Николай Александров: Библиотеки в нашу цифровую эпоху, с одной стороны, кажутся неким анахронизмом. С другой стороны, многие студенты, аспиранты, ученые без библиотечных изысканий не могут обойтись. Впрочем, библиотеку посещают и так называемые рядовые читатели. Библиотека продолжает оставаться не только местом для чтения или, если говорить шире, местом поиска и потребления информации, это совершенно особенный мир. Так вот о библиотечном мире сегодня и пойдет речь в нашей программе. Сборник рассказов Ольги Сконечной «Обязательные экземпляры» – это книга небольших очерков и рассказов, собственно, как я уже и сказал, вышла в издательстве ОГИ. И Ольга Сконечная сегодня у нас в гостях, об этой книге и не только о ней мы и будем беседовать. Оля, здравствуйте. Ольга Сконечная: Здравствуйте. Николай Александров: Это ваш первый опыт художественной прозы или нет? Ольга Сконечная: Да, безусловно. Николай Александров: То есть это не продолжение филологических занятий, а нечто отдельное, да? Ольга Сконечная: Да, совсем отдельное, в общем. Это... Я бы сказала, что это не соотносится с моими филологическими занятиями... Николай Александров: Вообще никак? На самом деле, уж давайте раскроем сразу тайну, все-таки речь идет о библиотеке, а для филолога библиотека – это, в общем, достаточно важное место. Несмотря на цифровую эпоху, все-таки при внимательном изучении целого ряда тем приходится ходить в библиотеку. Вы, кстати, ходите в библиотеку сейчас? Ольга Сконечная: Я живу в библиотеке. Николай Александров: Живете даже, да? Ольга Сконечная: В общем да. То есть когда меня не видят там какое-то время, говорят: «Слава богу, вы на месте, вы опять здесь». Николай Александров: А какая ваша любимая библиотека, Оля? Ольга Сконечная: Ленинка, конечно, безусловно. Николай Александров: Почему «конечно»? Ольга Сконечная: Ну потому что я привыкла. Николай Александров: Ага. Ольга Сконечная: Потому что, наверное, это привычка. Николай Александров: Я, например, после университета очень долго переживал потерю Горьковской библиотеки университетской. Ольга Сконечная: Я никогда особенно... Ну, в университете... Нет, я никогда особенно не ходила туда, пожалуй. Вот как-то... У меня, наверное, библиотека моя началась с, может быть, диссертации, которую я стала писать еще в литинституте о Набокове бог знает кого. Николай Александров: Ага. Ольга Сконечная: Тогда я стала ходить в Ленинку, и, собственно говоря, еще тогда, по-моему, был спецхран, какая-то была эпоха, когда он был... Николай Александров: Да-да-да. Ольга Сконечная: ...но в него пускали, вот... Николай Александров: Музей книги, который тоже своего рода спецхран. Ольга Сконечная: Да, безусловно, безусловно. Николай Александров: А насколько легко было находить нужные книжки? Ведь вы, собственно, занимались литературой начала XX века, целый пласт... Ну, Владимир Владимирович Набоков, например, он вообще практически не существовал в открытом доступе, так скажем. Ольга Сконечная: Ну, как вы понимаете, Набоков начался не с библиотеки, он там начался, когда, так сказать, шкаф был забит ардисовскими изданиями... Николай Александров: То есть библиотека еще и дома присутствовала. Ольга Сконечная: Конечно, она присутствовала дома. Когда я приходила к приятелю в больницу и он читал том Ленина, потом он открывал, а там был роман «Дар», ну вот это было еще до библиотеки, вот. Николай Александров: Понятно. А какие еще вот на вашей памяти библиотеки? Ну я не знаю, петербургская, Салтыков-Щедрин? Ольга Сконечная: Ну, может быть, я была пару раз. Но в основном, поскольку у меня была вот стипендия во Франции... Николай Александров: Ага, так. Ольга Сконечная: ...а я уже привыкла жить, работать в библиотеке, время всегда приводить, есть в библиотеке, общаться, я стала ходить в Бобур. Николай Александров: Ага. Ольга Сконечная: В Центр Помпиду, в эту библиотеку, и тоже я ее, надо сказать, обжила, это тоже было очень симпатично. Николай Александров: А разница существует между Бобуром и Ленинкой вот в вашем сознании? Где вам уютнее? Ольга Сконечная: Она, конечно, существует... Это по-разному, трудно сказать. Наверное, в Ленинке уютнее. Николай Александров: Даже так. Ольга Сконечная: Потому что Ленинка в большей степени пансионат, то есть ты как-то чувствуешь себя, что ты вот тут... Ну это одни и те же люди, так сказать, ты как-то в свой мир какой-то входишь, и ты делаешься его частью. Николай Александров: Ольга, а какие эпохи вы