Константин Точилин: Добрый вечер всем, кто присоединяется к эфиру Общественного телевидения России. Мы работаем на все регионы нашей большой страны одновременно. Это программа "Де-факто". Сегодня наш гость Павел Грудинин - заместитель председателя Комитета Торгово-промышленной палаты по развитию агропромышленного комплекса, он же директор ЗАО "Совхоза имени Ленина". Здравствуйте. Павел Грудинин: Здравствуйте. К.Т.: Хочу спросить, наверное, про самую громкую и не очень понятную тему этой недели это история с гречкой. С этой крупой происходит что-то невероятное в нашей стране. Мы получаем сообщения из Петербурга, из Чебоксар, если я не ошибаюсь, "дают" вот этот термин забытый позднего СССР и ранней России "дают пять упаковок в одни руки". На Кубани гречка подорожала с 45 рублей до 90. При этом Минсельхоз успокаивает народонаселение и говорит, что в год мы съедаем 550 тыс. тонн, намолочено уже 700 тыс. тонн, поэтому дефицита быть не может. Что вообще происходит, у вас есть какие-то соображения? Как только наше правительство говорит, что не волнуйтесь с ценами все нормально, нужно бежать что-то закупать П.Г.: Первое, что Минсельхозу у нас уже не верит никто, народонаселение точно не верит. А второе – это ажиотажный спрос. Помните 2010-й год, то же самое происходило, когда у нас вдруг выяснилось, что единственный крупный регион, который производит гречиху, это Алтай. На Алтае снег накрыл неубранные посевы. Это, естественно, привело к тому, что все оптовики узнали, что, скорее всего, с гречкой будут проблемы, а гречка этот тот товар, который можно положить на хранение на год или два, он пролежит. Поэтому народ рванул в магазины, зная, что там неурожай, тут еще Минсельхоз говорит, что не волнуйтесь, все нормально. Как только наше правительство говорит, что не волнуйтесь с ценами все нормально, нужно бежать что-то закупать. Государство неоднократно учило наше народонаселение, что давайте, ребята, готовьтесь к чему-то нехорошему, поэтому народ пошел. Помимо этого есть еще влияние санкций, как это не странно. Потому что если продовольствия в магазинах становится меньше, то группы товаров, которых становиться меньше, заменяются какими-то другими. Крупы меньше попали под санкции, но тоже есть такой эффект, что все дорожает – сейчас и это подорожает, а гречки ограниченное количество. Чем больше спрос, тем выше цена, потому что предложение увеличить невозможно. Мы не можем вести гречку ниоткуда. Есть Китай, но в Китае несколько другого качества гречка и она не совсем нам подходит. Традиционную русскую гречиху, которую мы едим, выращивают только в России. К.Т.: В общем, да, поскольку Европа ее не рассматривает вообще как пищевой продукт, кормовая в лучшем случае. П.Г.: Об этом они не знают просто, что есть такой продукт как гречка. К.Т.: Что ее можно есть. Насколько я знаю, в Чехии гречка называется поганка, что, в общем, характеризует их отношение к этому продукту. П.Г.: Это, к сожалению, так, но это наша традиционная еда и в этом нет ничего плохого. К.Т.: Тем не менее, какие-то основания для паники есть, с вашей точки зрения, или это какой-то массовый психоз? П.Г.: Я думаю, основания есть в том, что будет неурожай. Вопрос в том, что никто толком не может знать, какие запасы были с прошлого года, и что эта зима или осень в конце концов даст крестьянам. Если резко выкинуть эту гречиху, то, конечно, ажиотажный собьется, потому что народ  не может купить столько, ну, один раз купил пять упаковок гречки, потом еще раз купил, потом маме купил, а дальше то что? Ее уже столько, что девать некуда. Поэтому это только одним – увеличением предложения на рынке. К.Т.: Есть уже теории заговоров, что это спровоцировано греческими магнатами какими-то. П.Г.: Как только в стране что-то происходят, то ищут спекулянтов или ищут какие-то заговоры. Население оказывается главным спекулянтом по большему счету. Я не думаю, что есть какие-то сговоры. Есть просто реальные опасения того, что гречихи не будет, которые распространилась по населению. Помните, неделю назад замминистра сельского хозяйства сказал, что у нас с солью будут проблемы. У нас с Украины много соли везли, а теперь они там остановили свое производство и народ потихоньку потянулся и соль покупать, хотя на самом деле там вообще никакой проблемы не существует. У нас народ очень внушаемый. К.Т.: Мы ученые жизнью, скажем так. П.Г.: Если что-то ограничивают в продаже, то надо, скорее всего, купить, то есть два раза в очереди стоять. К.