Константин Точилин: Добрый день, добрый вечер, доброе утро и доброй ночи всем, кто присоединяется к эфиру Общественного телевидения России. Мы работаем одновременно на все регионы нашей большой страны. Сегодня гость в студии программы "Де-факто" - Виктор Александрович Семенов, президент группы компаний "Белая дача". Виктор Семенов: Здравствуйте. К.Т.: Смотрите, пульс бизнеса - наверное, это то, что волнует сейчас всех в условиях сами знаете, какого курса, в условиях адских совершенно цен на энергоносители. Очень интересует мнение того бизнеса, который не занимается тем, что копает сырье здесь и продает его туда, а который реально работает в России, который реально создает места, который платит налоги. Повторять можно очень долго, потому что из налогов образуется зарплата, пенсии, здравоохранение, а кончается это все социальной стабильностью. У вас, представителя реального бизнеса, сейчас какое ощущение? Губернаторы, президент, премьер-министр, министры все говорят о том, что бизнесу нужно оказать максимальную поддержку. Вы хотя бы моральную поддержку чувствуете или нет? В.С.: Вы знаете, какие-то отголоски появились. Например, я такого не помню, чтобы из министерства, родного моего министерства сельского хозяйства мне вдруг позвонил достаточно высокий чиновник и сказал - а чем вам можно помочь, мы слышали, у вас такой шикарный проект? Разговор шел о картофельном проекте, где один проект закрывает полностью импортозамещение по картофелю-фри. У нас сегодня 100% картофеля-фри импортируется из Европы, кстати говоря. А мы сейчас планируем сделать такой проект, несмотря на все проблемы. И вот он говорит, а чем вам помочь? К.Т.: Вы задумались, или у вас был готов длинный список ответов? В.С.: Нет, я чуть не расплакался. К.Т.: От счастья, от смеха, от чего? В.С.: Трогательно, мне показалось. Я такой уже возрастной, чувствительный становлюсь. Я понимал, что этот чиновник ничем не поможет, но, в общем-то, отчасти и поможет. Почему? Потому что от его мнения будет зависеть, к примеру, получит ли наш проект так называемое проектное финансирование. Потому что сегодня подобные проекты делать катастрофически сложно и опасно. Но, с другой стороны, очень привлекательно. К примеру, мы, когда начали этот проект три года назад... К.Т.: Мы говорим о "Липецкой картошке"? В.С.: Да, вы правильно говорите. Мы начали его три года назад. Мы за это время обучили десятки фермеров в разных регионах России - и они, представляете, сегодня научились. Вот три года назад, когда мы им говорили, что можно получать 500-700 центнеров с гектара картофеля, они говорили, что это невозможно. К.Т.: Слушайте, вы рассказываете страшную вещь: вы считаете, что русских крестьян нужно учить сажать картошку, привезенную еще Петром I? В.С.: Русские крестьяне, вот когда я еще был директором совхоза, помню, что в ОПХ "Коренево" за 120 центнеров с гектара бригадиру орден давали. А мы говорим - 500-700! 400 – это уже сейчас тоже такая средняя температура, хорошая температура по госпиталю, это хороший максимум. А когда стали получать 500-700, и после этого, когда эти санкции, эмбарго, - отваливается Европейский банк, который собирался 30-ю процентами войти в наш проект, и в эквити, и еще дать кредит. Потом наш голландский партнер - не буду сейчас обсуждать причины, но, думаю, понятные всем причины - тоже уходит. Представляете, после всего этого сейчас один канадский партнер, два американских и один европейский – мы с ними сейчас ведем переговоры, и они все хотят. К.Т.: Несмотря на санкции? В.С.: Смотрят. Но они понимают, что, да, риски политические растут, а экономические выгоды более ощутимы. Потому что при вот той девальвации, которая произошла, понятно, любой проект по импортозамещению становится более вкусным. Более того, мы сейчас уже посчитали этот проект, его конструкция становится более интересной. Почему? Понятно, оборудование все придется покупать в основном в Европе, потому что у нас подобного оборудования вообще нет. К.Т.: Нет, или оно плохое, или оно стоит дорого? В.С.: Нет, вообще нет. Картофеля-фри по определению никогда не было в России – он только был всегда импортный. К.