застали? Ведь на моей памяти Ленинская библиотека, уже даже на моей памяти, пережила целый ряд эпох. Например, отец мне рассказывал о Ленинке и знаменитой курилке, которая была таким клубом в 1950–1960-е гг., общение происходило именно там. Я когда начал ходить в Ленинскую библиотеку, это уже существовало в меньшей степени, хотя вот эта клубная атмосфера особенная все-таки еще оставалась. Была эпоха в 1990-е гг., конец 1980-х – начало 1990-х гг., когда Ленинская библиотека переживала некоторый кризис, люди приходили с собственными лампочками, которые они вкручивали, потому что лампочек не хватало за столиками и так далее. Вот в этой книге все-таки представлена библиотека чуть более позднего времени. Ольга Сконечная: Конечно, она представлена, скажем, года с 2008-го и по настоящий момент, ну более-менее. Хотя я застала 1990-е гг., я застала. Я не застала героическое время библиотеки, вот то, о чем вы говорите, вот эту курилку-клуб. То есть излет курилки, если можно так выразиться, когда уже дым, так сказать, несколько стал рассеиваться... Николай Александров: Начал рассеиваться, да. Ольга Сконечная: Да, я застала. Но там уже были какие-то речи, так сказать, о тех или иных, не знаю, о тех или иных болезнях, эпидемиях, лекарствах и так далее. То есть это уже скорее пародия, я застала такой пародийный срез вот этой клубности. Николай Александров: То есть больше быта и меньше интеллектуальных разговоров или нет все-таки? Ольга Сконечная: Ну, если всерьез говорить, то, наверное... Но даже не совсем быта, больше бытовых мифологий, вот так скажем. То есть, когда я пришла в Ленинку, я поняла, что я вступаю в некоторое мифологическое построение, которое мне было страшно любопытно, и что эти люди тоже в какой-то степени себя воспринимают персонажами мифологическими, потому что они дают клички друг другу. Ты мог услышать: «А Наполеона не видел сегодня?», «А Чингисхан не появлялся?» Николай Александров: Ха-ха-ха! Ну это сумасшедший дом просто, Оля! Ольга Сконечная: Я совершенно была этим очарована. Потом я сама стала тоже давать им, соответственно, прозвища и вот включилась в эту игру, которая в конце концов... Николай Александров: ...вылилась в рассказы. Ольга Сконечная: ...вылилась... Я бы не назвала это, может быть, рассказами... Николай Александров: Ну это очерки скорее, да? Ольга Сконечная: Это все-таки... Нет, это некое сквозное повествование, потому что... Николай Александров: Нет, конечно, у вас же мир один... Ольга Сконечная: ...мир один и я одна, это важно, потому что все-таки... Ну, понимаешь, ты описываешь картинки, ты создаешь портреты, и в какой-то момент ты понимаешь, что ты часть этого, и у тебя вот эта вот, так сказать, субъектно-объектная такая грань исчезает, ты как-то вливаешься в этот мир, ты сам становишься этим мифом. И в конце концов эти люди, это вызывает какие-то воспоминания о детстве, о родителях, не знаю, собственных комплексах, собственных неудачах и так далее. Поэтому я не могу сказать, что этот набор портретов, скажем, что это набор зарисовок, хотя изначально это мыслилось именно так. Но потом уже я сама вот как-то вошла внутрь. Николай Александров: Довольно любопытно то, о чем вы говорите, потому что первое впечатление – это такие своего рода физиологические очерки, если иметь в виду традицию XIX века, да, тем более локус один. И вот эти типы библиотечные, которые чередой появляются перед читателем, причем они не просто появляются в одном рассказе, а некоторые приходят из одного рассказа в другой, из одного очерка в другой. Но вы говорите уже несколько об ином, это не просто отстраненный взгляд, а это погружение, собственно, в эту атмосферу, физиологическая отстраненность, такая объективность почти научная, она исчезает. Ольга Сконечная: Да-да. Ну, мне кажется, я бы хотела во всяком случае, чтобы так было, чтобы это был своего рода лирический гротеск, если можно так сказать. Николай Александров: Ха-ха. А вы можете ну как-то общим словом охарактеризовать современных читателей Ленинской библиотеки? Что это за люди? Кто приходит в библиотеку, можно сказать, сегодня, если это с 2008 года по сегодняшний день? Ольга Сконечная: Вы знаете, на самом деле они очень разные, то есть там огромное количество молодежи... Николай Александров: Да? Ольга Сконечная: Да. Николай Александров: Я очень давно не был в Ленинке, поэтому я спрашиваю. Ольга Сконечная: Там огромное количество молодежи, студентов. Там же очень большое пространство... Николай Александров: Это я помню. Ольга Сконечная: ...