Николай Александров: Это программа «Фигура речи», программа о книгах и авторах книг. И разумеется, главная тема сегодня – это Новый год. Владимир Вишневский – телеведущий, актер, поэт, один из самых цитируемых современных российских авторов. Впрочем, он говорит, что все им написанные книги не стоят одной строчки из новогодней открытки его мамы, Евгении Вишневской: «Я полюбила тебя с первого взгляда». Николай Александров: Одна из книг Владимира Вишневского у меня в руках, она называется «Все больше людей нашу тайну хранит», и это подтверждение его популярности, поскольку это уже третье издание. Владимир, действительно, вот один из самых цитируемых поэтов – это как? Собственно, ты сам говоришь, а как многие говорят вокруг? А что чаще всего цитируют из твоего творчества достаточно обширного? Владимир Вишневский: Ну, конечно, цитируют строки, которые ты знаешь, связанные с однострочной, с моностихами, одностишье, слово, которое я ввел. Цитируют до невозможности, иногда до одиозности, все вот это вот «О, как внезапно кончился диван», цитируют, значит, «А скольких медсестер вернул я к жизни?», цитируют «Любви моей не опошляй согласьем», я навскидку говорю. Николай Александров: Ага. Владимир Вишневский: Из двустиший цитируют «А я дзюдо любил и до». Николай Александров: Ха-ха. Владимир Вишневский: Недавно процитировали стихи давние, еще 1990-х гг.: «Роняя ключ, прижав к груди буханки, Вот так войдешь домой, а дома танки». Но часто цитируют вот это вот тоже давнее «Палач не знает роздыха, Но все же, черт возьми, Работа-то на воздухе, Работа-то с людьми». Лирику мою, на которой я настаиваю, цитируют реже. Николай Александров: Лирику, да? А ты бы вот что сам процитировал из себя? Вот что в первую очередь тебе в голову приходит? Владимир Вишневский: М-м-м... Можно я прочитаю стихотворение, которое я к примеру, допустим? Николай Александров: Ага. Владимир Вишневский: А где раки зимуют, нам ведомо, А на родине – там, где и мы. Где и мысли, и недра разведаны Где всегда нам хватало зимы. Где история – с географией, Где и рыбка, и пруд без труда, Где способность краснеть не утратили Только раки, и то лишь когда. – ну к примеру. Николай Александров: Ха-ха. Из современных поэтов кто тебе наиболее близок? С кем ты чувствуешь точки пересечения? Владимир Вишневский: Ну вот появился хороший поэт Сергей Плотов такой, например. Из современных поэтов я очень люблю Олега Чухонцева, Юрия Ряшенцева. Это, так сказать, действующие поэты, живые классики. Ну вот такие вот примеры. Николай Александров: А вот, допустим, если я скажу такой жанр особый, «гарики», нет, никаких точек пересечения, ха-ха? Владимир Вишневский: Ну почему? Я пишу четверостишья. Я, эта тема такая традиционная для углубления, там много хорошего, естественно, как и автор «гариков» находит у меня. Но это есть предмет особой полемики, но тем не менее она вполне творческая. Четверостишье, эффективное четверостишье, которое... Ну, например, я собственные, это не «гарики», собственные стихи процитирую, уж раз у нас такая возможность есть: Нештатность есть норма, И с первого дубля ломается все, но пока Исправлен один лишь спасительный тумблер – Включение дурака. Николай Александров: Ха-ха. Владимир Вишневский: Будем считать, что я так же и поступил при ответе на этот вопрос. Николай Александров: Ха-ха-ха, понятно, да. Ну прости, что я затронул эту тему... Владимир Вишневский: Нет, она не... В конце концов, есть темы, которые уже надо при жизни затронуть. Ты не первый, кто затрагивает эту тему в разговоре со мной, и именно вот это, вот. Поэтому, значит... Еще вот процитировать какое-то давнее одностишье устаревшее и т. д. Я просто хочу сказать, что хочется подавать признаки жизни, развиваться и каждый раз выходить в какую-то новую комнату на новую стезю, значит, писать стихи, которые удивляют не только читателя, но и тебя самого. Николай