Николай Александров: Сергей Довлатов, «Соло на Ундервуде». Когда шахтер Стаханов отличился, его привезли в Москву, наградили орденом, решили показать ему Большой театр. Сопровождал его знаменитый режиссер Немирович-Данченко. В этот день шел балет «Пламя Парижа». Началось представление. Через 3 минуты Стаханов задал вопрос Немировичу-Данченко: «Батя, почему молчат?» Немирович-Данченко ответил: «Это же балет!» – «Ну и что?» – «Это такой жанр искусства, где мысли выражаются средствами пластики». Стаханов огорчился: «Так и будут всю дорогу молчать?» – «Да», – ответил режиссер. – «Стало быть, ни единого звука?» – «Ни единого». А надо вам сказать, что «Пламя Парижа» – балет уникальный: там в одном месте поют, если не ошибаюсь, «Марсельезу». И вот Стаханов в очередной раз спросил: «Значит, ни слова?» Немирович-Данченко в очередной раз кивнул: «Ни слова». И тут артисты запели. ВИДЕО Николай Александров: Стаханов усмехнулся, поглядел на режиссера и говорит: «Значит, оба мы, батя, в театре в первый раз». «Фигура речи» – программа, посвященная книгам и авторам книг. Две гостьи сегодня в нашей программе. Елена Колыхалова, актриса, продюсер театральных фестивалей и конкурсов, автор исследований современной зрительской аудитории. Марина Королева, филолог, лингвист, профессор университета «Высшая школа экономики». «Я – зритель! Зачем люди ходят в театр» – так называется эта книга, вышедшая в издательстве «Навона». Написала ее Елена Колыхалова, и, собственно, об этой книге мы и будем говорить сегодня. Не только с Еленой, поскольку у нас еще есть Марина Королева. Лена, скажите, почему вы не в единственном числе, а вместе с Мариной? Елена Колыхалова: Здравствуйте, Николай. Моя книга посвящена театральному зрителю, именно ему отведена главная роль в ней, он главное действующее лицо. Поэтому я решила прийти в вашу студию с очень важным для меня театральным зрителем, который внес ощутимый вклад в написание этой книги. Николай Александров: Это Марина, как я понимаю. Елена Колыхалова: Этот зритель – Марина Королева, вот. И в процессе написания этой книги... Как-то так получилось, что раньше мы ходили в театр порознь, но вдруг я решила провести несколько театральных экспериментов, и Марина как нельзя лучше подошла для этой цели. Николай Александров: Да? Марина Королева: То есть я абсолютно подопытный объект в данном случае, ну вот... Николай Александров: То есть ты не как лингвист, не как филолог присутствуешь, а вот просто как зритель? Или как подкованный зритель? Марина Королева: Абсолютно, абсолютно нет. Подкованным зрителем я бы себя к тому моменту, когда мы начали этот эксперимент, все-таки не назвала бы, потому что был какой-то перерыв в моих хождениях в театр. И кстати, он случился именно потому, что я вдруг перестала ходить в театр. То есть в какой-то момент я поняла, что мне там не нравится, и я оставила для себя только концертные залы. Но потом так получилось, мы подружились с Леной, провели, кстати, совместный проект в ТЮЗе... Елена Колыхалова: Да. Николай Александров: Какой? Марина Королева: Где Лена помогла мне организовать серию вечеров о русском языке. Елена Колыхалова: Ток-шоу «Чисто по-русски». Николай Александров: О русском языке. Марина Королева: Да-да. Николай Александров: А хорошо сейчас, кстати, говорят в театре по-русски, Марина? Марина Королева: По-разному говорят. Николай Александров: По-разному, да? Марина Королева: По-разному говорят, и это тоже был один из наших разговоров, как вы помните. Елена Колыхалова: Да, со зрителем, со зрителем. У нас был такой стиль прямого общения, формат ток-шоу, и мы задали все интересующие нас вопросы зрителям, они задали их нам, вот. Собственно, это был такой очень интересный опыт. Он был недолгий, но для нас очень познавательный, и для моей книги в том числе. Николай Александров: Прежде чем мы будем говорить о книге, еще один вопрос, если уж действительно Марина присутствует: сценическая речь изменилась в театре современном? Марина Королева: Опять-таки, все очень по-разному. Если мы возьмем какие-то вот такие академические театры, Малый театр, то там, мне кажется, мы увидим тот самый стандарт, который был. Но сейчас в других театрах, в театрах более молодых, безусловно, туда приходит уже другая речь, приходит живая речь, все более, все