Ольга Орлова: Традиционно в конце года подводим с коллегами итоги по гамбургскому счету. В этот раз решили поговорить о премиях – за большие фундаментальные открытия, за солидные научно-популярные книги, за небольшие научно-фантастические рассказы, премии для женщин в науке, премии для зоологов в заповедниках и премии за лженауку в Instagram. Кого и за что награждали в этом году? Сейчас узнаем. Здравствуйте, коллеги. Спасибо, что пришли к нам в студию. Марина Аствацатурян: Здравствуйте. Ольга Орлова: У нас в этом году, помимо традиционных, уже исторически устоявшихся премий, международных, российских, с репутацией, с историей, у нас появились новые премии. Появились такие отраслевые, специализированные. Давайте про это и поговорим. Марина, давайте начнем с вас. Я напомню нашим телезрителям, что Марина Аствацатурян – автор самой долгоживущей радийной программы (в радиоэфире идет ее программа «Гранит науки», ежедневный обзор научных новостей). Марина всегда держит руку на пульсе. И все, что касается самых главных международных премий, вы всегда от нее можете услышать в эфире радиостанции «Эхо Москвы». Марин, давай начнем с главных наших премий – нобелевских. Нобелевские премии по физиологии и медицине, химии, физике. Давай сначала напомни, за что людей награждали в этом году. Марина Аствацатурян: По физиологии или медицине. Так это называется правильно. По физиологии или медицине получили 3 человека. Среди них довольно известный Грегг Семенза. Дали за то, что эти люди установили тонкий генетический механизм, который позволяет организмам адаптироваться к кислородным условиям. На примере для краткости. Вот высокогорье. Мало кислорода. Организм должен адаптироваться. Как он адаптируется? Он вырабатывает эритропоэтин. Специалисты по допингу объяснят, что это такое. Эритропоэтин вырабатывается в почках. Он стимулирует увеличение количества красных кровяных телец, которые разносят по организму кислород. Если кислорода достаточно и много, то он связывается в определенном участке определенного гена, и так оно сидит и ничего не происходит. Но если кислорода мало, это сигнал для этого участка активировать другой ген, который будет активировать ген, вырабатывающий (это очень условно, это очень схематически) эритропоэтин. На самом деле тонкая фундаментальная работа. Она бесконфликтная, я бы сказала. И таких фундаментальных процессов на самом деле полная живая клетка. Взять те же окислительно-восстановительные реакции. Но за них уже много нобелевских премий дали. Можно теперь дать за кислород. Это давно показано. Собственно, и принцип присуждения нобелевских премий за уже устоявшиеся открытия… Ольга Орлова: Но эта работа… Марина Аствацатурян: Она фундаментальная. Она войдет в учебники. Ольга Орлова: Она довольно старая. Марина Аствацатурян: Она довольно старая. Многие нобелевские работы старые. Это вам не геном редактировать. Тут еще общество не готово. Ольга Орлова: То есть это работа без скандала. Премия по физике. Марина Аствацатурян: По физике. Важные сведения о Вселенной и наше место в ней. Я так понимаю, это экзопланеты, которые показывают, что, возможно, мы не одни во Вселенной. Это я сразу перешла ко второй части. Ольга Орлова: Да. Марина Аствацатурян: Потому что вторая часть премии присуждена людям, которые открыли первые экзопланеты. Ольга Орлова: Первая часть нобелевской премии по теоретической космологии, а вторая по экзопланетам. Марина Аствацатурян: Как сказал один из членов нобелевского комитета уже на церемонии присуждения, эти лауреаты провели нас от ранней Вселенной до сегодняшнего дня. Ольга Орлова: А насколько типично, как часто такое бывало в истории нобелевских премий по физике, что дают премию одну, но за два результата, в общем, между собой не связанных. Марина Аствацатурян: На самом деле бывало. Это не исключительный случай. И, в частности, я освежала сведения о недавней премии и наткнулась на прошлогоднюю премию по физике. Она была «за существенный вклад в развитие лазерной физики». Там тоже, в общем-то, разные. Там оптический пинцет, который для биологических систем. И там генерация высокоточных эффективных импульсов. То есть, в общем-то, тоже очень условно. Ну, оптика. Ну, лазеры. Что касается