и это очень комфортно. Кроме того, убрали каталоги, это очень грустно, конечно, это слава библиотеки, это, так сказать, часть... Николай Александров: С одной стороны, это грустно... Ольга Сконечная: ...а с другой стороны, это какая-то новая жизнь. Потому что там стоят столы, там сидят мальчики, девочки, что-то читают, что-то обсуждают. Нет, это вполне... Это живое пространство. Но есть такой костяк, так сказать, таких мифологических личностей, на описании которых я сосредоточилась. Николай Александров: А вот в чем их мифологичность, Оля? Я понимаю, просто хочу, чтобы вы сами рассказали об этом. Ольга Сконечная: В маргинальности, в том, что есть ощущение, что они вот только здесь есть, вот они какие-то, вот какая-то неотъемлемая часть именно этого пространства. Это особый, конечно... Это какие-то слова, это какие-то речи, которые ты просто должен запечатлеть, потому что, когда кто-то подходит и хочет рассказать иудейский анекдот, ну это же очень смешно. Николай Александров: Ха-ха-ха. Ольга Сконечная: Просто немножко меняется время и ты это очень чувствуешь в библиотеке, потому что я бы сказала, так сказать, это субъективно, это мое мнение, но и 1990-е гг., и 2000-е гг. были гораздо более живыми в смысле, извините за тавтологию, тех смыслов, которые тебя окружали, скажем, с книжных выставок. Они были очень изобретательные, они были очень остроумные, они были очень свободные, вот какое-то дыхание свободы ты ощущал. С какого-то момента ты опять начинаешь чувствовать вот некоторую такую официальную сдержанность, вот изменились книжные выставки, они стали более академичные, они как бы поджали губы, знаете, так. А так они были совсем твои какие-то там, не знаю, книжки нлошные с какими-то очень такими остроумными, провокативными названиями. Это все на тебя смотрело, и ты чувствовал какое-то невероятное такое единство с этим. Сейчас это стало так несколько... Николай Александров: То есть больше казенного духа? Ольга Сконечная: Ну, чуть-чуть, чуть-чуть, не будем, так сказать... Немножко. Но что касается выставок во всяком случае. Я, правда, очень остро на это реагирую, я могу, так сказать, ха-ха-ха... Николай Александров: Да, я понимаю. Но это же все равно, то, что дается в ощущениях. Ольга Сконечная: Но это воздух, да, это воздух. Николай Александров: Ага. Возвращаясь к мифологическим персонажам, мне хотелось бы, чтобы вы нарисовали несколько портретов. И один из главных вопросов: а вот эти мифологические люди, в отличие от студентов, аспирантов, которые наполняют залы Ленинской библиотеки, и понятно, что они приходят в основном по учебным надобностям... Когда вы говорите о мифологических персонажах, это, видимо, те посетители библиотеки, которые не с совсем очевидной целью приходят в библиотеку? Ольга Сконечная: М-м-м... Они приходят... Я думаю, что цели тут могут быть разные, если уж так вдаваться в какие-то психологические мотивы. В известном смысле это какой-то социальный статус, который она им дает. Они чувствуют себя... Это в некотором смысле наполняет их какой-то гордостью, социальной гордостью, которую, может быть, недостаток в которой они испытывают, возможно. Это общение, это тоже клуб, но только это клуб между своими, я же говорю, они спрашивают, вот тот-то на месте, пришла ли Клаудия Шиффер, а Клаудия Шиффер – это тетка с такими, ну я не знаю, лет 70, наверное, с очень прямыми белыми волосами, поэтому она Клаудия Шиффер. Николай Александров: Ага. Ольга Сконечная: Но это единственное, чем она похожа на Клаудию Шиффер. Такая смешная толстая тетка. Николай Александров: А есть связь между характером вот этого персонажа, который приходит в Ленинскую библиотеку, и теми книгами, которые он заказывает? Ведь на самом деле первый взгляд человека, который ходит в библиотеку, на моей памяти, – это любопытство, а кто что читает, нет? Ольга Сконечная: Да, это любопытство. Ты ходишь, как французы, которые заглядывают на чужие столы, что в тарелках, я тоже хожу и смотрю, нескромно смотрю, какие у людей лежат книжки. Ну да, в общем, конечно. Ну вот у меня есть одна героиня, которая, так сказать, она говорит, что она занимается системами человека, то есть на пытается... Там это немножко придуманный сюжет, но, так сказать, с ее личностью, в общем, реальной, даже с прототипом связанный. То есть она очень хочет спасти мир, и она, значит, у нее такая геополитика связана, так сказать, со