Т.: Вообще все это напоминает опасения конца света, войны, не знаю чего, когда запасается соль, спички, сахар и крупы. В этой связи вы бы прогнозировали, с валютой уже было, с крупой уже было, что-то следующее будет или все это более-менее успокоится, когда мы в очередной раз привыкнем жить в условиях чуть худших, чем прежде? П.Г.: Народ у нас не глупый, поэтому запасает либо то, что долго лежит и все равно рано или поздно будет использовано, потому что впрок яблок или молока не купишь, его просто хранить невозможно. Поэтому обычно закупают то, что вы перечислили, потому что это лежит и через год понадобится, и через два. К.Т.: Внукам пригодится в случае чего. П.Г.: Ни у кого в голове нет закупать, например, растительное масло, потому что все знают, что его огромное количество, и Россия его экспортирует, и в любом случае этого масла будет навалом. К.Т.: Откуда люди все знают про масло и откуда все знают, что, возможно, будут проблемы с гречкой? Растительное масло, скорее всего, дорожать не будет П.Г.: Смотря, в том числе и вашу передачу. Вот сегодня мы с вами поговори о том, что масла очень много. Растительное масло, скорее всего, дорожать не будет вне зависимости от того, какой будет курс доллара и что будет неурожай, потому что у нас его столько, что в любом случае хватит. Другое дело, что на экспорт может быть  меньше послано. Есть такие товары, капуста, например, вы сколько угодно можете уговаривать людей заготовить квашеной капусты, но вряд ли люди будут это делать. Они точно знают, что если уж нужно будет, они свежую купят и ее заготовят, поэтому ажиотажного спроса на такие группы товаров не будет никогда. А вот эти вот крупы и все остальное, что долго лежит, могут быть такие случаи. Все же прекрасно понимают, что всего же на всю жизнь не накупишь, что это пропадает и где-то надо хранить, а не у каждого есть там огромные закрома. К.Т.: Балконы, антресоли там. П.Г.: Поэтому я думаю, что это постепенно пройдет. Государству нужно не бороться путем уговоров, а путем выкидывания на рынок дополнительных объемов продовольствия, вот и все. К.Т.: Давайте к другой теме перейдем: поговорим про импортозамещение применительно к сельскому хозяйству. Вчера об этом говорили на заседании Общественного народного фронта, куда проходил президент. Собственно что сказал Владимир Путин: "Наше сельское хозяйство в состоянии само справиться со всеми задачами, которые перед страной стоят в этой сфере, иначе бы ответных мер не ввели – себе дороже, зачем себе проблему создавать". Речь идет о продуктовом эмбарго и импортозамещении. По вашей оценке наше сельское хозяйство справится, не справится? Вырастить мы можем, а вот сохранить, переработать и выдать конкурентно-способную продукцию на прилавки мы пока не можем П.Г.: Наше сельское хозяйство, наша страна справится со всем, вопрос только в какие сроки. Господин президент, конечно, в чем-то прав, но мне иногда хочется с ним не согласиться. Потому что вы только скажите, на год эти санкции введены или на 8-10 лет? Чтобы вырастить яблоню, нужно 5-8 лет – и только после этого она начнет давать яблоки. При чем, если ты хочешь додержать эти яблоки до декабря в нашей стране, то нужно, как правило, поставить холодильники или такие склады, но с газовой средой, которые бы сохранили яблоко до мая, до июня, до следующего урожая, например – этого у нас нет. Инфраструктуру, к сожалению, за  эти 15-20 лет мы не построили. Поэтому вырастить мы можем, а вот сохранить, переработать и выдать конкурентно-способную продукцию на прилавки мы пока, к сожалению, не можем. Поэтому Президент сказал, имея в виду мясо там птицы или свинины. По каждой группе товаров надо разбираться. Что касается говядины, там еще очень долго нужно заниматься именно производством большого количества говядины, чтобы накормить наших людей. К.Т.: Проблема в том, что мы не можем вырастить или проблема в том, что нет инфраструктуры, переработки, доставки, хранения? П.Г.: Тут две проблемы. Первая, для того, чтобы вырастить конкурентоспособную продукцию, нужно иметь такие же денежные средства, которые дают в той же Белоруссии, Евросоюзе или в Бразилии даже.  