химии, литиевые батарейки. Меня поразил восторг, который вызвало это присуждение у людей, совершенно никакого не имеющих к науке, никогда не интересовавшихся наукой. «О, батарейки». Там тоже фундаментальная химия, там фундаментальные вещи. Люди десятилетиями искали подходящий материал, который был бы достаточно емким, чтобы этим ионам лития было где бегать. То есть молекулярная структура. Они усовершенствовали катоды. Но можно было и раньше дать на самом деле эту премию, потому что батарейки используются уже давно. Отчасти здесь есть, мне кажется, некий популизм для нобелевских премий. Потому что это всем ясно, что это хорошая вещь. Ольга Орлова: Но не странно ли это? Ведь все-таки люди искали на самом деле инженерное решение. Марина Аствацатурян: Сейчас я поясню. Начало этих работ – это топливный кризис 1970-х. И один из лауреатов занимался сверхпроводимостью и обнаружил этот энергоемкий сульфид титана. Но за технологию есть премия «Миллениум». Ольга Орлова: Да, есть премия «Миллениум». Она в этом году не вручалась. Она вручается раз в два года. Марина Аствацатурян: Сейчас я поясню. Есть один из лауреатов этого года Йосино. Он получил, например, российскую премию «Глобальная энергия». Ольга Орлова: Тоже крупная технологическая премия. Марина Аствацатурян: Да. Но другой лауреат «Глобальной энергии» Накамура. Это автор светодиодов. Он получил и Нобелевскую, и «Глобальную энергию», и «Миллениум». То есть тут очень условное деление. Мне однажды довелось быть на вручении «Миллениума» в 2008 году. Ольга Орлова: Это где было? Марина Аствацатурян: В Финляндии, прямо в Хельсинки. Там президент вручает. Это все очень пышное. Это сопоставимо с Нобелем. И, что было интересно, там номинанты открыты, там 4 номинанта. Один из номинантов был Алек Джеффрис, о котором Лена в своей замечательной книге пишет. Это человек, который открыл ДНК-дактилоскопию, сэр Алек Джеффрис. Он не стал победителем, он был номинантом. Это вполне фундаментальная работа, но с потрясающими прикладными применениями. Так что тут все очень условно. Ольга Орлова: То есть интересно, что границы между фундаментальными и прикладными результатами уже очень сильно стираются. Марина Аствацатурян: Очень условны. Это для грантовой заявки может иметь значение. Ольга Орлова: Мне, честно говоря, показалось необычным в этом году, что среди 9 лауреатов нет ни одной женщины. Потому что если мы посмотрим на то, что происходило в последние годы в мировой науке, и если мы посмотрим на результаты предыдущих нобелевских премий, то там каждый год женщины обязательно… Марина Аствацатурян: Очень важное слово ты сказала – в последние годы. Нобелевские присуждаются не за последние годы. Мне вообще такая формулировка, такой посыл «премия для женщин»… Лично для меня здесь чем-то попахивает паралимпийским. Да простят меня паралимпийцы. Я не хочу никого обидеть. Ну, давайте сделаем «для пенсионеров в науке», «для детей». Ольга Орлова: Это уже есть. Это так и работает. Марина Аствацатурян: Женщина – тоже человек. Это известно. Она может делать выдающиеся открытия, как моя любимая Рита Леви-Монтальчини, биолог, нобелевский лауреат. Может делать совершенно посредственные работы, точно так же как это случается с мужчинами. Просто по статистике только последние 10-20 лет женщины стали активно оставаться в науке. Ольга Орлова: Как вы относитесь к специализированным премиям для женщин? Елена, Петр, что вы думаете об этом? Елена Клещенко: Я думаю, что это имеет смысл. Ввиду этого неравенства, которое сформировалось не вчера… Действительно, как Марина сказала, премия дается по сумме достижений, которые были получены в прошлые годы, раньше. Ольга Орлова: Это Нобелевская, совершенно верно. Елена Клещенко: А еще полвека назад никого не удивляло, что когда рождается ребенок, остается с ним сидеть именно мама, а не папа. Сейчас, допустим, в Швеции уже кое-кого удивляет. И эту ситуацию надо учитывать. Поэтому я не вижу ничего плохого в премии для женщин в науке или, скажем, в гранте, который дается молодым матерям, продолжающим работать в науке. По-моему, в Германии такое есть. Лишь бы это не вошло в привычку, не осталось до ситуации, когда шансы будут действительно равные. Марина Аствацатурян: Но