Павел Медведев: Из того, что подано в первом чтении, хороший закон о коллекторах будет, как суп из топора

Константин Точилин: Это программа "Де-факто". И сегодня наш гость – Павел Медведев, финансовый омбудсмен. Здравствуйте.

Павел Медведев: Здравствуйте.

К.Т.: Говорить будем о коллекторах, о законе о коллекторах, о кредитах и обо всем, что с этим связано. Последний раз не так давно вы были в этой студии, 18 февраля, я посмотрел. Как раз мы тогда были в разгар триумфального шествия по волнам пиара этого закона о коллекторах. И дальше началось интересное. Госдума буквально недавно вновь отложила рассмотрение этого законопроекта. То есть, смотрите, все нужные люди прокричали нужные слова о защите народа от коллекторов, а потом дело как-то спускается на тормозах. И мы с вами еще тогда, 18 февраля, можем погордиться, говорили, что закон этот не очень нужный и не очень толковый, а надо бы доработать закон о банкротстве и принять закон о финансовом омбудсмене.

Мы можем, конечно, надуть щеки и сказать, как барон Мюнхгаузен, что Англия услышала наш ультиматум и приняла его. Но реально как обстоит дело с законом о банкротстве, как обстоит дело с законом об омбудсмене и что происходит с законом о коллекторах? С закона о коллекторах давайте начнем.

П.М.: Я думаю, что закон о коллекторах откладывается потому, что председатель комитета Николай Николаевич Гончар не может себе позволить выпустить слишком плохой закон. Из того, что подано в качестве первого чтения, хороший закон можно сварить так же, как суп из топора. Потом топор придется вытащить из кастрюли. Но это начать да кончить. Закон о коллекторах нужен, безусловно. Но совсем не так он должен выглядеть, как выглядит текст первого чтения. Для того, чтобы довести его до ума, нужно время.

К.Т.: Какое время понадобится и как быстро он нужен, на ваш взгляд? Потому что ситуация с кредитами не очень хорошая.

П.М.: Если быть аккуратным, то этот закон вполне мог бы быть принят 10 лет тому назад. Без ложной скромности скажу, что я даже немножко руку приложил. А в основном его писали представители коллекторов. Респектабельные коллекторы заинтересованы в том, чтобы их деятельность была отрегулирована, для того чтобы на их поле не приходили бандиты. Но, к сожалению, 10 лет тому назад и сейчас большой заинтересованности нет в том, чтобы решались задачи, которые действительно есть. Поэтому и тогда не удалось провести закон, и сейчас быка за рога, что называется, взять не удается. Конечно, закон о коллекторах…

К.Т.: Весь пар ушел в пиар, что называется.

П.М.: Это так, да. К сожалению, это так. Конечно, еще раз повторяю, закон о коллекторах нужен. Но бить по хвостам – это не главная задача законодателя. Нужно бороться с причинами в первую очередь. А потом уже со следствиями. Коллектор, строго говоря, был бы не нужен, если бы не было проблемы плохих долгов. Надо начать все-таки решать проблему плохих долгов. Она не решается, а только накапливается и усугубляется.

К.Т.: Смотрите, есть конспирологическая теория, что это банкирское лобби завернуло этот законопроект. Насколько вы ее разделяете?

П.М.: Вы знаете, я 30 лет знаю Гончара и уверен, что его психотип таков, что то немногое, что в человеческих силах сделать, он делает. И он достаточно хороший специалист и достаточно ответственный человек, чтобы такой текст (он передо мной лежит) не пропустить. Я думаю, что он приписал себя к соавторам, в основном для того, чтобы держать руку на пульсе. И он этим сейчас занимается.

К.Т.: То есть вы в этом смысле настроены, с одной стороны, оптимистически, что вроде как какие-то проблески здравого смысла появляются во всей этой истории?

П.М.: Я еще раз повторяю. Уверен, что Гончар глупость не пропустит. Удастся ли ему добиться, чтоб закон был уж совсем хороший – я не очень уверен. Но, безусловно, глупость не пропустит.