более и более живая речь. Там, где современная драматургия ставится, там меняется и речь. Ну, есть такой параметр, вот он, может быть, смешной, здесь мы в данном случае даже не о лингвистике говорим, скорее о физике речи, – например, громкость речи, это очень важный для театра параметр. Елена Колыхалова: Да. Марина Королева: То есть вот слышно ли человека со сцены, это очень важно, есть микрофоны, нет микрофонов. Если нет микрофона, то как слышна проговариваемость речи, вот это тоже очень важный для меня параметр, но вот это я отслеживаю уже, наверное, с точки зрения действительно психолингвиста и лингвиста. Николай Александров: Лен, так можно ли ответить на вопрос, зачем люди ходят в театр? Елена Колыхалова: Дело в том, что за последние 30 лет существенно, качественно изменился театральный зритель, и можно уже утверждать, что зритель-прихожанин, как я его называю, советский зритель, однозначно, окончательно превратился в современного зрителя-потребителя. Николай Александров: То есть зритель-прихожанин, давайте развернем это, – это человек, для которого театр – это храм искусства, да? Елена Колыхалова: Театр... Это его зрительское кредо: театр – это храм искусства; не всему, что есть в жизни, есть место на сцене. Это вот такое зрительское кредо. И зритель-прихожанин в советские времена все-таки театр воспринимал как некое сакральное место. И последние 30 лет, скажем так, они, конечно, не пошатнут и не уберут функцию сакрального из театра, но существенно пересмотрелись ключевые вещи, зрительское восприятие театра как места. Ведь зритель неслучайно стал потребителем: если в советские времена у нас было не так много театров, то на 2018 год, по подсчетам «Яндекса», в Москве насчитывается 390 театров разных правовых форм, от Большого театра до студенческих театров, это театры, продающие билеты за деньги. Марина Королева: Плюс антреприза. Елена Колыхалова: Включая их, включая, 390, из них 97 государственных театров. Ну как зрителю не стать потребителем? Он же должен выбирать. А цены на билеты у нас довольно высокие, намного выше, чем в Европе, на многие представления, соответственно, зритель вынужден становиться потребителем. Николай Александров: Понятно. Елена Колыхалова: Раньше все-таки многое за него решало государство, была система фильтров, отбора спектаклей, а сейчас за зрителя эту работу никто не выполняет, он сам выбирает, что он будет смотреть и за какие деньги. Николай Александров: Мне интересно, поскольку Марина была, как вы сами сказали... Елена Колыхалова: ...подопытным. Николай Александров: ...подопытным экземпляром... Марина Королева: И участником нескольких экспериментов. Елена Колыхалова: Участником экспериментов. Николай Александров: Участником экспериментов. А какие, кстати говоря, эксперименты? Первый вопрос на самом деле очень простой. Вот этот прихожанин – он виден сегодня в театре? Вот зритель, который относится прямо вот с таким священным трепетом. Марина Королева: Как мне кажется, его стало гораздо меньше, т. е. просто, простите, цены на билеты не способствуют тому, чтобы там появлялся зритель-прихожанин. То есть появляется другой человек, появляется то, что называется клиентоориентированностью театра... Елена Колыхалова: Да, да, клиентоцентричность, говорят. Марина Королева: Клиентоцентричность, т. е. как бы театр стоит на вытяжку перед человеком, который несет в театр деньги. А все-таки зритель-прихожанин, он приходил в театр, как правило, вот как бы за 300 рублей, за 500 рублей и смотрел на сцену и на все, что происходит в театре, вот с замиранием сердца. Он остается, такие зрители есть, но вы их увидите, как мне кажется, гораздо меньше, чем других людей, вот тех самых, на которых сейчас театры ориентируются. Поэтому... Елена Колыхалова: Да. Есть еще такое понимание. Сегодняшний зритель задает вопрос – а какая мне польза от театра? Вот старый, такой советский зритель, собственно, он, наверное, по-другому формулировал этот вопрос, или даже он сам бы был готов ответить, в чем польза, потому что тогда на театр больше возлагали воспитательную функцию, которая на самом деле не лежит в основе театра, театр не руководствуется планами воспитания в первую очередь. Николай Александров: Ну да, как искусство вообще, вы об этом пишете довольно много. А меня вот интересует – а вот тот тип, не знаю, вспоминаю московских театральных старушек, лемешистки и козловистки, например, которые ходили на определенном актера... Марина Королева: Да. Елена Колыхалова: Да. Николай Александров: ...