Лето - время, когда родители задумываются о детском чтении. Что читают современные дети и подростки? И что им предлагают издатели? Чем не устраивает старая добрая классика? Главный редактор и директор издательства «Самокат» Ирина Балахонова - о трендах в детской литературе. Николай Александров: Детское чтение, книги для детей и подростков сегодня в центре нашего внимания. А в гостях у нас Ирина Балахонова, руководитель издательства «Самокат». Речь пойдет о жанровом многообразии современной детской литературы. Ира, здравствуйте. Ирина Балахонова: Здравствуйте, Николай. Николай Александров: Лето – то время, когда родители задумываются о детском чтении, если они еще задумываются о том, что будут читать их дети. И предполагается, что за летние месяцы дети должны освоить достаточно большое количество литературы. Плюс к тому возникает проблема, читают ли современные дети, подростки что-либо или нет. Поэтому сегодня мы поговорим о детском чтении. А вашему издательству 15 лет, насколько я понимаю? Ирина Балахонова: Теперь уже 16. Мы уже взрослые. Мы подростки как раз. Николай Александров: А, вы подростки. Ирина Балахонова: Как раз те самые подростки. Читают ли они вообще? Николай Александров: Поэтому попробуем сегодня поговорить о том, какие возможности есть у детей и родителей, насколько разнообразно детское чтение, да и вообще что это такое. Может быть, как раз с этого и начнем. Чем не устраивает старая добрая классика? Ирина Балахонова: Тем, что она старая, несмотря на то, что она добрая. Классика – это такая история, которая должна пополняться с каждым поколением или через поколение, если вдруг с поколением повезло. Классика откуда-то же взялась. Она не всегда была классикой. Мы это понимаем, наверное. Хорошо, если бы мы это понимали. И, конечно, каждой эпохе соответствуют свои особенности языка, свои проблемы, свои какие-то чаяния, своя мода в конце концов, свой ритм. И все это отражается в литературе. Не только во взрослой, но и в детской. Поэтому, конечно… Николай Александров: Я понимаю. Значит, издательство таким образом как-то должно адаптироваться, приспосабливаться ко времени и к эпохе, да? Ирина Балахонова: Издательство, издатели – мне кажется, они как режиссеры, как люди, занимающиеся кино, как люди, занимающиеся искусством в целом, пытаются все-таки, наверное, поделиться своим восприятием мира, своим видением того, что происходит вокруг. Может быть, какими-то своими страхами и попытками их разрешить внутри себя. Это все равно такой бизнес, который не совсем даже бизнес. Он все равно на грани с искусством и на грани с желанием рассказать другим о том, что нравится тебе, и поделиться той любовью, которую ты испытываешь к тем или иным текстам, и, может быть, тем уважением, которое ты испытываешь к тому или иному образу мыслить, который ты замечаешь у авторов. И, конечно, это желание познакомить с тем или иными авторами своего читателя. Николай Александров: Давайте посмотрим тогда… благо, у нас существует довольно много книжек на этом столике, не уверен даже, что обо всех мы сможем рассказать, но попытаемся… Но будем учитывать некоторое жанровое разнообразие. Иными словами, судя по всему, сегодня литература для детей и подростков – это достаточно обширная область, где существуют свои жанры, свои особенности и, видимо, своя специфика. Каждая книжка еще на что-то направлена. То есть теперь детская литература в каком-то смысле более функциональна. И прикладное значение учитывается, видимо. Или нет? Ирина Балахонова: Очень по-разному. Книга может быть просто развлекательная. Она может нести в себе какое-то воспитательное значение, как, наверное, и любая литература. Мне кажется, что особенность современной детской литературы как раз в том, что она, на мой взгляд, слегка перестала быть только детской. Она вышла за рамки аудитории. Николай Александров: А раньше так не было? Басни Крылова, детское чтение. Ирина Балахонова: Нет. Сейчас мы путаем хронологию. Басни Крылова, конечно, писались, на мой взгляд, для взрослой аудитории, и потом в конце концов, как и многие классические произведения, которые писались для взрослой аудитории (здесь и Дюма, и наша вся русская классика) стала доступна по той или иной причине детям, и почему-то вошли в разряд детской литературы. Но мы говорим сейчас о другом. О том, что современная детская литература зачастую пишется с прицелом на более широкую аудиторию, чем просто детская или подростковая аудитория. И все больше и больше читателей, которые совершенно сознательно выбирают чтение