К.Т.: Закон о банкротстве, который, наверное, с каждым днем все нужнее и нужнее и который критикуют все больше и больше, потому что сложно его применить, вместо того чтобы стать какой-то палочкой-выручалочкой для людей, которые оказались в трудном положении, не могут платить. Причем, он скорее тупиковый какой-то.

П.М.: Абсолютно тупиковый, да.

К.Т.: Есть какие-то подвижки, чтобы его поменять?

П.М.: Абсолютно никаких. Не удается ни до кого достучаться. Мне кажется, здесь должен был сказать Верховный суд. Но он, оказывается, тоже не заинтересован. Верховный суд, конечно же, понимает. Там, слава богу, тоже есть хорошие специалисты, так же как в комитете по финансовому рынку, есть хорошие специалисты, которые все до конца понимают намного лучше, чем я. И они могли бы внести поправки в этот закон с тем, чтобы начал работу. Он не работает статистически абсолютно.

К.Т.: Там, наверное, по пальцам можно пересчитать случаи.

П.М.: Именно так. В совсем плохом положении 7.5 млн граждан. Это граждане, которые не платят по своим долгам 3 месяца или больше. По классификации Центрального банка, они имеют безнадежные долги. К ним надо было бы применить этот закон. Применен он в том смысле, что приняты заявления…

К.Т.: С другой стороны, смотрите: 7 млн плохих должников. Суд справится с 7 млн дел?

П.М.: Вы задаете правильный вопрос. Из этих 7.5 млн крупных должников, у которых долг 500 тысяч рублей или больше, относительно немного. Их порядка 500 тысяч. Вот ими должен был бы заниматься закон. А остальных надо отдать на откуп финансовому омбудсмену, но такому, за которым стоит закон, у которого есть…

К.Т.: Мы переходим к следующему вопросу, собственно. Омбудсмен есть, а закона нет. Соответственно, нет ни полномочий, ничего?

П.М.: Реальных полномочий нет. И я должен признаться, что моя эффективность падает просто от месяца к месяцу, потому что задачи становятся более трудными, потому что ко мне все больше и больше обращается граждан, которые являются должниками нескольких кредиторов. Пока обращались должники одного кредитора, мне с кредитором часто (почти всегда) удавалось договорить о реструктуризации долга. Вот это реальная помощь должнику. А регулирование действий коллектора – это очень слабая помощь должнику. Будут ему звонить не два раза в день, а только один. Но долг от этого не уменьшится, и никакой перспективы разрешить…

К.Т.: В общем, грубо говоря, нужно принимать законы не о носовых платках, а о насморке.

П.М.: Именно так.

К.Т.: Каких вам не хватает полномочий? И вообще, может быть, у вас уже есть законопроект о вас? И почему он лежит…

П.М.: Более того – в первом чтении принят. И уже в третий раз, по-моему, готовятся поправки ко второму чтению. Вот нет того, что принято называть политической волей. Кстати говоря, есть поддержка от Гончара. Но его поддержки недостаточно, потому что, оказывается, окончательные решения принимает еще кто-то, даже толком невозможно понять, кто.

К.Т.: Да. Такая фраза "там наверху".

П.М.: Там наверху.

К.Т.: А какие полномочия там прописаны? Если бы он был принят, что бы вы могли сделать тогда?

П.М.: Так как официального второго чтения, нет официального текста, поэтому я могу рассказывать о своих мечтах. Моя мечта такая. Кстати говоря, эта мечта спровоцирована предложением Эльвиры Набиуллиной. Моя мечта состоит в том, чтобы финансовому омбудсмену (он в законе называется финансовым уполномоченным) было дано право предлагать кредитору реструктуризацию долга, а кредиторы не должны были бы быть обязанными принимать предложения финансового уполномоченного. Но если финансовый уполномоченный предлагает разумную реструктуризацию и кредиторы соглашаются, то Центральный банк им разрешает уменьшить резервы, связанные с соответствующим долгом. До тех пор резервы будут маленькими, пока реструктуризированный долг обслуживается хорошо.

К.Т.: Да. Банки же сейчас боятся этого всего. Потому что у них отнимают лицензию.