знаками зодиака, с тем, что люди едят, как нужно правильно питаться, это все носит какой-то масштаб такой вот вселенский, вот. Николай Александров: Ага. Ольга Сконечная: Ну и, соответственно, так сказать, она всегда мне говорит: «Столько новых книг, столько новых книг! Я просто не успеваю вообще все это прочитать!» Николай Александров: А что она читает? Ольга Сконечная: Что она читает... Николай Александров: Кулинарные книги и гороскоп или что? Ольга Сконечная: Ну, она читает такие, да, гороскопы и всю, так сказать, философию вокруг этого она читает, да. Николай Александров: Ха-ха-ха! Ольга Сконечная: И она чувствует себя причастной к судьбам мира действительно. Николай Александров: Вот по вашему опыту, отчасти это видно и в этих очерках и рассказах, что больше востребовано, что бросается в глаза, книжки современные или старые? Или нет, или это все осталось примерно в той же самой пропорции? И можно ли предсказать по типу и характеру человека, какой состав книжек у него на столе, или наоборот, из книжек определить его характер? Ольга Сконечная: В какой-то степени, конечно, по человеку можно, безусловно, предсказать. Есть часть, так сказать, вот этих персонажей, которые, скажем, просто вообще не воспринимают книжки, изданные после 1985 года, они считают, что это все от лукавого, вот. Ну... Ну, в общем, да, можно предсказать, пожалуй, пожалуй, можно. Николай Александров: Оль, с вашей точки зрения, вот видна какая-то перспектива эволюции Ленинской библиотеки? Вот у вас же тоже существует даже в этих очерках некоторая динамика, что изменяется постепенно, какие люди остаются, как этот мир, замкнутый и в принципе... Во-первых, у вас же четкие совершенно границы, это до входа в метро и все, он же, в общем, очень локальный, замкнутый. Вот как он внутри себя, с вашей точки зрения, будет развиваться? Ольга Сконечная: Ну, я надеюсь, что он будет развиваться за счет, так сказать, конечно, за счет этих молодых людей, которые приходят. Они приходят не только читать тоже, они приходить работать. Это очень приятно, когда у тебя есть большое пространство, где ты можешь сидеть со своим ноутбуком, потом пойти взять откуда-то книжку, почитать ее, поставить обратно, что-то заказать и просто продолжать работать или просто погулять по этой галерее. Это вообще большое счастье, по-моему, когда не сидишь вот где-то там в своем этом самом маленьком пространстве, а вот ты... Николай Александров: Вот о галерее несколько слов, потому что опять-таки на моей памяти галерея не существовала как некое... Ольга Сконечная: Потому что там были каталоги, а теперь это отдельное действительно... Николай Александров: ...гульбище такое, да? Ольга Сконечная: ...гульбище, да, ха-ха-ха, это гульбище. Я застала момент, вот действительно когда это были просто (тавтология) просторы такие невероятные, и кто-то ходил с такой гордой осанкой, оглядывался на виды Кремля или вообще, так сказать, преисполнялся... Ну как-то да, вот такой моцион, такая набережная, если угодно. Николай Александров: Ага. Вот почему я, например, больше любил Горьковскую библиотеку? – потому что она гораздо в большей степени замкнутая, и, собственно, по местонахождению сопоставляя эти две библиотеки, можно было бы привести в пример еще целый ряд других. Но здесь-то вот рядом, Моховая, Библиотека Ленина, в общем, они находятся на очень небольшом расстоянии друг от друга. Но там было очень камерное пространство, действительно ограниченное количество, все-таки ограниченное количество посетителей, понятно, что это в основном студенты, понятно, что зал наполнялся в основном перед сессиями. Но вот эта камерность Горьковской библиотеки, действительно почти домашняя обстановка, которая существовала, она мне казалась гораздо более уютной, чем вот эти огромные, почти вокзальные залы Ленинки. Прибавилось уюта сейчас в Ленинке или нет? Ольга Сконечная: Ну, она для меня всегда была уютной, то есть для меня это, наоборот, был такой мир с какими-то своими, я не знаю, улицами, площадями, вот. И при этом когда ты ходишь в одно и то же, так сказать, какое-то пространство, оно само обладает, вот детали этого интерьера начинают обладать сверхценностью. Знаете, как люстра там у Венечки Ерофеева в ресторане, там так вот эта лестница, не знаю, этот буфет, лифт – это все какие-то такие символические объекты, если угодно, которые уже как-то наросли для тебя какими-то историями, тоже какими-то сплетнями. Вот сегодня лифт