Александров: То есть ты хочешь сказать, что одностишье –это уже как бы не то, чем ты сейчас в первую очередь занимаешься? Владимир Вишневский: Конечно, давно уже не то, чем я занимаюсь. При этом я всегда оговариваюсь, что не мне, так сказать, через губу говорить об одностишьях, которые создали мне некоторую небезызвестность, поэтому я всегда себя осекаю, и спасибо моностихам. Я когда-то создал невольно тренд еще задолго до этого понтового слова «тренд», это, видимо, как я говорю в разных интервью, что это Бог бросил мне на бедность некую территорию, где меня можно идентифицировать, где я ассоциируюсь с самим собой в представлении людей. Знаешь, когда представитель современного поколения уже не понимает, кто ты, но понимает, что ты кто-то, и делает пальцем вот так, ну как принято поколению с кнопкой на пальце, говорит: «А, ну так это же вы!» Хочется вослед Пушкину сказать: «Не гробь хотя бы вечер при луне, Не гугль меня, красавица, при мне». Николай Александров: Ха-ха. Но, насколько я понимаю, ведь сам жанр одностиший, он же упирается, или имеет по крайней мере, его можно связать с огромной, богатейшей традицией афористической мысли, да? Владимир Вишневский: Конечно. Я, кстати, хочу оговориться: вот «гарик» – это тоже, так же как я не являюсь, никогда не считал себя первооткрывателем в чистом виде. «Гарик» – это просто эффективное, хорошее четверостишье. Ну хорошо, можно назвать одностишья «вовиками», допустим. Но тем не менее, поговорим о серьезном. Значит, одностишье – это традиция моностиха, которая действительно, что называется, восходит, был Карамзин («Покойся, милый прах, до радостного утра»), был Брюсов со своим «О закрой свои бледные ноги»... Николай Александров: «О закрой свои бледные ноги». Владимир Вишневский: Причем это речь о ногах Христа шла, как выяснилось позже, а не, так сказать, ста́тье, фигуре какой-нибудь фотомодели того времени. Я всегда опираюсь на очень лестную цитату из Яна Парандовского, из моей любимой книги «Алхимия слова», что зачастую поэты думали, что вот первая строка как будто посланная с небес, настолько она, так сказать, хороша и совершенна, ну на взгляд самого автора, что ее только можно испортить либо второй строкой, либо, значит, всеми превратностями, которые навязывает необходимость рифмовки, рифмы, не остановиться ли? И там он пишет, что только наиболее отважные, или там в единственном числе, решали остановиться и сказать, как вот ты процитировал название книги, моя любимая строка, «Все больше людей нашу тайну хранит». Или то, как можно сказать только на русском языке, например: «Тут я заснул, но было уже поздно». Я всегда говорю, что я только, может быть, ухо, которому повезло, это речь о гениальности русского языка, который я в последнее время и пишу, и говорю, не ущемляя других языков. Считаю, что на едином экстремальном аварийном пространстве нашей родины самая успешная отрасль – это русский язык. Николай Александров: Ну и, собственно, я так понимаю, что вот эта современная стихия, она тебя в первую очередь сегодня и волнует, да? Владимир Вишневский: Конечно. Николай Александров: Вот что это за, опять-таки, если произносить модное слово, проекты, которые в связи с изучением стихии языка у тебя появляются? Владимир Вишневский: Ну, я всегда с аудиторией, поскольку доводится пока, слава богу, общаться, так сказать, с живыми слушателями, у которых есть свое разумение, свое восприятие, своя подготовка, иногда более энциклопедическая, чем у выступающего, понятно, что независимо от поколенческой разницы все, в общем-то, слышали по школе, в рамках школьной программы слова классика Ивана Сергеевича Тургенева: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины... ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык...» – все это знают. Но в школе, значит, здесь обрывали эту цитацию, а абзац у Тургенева заканчивается строкой, которая, в общем, на мой скромный взгляд, сегодня выходит на первый план, говоря об истоках нашего уникального российского оптимизма: «Не будь тебя (это о языке), как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома». И вот я, используя выражение Шкловского, в свое время, значит, прославленное Евгением Евтушенко, в названии его книги «Энергия заблуждения», я вот со всей энергией заблуждения утверждаю, что, повторюсь, на пространствах нашей уже объятной родины самая мощная стихия и самая успешная отрасль – это русский язык. Более того, это уникальная, если не последняя, территория свободы с правом выбора слова, интонации, которая позволяет сохранить достоинство и выразить любую мысль несмотря на неотменимость строчки «Мысль изреченная есть ложь», тут есть готовность скромно полемизировать с классиком, с Тютчевым, «Мысль изреченная есть ложь». Хочется сказать: да на русском языке можно выразить любую мысль, любой нюанс, и это единственное наше нормальное право выбора, вот. Хотя реальность зомбирует слова, такие как волеизъявление, значит... Ну, есть много примеров, тут можно ответвиться в сторону, но я к этому, наверное, еще вернусь. Я свой условный шоу-трактат, который я все еще пишу, назвал так исходя из вышепроцитированных слов Тургенева, классика: «Велик, могуч, правдив, о как мне дорог Язык, где нет сегодня оговорок». И примеры очень... Тот пример демократичный, который у каждого отзовется знанием современного мема: «Но что-то пошло не так». Когда-то это прозвучало в новостях, вы помните, «Но что-то пошло не так». Это не оговорка, это алгоритм новейшей истории, где каждый день что-то идет не так, и тут уж так есть, и из этого складывается новейшая история, как принято было говорить, «не самые лучшие времена, а других у нас не будет». И вспоминается классик, на мой взгляд классик, слава богу, не только на мой, Николай Глазков, выдающийся русский поэт, которого я призываю не забывать, перечитывать и помнить, который, значит, сказал в одном стихотворении, написанном в результате пари, проигранного пари, где ему пришлось лечь под стол. И он, значит, сказал так: «Я на мир взираю из-под столика, Век XX – век необычайный. Чем столетье интересней для историка, Тем оно для современника печальней». Вы меня обрывайте, ты меня обрывай в этом месте, ха-ха. Николай Александров: Нет, на самом деле в принципе ты вот начал говорить об оговорках, но на самом деле это же Александр Сергеевич Пушкин: «Без грамматической ошибки Я русской речи не люблю», – писал Александр Сергеевич, как известно. Владимир Вишневский: Ну что ж, это очень своевременное упоминание, но это грамматическая ошибка. Но оговорки, оговорки, их примеры можно множить, оговорки... Вот, например, взять уникальную сокровищницу, говоря пафосно, но тем не менее, уникальное собрание ораторских афоризмов, невольных афоризмов Виктора Степановича Черномырдина. Самобытный русский человек, который внес вот в современную юмористику, как я считаю, нечаянно неоценимый вклад, который был заряжен таким алгоритмом, что он не мог говорить несмешно. Там: «Мы не можем никому делать в ущерб себе», при этом он говорил: «У меня к русскому языку никаких претензий нет». Так совместить в одной полемической фразе пространство и время, выступая тогда в Верховном Совете: «Руки чешутся? Чешите в другом месте!» – что имеется в виду, место на теле или место, так сказать, произнесения речи и т. д.? При этом я... Сейчас, знаете, еще есть такой штамп, но это отдельная тема, вот как себя вести на ток-шоу, какой, значит, модельный ряд выражений для создания солидности на ток-шоу. Сейчас каждый третий говорит «Я часто говорю своим студентам» или, чтобы произвести солидное впечатление, надо говорить... Николай Александров: Ну это как одностишье звучит, ха-ха. Владимир Вишневский: Ха-ха. «Меня часто спрашивают», – кто тебя на хрен спрашивает? «Я часто говорю