П.М.: Резервы – очень тяжелая нагрузка на банки. Поэтому, я думаю, если такая конструкция будет действовать, то главная задача реструктуризации долгов будет решаться. По статистике первое по частоте обращений ко мне – это обращения за реструктуризацией. Следующее по частоте отстает в разы. Эта главная проблема, я думаю, была бы решена. А относительно другого типа просьб я думаю, что финансовый уполномоченный должен иметь право принимать обязательные для банков и других финансовых организаций решения.

К.Т.: То есть не пожелания, а именно исполнение.

П.М.: Да. Если только стоимость этого решения не очень высока. В том тексте, который мы сейчас подготовили, стоимость решения – 150 тысяч рублей.

К.Т.: То есть компетенция этим ограничена?

П.М.: Да, 150 тысяч рублей или меньше: слово финансового уполномоченного – закон. Если больше, то придется обращаться в суды.

К.Т.: А там какой-то аппарат прописан? Потому что, я же понимаю, вы сейчас чуть ли не один всем этим занимаетесь.

П.М.: У меня есть четыре сотрудника на всю страну. К сожалению, мы уже не справляемся, мы уже не успеваем разрезать конверты.

К.Т.: А много ли к вам обращаются из этих 7.5 млн человек?

П.М.: Вы знаете, мне очень стыдно. Я на этот вопрос уже несколько месяцев не могу ответить. Ровно по той причине, о которой я сказал: мы не успеваем разрезать конверты. Я могу сказать, какая наша производительность. Наша производительность – 700 обращений в месяц.

К.Т.: Это много.

П.М.: Это для четырех моих сотрудников, из которых один занимается регистрацией, а трое только содержательных сотрудников, это для моего аппарата, который должен параллельно заниматься, скажем, поправками к закону о финансовом уполномоченном, должен реагировать на другие просьбы – это очень неплохо.

К.Т.: Насколько вообще банки готовы к сотрудничеству? Насколько они прислушиваются к рекомендациям?

П.М.: Вы знаете, большая часть банков с нами сотрудничает очень неплохо. Другое дело, что из-за того, что закредитованность перешла некоторые разумные пределы, им с нами стало трудно сотрудничать. До тех пор, пока кредитор был один, можно было договариваться с банком, потому что все было в руках этого банка. Когда кредиторов стало два и больше, каждый банк рассуждает таким образом: я пойду на реструктуризацию, высвобожу часть ресурсов моему заемщику. Куда они перетекут? Не к моему ли конкуренту? Как только эта проблема возникла, договариваться о реструктуризации стало либо трудно, либо невозможно. Чаще невозможно.

К.Т.: А проблема возникла, потому что люди пытаются перекредитоваться в другом банке, чтобы отдать первый кредит?

П.М.: Именно так. Перекредитоваться. А в последнее время уже теперь не в банке, а в микрофинансовой организации. И произошло это потому, что депутаты любят народ. Депутаты ограничили проценты в банках, по которым можно кредитовать. А плохого заемщика, на ком уже висит несколько кредитов, можно кредитовать только под высокий процент. Раньше кредитовали под 60-70% годовых. Действительно, совершенно дикая ставка. Депутаты теперь высокие ставки запретили в банках, и счастливый народ пошел в микрофинансовые организации, где уже не 70%, а 700% годовых. И вот этот снежный ком раньше накручивался относительно медленно, теперь он накручивается просто с колоссальной скоростью. А мы льем крокодиловы слезы по поводу коллекторов, вместо того, чтобы решать содержательные проблемы.

Перекредитовываться не нужно даже в банках. Нужно реструктуризировать долги.

К.Т.: О микрофинансовых организациях мы давайте поподробнее поговорим буквально через 5 минут после выпуска новостей на Общественном телевидении.

НОВОСТИ

К.Т.: Это снова программа "Де-факто". Мы продолжаем. Напомню, что наш гость – Павел Алексеевич Медведев, финансовый омбудсмен, или, говоря точнее, финансовый уполномоченный. Павел Алексеевич, мы начали говорить о микрофинансовых организациях. И есть такое ощущение, что это какое-то абсолютное зло. Потому что я на майские праздники ездил в один город на Волге с Золотого кольца, и ко мне друзья приходили, мы что-то с ними разговаривали. Они говорят, что у нас город закредитован, и чуть ли не волна самоубийств от того, что люди просто не могут расплатиться с долгами. Я официальных подтверждений, конечно, не нашел, поэтому город не называю. Но ощущение, что ситуация с этим очень острая.

