерального бюджета, если мы говорим о бюджетниках – это, прежде всего, вузы, это самый большой. Ну, федеральные медицинские центры. И отдельные федеральные учреждения культуры – Большой театр, Эрмитаж и так далее. Но в основном это проблема региональных бюджетов. И, конечно, у нас же вообще по законодательству, если принимается федеральный закон, который предписывает регионам, допустим, проиндексировать зарплату учителя на 5-7%, то федеральный бюджет должен под это дать денег. К.Т.: А, вот так вот. Е.Г.: А как же? Это правильно. Но если ты навешиваешь на регионы какие-то обязательства. К.Т.: То дай ему тоже. Е.Г.: Так ты дай ему источник. Поэтому здесь я обсуждать не буду, но каких-то резервов для индексации именно по зарплатам я не вижу. По пенсиям, еще раз повторю, так как в бюджете нет на это средств, не предусмотрено. Вторая индексация в этом году, вы знаете, с 1 февраля будет на 4%. Я думаю, какие-то резервы там наскребут, найдут, и где-то с 1 сентября, судя по всему, перед выборами еще процента на 4, наверное, индексация будет. Это чисто политическая вещь. А по налогам – да, я думаю, что это будет использована тяжелая артиллерия. Возможно, в 2017 году, что мы сейчас будем, те, кто побогаче – пусть поделятся. Помните классическую фразу - "делиться ж надо!". Сложная ситуация в стране, мы должны консолидироваться, мы должны войти в положение. К.Т.: Взять все и поделить. Е.Г.: Да. И, в общем, я должен сказать, что большинство нашего российского населения это поддержит. Судя по тем настроениям, которые у нас есть, оно это поддержит. И политически это очень такой выигрышный момент, правда, на короткое время. Потому что это подрубает снова же, я уже говорил, на уровне среднего класса. К.Т.: Средний класс. Е.Г.: Да, и средний класс – это двигатель прогресса, в том числе экономического. Если мы его так будем поджимать, то хорошо, 2018 год проходит, президент избран, кто бы он ни был – Владимир Владимирович Путин, какой-то другой человек, неважно. А что 6 лет дальше делать? 6 лет президентский срок. А как развивать, как поднимать экономику с колен? Мы страну поднимаем с колен, хорошо. А экономику с колен как будем поднимать? Это вообще большой вопрос. Без среднего класса здесь не обойдешься. К.Т.: Это, наверное, последний вопрос, который мы успеем обсудить, буквально 2 мин у нас. Давайте вернемся к тому, с чего начали. Было много хороших слов, было много правильных статей. Было мало чего сделано. Что сейчас можно сделать, чтобы как-то смягчить падение, что называется? Или нужно сидеть на печи и ждать, когда нефть вырастет? Е.Г.: Понимаете, есть люди, которые все-таки принимают решения, их очень мало в России, но и вообще в любой стране. Есть люди, которые, конечно, ожидают каких-то адекватных решений со стороны тех, кто у нас власть представляет. Первое, что надо, мне кажется, сделать в нашей ситуации – это сказать правду. Потому что пока все заявления, которые произносятся, они имеют такой характер психотерапии. "Ребята, мы дошли до пика кризиса". Или "Ребята, подождите еще, через год будет все хорошо". Этого не будет. Не будет. Я скажу так: если мы будем так развиваться, как сейчас, 10 лет без экономического роста у нас будет – это нам обеспечено. 10 лет без экономического роста. Там +1% считать нельзя. Мы с вами говорили про ВВП. Хорошо, мы сейчас в следующем году произведем 20 военных самолетов. Это будет +1% ВВП. Но вы понимаете, что это не говорит о том, что экономика стала развиваться по-другому. Поэтому надо сделать какой-то достаточно объективный анализ, причем, это должны сделать люди, которые принимают решения, а не просто… Это первое. Второе – конечно, нужны реформы. К сожалению, очередной раз в истории России мы все с вами устали. На жизни нашего с вами поколения сколько было реформ, причем, не очень удачных. Но в данном случае, к сожалению, это необходимо. И первое, что надо сделать – это, безусловно, инвестиции. Если мы говорим про экономику. Потому что, как сказал один мой хороший друг, я ему очень доверяю, он говорит: у нас вообще клиническая смерть экономики. Почему? Остановился инвестиционный процесс. Понимаете? Если мы хотим экономику перерисовать, сделать ее из нефтегазовой сырьевой в современную экономику, нужны деньги. Создать рабочие места, переобучить людей, купить какое-то оборудование, технологии и так далее. Нам надо создать условия все-таки для частного бизнеса – и нашего российского, и иностранного. Мы здесь упираемся в большую политику, потому что санкции… Санкции – они вредны не в смысле, что нам не поступают какие-то деньги. Они создают климат недоверия к России. Вот это очень плохая ситуация. Поэтому, конечно, инвестиционный климат, конечно, активность самих людей. Тот же средний класс должен формировать класс бизнесменов. Тот же малый бизнес. Много чего такого. И реформа государства. Я лично считаю, что с тем госуправлением… К.Т.: Когда начинать надо? Е.Г.: Завтра. Давайте скажем – вчера. Но с каждым днем, который у нас оттягивается хотя бы к этой общенациональной дискуссии, откровенной дискуссии, он отдаляет нас от будущего экономического роста и от развития страны очень надолго. К.Т.: Спасибо, что нашли время заехать. Будем надеяться, что ваши слова будут услышаны. Делаем вывод, что начинать реформы надо вчера. Евгений Гонтмахер, доктор экономических наук, профессор, был гостем нашей студии. Это была программа "Де-факто". Увидимся.