Т.: Он-то растет не фри, а в обыкновенном состоянии. В.С.: Чтобы вы представляли, даже сам картофель, сорта – это отдельные сорта. Из нашего самого лучшего картофеля вы картофель-фри в той классике, в которой он должен быть, не произведете. Тем более, он должен быть длинный, там куча показателей. Кстати, мы его три года производим, продаем как обычный картофель – у нас люди в очереди сейчас стоят. Он очень вкусный, потому что у него содержание белка повышенное, и куча всяких вещей интересных. Так вот, сегодня они все с нами ведут переговоры. Но у нас сегодня позиция такова, что мы сказали, что три года этим занимались, и отступать не будем. Даже если партнеры не пойдут, у нас сегодня есть экспаты, которые с нами готовы идти, которые носители. Я же никогда не производил картофель - имею в виду фри - на заводе. Хотя, думаю, завод мы сможем построить, но надо, чтобы кто-то запустил, и здесь нужно минимум сделать ошибок. Кризис я, например, рассматриваю - и нормальные все предприниматели – как… Да, это, конечно, дополнительные риски, дополнительные трудности, дополнительная неизвестность. Но кризис, насколько я помню, с греческого переводится как "суд", как суд божий за то, что мы что-то не так делали. К.Т.: Очищение скорее. В.С.: Да, вот какое-то очищение. И кризис для нормального бизнесмена – это всегда не только проблемы, но это всегда однозначно новые возможности. К.Т.: Давайте, я к словам немножко поцепляюсь. Вы сказали, что чиновник, наверное, не поможет, хотя звонок был приятен. Кто поможет? Почему чиновник не поможет? В чьих руках сейчас реальная помощь? В.С.: Просто именно этот чиновник, именно Минсельхоз. К.Т.: То есть, от чиновников сейчас зависит? В.С.: Более того, я однозначно считаю, что вот сейчас наступило время вообще государства. В таких вещах, особенно по сельскому хозяйству, особенно по продовольствию, государство должно выделять свою главную регулирующую роль. Вообще агропродовольственный сектор не может жить без государственной воли. К.Т.: А вы не боитесь, что государство свою волю проявит, свою руку запустит, а потом кулак сомкнется на шее? В.С.: Боюсь. К.Т.: И что делать? В.С.: Волков бояться – в лес не ходить. Все может быть. Перебор со стороны государства – это как слон в посудной лавке, но без этого слона в этих джунглях не может быть порядка. В продовольственном секторе без государства ни одна страна мира не живет - ну, кроме некоторых африканских стран, где рынок до сих пор дикий абсолютно. К.Т.: И едят друг друга, да. В.С.: Поэтому я считаю, что сейчас вот то, что называется "великое дело" - дай бог, чтобы государство довело это до ума. Если оно сможет проектное финансирование сделать таким хотя бы квинтэссенционным проектом, это будет очень здорово. К.Т.: А проектное финансирование всегда разворовывают или нет? Потому что уж больно звукосочетание такое… В.С.: С бизнесом это невозможно. Более того, вот мы движемся по этой дорожке – нету таких пока. Воровать очень удобно, когда государство с государством разговаривает, или муниципалитет с государством, или когда бизнес подключается как заказчик чего-то. Когда бизнес включается как партнер, с ним очень сложно. К.Т.: У бизнеса сложнее украсть, чем у государства. В.С.: Нет, дело в том, что он берет, если у государства какие-то дешевые деньги… Он не готов эти деньги закапывать. Конечно, среди любой касты есть всякие люди, хорошие и плохие, но в целом это невозможно, на мой взгляд. Я даже не знаю, какие могут быть схемы, чтобы увести в сторону. Но еще другой момент. Проектное финансирование мало кому достанется: мы вот переживаем, сможем ли мы попасть. Хотя я считаю, что проект, который на 100% обеспечивает целую категорию импортозамещения… На мой взгляд, имеем полное право на то, чтобы государство обратило на нас внимание. К.Т.: А кто решает? В.