Издатель Ольгерт Либкин: Все, что касается успеха у читательской аудитории, для меня до сих пор секрет: почему одно покупают, а другое нет?

Гости
Ольгерт Либкин
издатель, журналист, писатель - фантаст

Николай Александров: Здравствуйте. Это программа «Фигура речи». С небольшого обзора книг мы начинаем. И первая книга – Николас Рейнольдс «Тайная жизнь Эрнеста Хемингуэя. 1935-1961 годы. Писатель, моряк, солдат, шпион». Николас Рейнольдс работал историком в совершенно неожиданном музее – в музее ЦРУ. Собственно, отсюда начался его интерес… Интерес к личности к Хемингуэя был, безусловно, изначальным. Но вот личность Хемингуэя в аспекте политическом, его связи не только с американскими спецслужбами, но с НКВД, например, и подозрения в том, что Хемингуэй был советским шпионом – вот это заинтриговало, заинтересовало и отчасти именно этому книга и посвящена. Какие были связи? С кем встречался Хемингуэй? Кто на него оказывал влияние? В частности, агенты НКВД. Что изменилось во время войны? Каково было мировоззрение Хемингуэя и каковы были его связи во время Испанской войны, то есть Гражданской войны в Испании в конце 1930-х годов? Обо всем этом говорится достаточно подробно. Более того, в книге довольно серьезный справочный аппарат. Николас Рейнольдс не просто пишет. Он практически каждое слово свое подтверждает ссылкой на тот или иной документ или на ту или иную монографию.

Но вот, что любопытно в этой книге. Несмотря на множество материалов, с которыми, может быть, читатель впервые познакомится и познакомился вообще, которые были неизвестны, подробности политических связей Хемингуэя, в этой книге Хемингуэй остается в первую очередь писателем. Даже несмотря на все его неоднозначное отношение к Хемингуэю, если учитывать его участие в Гражданской войне в Испании, его ссору, например, с Дос Пассосом по поводу разных репрессий, в частности, репрессий, которые осуществляли коммунисты под надзором НКВД. Даже несмотря на это Хемингуэй остается, во-первых, как человек, который осознавал, что главная опасность для мира, с его точки зрения, была – это фашистский режим и фашизм, который наступает в Европе, фашизм, который можно было победить в Испании. Это с одной стороны. А, с другой стороны, конечно же, Хемингуэй – никакой не политик и никакой не агент, а писатель в первую очередь.

Еще одна книга одного удивительного писателя и поэта в первую очередь, совершенно неизвестного у нас. Это его произведение впервые выходит на русском языке. Это греческий поэт Одисеас Элитис. «Достойно есть» - так называется его поэма. Одисеас Элитис – один из главных греческих поэтов XX века. Он долгое время был в Париже, он встречался с Пикассо, дружил со многими французскими сюрреалистами и вообще был довольно значимой фигурой в Париже 1940-1950-1960-х годов. А поэма «Достойно есть» - это на самом деле хрестоматийное чтение в Греции. Поэма, которая была опубликована в 1960 году после войны в Греции в 1959 году. Она завершилась в 1959 году. Это поэма от мире и о войне, о сотворении мира и о разрушении мира. Написана она довольно сложно. Написана в традициях греческой поэзии. По существу это создание на глазах читателя целого мира, который оказывается хрупким или который таит в себе зерна разрушения.

И, конечно же, читать поэму нелегко. Но то, что она появилась на русском языке, с моей точки зрения, безусловное событие. Книга вышла в издательстве ОГИ.

Говард Джейкобсон – английский писатель. Написал такую антиутопию «Джей». Говард Джейкобсон – лауреат Букеровской премии. Эта книжка вышла в издательстве «Книжники». А «Джей» - это антиутопия, которая возвращает нас к теме войны, к трагедии холокоста. Довольно простая вроде бы и страшная ситуация – уничтожена целая нация. Более того, память о ней вычеркнута совершенно, уничтожена. Даже слова, которые начинаются на букву «J», исключены из употребления. Прошлое находится под запретом. Это ситуация романа. Но у самого Говарда Джейкобсона существует первый опыт обращения к жанру антиутопии. Писатель достаточно ироничный, сложный, умный. И, конечно же, просто особенностями антиутопического жанра или типологическими особенностями антиутопии эта книжка не исчерпывается, и читать ее достаточно увлекательно.