детской и тем более подростковой литературы. Просто возник этот сегмент «young adult», мы констатируем, что взросление происходит все позже и позже. Кто-то говорит, что это связано с продолжительностью жизни. Кто-то говорит, что это просто связано с тем уровнем комфорта, которого мы достигли, с пролонгацией времени получения образования. То есть очень много факторов, которые делают так, что если мы предполагаем до 100 лет, то наша юность и наше детство тоже слегка растягиваются. Это, на мой взгляд, одна из причин того, что молодые взрослые люди… Николай Александров: То есть мы до бесконечности перечитываем Гарри Поттера в течение жизни? Ирина Балахонова: Нет. Не будем утрировать. Есть же не только Гарри Поттер. «Гарри Поттер» - совсем неплохая книжка. Николай Александров: Я и не спорю даже. Ирина Балахонова: В общем, это такая метафора преодоления и взросления. И, в общем, бальзам на раны тем, кто устал от общества людей и хотел бы попасть в общество волшебников, которые имеют более ответственное отношение вообще к пространству, которое они занимают. Это один из аспектов «Гарри Поттера», на мой взгляд. Я не знаю, о чем думала Джоан Роулинг, когда она писала «Гарри Поттера». Я думаю, что она как очень умный человек наверняка имела в виду, что ее аудитория будет шире, чем просто аудитория школьников. Но сейчас действительно очень много хороших текстов, которые пишутся для младших подростков и подростков-молодых взрослых, очень интересуют взрослых. Я думаю, что это интересует взрослых повсеместно. Но особенно российские взрослые, с которыми не велась беседа на многие темы, которые они табуированными из своего детства и юности притащили в свою взрослую жизнь, хотели бы где-нибудь найти решение или хотя бы наметки на существование какого-то пути. Николай Александров: То есть восполнить пробелы? Ирина Балахонова: Восполнить пробелы. Потому что с родителями не разговаривали, у них была какая-то своя жизнь, у нас совершенно своя. Мы же констатируем. Сейчас об этом, по-моему, пишут и социологи, о том, что мы практически имеем впервые в жизни дело с поколением, у которых нет конфликта между отцами и детьми, или этот конфликт максимально нивелирован, потому что дети чувствуют себя в ответственности за взрослых, отчасти лишенных возможности действовать, потому что все-таки ситуация такая довольно странная. И взрослые такие немножко потерянные у нас на протяжении последних 20 лет. А дети чувствуют свою обязанность защитить вот этих немножко потерянных взрослых. А взрослые тем временем идут в эту детскую литературу, которая теперь не содержит этих табу, чтобы, во-первых, найти этот язык со своими детьми. И вдруг стало понятно, что их дети – это очень важно для них. Мне кажется, это прямо очевидно. Я вижу, как вокруг меня родители заинтересованы, озабочены своими детьми, их чтением, нечтением, их времяпрепровождением. Но не истерично озабочены, а озабочены как-то очень по-человечески. Когда им очень хочется с ними делиться чем-то. Николай Александров: Ира, давайте тогда, если уж мы эту тему затронули, скажем несколько слов о книжках, которые должны быть любопытны одновременно и для детей и подростков, и для взрослых, если учитывать эту несколько иную интерпретацию инфантильности. Ирина Балахонова: Я не думаю, что дело в инфантильности. Я думаю как раз, что дело в том, что наши дети приобретают какие-то знания о жизни и о скрытых ее сторонах благодаря этой литературе немножко раньше, чем его, может быть, приобретали мы. И все-таки я начала бы, наверное, с трендов, которые мне кажутся интересными. Сейчас мы все понимаем, что есть такой тренд – мы говорим о феминизме очень много. И в основном эти разговоры связаны просто с дебатами. Хорошо это или плохо, нужно это или не нужно? Как мы будем жить дальше, если это все действительно к нам придет? Это давным-давно уже пришло, и женщины голосуют в России с 1917 года. Мы четвертая страна в мире, которая позволила женщинам голосовать. Так что, в общем-то, мы довольно эмансипированное общество. Но сейчас у меня в руках очень интересная книжка Марты Бреен и Йенни Юрдал, которая называется «Свобода, равенство и сестринство». Здесь нет никаких дискурсов и нет никакой дискуссии о том, правильно это или нет. Потому что дальше мы каждый сформируем свое мнение. А эта книжка для тех, кому интересно, откуда вообще феминизм начался. И она сделана в таком стиле, который становится все более и более у нас популярным. Хотя буквально 10 лет назад мы вообще не собирались его никак принимать. Нам