С.: Минсельхоз только дает рекомендацию - почему я говорю, что не они решающие. Решает Минэкономразвития, есть там такая комиссия, и сам банк – вот на этом этапе там происходят решения. Но есть еще один ящик, который государство приготовило. И, опять-таки, дай Бог, чтобы оно его распаковало, и не разворовали эти деньги. Это так называемые субсидированные кредиты. Сегодня, помимо птицеводства, свиноводства, которое уже пять лет успешно поддерживается - и результат налицо, кстати говоря. Кто бы что ни говорил про всякое воровство и прочее, про коррупцию, но мы видим результат: в 2,5 раза производство мяса птицы выросло к тем лучшим, советским еще временам, и дальше отрасль развивается. Американцы к нам приезжают и говорят - ваше сейчас птицеводство не то что на уровне, а на определенной позиции лучше, чем американское. Потому что мы новые, мы с нуля все построили. К.Т.: Учли все ошибки и взяли все лучшее. В.С.: Конечно. Взяли все самое лучшее, что есть в Европе, Америке и во всем мире. Я бы очень хотел - я все-таки тепличник, овощевод, и мы семь лет последние годы уговаривали правительство включить в эту программу овощеводство защищенного грунта. Наконец-то включили. Очень хотел бы, чтобы деньги сейчас реально выделили. Поверьте мне, вот сейчас есть полный шанс в 2 раза за ближайшие 3-5 лет увеличить производство наших овощей. Тем более, не как в советское время мы на северах строили теплицы, а реально это сделать, как положено. В Ставропольском крае, в Алтайском крае, на Кубани. К.Т.: Где солнечных дней больше. В.С.: Или в Крыму, где положено расти этим овощам. Чем занимается моя компания? Мы в свое время тоже в Подмосковье выращивали. А сейчас мы переориентировались, и все делаем там, где это выгоднее, и вкуснее, и качественнее. К.Т.: Вы рассказываете о ваших канадских партнерах, голландских партнерах, американских партнерах, хотя, я думаю, что не только у меня, но и у очень многих зрителей уже создалось ощущение, что санкции – это все: железный занавес уже закрылся, никаких контактов и контрактов с иностранцами нет и быть не может. Или это не так? В.С.: У них риски выросли. Они понимают, что, не дай Бог, будет виток наращиваться, и вдруг пойдет какая-то вообще необратимая ситуация. По сегодняшним временам бизнес смотрит и на то, есть ли риски, но и на то, если есть выгода, если есть целесообразность экономическая проекта. К.Т.: Они обойдут, пролезут, подкопаются. В.С.: А кто им мешает? Им никто не мешает. Запреты есть жесткие на оборонку, на нефтянку, еще на что-то. К.Т.: А на картофель-фри нет. В.С.: Слава богу, на картошку нету запрета – так надо этим пользоваться. К.Т.: Еще одна важная вещь. Вы человек, который всерьез, во-первых, а во-вторых, очень аргументированно произносите слово "импортозамещение". Потому что у нас обычно, когда говорят с трибун или с телеэкрана про импортозамещение, говорят "Импортозамещение!" – и это очень похоже на лозунг. По-вашему, оно работает уже или нет? Есть ли у него будущее, стоит ли об этом говорить всерьез или нет? В.С.: Я вам сказал, например, про тепличников, что есть шанс вообще практически… У нас сейчас больше половины овощей внесезонных завозится по импорту, и завозилось. Тем более, сейчас получился такой разорванный рынок, потому что из этих 50-ти процентов большая часть завозилась из Европы. А сейчас моментально рынок весь начинает искать Китай, Египет, Тунис, Марокко и прочее. Все это не просто. Все это сложно. И логистика. И это, как правило, удорожает. Сейчас, например, наша компания - мы же зимой часть импортируем тех же салатов - но мы нашли пути, которые вот санкции подтолкнули, нашли пути, где логистику лучше, нашли и качество не хуже, по крайней мере, чем европейское. Не исключено, что в будущем будем оттуда иметь хорошие источники, и спасибо даже в этом плане санкциям. Но, опять-таки, уже без всяких санкций мы затеяли тепличный комбинат в Ставрополье. Мы должны были его года два назад построить - и хорошо, что не построили, потому что сейчас нашли еще более прогрессивные технологии. Построим – и это опять будет импортозамещение. Надеюсь, если не проектное финансирование, то хотя бы просто субсидированные кредиты. Конечно, если этого не будет ничего - картофельный проект мы не потянем, сразу могу вам сказать. Тепличный комбинат - напряжемся, но все равно построим. Но это будет очень тяжело. К.Т.: С кредитами? В.