Наконец еще одна книга. Еще одна британская писательница, классик британской литературы XX века Мюриэл Спарк. Я уже представлял один из романов этой писательницы. Но это еще одна ее книжка – «Теплица над Ист-Ривер». И напомню, что Мюриэл Спарк, которая сначала, выйдя замуж, долгое время жила в Родезии, затем вернулась в Англию. Во время войны она, между прочим, занималась контрпропагандой. Затем переехала в Соединенные Штаты. И эта книга связана уже с ее нью-йоркским пребыванием, с нью-йоркской жизнью. Написана она довольно сложно, поскольку не вполне понятно, в какой реальности происходит действие. С одной стороны, это воспоминание о войне и о двух героях, которые как раз и оказываются спецагентами, вернее агентами английских спецслужб. А, с другой стороны, это нью-йоркская реальность почти сегодняшнего дня, уже второй половины конца XX века. Разные голоса, которые вспоминают прошлую жизнь, которые вторгаются в настоящее и которые как будто находятся в иной реальности.

Роман крайне любопытный, написанный достаточно живо. И несмотря на такую изощренность и изобретательность, здесь довольно много сатиры и иронии. Книга вышла в издательстве «Текст». А у нас сегодня в гостях Ольгерт Маркович Либкин. Здравствуйте, Ольгерт Маркович. Руководитель издательства «Текст». Во-первых, Ольгерт Маркович, мне хочется поздравить вас с юбилеем, который у вас случился в этом году. Вам 80 лет.

Ольгерт Либкин: Увы.

Николай Александров: Почему увы? Радоваться нужно. И издательство уже существует не первый год.

Ольгерт Либкин: 30 с небольшим. Мы отпраздновали 30-летие в прошлом году. Мы были первые.

Николай Александров: Давайте начнем разговор не просто о книгах, а об издательском лице. И перейдем, может быть, к достаточно важным и актуальным проблемам, которые связаны с сегодняшним чтением. Может быть, даже отталкиваясь от Мюриэл Спарк. С одной стороны, имя, известное Великобритании. С другой стороны, не слишком известное у нас. Насколько Мюриэл Спарк… Хотя она переводилась, тем не менее. Но все-таки каким образом пришла в голову идея ее издать сейчас?

Ольгерт Либкин: У издательства, как правило, своих собственных идей почти не бывает. Они редки.

Николай Александров: Вот как?

Ольгерт Либкин: Идеи эти возникают у двух людей или двух систем. Как хотите. Я имею в виду зарубежную литературу. Не отечественную. Она возникает либо у того, кто владеет правами на это издание, который старается эту книжку как можно шире распространить по миру. И второе – оно бывает у переводчика, который просматривает довольно много текстов и говорит: «Это то, что нужно издать». В данном случае это была инициатива переводчика. Дело в том, что мы за долгие годы накопили очень большой объем разнообразных связей с переводчиками, причем самого высокого класса. В том числе и с теми, кто остался со старых времен от той самой классической (советской, русской) школы перевода, которой имели удовольствие и честь гордиться.

В данном случае эту книгу просто предложил переводчик. Это Владимир Скороденко, который еще ученый секретарь Библиотеки иностранной литературы. Так что человек вполне квалифицированный, компетентный, уважаемый. И, ознакомившись с этим текстом, мы сказали: «Да, это нужно издавать». Это уже третья книга Мюриэл Спарк, которую мы издаем. Кстати, она считала себя всегда… Сложная история, вы рассказали историю ее жизни. Она вообще шотландка. И шотландцы считают ее своей. Потому что она жила в Эдинбурге. Там замешано очень много разных кровей, в том числе венгерско-еврейские, английские, какие угодно. В общем, она себя считала… в конце концов, она вернулась в Шотландию. Она там и жила. Это третья книга. Одна называлась «Пир». Это один из ее первых романов. По-английски это называется «Symposium», но по-русски это звучит странновато. И еще мы издавали ее книгу, которая называется (это было совсем недавно, почти одновременно вместе с этой книгой) «Кенсингтон, как давно это было».

Николай Александров: Это книга о Лондоне. Я в одном из обзоров говорил.

Ольгерт Либкин: Да, о Лондоне, об издательском деле, об умирающем издательстве и странных попытках возродить его к жизни. То же самое происходит и с очень многими другими произведениями, такими, которые мы здесь в России мимо них проскочили в свое время. Как раз Мюриэл Спарк – это одна из представительниц этой плеяды замечательных писателей из последних. Все-таки она скончалась не так давно. А в 19 и даже в 20 веке, поскольку мы жили в другой стране, в другой системе, в другом мировоззрении – в чем хотите другом, в другой цензуре, мы прошли мимо очень много чего.