то, что нобелевский комитет не пошел на поводу у квотирования, мне кажется, это хорошо. Ольга Орлова: Это редкий случай, когда они устояли. Потому что сейчас со всех комитетов, на конференциях… То есть конференцию можно отменить, если у тебя там нет приглашенных докладчиков-женщин. Марина Аствацатурян: Нобелевский комитет устоял. Ольга Орлова: Петр, вы согласны? Петр Талантов: Да, мне немножко сложно здесь комментировать. Марина Аствацатурян: В силу гендерной принадлежности. Ольга Орлова: А вот теперь-то мы услышим. Петр Талантов: Тут вроде что ни скажешь – все не так. Я полностью согласен с тем, что квотирование было бы, наверное, не совсем уместным, например, в случае Нобелевской премии. Но отдельная премия для женщин – вещь замечательная. Потому что некоторое стартовое неравенство действительно существует. И как-то его компенсировать с помощью отдельных грантов, программ, отдельных премий – идея очень хорошая. Ольга Орлова: Вот моя коллега побывала как раз в этом году на церемонии вручения премии L’OREAL-UNESCO «Женщины в науке». И я не сомневаюсь, что те лауреаты, которые были награждены в этом году, будем надеяться, у них хорошая научная судьба и карьера. СЮЖЕТ Ольга Орлова: Давайте теперь перейдем уже к более специализированным премиям. Я хотела спросить, Елена, вас. В этом году получилось так, что вы имеете отношение сразу к нескольким специализированным премиям. Во-первых, вы стали финалистом премии «Просветитель» со своей книгой «ДНК и ее человек». Это книга, которая вошла в финал «Просветителя». И мы надеемся, что таким образом, поскольку все финалисты «Просветителя» попадают в библиотеки России, она станет доступной, ее можно найти уже везде, купить и в электронном виде, и в бумажном. Марина Аствацатурян: Можно два слова мне сказать? Я ее прочитала с огромным удовольствием. И что я вспомнила? В мои школьные годы была очень популярна книга Валерия Николаевича Сойфера «Арифметика наследственности». И очень многие из нас (и я в том числе) избрали впоследствии своей специальностью генетику, именно отталкиваясь от этой книги. И я предрекаю этой книге Елены Клещенко ту же судьбу. Для совсем молодых школьников. Они прочтут. Пусть это попадет в библиотеки. Они прочитают. Я думаю, что их выбор будет сделан во многом под влиянием этой книги. Потому что там сложные вещи изложены прекрасно, завлекательно, понятно. Те, кто интересуются генетикой, это сейчас бурно развивающаяся область. Пожалуйста. Вы узнаете все. Ольга Орлова: Кроме того, что Елена Клещенко – это научный журналист с многолетним стажем, автор статей и научно-популярных книг, Елена еще и писатель-фантаст. Причем, как крупных форм, так малых. И вот со своим научно-фантастическим рассказом «Веревка повешенного» вы стали лауреатом премии научной фантастики «Будущее время». Скажите, пожалуйста, что у нас сейчас происходит с научной фантастикой в России в российском… в русскоязычном сегменте. Кто сейчас пишет на русском языке, фантазирует? Елена Клещенко: Это очень правильная оговорка. Не российская, а русскоязычная. Так будет корректнее. Поскольку достаточное количество людей пишут на русском языке, находясь в других странах. Ольга Орлова: Вне России. Елена Клещенко: Да. Прекрасный Павел Амнуэль, человек старой гвардии. Он, упорно не прогибаясь под изменчивый мир, продолжает писать именно научную фантастику. Но он много лет живет в Израиле. И, конечно, всем понятно, что еще 10 лет назад мы спокойно относили к российской фантастике творчество человека, который работает в Киеве или в Харькове, а сейчас… Ольга Орлова: Но он пишет на русском языке? Елена Клещенко: Да. Именно на русском. Не на украинском. А сейчас возникает понятный момент неловкости. Поэтому да, русскоязычный. И что касается научной, мы говорим именно о научной фантастике, а не о космоопере, не о той фантастике, которая использует науку в качестве антуража. Понятно, что когда мы хотим отправить героя в необычные обстоятельства, можем его запустить в магический портал, а можем отправить на другую планету. Когда хотим суперспособности, можем ему сделать генную модификацию, а можем его как-нибудь заколдовать. Собственно, такую литературу, которую использует научный антураж, ее хватает. А о так