Мы хотим быть конкурентоспособными, но деньги в сельское хозяйство вкладывать не очень хотим. А за продовольствие во всем мире платит либо гражданин сам, либо гражданин и государство. Например, американцы 50 млрд. долларов  ежегодно тратят на поддержку спроса. То есть они фактически выдают бесплатно еду малообеспеченным гражданам, стабильно определяя закупочную цену. Фермер знает, какой бы он урожай не вырасти, цена не упадет ниже вот этого, то есть государство фактически обеспечивает доходность сельского производства, и тогда производство не падает. У нас другая ситуация. У нас, например, может быть много картошки и цена на нее будет такая, что это ниже себестоимости. Фермеры, которые ее произвели, не зная о том, что вообще происходит в стране, не зная баланса, производят больше, соответственно цена падает и это уже не выгодно. Тогда в следующем году они бросают производить картошку, и вдруг выясняется, что на рынке дефицит, и мы начинаем закупать картофель за границей, как вы понимаете на доллары и евро, и в этот момент цена на него растет. Вот этот баланс, который все время меняется не в пользу крестьян или фермера. Для нас одинаково плохо, что недород, что огромное количество произведенной продукции, потому что мы в любом случае проиграем. Нам нужна именно стабильная цена на определенный вид продукции. К.Т.: Это означает то, что мы тогда должны переходить к какому-то государственному или негосударственному планированию, то есть то, от чего мы так радостно избавились с развалом Советского Союза. П.Г.: Я не знаю про эту радость. Но я знаю точно, что все сельское хозяйство мира имеет определенное планирование и государство гарантирует фермерам доход таким образом, что вы привезете определенное количество продукции, а мы у вас эту продукцию купим, даже если на рынке будет абсолютны обвал, чтоб в следующем году вы не разорились, причем это всегда. В свое время во времена Великой депрессии еще Рузвельт покупал у фермеров зерно, топил в море или сжигал в топках, чтобы не создавать перепроизводства. К.Т.: Избытка предложения. Фермерам нужны гарантированные цены и поддержка государства П.Г.: Хотя тогда тоже были для Америки очень тяжелые времена, если вспомнить Великую депрессию. И у нас такая система должна быть. Мы элементы такой система пытались ввести по зерну, создавали ОЗК, создавали фонд, интервенционный, который закупал. Государство должно регулировать этот процесс, и другого не дано. Иначе мы получим то, что мы получаем, когда себестоимость произведенной продукции выше, чем продажная цена. Как, например, было по молоку, и поэтому коров постепенно резали на мясо и убирали. Коров у нас все меньше. Президент с точки зрения Молочного союза животноводов, которое производит молоко, не прав: потому что мы на сегодняшний день мы можем обеспечить полностью себя молоком. А такими вещами как картофель, овощи мы можем обеспечить достаточно быстро себя, опять же, если у нас будут гарантированные цены и, так или иначе, поддержка государства, которую можно сравнить хотя бы с белорусской. К.Т.: Давайте об этом поподробнее. Собственно вступимся за президента. Он говорит: "Взять адресовать в госпрограмме, что наше АПК должно производить, что не очень – это сложно или почти невозможно: участники рынка должны сами дать предложение". Во-первых, существует ли механизм какой-то, чтобы участники рынка, тот  Молочный союз, про который вы говорили, еще наверняка профессиональные объединения существуют, подачи этих предложений с некоторой гарантией их последующей реализации? Что вообще нужно было предложить? П.Г.: Например, нынешний Молочный союз. На протяжении двух лет Молочный союз бьётся о Министерство сельского хозяйства с определенными предложениями, даже уже махнул рукой и сам начал разрабатывать программу развития молочной отрасли до 2030-го года. Потому что, например, предложения Молочного союза вообще не слышат в министерстве. У меня есть один знакомый, председатель одного из аграрных союзов, который пришел и сказал в сердцах, слушайте, такое впечатление, что министерство оглохло, мы говорим-говорим, а оно нас не слышит. Второе, что нужно обязательно сделать, помятую о том, что сказал президент,  это все-таки создать баланс производства, не ту статистику, о которую мы говорим. Хотя все эксперты говорят, что мы не производим столько молока. Если у тебя в государстве товарность молока 50%, а в Америки или Европе 95%, то есть товарность это значит, что молоко только производится и должно переработано быть, и можно его увидеть  купить. К.Т.: То есть, мы половину теряем практически. П.