Вы знаете, это была очень странная история. Сейчас я чуть-чуть уйду в сторону. Когда мы только начинали это издательство, это было в 1988 году, а первая книжка у нас вышла в 1989-ом, мы были уверены, что сейчас кончилась цензура, кончилась советская власть, началась Перестройка, вот сейчас есть гласность и можно издавать, что хочешь. И сейчас откроются сейфы, откроются ящики письменных столов, откроется я не знаю что и польется потоком вот эта замечательная русская проза. Полилась. Мы издавали неизданных Стругацких.

Николай Александров: Я только хотел об этом сказать. У вас же сначала был такой уклон в фантастику.

Ольгерт Либкин: Да. Начиналось все со Стругацких и с Булычева. Мы издавали то, что не могли издать здесь. Потом мы немножечко ушли… Издавали мы, скажем, «Верного Руслана» Владимова, издавали Аксенова неизданного, в том числе фантастического Аксенова. У него есть странные фантастические вещи. Мы издавали Искандера – «Созвездие Козлотура» и другие вещи, которые не были в ходу постоянном. И так далее.

Но оказалось, что этот ручей не такой уж могучий. Довольно быстро он прекратился. И стало надо искать что-то. А мы очень хотели познакомить здесь… Нам самим… Не потому что мы хотели. Не потому что мы такие идеалисты. Нам самим это было интересно. Хотелось почитать что-то, чего мы не читали и что я в силу своего очень тухлого знания французского и немецкого языков прочитать, поняв, в чем прелесть этого, я бы не мог. И поэтому мы перешли постепенно на зарубежную литературу, в значительной степени ту, которая получила общее признание там и совершенно или почти была неизвестна здесь.

И то, что вы взяли Мюриэл Спарк в пример, это наша серия. Она называется «Квадрат». Почему «Квадрат» - не спрашивайте. Случайно. Потому что квадратик нарисован на обложке – значит «Квадрат». И вот в этой серии довольно много, несколько десятков книг точно мы издали в этой серии. И продолжаем сейчас издавать их, издавать и издавать. Кого я могу назвать в качестве примера? Сэмюэль Беккет. «В ожидании Годо» знают многие. «Эндшпиль» знают многие, но чуть поменьше. За две пьесы нобелевскую премию не дают. У него много прозы, которую мы издавали. У него есть поэзия, которую мы издавали. У него есть эссеистика, которую мы тоже издавали. И при первом же удобном случае будем продолжать издавать дальше. Оказывается, до сих пор есть наши замечательные переводчики, в том числе Марк Дадян, который, по-моему, единственный сейчас умеет понимать и передавать Беккета на русский язык, нарыл еще целый сборник неопубликованных в России рассказов Беккета.

Николай Александров: На самом деле примеров очень много. Например, я очень люблю книжки Роберта Вальзера, который благодаря вам по существу был открыт. Ведь эта проза совершенно удивительная и неожиданная, которую, кстати говоря, довольно трудно переводить.

Ольгерт Либкин: Я как издатель, а не как переводчик, еще сказал бы – его довольно трудно продать. В Германии это суперпопулярный автор. Он умер давно, в 1930-х годах еще. Он сошел с ума, умер.

Николай Александров: У Михаила Шишкина есть совершенно гениальное эссе о Роберте Вальзере. И это действительно же открытие его после смерти даже немецкоязычным миром.

Ольгерт Либкин: Да. Та же самая история повторилась примерно, как с Кафкой.

Николай Александров: Которого вы тоже издавали.

Ольгерт Либкин: Которого мы тоже, разумеется. Куда деваться? Но, кстати, Кафку мы издавали двуязычного еще, что для нас было интересно. Его небольшие вещи, чтобы понять, как человек писал. Это отдельная история. Сейчас я закончу чуть-чуть про это и проговорю про это двуязычие. Это один из наших коньков. Но Роберт Вальзер очень плохо продается здесь в России. Я не знаю, с чем это связано. Может быть, просто с недостаточной известностью. Потому что, скажем, Беккета или Ионеско, которого мы тоже издавали, их хотя бы знают по именам. Вальзера, увы, знает крайне ограниченный круг людей.