не просто в определенный театр. Сейчас существуют такие фанатки, группы поддержки? Марина Королева: Не знаю, согласится ли со мной Лена. Вот я таким своим сторонним взглядом сказала бы, что если они и есть, то это буквально единицы, и, как правило, это люди, которые скорее приходят в театр по приглашениям. То есть есть какая-то вот все-таки... Елена Колыхалова: Да, соглашусь. Марина Королева: Есть какой-то костяк публики у каждого театра, который ходит независимо от цен на билеты, т. е. это люди, которые приходят туда по приглашениям. Вот вы можете их еще увидеть, но они, конечно, абсолютно как-то размываются другой публикой. Елена Колыхалова: Да, совершенно верно, они не являются, скажем так, образующими аудиторию. По поводу экспериментов я бы хотела ответить на ваш вопрос. Дело в том, что существует такое понятие, как профессиональная деформация у зрителя. Например, юристы, врачи, следователи, военные опытные, у них есть некая профессиональная деформация, как они воспринимают то, что происходит на сцене. У них существует отстройка от пиковых эмоциональных состояний, когда на сцене представляется человеческое горе, ну это связано с их профессией, они с этим горем сталкиваются каждый день. Вот у Марины тоже есть своя профессиональная деформация: Марина может в рекордные сроки составить информационный бюллетень о чем угодно. Марина Королева: Это понятно, как новостник, да. Елена Колыхалова: Да, как новостник. Николай Александров: Ну понятно, журналистское прошлое дает знать о себе. Елена Колыхалова: Причем ей это как нам дышать, это как нам дышать, т. е. она делает молниеносный информационный бюллетень исчерпывающий, многосторонний про человека, явление, спектакль, про что угодно, про новость. И я поняла... А мы после каждого спектакля, как правило, его обсуждаем. Я поняла, что вот такое отношение, такая профессиональная деформация убирает спонтанное восприятие спектакля, потому что по ходу составления этого информационного бюллетеня формируется то, что называется антиципацией – это предвкушение, некий зрительный образ, что я увижу. И первые полчаса происходит такое совмещение, соответствует ожиданиям или не соответствует, то или не то. И когда мы разбирали спектакли, очень часто Марина говорила: «Смотрите, нет, там было заявлено другое, нет-нет-нет, тогда нужно писать вот так в анонсе». Марина Королева: Ха-ха. Елена Колыхалова: И я придумала такую форму... Марина Королева: «Слепой просмотр» на самом деле. Елена Колыхалова: Да, это ваша формулировка. Марина Королева: Слепой просмотр спектакля, когда ты не знаешь, куда ты идешь, в какой театр, ты узнаешь об этом... То есть ты соглашаешься на эксперимент, тебя встречают, приводят: ага, ты видишь, тебя привели в такой-то театр. Ты не знаешь, какой будет спектакль. Ты заходишь в зал, и только в зале ты узнаешь, какой будет спектакль. И ты уже за минуту до начала не успеваешь сделать никакой бэкграунд, ты не выясняешь уже. Николай Александров: То есть даже программки нет, Марина, т. е. я вообще ничего не знаю, да? Марина Королева: То есть тебя стараются провести даже без программки, и ты начинаешь смотреть. Елена Колыхалова: Просто открылся занавес и идет вот такое непосредственное восприятие. Марина Королева: Ну, может быть, за минуту... Ну, все-таки скажем, что Лена говорит: «Это будет Крымов, «Му-Му»». Елена Колыхалова: Да-да, но это когда мы уже садимся в зале. Крымов, «Му-Му» – это был наш такой первый эксперимент, да? Я считаю, он же прошел у нас успешно. Марина Королева: Ну, успешно для чего? Для спектакля, наверное, потому что в том смысле, что да, мне понравилось, я включилась сразу и готова была включаться и дальше, и, в общем, это то, что было для меня потрясением. Николай Александров: А смысл этого эксперимента в чем? То есть нужно говорить зрителям, чтобы они вообще ничего не читали предварительно? Елена Колыхалова: Нет, смотря какому зрителю. Николай Александров: А, смотря какому. Елена Колыхалова: Ведь как бы одна из основных целей моей книги – это типология зрителей, типология на