Г.: Нет, у нас другая ситуация. У нас половина приписок. Потому что если живущих в сельской местности в три, а то и в четыре раза меньше, чем городских жителей, а у нас, к сожалению, такая статистика, то не могут они 50% молока выпивать там же, где производят, просто это физически невозможно, и скорее всего это приписки. Если вы послушаете картофельный союз, то вдруг выясните, что у нас не 31 или 32 млн. тонн картофеля производится, а только половина. К.Т.: А в чем смысл этих приписок? У нас больше половины яблок пропадает там же, где они и производятся   П.Г.: А это как раз то самое, что называется отчеты губернаторов перед федеральным центром. Мы, например, у садоводов с удивлением обнаружили, что у нас неурожай, а все данные издают, что яблок все больше и больше. А потом разговор, что больше половины яблок пропадает там же на самом деле, где они и производятся. Эта так называемая отчетность, которая всегда должна быть хорошей. Например,  Башкирия поменяла лидера у себя в свое время года три назад, и сразу на 20% у них производство молока упало, не потому что коров стало меньше, а потому что стали меньше приписывать. Если реально провести сельхоз перепись и реально понять, что мы производим, вот тогда у Президента реально появятся основания говорить, что мы можем совершенно спокойно прожить без импорта. Потому что чем меньше импорта, тем должно быть больше собственного производства. Если этого не случится, тогда оптовая цена вырастет многократно. Потому что если товара все меньше и меньше, цена на него, естественно, больше, это основы экономики. Вы это сейчас наблюдаете в магазинах. Потому что можно сколько угодно рассказывать, что у нас огромное количество яблок, но если они не появились на прилавке в городе, то, скорее всего, цена на остальные яблоки вырастет. Вот это вы увидите в ближайшее время на прилавках магазинов. К.Т.: Задача номер один, по крайней мере, обеспечить руководство страны адекватными цифрами. П.Г.: Конечно. К.Т.: Чтобы это самое руководство могло принимать какие-то осмысленные решения. П.Г.: А потом разработать, о чем говорил президент, адекватную программу. Потому что вы сколько угодно ставьте перед нами задачу обеспечить население бананами, вы все равно этого не сделает. К.Т.: Собственно то же самое президент и говорил. П.Г.: А вот если перед нами поставлена задача обеспечить картофелем, свеклой, морковью, луком, яблоками, ягодами, то, что у нас всегда росло и растет, молоком, сыром, ну, и всем-всем, что мы можем производить, вот это реальная задача, которую можно поставить перед нами и мы ее решим, тем более, что мы ее решали 20 лет назад. Когда-то Советский Союз производил 100 млн. литров молока в год. К.Т.: Это же с учетом той же самой Белоруссии, Прибалтики. От этих наших санкций выигрывает только Белоруссия П.Г.: Вы знаете, все-таки большинство молочных хозяйств находилось на территории Российской Федерации. Вы заметили, в Таджикистане, Туркменистане, Киргизии и в той же Белоруссии такого огромного производства молока вы не увидели бы. Сейчас Белоруссия стала житницей. К.Т.: Потому что выгодно стало. П.Г.: Она стала на границе между нами и Европой и как сейчас понимаете, от этих наших санкций выигрывает только Белоруссия. К.Т.: Хоть кому-то хорошо. П.Г.: Это радует. Потому что вдруг они на 50% как бы увеличили производство и импорт к нам молока, хотя на самом деле мы реально понимаем, что это невозможно сделать. То есть они берут молоко там, скажем, где это запрещено нам брать, привозят к себе, перефасовывают и мы его получаем в виде белорусской продукции. К.Т.: Даже белорусская семга появлялась. Я удивляюсь на министров, которые говорят: "нам этот курс по фигу", это не страшно. Нет, это страшно, потому что мы полностью зависим от импортного оборудования, от импортных семян, от импортных технологий П.Г.: И белорусские лимоны, и белорусские устрицы там. Принцип санкций должен быть такой: не навредить. Мы на сегодняшний день должны сделать так, чтобы не навредить и дальше. Потому что как бы мы не меняли европейское на китайское, или североамериканское на южноамериканское, все равно пока мы собственное производство не разовьем, мы так и будем все время смотреть на этот курс. Некоторые говорят, я удивляюсь на министров, которые говорят, да нам этот курс по фигу, если кто живет в рублевой зоне, вроде бы как это не страшно. Нет, это страшно, потому что, во-первых, мы полностью зависим от импортного оборудования, от импортных семян, об этом президент говорил, от импортных технологий, в том числе и воспроизводства нашего скота, о котором мы столько говорили. К.