Константин Точилин: Добрый день, добрый вечер, доброй ночи и доброе утро всем, кто присоединяется к эфиру Общественного телевидения России. Это программа "Де-факто", мы работаем одновременно на все регионы нашей большой страны. Сегодня гость нашей студии - Григорий Сергиенко, исполнительный директор Российского топливного союза. Здравствуйте. И говорим про главное, говорим про цены на бензин, говорим про цены на нефть, потому что сейчас это определяет все. На прошлой неделе произошло то событие, которого я ждал давно, а именно: президент спросил - если нефть дешевеет, почему не дешевеет бензин? Я на протяжении последних нескольких лет самым разнообразным нефтяным экспертам и аналитикам этот вопрос задавал, но они как-то очень профессионально смотрели, как на идиота, и говорили - ну, вы же понимаете… Теперь, когда такой вопрос задал президент, ответить фразой "вы же понимаете", наверное, как-то не очень правильно. Если исходить из того, что такой вопрос задает не глупый журналист, а целый президент, то почему нефть дешевеет, а бензин дорожает? Григорий Сергиенко: Во-первых, мы нефть не покупаем. А продаем, продаем по цене, которая складывается на биржах. Но для внутреннего потребления мы цену занижаем за счет вывозной пошлины. Сегодня у нас действует вывозная пошлина 277, 5 долларов за тонну, вот из той цены нужно вычесть эти 277 - и то, что осталось, будет внутренняя цена нефти, которая идет у нас на переработку. Механизм определения пошлины с отставанием на один месяц. То есть анализируется то, что происходило на биржах за предыдущий месяц, и потом действует  на наступающий месяц. Поэтому эти два механизма в определенной степени отрывают те процессы, которые идут на биржах, от внутреннего ценообразования. К.Т.: Давайте попробуем объяснить нашим зрителям, из чего вообще складывается цена на нефть, с другой стороны - цена на бензин для нас как для конечных потребителей? Стоимость барреля нефти, уходящего из России, складывается из чего? Г.С.: Это биржевая цена, которая складывается на биржевых площадках, какие фьючерсы планируют. К.Т.: Нет, я имею в виду составляющую расходы собственно на ее добычу, налоги, на технологии, на транспортировку. Г.С.: Себестоимость добычи в России - от 4 до 7 долларов за баррель. К.Т.: Слушайте, вы так просто это говорите. Г.С.: А как? Так оно есть. К.Т.: Вы знаете, многие люди были в этой студии, и многих я в жизни спрашивал, собственно, о себестоимость нефти. И как-то все настолько уходили от этого вопроса, говоря, что вы же понимаете, это товар стратегического назначения, что он стоит столько, сколько стоит, как он будет, так и будет, и про себестоимость практически не говорил никто – вы первый. Записываю, от 4 до 7 долларов за баррель – это себестоимость. Г.С.: Продают по той цене, которая складывается на бирже. То, что между себестоимостью и той ценой, которая получается от продажи – это есть как бы прибыль государства и нефтяной компании. А потом она делится так, как я сказал: сначала государство забирает за счет пошлины ренту, то есть сверхприбыль, а потом уже та нефть, которая идет на переработку, формирует внутреннюю цену, в том числе и нефтепродуктов. Примерно стоимость нефти в цене нашего бензина от 8 до 10%. К.Т.: Всего? Г.С.: Всего. К.Т.: Да ладно. А как так получается? Если перевести на совсем бытовой уровень – выходит, вы покупаете бутылку воды, и выясняется, что стоимость воды в этой бутылке - 10%. Г.С.: Дело в том, почему такой малый процент. К.Т.: А почему? Г.С.: Потому что в цене нашего бензина превалируют налоги. Примерно 65% - это налоги. Три основных налога: налог на добычу полезных ископаемых, НДС и акциз. Вот эти три налога составляют основную нагрузку. 10% стоимости – это переработка, а остальное, около 18% - это транспортировка, доход опта и доход розницы. Вот такое структурное деление цены. К.Т.: А кому уходят все эти 90% из того рубля, который мы тратим на бензин? Хорошо, 10 копеек отдали нефтяникам. А остальные мы отдали кому? Г.