П.М.: Да. Ощущение правильное. Ситуация очень острая. И главная причина состоит в том, что мы выталкиваем граждан в микрофинансовые организации из банков. Мы не решаем проблему закредитованности в банках, не оставляем никаких альтернатив тому, чтобы эти в микрофинансовую организацию и перекредитовываться там. Боюсь, что ваше предположение о том, что микрофинансовая организация – абсолютное зло, неверное. Боюсь, что еще через некоторое время, опять-таки, благодаря тому, что депутаты любят народ, мы обнаружим еще более страшные организации, какие были распространены в начале 1990-х годов - "общаки".

Я в начале 1990-х годов, вскоре после того как стал депутатом, имел счастье наблюдать кредитование на базаре. Мои знакомые привели меня и показали такую дощатую халупу, где сидел не очень приятно выглядевший человек, который выдавал кредиты, даже не спрашивая документы. Но, как мне объяснили мои знакомые, он человека, взявшего у него деньги, тут же ставил на счетчик. Сейчас ограничиваются процентные ставки и еще кое-что – выплаты по микрозаймам. Это выглядит, конечно, очень благородно, потому что, еще раз повторяю, вместо 60-70% в банке человек должен платить 700% в микрофинансовой организации. Боюсь, что мы, ограничивая проценты, а не снимая проблемы, мы потребность не ликвидируем.

К.Т.: Только хотел вас спросить – как быть? Сначала была у меня, извините, мысль: а не закрыть ли, извините, к чертовой матери все эти микрофинансовые организации, не запретить?

П.М.: Не сняв потребности.

К.Т.: Но тут вы говорите, что тогда возникают вообще черные какие-то деньги, черные схемы и совсем черные последствия.

П.М.: Возникают счетчики.

К.Т.: Как быть тогда?

П.М.: Вернемся к началу нашего разговора. Есть потребность. Вот эту потребность можно удовлетворить либо цивилизованным способом, таким как уже 100 лет в других странах делается, то есть с помощью банкротства в буквальном смысле слова или с помощью реструктуризации долга.

К.Т.: Для чего нужно два закона – изменить один и принять другой.

П.М.: Для чего нужно два закона и, конечно, разумная правоприменительная практика. Но альтернатива – это жалеть народ и не делать ничего по существу. Только обещать бесплатный сыр в мышеловке.

К.Т.: Это проще, конечно. А вот в проблеме разобраться сложнее. Мы с вами во время прошлого нашего разговора говорили, что главная опасность – эффект домино, когда человек видит, что сосед не платит по кредиту, думает: "Что я буду платить?". И вот тогда вся система может у нас схлопнуться. Прошло 2.5 месяца. Как вы считаете, насколько изменилась ситуация? Насколько мы близки к этому эффекту домино, или наоборот отошли в какую-то…

П.М.: Нет, ситуация ухудшается. Пропустили хотя бы один платеж уже 11 млн должников. А так как всего их 38 млн, это уже близко к трети. А психологи говорят (можно верить, можно нет), что треть – это опасная черта, за которой принцип домино может действовать.

К.Т.: И что с этим делать, в общем-то, не очень понятно.

П.М.: Понятно. Принимать два закона, о которых мы говорим.

К.Т.: Да. Но этим никто не занимается. Есть у вас данные, может быть, по регионам, где хуже всего, где более-менее нормально. Если просто посмотреть по географии…

П.М.: Есть данные. Их можно посмотреть в интернете. Они очень сложным образом устроены. Поэтому наизусть я сказать не смогу.

К.Т.: То есть у вас нет такого ощущения, что в таком-то федеральном округе совсем плохо…

П.М.: Есть такое ощущение. В некоторых федеральных округах совершенно…

К.Т.: Где хуже всего?

П.М.: В бедных округах ситуация намного хуже, чем в богатых.

К.Т.: Какие категории населения у нас сейчас самые закредитованные? И насколько это проблемные долги?