основании его ключевой потребности. Вот есть такое ядро потребности у зрителя, что он хочет в себе подкормить. И вот есть тип зрителей... Николай Александров: Эмоциональная разрядка или, наоборот... Елена Колыхалова: Это одно из, да. Это или эмоциональная разрядка, или это вот как раз религиозная потребность, когда человек хочет ощутить себя частью группы, испытать некое прозрение, практически религиозное потрясение. Николай Александров: Прикоснуться к большому, высокому. Елена Колыхалова: Да-да, ощутить себя частью великого, что это великая вещь. Николай Александров: У вас есть еще зритель-турист. Это кто? Елена Колыхалова: Это самый загадочный зритель. Этот зритель до конца мною не понят, но я его встречала часто на просторах театра. Этот зритель смотрит на все как бы отстраненно, никогда не включаясь. Я его называю так: зритель-турист на крокодильей ферме. То есть ему любопытно, ему познавательно, ему важна фактология... Я это связываю с тем, что у него происходит замена своего жизненного опыта подменой наблюдения за чужим опытом, вот так я это связываю на основании тех опросников и анкет, которые вот они мне заполняли, эти зрители. И что показательно, у каждого зрителя есть свои фразы-теги, которыми они описывают успешный опыт и неуспешный опыт. Вот зритель-турист, он скажет: «Прикольно», «Познавательно», «Я не знал этих фактов». Зритель-турист – один-единственный из зрителей, который всегда смотрит как будто бы два действа: первое – это непосредственно сюжет на сцене, то, что разыгрывают актеры, драматургию, а второе – он смотрит, как реализуется спектакль. Это как если бы я сегодня у вас в студии помимо того, что рассказываю свою тему, еще бы следила, как работают камеры, операторы, помощники режиссера, гримеры, т. е. как будто бы параллельно два действа. Николай Александров: Да, вы пишите, что его зрители, окружающие его, волнуют в не меньшей степени, нежели то, что происходит на сцене, да? Елена Колыхалова: Да, это зритель в поисках своей компании. Этот зритель, скажем так, скорее зритель субкультуры, потому что он как бы небольшой. Но у многих людей есть потребность подтвердить свое мировоззрение, а, допустим, в жизни они не находят единомышленников, или им этих единомышленников не хватает, или они хотят услышать со сцены значимые для себя ценностные идеи, установки. Вот у них есть такой дефицит. И тогда в какой-то момент... Марина Королева: В этот момент они аплодируют. Елена Колыхалова: Да, между прочим, да. Марина Королева: Они включаются и аплодируют именно в этот момент. Елена Колыхалова: Это удовлетворение социальной потребности. В каком-то смысле это же компенсация, и такой зритель, для него очень важно то, что называется в английском, замечательная формулировка, ее нет в русском, пока не встречала, like-minded people, т. е. «созвучные люди», мыслящие как я, думающие как я и чувствующие как я. То есть вот все это зритель в поисках своей компании хочет найти среди аудитории в зале. Николай Александров: А чем это отличается от футбольных фанатов, вот я думаю? Елена Колыхалова: Ой, они отличаются очень много чем. По сути, и театр, и спортивные представления – это что? Это, если убрать все лишнее, оставить только суть, это ритуал зрелищного общения, коллективный ритуал зрелищного общения, и спортивный матч, и театральное представление. Но в спортивном матче есть только вот эта одна в основном составляющая, когда изживается в игровой форме, в небуквальной форме, в игровой, конфликт, выпускается пар, так шло с древности. В театре на самом деле то же самое, но богаче выбор. В театре вот такой зритель, он так же, в ритуальной форме изживаются некие его фрустрация, противостояния социальные, в зрительном зале это же ведь тоже очень много этого существует. Вот как раз Марина мне на днях рассказывала... Николай Александров: Вот мне очень хочется понять, как Марина прошла энциклопедию, все эти типологии. Марина Королева: Абсолютно на практике. Более того, я хочу добавить. Вот ты говоришь о том, что футбольные фанаты. Я не была, кстати, на стадионе, но представляю себе, что там, наверное, находятся две группы зрителей, одни болеют за одну команду, другие за другую. Но в принципе там-то внутри каждой группы единодушие, так же? Если говорить о театральном зале, то сейчас, мне кажется, вот как раз, чем, собственно, и ценна эта книжка, которая вышла у Лены вот с типологией зрителей, потому что там как раз в зрительном зале сейчас сталкиваются и соседствуют, сосуществуют как раз все те группы зрителей, которые в этой типологии указаны, и они все разные, они все по-разному реагируют абсолютно. Вот я помню ситуацию, о которой я рассказала вам... Елена Колыхалова: Да. Марина Королева: ...