застрял, например, или там, не знаю, сегодня в столовой язык или еще что-нибудь. Это одомашнивание такое, но большого пространства, оно не камерное. Кроме того, ты сталкиваешься с очень другими людьми, ты выходишь как бы из своего такого какого-то такого, из своего тесного социального окружения и сталкиваешься с людьми совершенно, так сказать... Николай Александров: А это социальное разнообразие, Оля, да? Ольга Сконечная: В какой-то степени да, это социальное разнообразие. Ну потому что там есть люди, не знаю, приезжающие из бывших республик, например, которые там что-то такое защищают, какие-то диссертации или участвуют в каких-то конференциях. Там есть... Там есть иностранцы, но иностранцы, так сказать, собственно, они появились с 1990-х гг. и они более-менее всегда теперь там есть, вот. Конечно, это социальное разнообразие. Ты не приходишь... С одной стороны, ты приходишь в свое мифологическое пространство, с другой стороны, ты все-таки приходишь, так сказать, не в маленький мир, он разный, так скажем. Николай Александров: Оля, скажите, как сам этот опыт другого письма, не филологического... Я понимаю, что филология вообще к писательству достаточно близка, да, тем более что существуют обратные связи и в ту и в другую сторону, из филологии в некоторое свободное письмо и наоборот, в более строгое изложение, когда писатель какую-то тему исследует. Вы как, собственно, этот опыт для себя оцениваете? Ольга Сконечная: Это очень интересный опыт. Но я бы не сказала, что они близки, филология и писательство. Я думаю, что есть некоторое противоречие между филологией и писательством, то есть одно другому мешает. Если ты хочешь быть писателем, когда ты занимаешься филологией, то ты нарушаешь какие-то законы и делаешь, так сказать... В общем, это создает проблемы. Это мне всегда, по-видимому, создавало проблемы, потому что я не столько, может быть, хотела исследовать писателя, сколько я хотела быть этим писателем. Николай Александров: Оля, я вас искренне поздравляю с этой книгой! Я думаю, что она многим доставит удовольствие и откроет мир библиотечный, для кого-то неизвестный, а кому-то знакомый, но с совершенно неожиданных каких-то ракурсов. Ольга Сконечная: Спасибо. Николай Александров: И я надеюсь, что вы на этом не остановитесь. Спасибо вам! Ольга Сконечная: Я тоже очень надеюсь. Спасибо! Николай Александров: После разговора о библиотеке, разумеется, в своем коротеньком обзоре книжных новинок я не мог пройти мимо книжки с таким названием: Мэтт Хейг «Полночная библиотека», так она называется. Мэтт Хейг на самом деле хорошо известен российскому читателю, вышло около 10 книжек разных его произведений. Он по-разному пишет, в разных стилистиках, строит совершенно разные художественные миры, наоборот, может обратиться к шекспировскому Гамлету и пересказать его совершенно иным образом уже на материале современной жизни. Ну а «Полночная библиотека» – это тоже довольно неожиданный роман. Речь идет, конечно же, не просто о библиотеке, это библиотека, где существуют книги жизней одного человека. Это совершенно особенное пространство, в которое попадает главная героиня. Ее окружают книги с разными сценариями, с разными возможностями ее жизни. Что бы произошло, если бы она поступила иначе, а не так, как она поступила в жизни? Как бы изменился мир? Героине предстоит сделать достаточно серьезный выбор, для того чтобы понять, а в чем смысл и цель ее собственного существования. Ну и в продолжение разговора об англоязычной литературе я хотел бы представить еще одну книгу. Это Джой Уильямс, роман, который называется «Подменыш». Он был написан в 1978 году. Роман достаточно странный, который повествует сразу о многих проблемах: здесь и проблема любви, брака, детской травмы, воспитания детей, восприятия детей. Но не существует, я бы сказал так, линейного сюжета: разные фрагменты романа вполне могут превратиться и могли превратиться бы (наверное, именно в такой модальности стоит сказать) в отдельные произведения, в несколько романов. Тем не менее эти разные темы, разные сюжеты, разные проблемы сплетены воедино, и в результате роман из этого сплетения не выбирается, а скорее наоборот, погружается в хаос, роман заканчивается таким потоком сознания. Но сама тематика и сама острота проблем, которые затрагиваются в этом произведении Джой Уильямс, актуальны до сих пор, и неслучайно этот роман был переиздан спустя 40 лет после его написания. Всего доброго и до новых встреч!