С.: Сегодня 36,5 рублей - стоимость 95-го бензина, вот 65% от него - это 22-23 рубля. Покупая литр бензина, значит, вы сразу 22-23 рубля отдаете Минфину, в бюджет. Не раз, когда президенту на пресс-конференциях задавали такой вопрос, и он всегда отвечал, что, если кто имеет хорошую машину, значит, он имеет возможность купить хороший бензин. А, соответственно, за счет налогов в цене бензина мы производим перераспределение доходов, выравнивание своего рода. То есть, за счет того, что более состоятельные граждане могут уплатить, формируется бюджет, и за счет него социальные различные платежи и т.д. Притом это не только у нас. Если взять в Европе, там тоже примерно такое деление. Правда, налоги там еще выше. К.Т.: Но при этом у нас существует транспортный налог, который исчисляется из лошадиных сил, и совершенно не важно, дорогая у тебя машина или дешевая. Если бы у нас убрали транспортный налог и все это зашили в стоимость литра - наверное, было бы справедливее, как вы думаете, или нет? Г.С.: Тут, я понимаю, немножко несогласованность какая-то была. Ведь, когда акцизы повышали, была договоренность о том, что транспортный налог уберут. К.Т.: Акцизы повысили, но налог не убрали, как интересно получилось. Г.С.: Денег не хватило опять в дорожных фондах, чтобы тратить на дороги. К.Т.: Дорог, впрочем, тоже не стало. Г.С.: Это уже не ко мне вопрос. К.Т.: Я понимаю. Это наблюдение водителя, что называется. Г.С.: Есть "Автодор" и т.д., которые тратят на дороги. Пообещали, что в ближайшем будущем снимут этот транспортный налог. Тем более, что с нового года еще одно условие в плане налогового маневра: там акциз будет тоже увеличен, и за счет этого тоже отчисления в дорожные фонды увеличатся. Наверняка, в этом случае придется транспортный налог отменить. К.Т.: Смотрите, еще какая история. Все время нам объясняли - я очень часто слышал такие объяснения – что, если нефть дорожает, то бензин дорожает, зависимость понятная. Если нефть дешевеет, то бензин дорожает, потому что производители должны за счет внутреннего рынка компенсировать свои убытки. Собственно, у нас, у внутреннего рынка кто-нибудь спрашивал, хотим мы это компенсировать или нет? И как с этим быть? Как-то нечестно получается, согласитесь. Г.С.: В определенной степени вы тут правы, поскольку нефтяники ведут бизнес равнодоходно, то есть то, что они зарабатывают, продавая чистую сырую нефть, то же они должны иметь и на внутреннем рынке, уже продавая нефтепродукты с учетом всех издержек. Это закон рынка, потому что товар идет туда, где за него больше платят. Если у нас будет здесь дисбаланс, то или здесь будет пусто, а за рубежом густо, или, наоборот, у нас будет здесь переизбыток. Поэтому, в целом, вы спрашивали, как стоимость цены нефти сказывается на внутренних ценах, то поддержание этого баланса доходности определяется. Вот сейчас, допустим, при таком курсе доллара, нефтяники должны платить налоги в рублях – соответственно, это нагрузка тоже увеличивается. И экономически может быть не выгодно продавать по той цене, которая есть. Когда у нас был кризис в 2008 году, тогда в октябре-ноябре сложилась такая ситуация, что невыгодно вообще было нефть продавать за рубеж. К.Т.: А тогда сколько была стоимость нефти, напомните? Г.С.: Я точно сейчас не помню, около 40 долларов, кажется. К.Т.: То есть нам до этого еще падать и падать? Г.С.: Не дай Бог, конечно, лучше не падать до такого уровня. Тогда пошлина, которая взымалась, оказалось больше того, что нефтяники зарабатывали, они должны были уменьшить. К.Т.: Смотрите, вы говорите, что себестоимость - от 4 до 7 долларов, и даже при цене 40 долларов уже становится невыгодно продавать. А как вот так получается? Г.С.: Нет, это тогда было. Тогда сложились соотношения пошлин, которые изымало государство при продаже нефти, потому что тогда пошлина определялась по трем месяцам предыдущим и пересматривалась. После того кризиса сейчас перешли на один месяц, чтобы более гибко налоговую систему применять, потому что тупик получался тогда. Если в целом оценивать налоги, которые государство берет у нас, то где-то из рубля 87 копеек забирает государство. К.Т.: С учетом себестоимости или нет? Г.С.: Да, конечно. К.