П.М.: Вы знаете, ухудшается положение, динамика плохая у бюджетников. Я так думаю. Дело в том, что бюджетникам сократили доходы, что называется, одним словом – приняли решение платить меньше, и всем сразу платят меньше. Мне полицейские жалуются более-менее регулярно, что их доходы сокращены, и из месяца в месяц они получают меньше, чем 2-3 года тому назад. Полицейские очень сильно закредитованы, во всяком случае в Москве. Многие из них москвичи в первом поколении. Значит, им где-то надо жить. Они покупают в кредит квартиру. Полицейские считают… так устроен полицейский менталитет, что без машины он жить не может. Он покупает хотя бы скромный автомобиль тоже в кредит. И раньше они были очень аккуратными плательщиками. 2-3 года тому назад я это проверял. И доходы были неплохие. Незадолго до того им несколько повысили зарплату.

К.Т.: И вообще принято считать, что у полицейских все в порядке.

П.М.: А сейчас, оказывается, не в порядке. Оказывается, их доходы довольно серьезно пострадали. И, конечно, им платить очень трудно.

К.Т.: Какие кредиты сейчас у нас самые проблемные? Это ипотека, автомобильные или потребительские?

П.М.: Самые простодушные кредиты – самые проблемные. Ипотека – настолько опасный кредит, что на каждом этапе к нему относятся осторожно.

К.Т.: То есть это все-таки взвешенное решение?

П.М.: Когда выдают, когда берут, когда обслуживают, ипотеку перестают обслуживать последней. А чуть раньше перестают обслуживать автомобильный кредит. А вот кредит, взятый на покупку пылесоса или холодильника, перестают обслуживать тогда, когда падает доход…

К.Т.: Есть данные, что как раз бюджетники, о которых мы говорили, больше трети уже своих доходов тратят на обслуживание долга. Это те, кто платят.

П.М.: Вы знаете, это характеристика, которая плохо описывает ситуацию. Такая традиция, с которой я никак справиться не могу – считать, какая доля доходов уходит на обслуживание долга. Нужно считать совсем другое, ровно наоборот. Надо смотреть, сколько остается на хлеб. Миллиардер, безусловно, может 90% или 99% своих доходов потратить на обслуживание долга, а за счет 1% уж хлебом свою семью прокормит. А человек, который на грани бедности или за гранью бедности, 1% дохода не может потратить…

К.Т.: А тут ему еще бах – ЖКХ.

П.М.: Именно так. То есть не надо считать долю доходов, которая уходит на обслуживание кредита. Надо считать, что остается. Боюсь, что остается совсем мало.

К.Т.: У нас буквально 2 мин с вами осталось. Как обычно, в конце программы какие-то самые простые рекомендации к людям, как вести себя в сложной ситуации и как в нее постараться не попасть.

П.М.: Не попасть бы сейчас в сложную ситуацию. Всегда кредит надо брать, тысячу раз подумав. Сейчас я думаю, что надо думать тысячу раз. Настолько положение неустойчиво, настолько часто люди вдруг теряют доходы, а иногда и работу. Сейчас надо быть очень осторожным.

К.Т.: И еще я так понимаю, что тоже можно считать вашей рекомендацией, не брать второй кредит, чтобы закрыть первый.

П.М.: Да. Надо стараться договариваться о реструктуризации, хотя это совет в пользу бедных, до тех пор пока инструменты для этого не созданы.

К.Т.: К вам есть смысл обращаться, или вы уже…

П.М.: Нет, вы знаете, есть смысл. Реже, чем 2-3 года тому назад, но все-таки нам удается людям помогать.

К.Т.: Давайте тогда успеем еще объяснить, как вас найти.

П.М.: На сайте Ассоциации российских банков, которая меня поддерживает, легко найти такую клеточку, которую вы нажмете и найдете меня.

К.Т.: Спасибо большое, что нашли время приехать. Павел Медведев, финансовый омбудсмен, был гостем нашей программы. Это было "Де-факто". Счастливо, увидимся. 

Финансовый омбудсмен Павел Медведев - о слабых местах законопроекта о коллекторах, рассмотрение которого во втором чтении вновь отложено.