казалось, что он не совместим с чтением Достоевского и Чехова. А именно эта книжка сделана в стиле комикса. Николай Александров: Комикса, или графического романа. Ирина Балахонова: Да. Но это нон-фикшн комикс. Это прямо такой очень серьезный тренд в области книгоиздания, где ребенку или взрослому в этом стиле исторического нон-фикшн комикса можно рассказать очень многие вещи. Прямо здесь мы можем проследить всю историю феминизма с начала его в Ирландии, в англоязычной Европе… Николай Александров: То есть это такая иллюстрированная история? Ирина Балахонова: Иллюстрированная история, по большому счету, рассказанная через историю персоналий. Николай Александров: Через анекдоты какие-то? Ирина Балахонова: Ну, да. Скажем, через истории конкретных женщин, которые в конкретные моменты боролись за права женщин в разных местах. И прямо она… Она действительно очень интересно нарисована. И мне кажется, что те люди, которые ее прочтут, у них будет такой общий базис, и дальше уже говорить о том, «а что же будет с нами, если мы будем профеминистские какие-то настроения поддерживать или не будем их поддерживать?», вот тогда им будет проще как-то об этом дискутировать. Потому что жаль, когда мы говорим о чем-то, чего мы не понимаем. Всегда. Это касается не только феминизма. Еще я бы, наверное, обратила внимание, раз уж мы начали говорить о женщинах, о которых все-таки сейчас очень много говорится в литературе, девочки перестали быть просто принцессами. Хотя мы знаем, что девочки – вообще более читающая аудитория, чем мальчики. Поэтому, может быть, и героинь-женщин в литературе стало немножко больше со временем. И этот тренд нарастает. Николай Александров: Я бы сказал, что еще и более пишущая последнее время. Ирина Балахонова: И еще и более пишущая последнее время. Я думаю, что мужчины просто занимаются воспитанием детей. Но очень интересная, на мой взгляд, книга, это такой эпистолярный роман. Здесь переписываются три девушки. Одна из них живет в Париже, другая в Берлине, третья в Греции. Их юность попадает на 1965-1968 год. Действие этого романа происходит в течение 3 лет. И мне кажется, что это очень серьезный тренд – рассказывать о сексуальной революции, о вообще всех революционных предпосылках разного типа – в арт, в политических… Которые имели место во второй половине XX века. Мы очень плохо об этом знаем. Мы плохо знаем, что происходило в Европе. А, собственно, Европа вернулась к этому, потому что, мне кажется, она тоже начала сознавать, что современное поколение не очень понимает, откуда растут ноги у той демократии, которой она пользуется. И очень много появилось романов, объясняющих, а что же происходило с поколением их даже не родителей, а уже, наверное, бабушек и дедушек современных подростков. Вот это одна из таких книг. Она совершенно замечательно описана. Николай Александров: Это три истории? Ирина Балахонова: Нет. Это действительно эпистолярный роман. Роман в письмах. Они пишут друг другу. Они пишут очень откровенные вещи. У нас крайне редко выходят такие книги. Это фикшн. Но при этом мы его читаем, как если бы мы реально открыли чей-то сундук или нам попали в руки чужие письма. Там все очень выверенно. Есть ощущение, что читаешь документальные какие-то свидетельства той эпохи. И девочки искренне друг другу пишут, потому что они очень близкие подруги. Они пишут друг другу о проблемах своих семей, о лжи, которая их окружает и с которой им очень трудно смиряться, о своем первом сексуальном опыте, о своих первых, может быть, страхах и разочарованиях, о том, что происходит вокруг них в политической жизни, о том, как происходит это студенческое движение. Мне кажется, очень интересно. Оторваться совершенно невозможно. И, потом, все-таки это открывает нашим подросткам дверь в тот мир, который от нас очень далек. Вот этот 1968 год, сексуальная революция – о ней хорошо, если знают люди, родившиеся в 1960-ом и раньше в России. Дальше это слегка все упустили. Французы, конечно, за это держались. И все время дают такие отсылки в своей литературе и в искусстве. В России все-таки, мы знаем по фильмам Ромеро и других французских известных прекрасных режиссеров. Но не все же наши молодые люди интересуются французским кино второй половины XX века. Николай Александров: А почему вы на Франции делаете акцент? Ирина Балахонова: Потому что здесь одна из главных героинь – француженка. И все-таки здесь очень важно это движение в Париже, студенческая революция с баррикадами и со всем, что там имело место быть. Потому что мне кажется, что