Т.: А маржа нефтяных компаний какова вообще? Потому что, с одной стороны, они все время говорят, что они из последних сил работают. С другой стороны, мы видим шикарные офисы в центре Москвы, где стоимость квадратного метра известна, мы видим спонсорство футбольных клубов, причем не только российских, и мы понимаем, что это все стоит не миллион и не два, а значительно больше. А вот когда нефтяные компании говорят, что им плохо, насколько им плохо? Расскажите, чтобы им можно было позавидовать. Г.С.: Дело в том, что у наших нефтяников бизнес разносторонний, они же не только добывают нефть и продают нефтепродукты: есть нефтехимия, газ добывают, одновременно другие сопутствующие бизнесы. К.Т.: Но при этом явно не себе в убыток они добывают газ и занимаются нефтехимией. Г.С.: Продаже нефтепродуктов в структуре дохода нефтяной компании принадлежит где-то 3-5% всего, а остальное - это все за счет экспорта нефти. К.Т.: Но это тоже продажа? Г.С.: Продажа, но… К.Т.: Продажа на внутреннем рынке, вы имеете в виду? Г.С.: Да. Исходя из этого 3-5% то, что они зарабатывают. К.Т.: Это они зарабатывают на нас, а остальное они зарабатывают на европейцах, условно говоря. Г.С.: Да. Плюс надо еще иметь в виду, что нефтяники имеют возможность центр прибыли переносить или в розницу, допустим, или в опт. К.Т.: У них есть возможность какого-то маневра. Г.С.: Да, такой маневр. И вот то, что происходило в этом году, и еще вызвало такую заинтересованность у президента, - в этом году оптовые биржевые цены выросли почти на 40%. К.Т.: За счет чего? Г.С.: Тут несколько факторов. Дело в том, что у нас по бензинам - за дизель я не говорю, по дизелям у нас более-менее, потому что мы производим его в два раза больше, чем потребляем - по бензинам у нас последние годы наблюдается своего рода такая напряженность, связанная с тем, что, сколько производим, столько и потребляем. К.Т.: Переизлишков нет? Г.С.: Нет. Поэтому если что-то происходит, допустим, на Ачинском заводе произошел пожар с серьезными последствиями, потом были остановки других заводов, тоже непредвиденные. В целом это все планируется обычно. К.Т.: Ну, плановые ремонты НПЗ. Г.С.: Весной и осенью заводы останавливаются, а тут летом было. И на бирже, когда формируется цена на бензин - это примерно то, что сейчас с долларом происходит - когда так называемые биржевые спекулянты чувствуют, что будет дефицит, то они спешат закупить топливо, и это гонит цены вверх. В этом году до 40% биржевые цены выросли. Если бы за ними так же розница росла, то примерно на 30% должны были бы подняться и розничные цены. К.Т.: Слушайте, я, наверное, задам дурацкий вопрос. Но я думаю, что не меня одного, а как минимум нескольких наших телезрителей еще, беспокоит, почему так колбасит, извините, стоимость нефти, стоимость бензина? Это же не происходит с молоком, с хлебом, со всем остальным. Есть совершенно понятные расходы на производство, есть налоги, есть маржа, и вот она - относительно более-менее честная стоимость. Почему нефтяные цены шатает просто в нечеловеческих пределах – там, от 17 долларов до 100 с лишним за баррель? В чем особенность этого товара, что вот с ним происходит вот так? Г.С.: Этот товар достаточно инерционный, и он зависит от многих факторов. В первую очередь, от перспективы потребления. Поскольку это биржевой товар, там тоже действуют такие механизмы, о которых я уже говорил. К.Т.: На бирже торгуется и зерно, и металл, и все остальное, но вот таких колебаний нет ни у чего. Г.С.: Здесь есть определенная цикличность. Если проследить 10-15 лет, то наблюдается скачок вверх, потом скачок вниз – это нормально для рыночной экономики, поскольку, как известно, когда экономика начинает приобретать обороты, значит, она потребляет больше энергоресурсов. Соответственно, при недостатке предложения гонит цены. Когда потребление падает, или, допустим, предложение превышает спрос - значит, цены начинают падать. Это закономерность такая рыночная, и я бы не усматривал никаких козней. К.Т.: Нет, я не про козни, просто пытаюсь понять, почему такой разброс, наверное, ни с чем не сравнимый. Г.