Николай Александров: Хотя удивительно. Ведь он ложится в такую обэриутскую традицию. Я начинаю что-то такое придумывать и нащупывать. Хотя желающих внимательно ознакомиться с биографией Роберта Вальзера и с судьбой его творческого наследия, и вообще с этой удивительной личностью, трагической судьбой человека, который в конце концов замкнулся в себе и по существу сам себя и уничтожил, скончался в сумасшедшем доме. Я отсылаю к эссе Михаила Шишкина, которое Роберту Вальзеру посвящено.

И поэтому это странно. Вроде бы все те приемы, которые знакомы российскому читателю по творчеству обэриутов, по творчеству даже Дмитрия Александровича Пригова. Потому что там есть такое нагромождение банальностей, из которого вырастает совершенно удивительное полотно.

Ольгерт Либкин: Кстати, Дмитрий Александрович как раз у нас был в этой обойме людей, когда открыли шлюзы, мы издали две книжки Пригова, естественно. Нельзя было мимо этого пройти. Но, тем не менее, для меня это необъяснимые вещи. И вообще все, что касается успеха в читательской аудитории, для меня это до сих пор… Я занимаюсь этим бесконечное количество лет. Это для меня по-прежнему секрет, почему это покупают, то не покупают. Я время от времени получаю предложения (все время получаю) от разных издателей. Например, французское издательство «Галлимар». Говорят: «Мы издали сейчас книгу. Начиная с марта, мы продали 350 000 экземпляров». Сейчас расскажу, что это за книга. Это очень любопытная история. Я думаю – если я продам 3000, ну максимум 5000, это будет колоссальным успехом здесь у нас в России.

Есть такой человек Филипп Лансон. Он работал в Charlie Ebdo. Он один из немногих, кто уцелел.

Николай Александров: Напомню, что Charlie Ebdo – знаменитый журнал, на который была произведена террористическая атака.

Ольгерт Либкин: Да. И когда все ходили с этими этикетками «Это я» («это в меня стреляли»). Но дело в том, что у него снесло половину лица. И этого человека собирали по кусочкам. И его собрали. И эта книга даже не столько о том, как нападали и что там было, а о том, как его, почти мертвого, возвращали к жизни. Книга называется «Лоскут». Медицинские люди понимают, что это означает. Это когда берут часть кожи с другого участка тела и пересаживают его куда-то, что надо декоративно сделать, это называется лоскутом. И вот его собрали из этих лоскутов.

Как он сам пишет, из невероятной депрессии, из отрицания жизни и желания умереть, и вообще что хотите, естественно, в таком состоянии, его спасли две вещи – это книги и музыка. И уже это одно признание многого стоит. Это хорошо, профессионально журналистски описана, вся эта история на 300 страницах. Эта книга 350 000. Вы представляете, чтоб в России такая книжка… Если бы здесь напали.

Николай Александров: Попробуйте.

Ольгерт Либкин: Эта книга выйдет уже в 2020 году. Довольно скоро. Она уже наполовину переведена. И мы стараемся… и сразу тут же быстро переводить. Что касается классики, мимо которой мы прошли, не только такие фигуры, как Вальзер и Ионеско, которого мы сейчас, кстати, тоже издаем. Рассказы «Фотография полковника», которые не издавались по-русски практически. Есть и более ранние эпохи. Тут, слава богу, есть такие замечательные люди, которые следят за тем, что было в XIX веке тоже. Особенно Вера Аркадьевна Мильчина, нам хорошо всем известная. Мы находим непечатавшиеся романы или рассказы Бальзака. Мы находим что-то у Жорж Санд. Даже если это не блестяще, то это в любом случае любопытно. Хотя иногда понимаешь, что не на пустом месте все остальное тоже возрождается.

Сейчас она, кстати, переводит Теофиля Готье «Домашний зверинец» (не знаю, как точно будет называться). Там он рассказывает про свои отношения с домашними животными.

И еще совершенно из другой вещи. Только что опубликована (мы тоже за это схватились, будем это делать) небольшая по объему вещь, но крайне интересная – это неопубликованные вещи из архива Марселя Пруста. У него есть несколько новелл, которые остались в черновиках, и они все зачеркнуты, перечеркнуты, перемазаны и перемараны. И половина этой книжки – это, конечно, комментарии к ней людей, которые специалисты по Прусту. И видно, откуда вырастает «В поисках…»

Николай Александров: Большая книга?