но на самом деле Лена не присутствовала – это было на концерте фортепианной музыки, когда рядом со мной в зале Чайковского быстро, за минуту буквально до начала вот не садится, а именно прямо плюхается пара, и это люди, которые пришли, мне кажется, отсюда-то с пляжа, с какими-то целлофановыми пакетами, в шортах, едва ли не в купальниках. Вот они садятся на первый ряд в зале Чайковского и оглядываются, озираются. Молодой человек спрашивает меня: «А здесь сколько звонков?» Елена Колыхалова: Ха-ха. Марина Королева: Я говорю, как-то... Говорю: «Ну вот два уже было, будет еще один». – «Я успею за кофе выбежать?» Я говорю: «Вы здесь его собираетесь пить?» Он говорит: «Ну да. А что, разве нельзя?» Я говорю: «Ну, вроде бы нет, вас не пустят сюда со стаканчиками кофе». Ну, как-то они расстроились... Я думаю: м-да, предстоит мне сегодня концерт, однако. Но нет, что интересно, во-первых, они абсолютно нормально реагировали, дальше они были очень спокойны, тихи. Им все понравилось, они бурно аплодировали, кричали «Браво!», ушли на перерыв, потом вернулись и дослушали. Но вот это совершенно точно, это какой-то вот неканонический зритель, а их, наверное, в каждом зрительном зале типов пять-шесть сейчас. Елена Колыхалова: В хорошем случае. Вот когда это хороший спектакль, скажем так, отражающий то, что происходит за окном, потому что театр неразрывно связан с нашей жизнью, мы еще об этом очень хотели у вас сказать, тогда их пять-шесть групп разных зрительских, и они всегда находятся в некой конфронтации, в противостоянии. Это также ритуальная основа театра, которая зиждется на трех типах конфликтов. Первый конфликт – драматургический, который существует во всех жанрах, и в музыкальных, некий драматургический конфликт на сцене. Конфликт среди разных зрительских групп в зале. И конфликт, самое интересное, зрительного зала, который в финале должен объединяться, проходить все свое противостояние и объединяться. Конфликт зрительного зала, который превращается в публику, с теми, кого в зале нет. Вот это самая уникальная часть для меня, может быть, не так хорошо изученная, то, что зрительный зал, объединяясь, превращается в публику и перестает быть толпой, противопоставляет себя толпе, которой в зале нет. И то, о чем говорит Марина, когда появляются вот эти зрители из толпы, на самом деле для меня это очень радостный признак. Вот если бы зал состоял только из старожил, это значит, что скоро билеты бы стали плохо продаваться, потому что... Николай Александров: А сейчас хорошо продаются? Елена Колыхалова: Конечно! Сейчас они очень дорогие. Нет, почему, мы вот даже обсуждали с вами, что дорогие цены, дорогие цены. Марина Королева: Ну действительно, да, хорошо продаются. Николай Александров: Меня интересует... Вот понятно, что здесь в большей степени представлена типология, я бы так сказал, психологическая, это некие психотипы. Елена Колыхалова: Да. Николай Александров: А можно ли как-то судить о квалификации зрителя, насколько он квалифицирован, насколько он вообще разбирается в том, что происходит? Елена Колыхалова: Как зритель? Во-первых, у меня даже есть в книге глава «Зритель будущего – профессиональный зритель». Опять-таки, как ни цинично это прозвучит, это связано с тем, что он вынужден вкладывать существенную часть своего бюджета в походы в театр. Почему? Потому что зритель-потребитель готов встроить театр в свою повседневность, это не эпизодический зритель. Он готов продумать, зачем ему нужен театр, узнать, а какая от него польза, и предусмотреть походы в театр для себя, своих родных и друзей. Соответственно, он простраивает свой репертуар исходя из своих надобностей и нужд. Со временем он приобретает квалификацию, компетенции как театрального зрителя. С чем это связано? Он умеет точно выбрать, сориентироваться в театральном предложении и выбрать наиболее оптимально подходящий