своим студентам». Так вот, значит, я иногда своей аудитории, когда я, так сказать, веду такой практикум про то, как русский язык использовать в собственных интересах, хотя иногда это теоретически получается, в жизни не всегда это у самого автора удается, но вот на ток-шоу, где распределены роли, где такой театр, где есть такие платные эксперты, патриоты, так сказать, роли играющие, и эту... Значит, надо, чтобы произвести солидное впечатление, сказать: «Наивно было бы полагать...» или «А в итоге имеем то, что имеем». И вот это вот, войдя в штопор речи, в штопор такой, из которого надо как-то выходить, нужно вспомнить всего лишь фразу Черномырдина «Больше ничего говорить не буду, а то опять что-нибудь скажу». Еще пока не забыл, пока не сказал, ха-ха, вот прекрасный прием я «наблюл», что называется, пронаблюдал в ток-шоу, это не я автор, поэтому смело говорю, что он прекрасный, как, значит, полемически неявно унизить оппонента и при этом выглядеть солидно? Надо все время, говоря что-то, говорить «Чтобы вы понимали» – «Это стул, чтобы вы понимали», «И вот это, чтобы вы понимали». Или еще призвать оппонента, в духе, так сказать, военно-прикладной лексики сказать «Учите матчасть». Николай Александров: «Еще раз» тоже очень хорошее выражение. Владимир Вишневский: Да, «Еще раз». «Мы с вами четко должны понимать», вот этот человек-государственник говорит, «Мы с вами должны четко понимать», «Мы с вами четко понимать должны», вот это вот. Николай Александров: Владимир, скажи, а чем тебя обогатил вот этот последний год, я бы даже сказал, последнее время пандемическое, коронавирусное, ковидное, как угодно? Ведь это же тоже все новые совершенно явления, с которыми нам приходится жить, ха-ха. Владимир Вишневский: Я не побоюсь сказать, что я, мое, так сказать, счастье условное, трудное счастье, мое проклятье – это возможность, необходимость и судьба вербально осваивать жизнь, осваивать мир. При этом не хочется выглядеть человеком, невольно присосавшимся к проблемам того, что пою то, что вижу, плохого. Но я не могу не осваивать мир словами. И как я даже говорю, даже когда у тебя масса проблем, вот что делать, нет..., но ты записал это как проблему, записал от руки, тебе становится легче. Поэтому невольно, конечно, мы живем в пандемии, которую я... в слово как «пандемир», «Роза пандемира» у меня цикл есть. Появился цикл «Коронавирши», который будет в новой книжке невольно. Появились, так сказать, стихи, к которым склоняет жизнь, знаете, принуждение к миру, а это принуждение к такому вот стихосложению: «Соответствуй миру и городу, Береги QR-код смолоду», – вот этот QR-код. Или там такие стихи: «Сегодня удача и – о! – достижение цели, Возможность ответить при встрече «А мы уже переболели»». Или там «Прививка, равносильная присяге», или там «Где родился, там и привился». Не очень веселая тема, но «коронавирши» у меня, конечно, есть, и вот это вот цикл, который войдет в новую книжку, которая, кстати, будет посвящена прославлению русского языка, это я даю такой шапочный ввод, чтобы сказать дальше о главном, с его ненормативной обсценной лексикой, которая является, на мой взгляд, мощным ресурсом экспрессии, конечно, делаю необходимую оговорку, но вполне искренне: если пользоваться этим с чувством меры и вкуса. Но я цитирую своего коллегу, кстати, хорошего поэта, я еще не упомянул его, человека моего поколения Евгения Бунимовича, и я цитирую: «Так Бунимович, мой собрат, Поэт и москводепутат, Как он сказал, возвысив речь: «Задача наша – русский мат От сквернословов уберечь»». Николай Александров: Ха-ха. Ну, в этом смысле я с тобой согласен, потому что об этом писал еще Твардовский, как мы помним в замечательной поэме «Теркин на том свете». Владимир Вишневский: Про крепкое слово. Николай Александров: Да, совершенно верно. Когда он писал вот об этой армейской лексике, причем лексике действительно