С.: Почему это сейчас происходит? Дело в том, что Америка вложила солидные ресурсы и решила нарастить собственную добычу сланцевой нефти. Обычно она 40% обеспечивала за счет собственных ресурсов, а 60% закупала. Сейчас она вышла, что 20% только закупает. К.Т.: Эксперты тоже разное говорят. Одни говорят, что прохлопали мы сланцевую революцию, другие говорят, что сланец этот накроется через пару лет. А вы как думаете, прохлопали или не прохлопали? Г.С.: Дело в том, что технология добычи сланцевых нефти и газа - специфична, и достаточно трудоемкая. Скважин бурят много, потому что они быстро истощаются именно при этой технологии, и не сравнимо, конечно, с обычной нефтью. Поэтому, во-первых, затраты дороже, во-вторых, быстро месторождения иссякают. И я думаю, что перспектив больших, чтобы перешли, -  нет. Это уже в случае, если у нас слишком дорого обычную нефть добывать, тогда можно переходить на сланцевую, и т.д. К.Т.: То есть нельзя сказать, что мы это проспали каким-то образом? Г.С.: Нет. Нас пока удовлетворяет себестоимость та, которую я называл. Даже сами нефтяники говорили, что, если будет 40 долларов за баррель, мы работать будем не в убыток себе. К.Т.: Они-то будут работать не в убыток себе, но при этом надо понимать, что вся страна сидит на доходах от этой нефти, которых, я с удивлением узнал, стало больше, чем было в Советском Союзе. Мы последние 20 лет слышим мантру о том, что нужно слезать с нефтяной иглы, но, тем не менее, мы все глубже и глубже на нее садимся. Г.С.: То, что сегодня происходит, это как раз последствия того, о чем вы говорите. К.Т.: Если в Советском Союзе 15% составляющая доходов, а сейчас - 50%. Г.С.: Если нечем больше… Плоды рук, мозгов - нам нечего продать, и за это получить этот презренный доллар или евро. Увы, вынуждены только за счет природных ресурсов. Когда цены на природные ресурсы, таким образом, резко снижаются, наверное, логически приходим к тому, что происходит. К.Т.: Смотрите, какая история. Мы уже понимаем, нас научили, что курс нашего рубля зависит от стоимости барреля нефти. С другой стороны, мы понимаем, что, когда рубль дешевеет -  соответственно, доллар дорожает. Дорожает все, до чего мы пытаемся дотронуться в магазинах на полках, и тут же мы понимаем, что, наверное, подорожает и тот же бензин. Или не подорожает? Или как, потому что соблазн велик? Есть ли какие-то экономические основания для этого? Г.С.: Да, есть, конечно, потому что растут издержки проведения бизнеса. Если товары подорожают - значит, есть необходимость повышать зарплату сотрудникам. Соответственно, другие издержки, которые связаны с этим - за аренду, за землю, другие какие-то платежи, которые учитываются при ценообразовании на бензин, все равно проявятся каким-то образом, и совокупно это каким-то образом скажется. Но дело в том, что у нас существует своего рода правило, что цены могут подняться не выше уровня инфляции: вот какой уровень инфляции будет в следующем году, будут однозначные цифры, двухзначные. К.Т.: А кто скажет честный уровень инфляции, вот в чем вопрос. Потому что, по прошлым годам, то, что нам говорило правительство по уровню инфляции, оно вызывало улыбки у некоторых. Г.С.: Уже Дворкович, вице-премьер, Новак, министр энергетики, заявили о том, что в следующем году у нас цены поднимутся не более чем на 10%. Это уже является ориентиром, за этим зорко следит ФАС. Да, в пределах инфляции считается, что допустимо повышение цен. Если выше уровня инфляции, то появляются вопросы. К.Т.: А то, что мы наблюдали в понедельник-вторник, это кошмарное падение курса. Когда это все дойдет до литра бензина на бензоколонке, когда нам с этим придется столкнуться? Г.С.: По мене развития инфляционных процессов в следующем году. К.Т.: Но не в этом году, вы считаете, не в декабре? Г.С.: Нет. К.Т.: То есть, декабрь доживем с этими ценами? Г.С.: Да, президент как бы погрозил пальцем, и цены опустились немножко. Оставшийся период у нас до нового года достаточно маленький для того, чтобы резко упали. На сегодняшний день нет экономических оснований для падения цен, поскольку с 1 января увеличивается налоговая нагрузка в результате применения налогового маневра, и, соответственно все издержки начинают расти, в том числе налоги. К.