С.: Нет. Кредиты без поддержки государства – нереально. 9%, можно сказать 10% - это потолок для кредитов в сельском хозяйстве. К.Т.: Ну, у нас где же такое видано. В.С.: С поддержкой. Например, то же проектное финансирование, субсидированные кредиты – это позволительно, вот эти проценты проходят. Да, это напряженно для села, но с учетом инфляции это проходит. Если бы не было инфляции, это тоже было бы недоступно, но с учетом инфляции можно разговор вести. Все остальное – только за собственные деньги, но у крестьян мало у кого есть свободные деньги. Поэтому государственная роль сегодня возросла многократно. К.Т.: Я посмотрел достаточно бегло сайт вашей компании, структуру, и я понимаю, что вы одновременно относитесь и к крупному бизнесу, есть и средние проекты. У вас огромное количество именно мелких бизнесменов, с которыми вы работаете. На кого как влияет кризис, в чем разница? И есть ли разница между размером бизнеса и тем, как на нем сказывается все то, что с нами происходит сейчас? В.С.: В каждом секторе разные особенности, но в целом маленькому все равно легче приспособиться, вот именно изменения ему легче перенести. К.Т.: У крупных – запасов побольше. В.С.: Но, с другой стороны, это авианосец – он не может взять, развернуться и в эту заводь зайти, потом там отстояться, тут отстояться. У него то не позволяет - слишком мелковато буде - то просто он не может физически быстро развернуться. А маленькая шлюпка… Тут неудобно - она сюда зашла. К.Т.: Но волной может накрыть. В.С.: Да, волной может накрыть, но при этом она все равно более мобильна. Например, устойчивость нашей компании сегодня в том, что мы в свое время из такого массивного холдинга, когда все сами производили, все сырье, и сами его перерабатывали, сами его продавали под своим брендом - мы огромную часть сырьевой именно своей активности передали. Когда мы увидели, что надо производить не в одном регионе, как раньше мы в Подмосковье работал, и даже половину европейской части страны обеспечивали, развозили. Сегодня это уже не проходит – энергетика подорожала и т.д. К.Т.: То есть, на вас работают мелкие фермеры? В.С.: Да, много, десятки. И мы их за 20 лет вырастили, мы вместе с ними бок о бок работаем. Мы у них не просто покупатели – мы партнеры. Потому что мы им выбираем семена, многим даже покупаем семена, помогаем с техникой на первых порах, передаем технологию, потом жестко контролируем и гарантируем, что мы заберем всю их продукцию. К.Т.: Тогда расскажите не про технологию, а про психологию ваших партнеров. Потому что мы - я имею в виду, мы, все ходящие в магазин, мы – это наши телезрители, мы – это ФАС, мы – это губернаторы, мы – это разнообразные общественные организации, мы – это все, кому не лень, кто следит за ростом цен в магазинах, прежде всего на еду. И с удивлением все вот эти мы отмечаем, что растет в цене и отечественное тоже, и растет в цене оно ого-го как. Что происходит в головах у ваших партнеров, в частности, которые проводят такую ценовую политику? В.С.: Я открою вам сейчас секрет, но я так думаю, что он на нас не повлияет негативно. Вот август месяц, для нас август месяц был очень суровым: у нас 100 % было сырье из России, полная линейка. Вы можете представить, насколько подорожало сырье в течение недели? К.Т.: В два. В.С.: В десять раз. К.Т.: Ладно! В.С.: Я вам говорю – в десять раз. К.Т.: За неделю? В.С.: За неделю. К.Т.: А с курсом что произошло за неделю? В.С.: Курс вообще практически не двигался. Просто закрыли Европу, и те десятки фермеров, с которыми мы с кем 10 лет, с кем 20 лет, а с кем-то даже больше 20 лет работали… Но, когда к человеку приходят и говорят: вот ты с "Белой дачей" подписался по 30 рублей, а мы тебе даем 250. Он сначала говорит: нет, у меня контракт, я не могу. Хорошо, 260 рублей. К.Т.: И тогда он уже может. В.С.: Не все устояли. К.Т.: Да, человек слаб. В.