Т.: Удобрения собственно. П.Г.: Удобрения нет, а ядохимикаты, средства защиты растений. В общем, все составные себестоимости. К.Т.: То есть так если посмотреть, например, в картошке российской сколько российского? Вот в самолете Сухой Суперджет, у нас вчера был эксперт, российского -  20%, а все остальное чужое. П.Г.: В прошлом году российский тракторный потенциал, скажем так, мы произвели в год 1 тыс. тракторов. Мы производили в день 1 тыс. тракторов, когда были в Советском Союзе. Если бы не белорусы, а кстати, белорусские трактора не все работы могут выполнять, энергонасыщенных тракторов они не производят, то мы бы, конечно, вообще сели. Но большинство тракторов те, кто занимаются сельским хозяйством, знают, что это "Джон Дир" и Дойтсы. Соответственно, трактора и сельхозмашины у нас преимущественно импортные, если ты хочешь заниматься интенсивным производством, а это не экстенсивное производство 20-летней давности. Если возьмете семена, про картофель, то очень много семян мы привозим из Голландии, Германии, Финляндии. К.Т.: Мы каждый год привозим или оставляем себе какой-то фонд, чтобы потом ее сажать? П.Г.: Каждый год. В этом хитрость есть определенная. За последний годы семена достигли тех высот, что ты все время должен покупать семена у тех, кто производит семена. К.Т.: А почему? П.Г.: А потому что генетически они ввели. К.Т.: Не воспроизводится? П.Г.: Конечно. К.Т.: Мерзавцы. П.Г.: Через три года это семя вырождается. Это не та синеглазка, которую можно было из года в год сажать. Урожай, конечно, был хуже, но он все равно был. А сейчас ты уже на третий или четвертый год вообще урожая не получишь. Поэтому если мы хотим добиваться урожая 40 тонн с гектара, то мы соответственно должны либо развить собственнические семеноводческие хозяйства. К.Т.: А они есть? Ассигнования, которые дают через Россельхозбанк, Росагролизинг, фактически не доходят до крестьян П.Г.: А их, к сожалению, нет. И президент об этом говорил, что нам нужно срочно заниматься семеноводством, племенным делом, потому что нечего уже завозить племенной скот из-за рубежа, нужно у себя здесь его производить,  а для этого нужны дополнительные ассигнования в сельское хозяйство. Те ассигнования, которые дают через Россельхозбанк, Росагролизинг, фактически не доходят до крестьян. К.Т.: А почему? П.Г.: А потому что система такая. Тут можно долго рассказывать про Россельхозбанк  и Росагролизинг, но главное, чтобы деньги получал фермер непосредственно, а он уже банку отдавал кредиты или проценты. Европа или Америка пошли по пути субсидий, то есть они дают крестьянам деньги, не кредиты, и не через банк, а дают реально деньги. К.Т.: То есть получается прямая адресная помощь. П.Г.: Конечно. За килограмм, за гектар, можно дальше продолжать, за литр молока – и это нужно делать. А отдавать огромные деньги в уставной капитал Россельхозбанка – это логически терять деньги, потому что как они ими распоряжаются, это мы узнаем через несколько лет точно. Как Россагролизингом было. Мы же ничего не знали, не знали, а потом вдруг узнали, что по миллиарду могли уводить в тень, в том числе люди, которые этим руководили, так и здесь тоже. Вопрос в другом: если вы в Финляндии покупаете трактор отечественный, то за три года государство компенсирует вам покупку трактора, вам, фермеру, ни какому-то там "агролизингу", а непосредственно вам. Вы просто приносите справку, что у дилера купили. А вот у нас какая-то система Росагролизинга, которая получает деньги, потом их как-то распределяет. К.Т.: И между кем -  не понятно. П.Г.: Да. И получается, что и тем, кто производит сельхозмашины и трактора не очень выгодно это, потому что они пытаются демпинговать и занижать цены, и фермеру, потому что он получает по большей цене, а разница уходит на содержание того же Агролизинга, например. Понятно, что ты производишь молоко и, сдавая его на переработку, ты получаешь реально от государства, как сейчас это было и, к сожалению, министерство говорит, что надо уменьшать эти субсидии, получаешь реальные деньги. А если ты приписал, и у тебя нет справки, что ты это молоко сдал, предположим, что все молоко споил телятам или вылил, то тебе эти деньги не придут. Вот это реальная помощь тем, кто действительно занимается производством молока. Но эти механизмы, к сожалению, через  Минсельхоз проходят очень плохо или не проходят вообще. Второе то, что суммы поддержки. Если вы возьмете ту же Белоруссию, с который мы конкурируем, это одно экономическое пространство, один рынок, то у белорусов в разы выше объемы поддержки. Естественно, конкурентную борьбу с ними мы выдержать не можем. К.