Т.: Смотрите, как интересно получается, не зря у нас двуглавый орел на гербе, потому что одна голова словами президента сказала: остановите цену. А другая голова при этом ничего не меняет ни в налогообложении, ни в акцизах, ни в чем. Г.С.: Этот налоговый маневр был принят еще в октябре, кажется, вместе с бюджетом, до того, как было заявлено, что в течение четырех лет мы налоговую систему менять не будем. Но это уже обратной силы не имеет, я так понимаю. К.Т.: При всем при том, что налоги, как вы говорите, что из рубля 87 копеек уходит государству, президент как-то так прищурился, и цены замерли на некоторое время. Это же он действует исключительно, в хорошем или плохом смысле слова, на жадность продавцов? Как низко могут припасть запасы этой жадности, как долго они могут удерживаться от роста цен? Стоимость гнева президентского, если его в рубле на литр считать? Г.С.: На фоне того безудержного роста оптовых цен, который был связан с различными катаклизмами и недопоставками бензина на рынок, доходность розничного бизнеса была или нулевой, или отрицательной в течение почти пяти месяцев с начала роста цен. Притом это наблюдается последние три года ежегодно. Когда у нас снижается спрос – падают биржевые цены, это мы наблюдаем с середины ноября. Доходность, которая нормальная для розничного бизнеса, 15%. Как раз она была около нуля или 5-6%. К.Т.: 15% - это гуляние на самом деле, Европа-то с 3-4% живет, а у нас 15% мало. Г.С.: В Европе другие условия ведения бизнеса. Может, мы когда-то придем к такому уровню, но для этого нужно серьезно изменить саму структуру этого бизнеса. Дело в том, что в Европе, в основном, частные заправки отданы или в аренду, или в концессию - в общем, в управление. У нас тоже такая практика начинает развиваться. Когда, действительно, нефтяная компания устанавливает 5% - и тот, кто работает на этой заправке, как раз должен вложиться, снижать свои собственные издержки и т.д. У нас пока рынок более свободный. К.Т.: Я правильно понимаю, что с маржинальностью меньше 15% с тобой никто разговаривать не станет по нашим условиям? Г.С.: По нашим условиям да, потому что именно такая маржа является оптимальной на сегодняшний день. К.Т.: Оптимальная, наверное, не 15%, а 115%. Соотношение вы имеете в виду. Г.С.: Да, позволяет покрывать издержки, зарплату платить и т. д. В нынешних условиях. К.Т.: И спонсировать футбольный клуб. Г.С.: Спонсируют нефтяники, а не розница. К.Т.: Я про нефтяников говорю, конечно. Г.С.: 5% доходности розницы в совокупности дохода нефтяной компании - это практически ничто. За розничную продажу бензина доход, который получает, нечем будет содержать футбольную команду. Это за счет других, за счет экспорта. К.Т.: Сейчас существует значительное количество экономистов и около-экономистов, которые рассуждают о том, какой должна бы быть справедливая цена рубля по состоянию на сейчас. Многие говорят, что рубль недооценен, происки спекулянтов и т. д. С вашей точки зрения, справедливая цена на нефть сейчас? Нефть сейчас стоит, сколько стоит, она недооценена, она переоценена, мировые цены я имею в виду? Г.С.: В рыночной экономике товар стоит столько, сколько за него платят в данной ситуации, на данный момент. Поскольку рыночное ценообразование позволяет наиболее полно учесть все нюансы, связанные с условиями добычи, предложение спроса, намерение купить, продать и т. д., другого не придумано пока. Сегодня 62, даже ниже уже стоит. К.Т.: Я бы сказал хуже, а не ниже. Г.С.: Но, увы, она стоит на сегодня столько, сколько стоит. Если искусственно как-то это дело снести, сумбур получится, и мы никогда не получим предсказуемости этого процесса, и будет только хуже. К.Т.: Спасибо. Григорий Сергиенко, исполнительный директор Российского топливного союза. В Интернете уже успели пошутить, что государство сдерживает свои обещания, и сейчас у нас цена литра бензина меньше доллара. Вопрос: как долго это продлится?