ему спектакль. Марина Королева: Кстати, чтобы не уходить после первого действия. Вот буквально то, что мы с вами обсуждали... Елена Колыхалова: Да, перед передачей. Марина Королева: Да, перед передачей. Я читаю пост своей подруги, которая ушла после первого действия «Евгения Онегина» в Большом театре. Большой театр, большие деньги, цены на билеты, человек долго собирался туда, привел туда свою семью и уходит после первого действия, сказав, что узнает только музыку в этом спектакле, больше ничего. Николай Александров: А чья постановка? Марина Королева: Евгения Арье. То есть она такая действительно авангардная, я потом посмотрела фотографии, потому что я не видела спектакля: там что-то медведь на качелях, медведь с отрезанной головой... Ну, в общем, это никак не похоже на прежнего «Евгения Онегина». И человек не выносит этого и уходит после первого действия. Вот, как я понимаю, квалификация зрителя (Лена, поддержите меня), в том, чтобы... Елена Колыхалова: Да, совершенно верно. Марина Королева: ...заранее составить вот то, что, как вы говорили, делаю я. Елена Колыхалова: Да, удовлетворит мои потребности это или нет. То, о чем говорит Марина, случай с этой дамой, – вы знаете, это самый популярный, распространенный конфликт сегодняшнего дня, когда зритель чувствует себя обманутым. Ведь он, покупая билет, отдавая часть денег за билет, он чувствует, что он приобретает от театра некую ценность, он надеется эту ценность получить. В чем для него эта ценность сформулирована? Если театр вдруг дает ему не эту ценность, а очень ценную ценность, но другую, которую он не покупал, то, естественно, он разгневан и называет это обманом. Так вот, самый распространенный, скажем так, конфликт между театром и зрителем (а я его все-таки называю зрителем-потребителем, потому что именно о потребительстве говорит суть этих конфликтов) в том, что театр не умеет правильно через рекламное предложение обозначить для зрителя, сколько в процентах авторского, а сколько режиссерского. То есть мы идем на спектакль скорее авторской версии, литературного автора, или на спектакль режиссерской версии. Марина Королева: Ну, может быть, если он обозначит, люди не пойдут. Елена Колыхалова: Да. Николай Александров: Типология самых разных театральных работ в конце вашей книжки представлена, Лена. Вы, собственно, и говорите, режиссерское это искусство, какое взаимодействие режиссера собственно с текстом произведения, насколько он вольно с ним обращается, или он просто берет некий бренд, некую маску автора и пишет по мотивам и т. д., и т. д. Елена Колыхалова: Да. Николай Александров: Это те вещи, которые указывают уже зрителю, что он ожидает. Можно сказать, что сейчас театральный бум, или нет? Можно сказать, что... ? Елена Колыхалова: Да, однозначно. Николай Александров: Да? Елена Колыхалова: Театральный бум – это как раз перерождение зрителя. В книге есть интервью Вениамина Смехова... Собственно, это беседы о зрителе, которые я провела с Вениамином Смеховым, Кириллом Кроком, директором Театра Вахтангова, самым успешным, как я считаю, театром на сегодняшний день в стране, и с Михаилом Ефимовичем Швыдким. И собственно, если проанализировать все три интервью, то сейчас театральный бум, а Вениамин Борисович так и сказал: «Сейчас бум театра». Он очень много где играет, концертирует и говорит, что возродился интерес к театру и уже находятся новые формы на нового зрителя. Вот этот период в конце девяностых, который был для нас немножко страшный, мы не понимали, куда мы идем, мы еще ставили в прежней эстетике, а что в новой? А в новой было как-то неинтересно иногда, необаятельно. Сейчас это вот за последние... Николай Александров: Ну замечательно, я считаю: театральный бум, зрители разные, зритель-потребитель, уже не прихожанин, он уже хочет за свои деньги получить удовольствие... Елена Колыхалова: Да, в лучшем смысле этого слова, да. Марина Королева: Клиент, клиент. Николай Александров: Самые разные режиссерские работы, и не только режиссерский театр у нас существует. Мне остается только вас поблагодарить за беседу. Спасибо, Лена, спасибо, Марина! Марина Королева: Спасибо, Николай! Елена Колыхалова: Большое спасибо, Николай! Николай Александров: Будем ходить в театр, да? Елена Колыхалова: Обязательно! Приходите в театр!