военной, во время сражения: «Нам и так уже с тобой Знато-перезнато, Что в бою, на то он бой, Лишних слов не надо. Там берут свои права И бывают кстати Больше прочих те слова, Что не для печати», – ха-ха. Владимир Вишневский: Да, можно воскликнуть: какие люди выражались матом! Николай Александров: Да-да-да, ха-ха. Владимир Вишневский: А в современной Сети можно написать, можно прочитать простое как правда выражение «Не матерится тот, кто ничего не делает». Я уж не говорю про изящное выражение, опять же сетевое: «Все-таки в словах «сабля», «гребля», «оглобля» всегда ощущается какая-то досада». Николай Александров: Ха-ха-ха! Это да. Владимир, я понимаю, что ведь и сам жанр, тот, который ты, значит, оставив, переосмысляя... Владимир Вишневский: Уйдя в другой уже, да. Николай Александров: Да, уходя в другие вещи, и я так понимаю, что и новые твои книги, – он, в общем, приближается не просто к выражению какой-то мысли, да? Но ведь существует... Владимир Вишневский: Ха-ха, хороший комплимент ведущего. Николай Александров: Да. Он же не просто к этому, а он приближается еще к таким жанрам, которые имеют всегда поздравительный оттенок, ведь тост должен быть афористичен. Владимир Вишневский: Конечно. Николай Александров: Само поздравление, его же нужно каким-то образом придумать, оно должно быть необязательно неожиданным, но оно в каком-то смысле... Лучшее поздравление – оно афористично или сводится к афоризму, так же как и лучший тост. И к жанру новогодних поздравлений, ну невозможно же все время «С Новым годом!», «С Новым годом». Владимир Вишневский: Хорошо, да. Кликаю, кликаю мышкой на нужные страницы, сразу выскакивает, как у практикующего оратора. Но я хочу другое сказать, чтобы придать какой-то, может быть, культурологический смысл ответу на твой вопрос. Конечно, мы живем в традициях, где новогодние реалии, новогодние слова еще задолго до слова «мем» обрели такой, значит, ну как бы даже, опять же используя полемический язык, скрепоносный смысл. Ну, например, стало новогодним слово, название салата оливье, да? Николай Александров: Да. Владимир Вишневский: И юмористы сделали его вообще малоприличным, банальным «оливье», значит, это ряд ассоциаций с показом фильма по всем каналам «Ирония судьбы, или С легким паром!»... Николай Александров: «Гадость заливная рыба» тоже еще кулинарный афоризм. Владимир Вишневский: Да, заливная рыба – это все мемы. Мне очень нравится у современных юмористов, есть такой замечательный журнал, выходящий в Екатеринбурге, парадоксальное месторождение юмора, один из самых лучших юмористических журналов «Красная бурда», у них хорошее выражение было, что археологи обнаружили окаменевший салат оливье с отпечатком лица первобытного человека. Поэтому это все, вот все эти новогодние, значит, 10 дней, 10 дней отдыха и пьянства... Николай Александров: ...которые потрясли мир, в общем-то, ну да, ха-ха. Владимир Вишневский: Да, потрясли мир, и сейчас с этим как-то борются, 31 декабря, которое пытались как-то символически делать все еще рабочим днем, но это были тщетные попытки... Поэтому, конечно, по ходу, значит, работы со словом, купания в русском языке возникают какие-то, значит, модификации, например «Раз, два и так до пяти, Елочка, прости», или там «Новый год, снежинки кружатся, Боже, дай нам, бог, всем мужества», к примеру. Или, например, присоединяется к какой-то строке невольно новогодняя строка, смысл: «Понятно, нам наступит Новый год, Впустите, я забыл культурный код». И вот культурный код, он, в общем-то, может сквозить в вариациях поздравлений даже экспериментально написанных, ну, например, «Всем желаю здоровья наличного, И приятного не без полезного, и Любви (ничего, кроме личного), Ну и алиби всем вам железного». Кому это? Что касается тоста, тоже, в общем-то, это этап, так сказать, такой закрытый, что ли, отраженный. Ну, например, тост, вот ты говоришь