С.: Потом наши специалисты даже ночевали в полях. Но и при этом некоторые фермеры говорили: "У меня тут что-то такое погрызло". А им говорят: "Смотрите, это же свежесрезанные кочаны". Кочерыжки-то остались. На что он отвечает: "Это же я вам отправлял 3 дня назад". Специалисты же все считают: выход с гектара и другие показатели. Выходы продукции все понятны. Многие не выдержали искушения. А почему это произошло? Потому что многие до этого просто не задумывались о том, зачем тут своего фермера выращивать, зачем с нашими рисками погодными и климатическими иметь дело – вот он есть огромный европейский рынок, бери с него и вози прямо в магазин, на прилавки клади. И, когда вдруг все перекрылось, многие сети, магазины - не буду их называть, те же рестораны - внезапно увидели, что продукции нет. Им непривычно, они же не могут, что нет. К.Т.: И это уже не устриц нет, это просто салата нет, а он везде нужен. В.С.: Салата и не много надо. Больше нужно для украшения, а не столько как еда, поэтому многие за ценой не стояли, потому что лишь бы украсить. Блюдо без салата никак нельзя подать. К.Т.: Что произошло в голове-то у этих людей? Это просто жадность? Я имею в виду, десятикратное повышение цен, о котором вы говорили. Или тому есть какие-то объективные причины? В.С.: Объективно только то, что прекратились поставки, нарушился баланс спроса и предложения. В августе в Египте тоже нет салата, и в Марокко нет салата – там жарко, салат там не растет. Вы спросите: а что мы сделали? Мы в течение 2 недель "температуру по госпиталю" снизили до 45 рублей. Изначально было 30, но 30 мы уже не смогли вернуть. К.Т.: Но с 200 с лишним до 45 – это все-таки значительно. А как это делается без автомата Калашникова? Расскажите, пожалуйста. В.С.: Очень просто. Рыночными механизмами. Мы со своими крупными поставщиками, которые тоже не хотели остаться без салата, и понимали, что для них это важно - я не буду их называть, это особенно касается крупных систем общественного питания, они не могут без салата, например, определенные блюда поставить на прилавок - мы им сказали: "Ребята, мы можем просто остановить производство, мы не можем по такой цене покупать". Это вообще не целесообразно, это взрывает полностью логику экономическую. И мы нашли на юге место, где можно было купить именно, как говорят, с рынка. Мы купили несколько фур, больше десятка фур одновременно. Кстати, тоже купили сначала за 100 рублей, потом стало по 150. Не буду говорить конечную цену, но не 250 мы заплатили. Но мы остудили сразу рынок и вернули его на 45 рублей. К.Т.: То есть, рынок можно остужать, если иметь на это волю, желание и некоторый ресурс. В.С.: Опять-таки, у нас ресурс был, мы бы одни этого не сделали. Мы договорились с нашими покупателями, что мы эти издержки поделим поровну, что мы взяли на себя такой груз, чтобы остудить рынок. Мы его остудили, и сейчас он опять нормально развивается, но неизвестно, что будет в этом году. Мы сейчас ждем весенне-летнего периода и тоже переживаем. К.Т.: У вас, получается, сезонный бизнес. В.С.: Искушение, конечно, велико. Как может устоять человек, когда ему предлагают цену в 10 раз больше? К.Т.: А они к вам потом, кстати, вернулись? В.С.: Никто, кстати, нас полостью не кинул. Были те, кто на 50 % сократили поставки, для нас это было очень существенно, но половина из поставщиков на 100 % выдержали поставки. К.Т.: Это вселяет веру в человечество. В.С.: Мы тогда провели, и скоро снова будем делать, "День поля". Мы, конечно, отблагодарили этих людей, чем могли, и обязательно на этот год мы при распределении заявок и планов, безусловно, в приоритет поставим этих людей. Когда говорят о наших бизнесменах, что они неустойчивые, то, когда я рассказал европейцам об этой ситуации, которая у нас произошла, они сказали: "Виктор, ты не думай, что это только у вас. Если бы у нас такое было, что вы пережили, - неизвестно, как бы мы там все это разрулили. Поэтому молодцы, что вышли из этого положения, честь вам и хвала". К.Т.: Спасибо. Удачи вам. Заходите к нам еще и рассказывайте об успехах и о проблемах. Виктор Семенов – президент группы компаний "Белая дача" - был у нас в эфире и рассказал, что из кризиса если не выгоду, то какие-то весьма полезные уроки извлечь можно. Как говорится, эффективнее всего учишься в 2 случаях: до 7 лет, и пока жизнь не загнала тебя в угол. Это "Де-факто". Увидимся.