называемой твердой научной фантастике трудно говорить, потому что ее исчезающе мало. Есть буквально единицы. Вот Павел Амнуэль, который пишет о своем Многомире. Он не называет это параллельными мирами, потому что они не параллельны, они могут пересекаться. Есть замечательный Роберт Ибатуллин с романом «Роза и червь», который наделал очень много шуму несколько лет назад. Но Роберт пока как бы автор одного романа, но на подходе уже второй. И есть несколько людей, которые публикуются в сети, но не на бумаге, и становятся объектом критики серьезных литературоведов за литературный стиль и мастерство, но преданные именно этому жанру, и, в общем-то, все. Ольга Орлова: Лена, с чем вы это связываете? Все-таки в России, начиная со второй половины XX века, традиции научной фантастики очень сильны. И она была популярна. И это были замечательные авторы. Ну не может такого быть. Куда делись люди, таланты? Елена Клещенко: Таланты есть. Ольга Орлова: И ученые есть. Елена Клещенко: И ученые есть. В 1960-е годы очень популярна была наука как отрасль, как место, где можно сделать карьеру, заняться чем-то необычным, прославиться. А сейчас отношение к науке далеко не такое восторженное. С одной стороны, есть восприятие науки как какого-то мирового зла. Ученые сделают ГМО, сделают коллайдеры, вся Земля провалится в черную дыру. А, с другой стороны, не то чтобы совсем необоснованное восприятие науки как нахлебника у государства, как низкооплачиваемой отрасли. Ольга Орлова: Вот как объяснить то, что… вы сами говорили в своих интервью, что, например, ваша научно-популярная книга вот эта продается лучше, чем ваши научно-фантастические произведения? Но надо сказать, что расцвет научной популяризации книг… Книга Петра Талантова. Петр в этом году победитель премии «Просветитель» с книгой «0,05. Доказательная медицина». Сколько у нас пишется замечательных книг! Елена Клещенко: Это последние годы. Сейчас расцвет. Ольга Орлова: Это последние годы. То есть все-таки, если… Вообще успех нон-фикшн в этом смысле и научно-популярной литературы… Все издатели отмечают, что происходит. Тогда не говорит ли это о том, что все-таки наука не так… То есть общество видит и хочет знать о том, что происходит в науке, если люди покупают эти книги. Елена Клещенко: Да, конечно. Это дает надежду научной фантастике, поскольку эти изменения в научно-популярном жанре произошли буквально на наших глазах. Я разговаривала с одним из организаторов премии «Будущее время», критиком и журналистом Константином Мильчиным, и задала ему не особо тактичный вопрос: «На что вы надеетесь в плане научной фантастики в России?» И он сказал в том числе, что поскольку мы наблюдаем расцвет научно-популярного жанра, значит интерес к науке есть, и талантливые люди, обладающие навыками одновременно хорошо писать и разбираться в науке, есть. И есть надежда, что станут востребованы именно научно-фантастические книги. Кроме того, ведь расцвет мы же наблюдаем именно научно-популярного жанра. Значит людям интересно. Они ждут хороших новостей именно из науки, когда больше ниоткуда их ждать не приходится. Ольга Орлова: Знаете, а у меня как раз предположение другое. Моя версия, почему именно на русском языке и в России с научной фантастикой так не очень хорошо обстоят дела. Не потому что это наука, а потому что это про будущее. И я думала, что, может быть (я не знаю, согласитесь вы со мной или нет), но проблема в том, что мы сейчас в России плохо артикулируем свое будущее, мы плохо его представляем, нам очень трудно его представить и очень трудно его смоделировать. Потому что как раз развитие науки ты можешь себе представить. А эта наука где будет? В каком обществе? В какой стране? На какой планете? Елена Клещенко: Вы знаете, похоже, что так. Потому что в советское время нам же говорили, что будет в будущем. У нас все было ясно. Вот она и развивалась, фантастика. Было место фантазировать. Ольга Орлова: Потому что то, что сегодня касается меня… Вот я читатель, допустим. Я прихожу в магазин. И то, что касается сегодня меня, и проблемы по медицине, и новости астрономии, про сегодня я хочу знать, я хочу понимать, куда мы с учеными вместе двигаемся. А про завтра… А что мы можем сказать друг другу про