мы все-таки больше знаем. Если мы о чем-нибудь и знаем, то все-таки об этом. Николай Александров: Спустя несколько лет, может быть, читатели прочтут «Элементарные частицы» Мишеля Уэльбека и другими глазами посмотрят на эту историю. Ирина Балахонова: Конечно. Николай Александров: С изрядной долей критики, между прочим. Ирина Балахонова: Согласна. Николай Александров: Хорошо. Покончили с феминизмом, или дальше? Ирина Балахонова: Покончили. Двигаемся дальше. Двигаемся опять через… Кстати, я забыла сказать, что автора этой книги зовут Изабель Попандопулюс. У нее такая греческая фамилия. И одна из героинь этой книги как раз становится жертвой режима черных полковников. Николай Александров: Одна из тех фамилий, которая для русского уха звучит почти как Иванов. Ирина Балахонова: Запоминающаяся во всяком случае. И продолжаю я уже с книгой известной для нашего читателя французской писательницей Мари-Од Мюрай. Мы знаем ее по «Oh, Boy!», по «Умнику». И наш последний эксперимент состоял в том, чтобы издать такой роман-сериал, который она написала недавно, и главный герой, которого психотерапевт, такой Сант Ив спаситель, он такой огромный чернокожий гигант, который пытается практиковать в такой белой среде. И это такая замечательная антирасистская книжка. Это книжка про психологические проблемы, которые вообще возникают в любых семьях. И это не одна книжка. Это такой литературный сериал. И это как раз абсолютный пример того, как книга подростковая может быть интересна всей семье. Мне кажется, что здесь каждый будет видеть что-то, что близко ему. Подростки будут видеть свои проблемы в проблемах пациентов психотерапевта, спасителя. И его отношения с его сыном. А взрослые будут видеть свои, возможно, узнаваемые какие-то моменты из своей жизни в его истории любви с мамой приятеля его сына. И, в общем, там прям такая серьезная сериальная закрутка, на мой взгляд, невероятно смешно написанная и действительно заставляющая нас в том числе думать о том, а как же мы относимся здесь и сейчас к проблемам расизма. Потому что там это тоже всплывает буквально в каждой главе и дает нам понять, что во Франции все тоже не так просто. Николай Александров: Да уж. Ир, а, с вашей точки зрения, насколько при взгляде на достаточно большое количество книг, которые посвящены подросткам и проблемам подростков, насколько удачен этот опыт обращения к этому довольно сложному возрасту? Иногда возникает впечатление, что происходит или заигрывание, или, наоборот, проглядывают такие излишне менторские интонации или елейные интонации, и прочее. Насколько изменилась вообще в принципе ситуация с этой литературой? Ирина Балахонова: Подход к манере излагать. Я думаю, что сейчас хорошую подростковую литературу (young adult)… потому что это такое направление, которое вообще может быть сделано совершенно по какому-то шаблону, как это происходит довольно часто. Мы сейчас говорим о хорошей литературе. Хорошая литература – это та литература, которую ничем нельзя заменить, подменить. Вообще у хорошей книжки нет эквивалента. Поэтому она хорошая книжка. И, мне кажется, хороших книжек всегда было не очень большое количество. Мы то стараемся издавать хорошие книжки. Поэтому в целом мне трудно говорить о том, есть ли какие-то менторские нотки. Скорее, я бы говорила о заигрывании. Менторские нотки уже, по-моему, никто не рискует использовать. Мы понимаем, что подростки настолько свободны, что в эту сторону просто не посмотрят. Есть заигрывание. Но есть заигрывание в хорошем смысле этого слова и заигрывание в плохом смысле этого слова. Например, как мне кажется, один из способов заигрывать с молодыми читателями – это использовать язык, на котором они говорят, при этом, может быть, не скатываясь в нецензурную брань, но скорее использовать рэп, использовать поэзию, которая очень в тренде, как это ни странно. Мы недавно издали очень хороший роман, как мне кажется, который называется «Ужель та самая Татьяна?», написанный Клементин Бове – молодой, прелестной французской писательницей, переводчицей с французского на английский язык, которая позволила себе написать современную версию «Евгения Онегина». Это в стихах. Мы не перевели пушкинской строкой. Но это был такой челлендж – переводить эту книгу было невозможно, потому что в ней отсылки на Бодлера, на Аполлинера, на Рабо, на всех французских классических поэтов. И можно было найти эквиваленты в русской поэтической традиции, и, тем не менее, нужно было, чтобы эти эквиваленты переводов были понятны, чувствовались и ощущались