тост, хорошо: «Мой тост за тех, кому я вновь обещан. Поэт Вишневский, вышел я не весь. Лишь у поэта нет случайных женщин. Так вот за дам, присутствующих здесь». Как ты можешь догадаться, этот тост не раз меня выручал в самых разных и не только новогодних... Николай Александров: Ну да, это, телевизионным языком говоря, неожиданная подводка к известному тосту, которая делает его совершенно... Ха-ха. Владимир Вишневский: Да, ну конечно, все как-то переосмысливается невольно опять же в духе, в духе, так сказать, в духе возможностей, которые дает нам великий русский язык. Например, хорошо, Дед Мороз, тоже, так сказать, скрепоносный персонаж Дед Мороз, которого сегодня можно противопоставить их Санта-Клаусу, западному Деду Морозу, даже можно сказать, даже можно так написать: «Новый год, я б отметил, Предвкушеньями светел, Ждем, наведался чтоб Непосредственно к детям Санта-Клаустрофоб». А вот наш Дед Мороз: «Всем подарки, бонусы и льготы И с порога никаких угроз, Всех насторожило, что какой-то Аномально добрый Дед Мороз». Николай Александров: Ага. Вот ты произнес слово «скрепоносный», я даже сначала не понял, то ли «нос скрипит», то ли это от «скреп», ха-ха. Владимир Вишневский: Конечно, это от скреп, но они иногда скрипят. Ну а главное мое ноу-хау новогоднее, конечно, этим надо было бы заканчивать нашу, возможно, двухчасовую беседу. У меня есть такое маленькое ноу-хау, связанное вот именно с некоторым трудным нашим оптимизмом, выстраданным, уникальным, потому что наш оптимизм иногда выражается, как я скромно формулирую, наивно, наверное, с той же энергией заблуждения, в готовности ко всему, даже хорошему. Моя строка, которую цитировали недавно в известный период, вот, кстати, цитировали, «строка Вишневского», «В готовности к облому наша сила». Кстати, насчет языка: слово «облом», когда-то пришедшее из молодежного сленга, стало таким хорошим русским угрюмым словом, «облом», «облом». Так вот я хочу сказать, что предложение такое тем, кто будет смотреть нас, наверное, не делая каких-то таких посланий миссионерских, но тем не менее. Все-таки в любом уходящем году, как бы труден он ни был в пандемию, было что-то лично хорошее, лично хорошее для каждого из вас, для кого-то из вас. И такое, значит, предложение, такое ноу-хау: нужно обвести взглядом все, что бог послал, а он послал кворум, который от бога, сколь бы узким он ни был, и сказать так – «Давай с тобой продлим еще на год Вот это вот». Вот. Николай Александров: Ха-ха-ха! Володь, спасибо огромное за беседу! Я в свою очередь хочу тебе пожелать новых книг. Владимир Вишневский: Спасибо. Николай Александров: Новых выступлений, которые, я думаю, все-таки в будущем году, во всяком случае, будут в гораздо большей степени возможны, чем в прошедших. Продолжения твоих проектов. Владимир Вишневский: Спасибо! Николай Александров: Поскольку ты осваиваешь не только вербальную стихию, но и визуальную вместе с Андреем Рыбаковым... Владимир Вишневский: Да, наши «Изостишья». Николай Александров: ...соединяя слово с изображением, слово с картинкой. Это тоже, кстати говоря, новогодняя тема, Новый год – он и визуальный, и вербальный одновременно, «С Новым годом!», и у нас сразу возникают образы, которые складываются в новогоднюю открытку. Владимир Вишневский: Можно последнее слово еще? Николай Александров: Да-да-да. Владимир Вишневский: Я просто под рубрикой «Да, еще чуть было не забыл», потому что мы дожили до времени, когда вопрос о здоровье при встрече перестал быть, так сказать, ритуальным и формальным. Вот в свете того, о чем мы упомянули, мне хочется еще такое пожелание озвучить, а то не скоро будет такая же возможность: «Сегодня ль, завтра, ну хотя б однажды, Зима ли, осень, летом, по весне Давайте уцелеем все и каждый, Давайте доживем хотя бы все». Николай Александров: Ха-ха. Спасибо огромное, Володь, спасибо! Владимир Вишневский: Спасибо!