Т.: Невозможно, конечно. Если бы нам точно так же, как белорусам, помогали, мы бы производили лучше, чем Белоруссия, и главное, более качественный товар П.Г.: И поэтому если бы нам точно так же как белорусам помогали, ставили бы нас в равные условия, то я думаю, что мы бы производили лучше, чем Белоруссия, и главное, более качественный товар. В Германии, например, свежим называется то, что производится в двухсоткилометровой зоне от места продаж. И вот свежей продукции никто ее привезти сюда не может. Мой совхоз занимается производством земляники, мы крупнейшие в России производители земляники. Смотрите, мы конкурируем с турками, греками, со всеми остальными. Наша цена больше, но народ у нас покупает, потому что точно знает, что сегодня утром собрали и днем они уже купили и это пахнет, это вкусно. Потому что если везти землянику неделю, то, скорее всего, вы либо ее не довезете, либо должны обработать такими химикатами, что через неделю вы ее есть просто не будете. К.Т.: Вопрос, который, я думаю, интересует всех без исключения. Понятно, что стоит ожидать подорожания, увеличения цен на продовольствие в связи с курсом, в связи с нефтью, в связи со всем тем, что мы сегодня обсуждали с вами составляющие импорта даже в каждом клубне российского картофеля. Теоретически если рассуждать, что подорожает точно, что может быть подорожает, а может быть нет и что точно не должно дорожать, не смотря на все эти условия, в которых мы находимся? Или тут алчность производителей и посредников дойдет до того, что дорожать будет абсолютно все, как у нас дорожает бензин при том, что цена на нефть везде падает? П.Г.: На этот вопрос вам никто не ответит, потому что неоптовая цена в магазине зависит только именно от одного – от количества товара на рынке и покупательной способности населения, и они всегда найдут баланс. Если вы привезете огромное количество картофеля, например, с Кубы, с Египта, что не закрыто, то цена на картошку будет минимальна. Она будет определяться объемами того, что привезли в этот момент. Но если вы закроете все рынки и скажете, что ниоткуда не привожу, то цена на картофель будет высокой по одной простой причине: мы свой картофель быстро продадим, а поскольку хранилищ у нас не хватает. К.Т.: То неизбежно возникнет дефицит. П.Г.: Да. И это приведет к росту цен. И так по любой группе товаров. Приведу пример по свинине. У нас был рост цен на свинину, хотя мы ее достаточно много производим, но этого не достаточно для полного наполнения всего рынка свинины, на этом рынке цена росла, росла и упала. И знаете почему? Из-за контрабанды. Вдруг привезли большое количество свинины якобы не европейской, хотя мы все равно не понимаем, откуда ее можно было столько взять. Ее могли привезти через Белоруссию, еще как-то, и цена на свинину резко упала. То есть, в принципе, для народа это хорошо, но, но я думаю, что в этом случае каким-то образом были обойдены санкции. Я вам могу сказать по любой группе товаров, что будет, если продлятся жесткие санкции. Вот, например, закрыли Украину. Вы знаете, что как только ее закрыли, то капуста оптом подорожала сразу на 20-30 %, потому что Украина поставляла на тот момент капусту по 6 рублей, и это было не выгодно отечественному производителю. И мы старались положить свою капусту в закрома, и даже если были нужны деньги, все равно не выгодно было по этой цене продавать. Как только Украину закрыли со всей ее капустой, то сразу цена выросла до 13 рублей. К.Т.: Таким образом, можно сделать вывод, что в краткосрочной, во всяком случае, перспективе готовимся к тому, что большинство товаров будет дорожать, соответственно, ограничиваем себя. П.Г.:   Если мы направим деньги на развитие сельского хозяйства, то через 2-3 года по определенным группам товаров мы полностью закроем импорт А в долгосрочной перспективе, если слова президента все-таки будут услышаны, и мы направим деньги на развитие сельского хозяйства, то через 2-3 года по определенным группам товаров мы полностью закроем импорт. И тогда у нас цена будет стабильной, не зависимо от курса доллара или еще чего-то. Но для этого нужно помогать крестьянам, хотя бы как в Белоруссии или в Европе. К.Т.: Спасибо. На этом мы закончим. Павел Грудинин, директор совхоза им. Ленина, был гостем нашей студии.