завтра? Я так предполагаю, потому что, насколько я знаю, в англоязычном сегменте научная фантастика развивается очень динамично. И там есть авторы, там есть рынок. И он большой, и так далее. Я поэтому предполагаю, что вот такая ситуация… Елена Клещенко: Безусловно. В англоязычном сегменте и не только в англоязычном, а, скажем, есть китайский автор Лю Цысинь, роман «Задача трех тел», которая тоже наделала достаточно шума. Хотя опять критики были недовольны, что он плохо написан и плохо переведен. Но я читала, не отрываясь. Мне было так интересно смотреть на китайских героев, на их жизнь, что я и не обратила внимание, как это написано. Хотя я вообще-то Grammar Nazi тот еще. Да, это все есть. Возможно, дело в том, что там репутация науки получше. И в Америке, и в Китае. А что касается образа будущего, и у них этот образ весьма нерадостный. Вот позитивной утопии как-то мало. Все больше страшные истории про наше будущее. Это, наверное, не только наша беда, но и других стран. А там – да, там есть прекрасные писатели. Есть Питер Уоттс, он канадец. Есть Паоло Бачигалупи. Есть отличные книги на очень высоком уровне. И это тоже дает нам надежду. Я уверена, что так мы тоже можем, если будет спрос. Ольга Орлова: Вы знаете… они относятся к тем премиям, которые обращают внимание на лучшие результаты человеческой деятельности в этой области. Но есть еще такие премии, которые, наоборот, скорее ставят проблемы. То есть они больше обращают внимание, они сигнализируют, как маяки: «Обратите внимание, у нас горит». Вы знаете, в этом году появилась такая новая удивительная премия. Это премия имени академика Воронцова, очень узконаправленная. Награждаются зоологи, которые ведут исследования в заповедниках и в охраняемых парках, в национальных парках и парковых зонах. Она вручалась в первый раз. И там, конечно, за каждой такой премией, за каждым таким результатом стоят не только достижения, но и очень большие проблемы, с этим связанные. Потому что все исследования, которые проводятся – это всегда экологические проблемы, это проблемы охраняемых зон, это проблемы человеческой деятельности. Марина Аствацатурян: Проблемы вымирающих видов. Ольга Орлова: Вымирающих видов, влияния человека и так далее. И это премия, которая призывает обратить внимание на то, что происходит. Вот моя коллега Тамара Левенкова побывала на церемонии награждения этой премии и привезла нам оттуда лауреатов. СЮЖЕТ Ольга Орлова: Ну, и продолжая такие премии, которые указывают на проблемы. Петр, в этом году вы были связаны с премией, с которой было связано много проблем, причем сразу у многих людей. Нашумевшая премия «Почетный академик ВРАЛ». Ее учредил портал «Антропогене». И фонд «Эволюция», основателем которого вы являетесь, поддержал. Что это за «Академик ВРАЛ»? Почему от него столько шуму, вокруг него и что вы наделали вообще со своими коллегами? Петр Талантов: Эта замечательная премия вручается уже не первый год. Она, как вы говорите, сигнализирует о проблемах, она просто кричит о проблемах. Можно сказать, что наши лауреаты – люди безусловно заметные. Если мы проведем опрос в России… Ольга Орлова: Яркие. Петр Талантов: Яркие, известные. Если мы проведем опрос в России и сравним количество людей, которые знают, кто такая Дженнифер Дудна, и кто есть финалисты, предположим, этого года, то вы увидит, что… Марина Аствацатурян: Дудна проиграет. Петр Талантов: Она с треском просто проиграет. И разрыв будет буквально на порядки. Эта премия вручается за заметные достижения в области лженауки и за активную популяризацию, пропаганду лженаучных утверждений. Ольга Орлова: То есть за тех, у кого много слушателей, пользователей, читателей, кто набрал большую аудиторию, продвигая… Петр Талантов: Это не является явным критерием. То есть победитель может иметь относительно небольшую аудиторию. На самом деле процесс решения достаточно сложный. Он происходит в три этапа. На первом этапе любой может заявить своего кандидата. Кандидат должен соответствовать определенным критериям. Из заявленных кандидатов… При желании заявку вы можете разместить в следующем году. Заявку нужно разместить в соцсетях «Антропогенеза» или у них на сайте. Ольга Орлова: То есть даже наши телезрители… Петр