как-то современными молодыми людьми. И мы были вынуждены сделать следующее. Мы взяли очень хорошего переводчика, попросили с нами работать Дмитрия Савосина. Но в местах, где у Клементин Бове были какие-то… А у нее очень много таких вкраплений, такого очень СМС-ного простого подросткового языка. Мы пригласили молодых переводчиц. И молодые переводчицы писали нам отдельные куски, которые мы потом вводили в эту общую канву. Николай Александров: С литературной точки зрения, это же оказывается довольно сложная вещь. Ирина Балахонова: Очень сложно, очень интересно и очень, на мой взгляд, привлекательно для молодой аудитории. Сейчас… строится таким образом, что в одной книге мы находим очень много разной техники подачи. И не только разной техники художественной. Вот сейчас у меня в руках книжка, о которой хочу отдельно… Эта книга была проиллюстрирована, на мой взгляд, очень хорошей американской художницей Эрин Стед. И здесь она использует разные техники. Здесь и карандаш, и, по-моему, есть линогравюра, и есть такая лазерная вырубка, которую в конце концов она переносит на… Николай Александров: Все-таки два слова скажите, Ир, что это за… Ирина Балахонова: Я расскажу. Я сначала просто хотела бы, может быть, показать. Я могу найти красивую картинку. Это невероятно тонкая работа и с точки зрения иллюстрирования, и с точки зрения собственно проекта, как он придуман и как он реализован. Речь идет о рукописи Марка Твена, которая случайно была найдена исследователем, совершенно не имеющим никакого отношения к его литературному наследию, а просто производящим поиски в одном из американских университетов каких-то старинных рецептов. И он натыкается на архив Марка Твена и видит там папку под названием «Олеомаргарин». И это, конечно, не могло его не заинтересовать. Он начинает ее листать. И понимает, что никакого рецепта маргарина и олеомаргарина там, к сожалению, нет. Но есть что-то, на что никто уже не надеялся. Оказалось, там недописанная рукопись Марка Твена сказки, которую он когда-то записал. Одна из редчайших… Известно, что он читал сказки своим девочкам, своим дочерям вечером, сажая их на кресло по бокам от себя и придумывая каждый раз какие-то новые сюжеты, а девочки его мучили, иногда им не нравились эти сюжеты, иногда нравились. Зачастую сюжеты он придумывал не из головы, а просто все вместе они смотрели какие-то журналы. Они могли ткнуть ему пальцем в заголовок статьи, и по этому заголовку ему приходилось придумывать сказку. И тут они увидели какую-то ему показавшуюся достаточно дикой иллюстрацию, представляющую собой то ли… в общем, какое-то человеческое тело. И почему-то именно это привлекло их внимание. Не хотели никакого другого сюжета. И в основу этой сказки ложатся его мысли об этой иллюстрации. И эта иллюстрация и история, которая родилась в процессе рассматривания ее настолько поразила девочек, что они позволили Марку Твену даже не прочесть, а модифицировать ее в течение 5 вечеров, чего исторически, видимо, практически никогда с ними случалось до этого. Они все время требовали чего-то нового. Николай Александров: Почти сказки «1001 ночи», но незавершенные. Ирина Балахонова: Но незавершенные. И, видимо, поэтому Твен ее записывает, чего он вообще никогда не делал. Он никогда не записывал те истории, которые он рассказывал своим девочкам. Видимо, ему не хватало на это времени. И на эту недописанную историю натыкается исследователь, который ищет интересные рецепты прошлых времен. Николай Александров: Удивительная вещь сама по себе. Ирина Балахонова: Дописана она Филипом Стедом, которого мы хорошо знаем по истории, изданной издательством «Розовый жираф» несколько лет назад, которая называется «Дядя Амос не идет на работу», такая философская сказка, тоже прелестно проиллюстрированная его женой Эрин Стед. И, мне кажется, эта книга, если мы говорим о классике, то, наверное, нужно попробовать перестать воспринимать классику как что-то мертвое, а, с другой стороны, как такую ширму, для того чтобы не искать ничего нового. Перед нами та классика, которая могла бы нам приоткрыть глаза вообще на что-то совершенно неожиданное в жизни автора. Николай Александров: Ира, нет ничего более живого, чем классика. Спасибо вам огромное за беседу. Ирина Балахонова: Спасибо вам. Николай Александров: Читайте новые книжки, читайте книги старые, новые варианты старых изданий. А самое главное, что существуют неожиданности, которые нам известного писателя представляют совершенно в ином виде. Огромное спасибо. Ирина Балахонова: Спасибо вам.