Ольгерт Либкин: Нет, это книга маленькая. Она вместе с комментариям 100 страниц занимает. Это маленькая книга. Причем, там фрагмент рассказа, даже необязательно оконченного. И к нему комментарии, как это, откуда это и каким образом это отразилось в его основном труде. Потому что все это нашло отражение. Вот такие вещи тоже бывают очень любопытными. Я знаю не очень много людей… Все знают Марселя Пруста. Не очень многие его прочитали. Кто-то прочитал, конечно. Но в любом случае – откуда появляется… Как ты ни устраивай лучшие произведения XX века, все равно в десятке будет Марсель Пруст. Никуда не деться.

Николай Александров: Я сегодня в обзоре говорил о книге Говарда Джейкобсона, который вновь отсылает нас к трагедии Холокоста. Кстати говоря, в этом году столетний юбилей Примо Леви, автора таких удивительных книг, как «Человек ли это?» и так далее.

Ольгерт Либкин: «Человек ли это?» будем переиздавать. Мы его издавали дважды и будем опять его переиздавать.

Николай Александров: И в вашем же издательстве выходили дневники Анны Франк.

Ольгерт Либкин: И они продолжают выходить. Это та книга, которая нетленная, которая постоянно продолжает выходить. И будем допечатывать и допечатывать. Слава богу, это востребовано. Она не включена в школьную программу в России, в отличие от всех европейских стран. Но что поделаешь? Нет и нет. Мы пытались писать письма в соответствующие министерства и ведомства. Нет. Анна Франк не вошла.

Мы еще готовимся, сейчас она в переводе, еще одну очень любопытную книжку, которая по следам Анны Франк. Эта книга называется… Автор – англичанин Дэвид… Сейчас тоже модно. То, что вы говорите – тоже некая утопия, антиутопия. Анна Франк уцелела. Она не погибла в апреле в Берген-Бельзене. Меньше чем за месяц до окончания войны она умерла от истощения, от тифа, трудно установить. Она выжила. И как бы могла сложиться ее судьба, если бы она осталась жива. После всего того, что она прошла и испытала, что бы с ней могло быть.

Николай Александров: Это мы отчасти к Примо Леви возвращаемся, как ни странно, потому что тот, пережив ужасы концлагерей, долгое время держал…

Ольгерт Либкин: Да. И мы издавали довольно много книг Примо Леви – «Периодическая система», «Передышка». И та же самая история с нобелевским лауреатом Имре Кертесом, которого…

Николай Александров: Мы издавали уже довольно давно.

Ольгерт Либкин: Мы довольно давно издавали. Это трудночитаемые книги. Но это люди, которые прошли через это и они действительно как-то выжили.

Николай Александров: Несколько слов мы буквально скажем о двуязычных изданиях, которые крайне привлекательны. И здесь речь идет уже не просто о неизвестной классике или о той классике или тех книгах, которые по разным причинам не дошли до российского читателя, а иногда речь идет о новых переводах, как, например, перевод Поля Верлена, который сделал Михаил Яснов. Как, например, только что вышедшая книжка (я надеюсь, что у нас еще будет повод о ней поговорить) Григория Кружкова «Английская поэзия». Совершенно замечательная маленькая антология. И, конечно же, привлекательность этих изданий в том, что рядом с переводом существует текст оригинала. И компетентный читатель всегда может сравнить.

Ольгерт Либкин: Знаете, даже не очень компетентный. Для меня просто большое удовольствие… Я немецкий знаю очень средненько, мягко выражаясь. На уровне гостиницы. Но, тем не менее, когда я беру сборник поэзии Гейне, например, или Шиллера… Гейне, Шиллер и Гете – мы все это издавали в двуязычном…

Николай Александров: И «Зимнюю сказку» вы издавали.

Ольгерт Либкин: «Зимнюю сказку» мы издавали. И сборник просто стихотворений Гейне мы издавали. И когда я начинаю сравнивать, смотрю слева и справа, то я вижу и удивительное сходство, и удивительную разницу между оригинальным текстом и его воспроизведением. Она заметна. Для этого не надо знать глубоко язык. Она заметна в ритмике и в подходе переводчика к этому. Например, когда мы берем лермонтовский перевод «Они любили друг друга так долго и нежно», то понимаешь, что это Гейне и не Гейне одновременно. Это все-таки Лермонтов. А иногда, когда берешь Левика, то понимаешь, что это почти Гейне, но у Лермонтова все-таки лучше.

Николай Александров: Спасибо огромное…

Ольгерт Либкин: Вам спасибо.

Николай Александров: Вам за беседу. И желаю всяческих успехов. И жду новых чудесных книг.

Ольгерт Либкин: Будем стараться.