Талантов: На первом этапе предлагать может кто угодно. Ольга Орлова: Могут зайти на портал «Антропогенез» и оставить заявку? Петр Талантов: Да. Не в любой момент, а после того, как будет объявлен прием заявок и так далее. Потом экспертная комиссия выбирает тех, кто, с ее точки зрения, наиболее достоин. Те, кто проходят в следующий этап, они образуют своего рода лонг-лист. И здесь уже звучит голос народа в полную силу, и здесь проводится открытое голосование. Ольга Орлова: Открытое голосование – это голосуют все? Петр Талантов: Да, открытое голосование по топ-10, которое формируют эксперты перед этим. По результатам открытого голосования в финал попадают три самых достойных кандидата на антипремию. СЮЖЕТ Ольга Орлова: Среди трех финалистов две инстаграм-блогерши. Это отражает те процессы, которые произошли в распространении лженаучных… Петр Талантов: Да. Если бы такая премия существовала… По-моему, это все в конце 1990-х происходило, если мне память не изменяет, тогда с высокой вероятностью двое из трех были бы Алан Чумак, Кашпировский… Тогда это были люди в телевизоре. Ольга Орлова: Совершенно верно. В 1990-е это были люди в телевизоре, которые распространяли… Марина Аствацатурян: Сейчас в соцсетях. Петр Талантов: Сейчас телевизор перебрался в другое место. Ольга Орлова: Скажем, если бы это было в 1980-е, то такой классический инженер из закрытых почтовых ящиков… тогда это был символ, потому что как раз тогда появились торсионные поля. ФРАГМЕНТ Ольга Орлова: Вы понимаете, что на вас же должны подавать в суд эти люди, которым вы вручаете эти почетные премии? Петр Талантов: В суд пока не подавали на организаторов. Марина Аствацатурян: И они даже не приходят на церемонии ведь, да? Ольга Орлова: Знаете, аналогичная номинация за лженауку была в премии Министерства науки. И ни разу те, кто получал, никогда не являлись. Петр, вы же являетесь членом комиссии РАН по противодействию фальсификации научных исследований. Ваша комиссия как-то к этой премии имеет отношение? Поддерживает ли, или оказывает какую-то экспертную помощь? Петр Талантов: Я даже не могу сформулировать, поддерживает комиссия или нет, потому что комиссия никакого официального мнения по поводу премии не формировала как орган. Но все, с кем я обсуждал эту премию, они поддерживают ее безусловно. Кто-то из коллег по комиссии входит в жюри. Ольга Орлова: То есть, получается, все-таки «Академик ВРАЛ» - это народная премия за лженауку? По тому, как вы описали процесс отбора. Петр Талантов: С учетом того, что народное голосование задействовано на двух этапах, можно сказать так. Безусловно. Ольга Орлова: Я могу только пожелать, чтоб у нас такого народа, который разбирался бы, мог бы как-то квалифицированно… Петр Талантов: Другого народа у нас нет. Ольга Орлова: Я хочу, чтобы такого народа у нас было больше. Марина Аствацатурян: Один народ разбирается, а другой подписывается на инстаграм Натальи Зубаревой. Петр Талантов: Но в смысле популярности и известности антипремии «ВРАЛ» все-таки не все потеряно. Очень много людей участвуют в голосовании. Конечно, до размера аудитории некоторых лауреатов пока далековато, но какая-то надежда на лучшее будущее у нас есть. Ольга Орлова: Ну что ж, мы можем только пожелать нам всем (и нашим телезрителям, и нам как журналистам и людям, которые пишут и рассказывают о науке), чтобы таких активных людей в нашей стране было как можно больше. И в конце я хочу попросить вас, коллеги, пожелать, чего бы мы нашим телезрителям пожелали в будущем году не бояться. Елена Клещенко: Не бояться будущего. Смотреть в свое личное и в общечеловеческое будущее храбро, с оптимизмом и с любопытством. Ольга Орлова: Что мог еще сказать научный фантаст? Марина. Марина Аствацатурян: Наверное, не бояться заниматься любимым делом, даже если оно не приносит никаких премий. Ольга Орлова: Бог с ним с премиями. Марина Аствацатурян: Да, конечно. Петр Талантов: Я бы пожелал вообще не бояться придумывать, делать, окунаться с головой в новые увлекательные привлечения. Ольга Орлова: А как же прививки? Не бояться делать прививки. Вы как медик должны были… Петр Талантов: И не бояться делать прививок в соответствии с национальным календарем. Ольга Орлова: С Новым годом!