Алексей Иванченко: Дети не усваивают физику не потому, что они "неправильные", а потому, что подача информации устарела

Гости
Алексей Иванченко
руководитель Лаборатории физики Политехнического музея

Ольга Орлова: Строительство исторического здания Политехнического музея началось в 1874 году. С тех пор музей пережил и революцию, и войны, и даже модернизацию. В 2013 году историческое здание было закрыто на реконструкцию.

Однако лаборатории музея открыты до сих пор для детей и взрослых в поисках нового языка популяризации. О том, как рассказывать о науке современно и ярко, будем говорить с руководителем лаборатории физики Политехнического музея Алексеем Иванченко.

Здравствуйте, Алексей. Спасибо, что пришли к нам в программу.

Алексей Иванченко: Здравствуйте. Спасибо, что пригласили.

Алексей Иванченко. Родился в 1971 году в Москве. Изобретатель, член Ассоциации каскадеров России. Проектировал и был постановщиком экспериментов в научно-популярной программе "Галилео". С 2006 года активно работает в сфере популяризации науки, постановщик наглядных демонстраций и многочисленных научных шоу. С сентября 2016 года возглавляет лабораторию физики Политехнического музея.

О.О.: Алексей, расскажите, пожалуйста, нашим телезрителям, что должно случиться с Политехническим музеем в результате модернизации. Как изменится его облик, его экспозиции? Что, старые механизмы, старые приспособления, приборы куда-то денутся, и что появится? Какие-то игровые конструкции, как это сейчас принято в современных научно-технических музеях? Что будет?

А.И.: Правильно. Во-первых, музей изменится. Но не настолько кардинально, как могло бы показаться. Внешне здание останется таким же. То есть это историческое здание. И оно сохранит свои исторические корни. Экспозиция, конечно же, никуда не денется. Потому что в первую очередь это музей, а музей – это история. Поэтому основные экспозиции будут сохранены.

Что в корне поменяется? Появится много нового. Потому что наука не стоит на месте, наука двигается. Вместе с этой наукой двигается и музей. То есть в принципе сам по себе Политехнический музей с первого дня своего существования был задуман как прогрессивный. То есть музей политехнический, рассказывающий и о естественных науках, и о достижениях – о прогрессе, о том, как развиваются технологии.

О.О.: Но ведь современные, какие-то передовые научные исследования в музее очень трудно отразиться. Те, кто помнят классические экспозиции Политехнического музея до переезда, помнят эти такие очень стройные выверенные залы, посвященные определенным областям и отраслям даже. Как донести передовые знания, которые плохо визуализируются и очень сложные?

А.И.: Есть какое-то изобретение, новое, современное. Ни одно изобретение не получается из воздуха, из ниоткуда. В любом случае ему предшествовали какие-то другие изобретения. То есть у любого изобретения есть история. Невозможно сделать какое-то открытие, просто взяв формулы или законы из ниоткуда. К ним нужно прийти. И этот путь и показывает музей.

Сейчас наука все больше и больше уходит в сверхмалое, то есть в нанотехнологии и так далее, то есть то, что очень сложно увидеть невооруженным глазом.

О.О.: Разложить на атомы в буквальном смысле.

А.И.: Скажу по секрету. Мы уже купили себе атомарный микроскоп. Так что мы позволим себе заглянуть даже очень глубоко внутрь. Но, тем не менее, любой процесс, любую технологию можно смоделировать. То есть то, что происходит в сверхмалом, и мы не можем этого увидеть, мы, как в научной лаборатории, можем смоделировать, то есть сделать масштабную модель, и показать принцип. И, уже взаимодействуя с экспозициями музея, мы можем рассказать, как человек до этого дошел. Вот так мы до этого дошли – думали, думали и придумали.

О.О.: Хорошо. Смотрите, пока вы еще не вернулись в историческое здание, вам еще как минимум год примерно ожидать этого…

А.И.: Да. Пока предположительная дата открытия – это сентябрь 2018 года.

О.О.: Пока этого не произошло, ведь музей не закрыт совсем. У вас, как я понимаю, работают лаборатории, и происходит взаимодействие с вашими посетителями. Вы их не захотели потерять, так?

А.И.: Ни в коем случае. Конечно же, мы не хотим потерять ни посетителей, ни партнеров музея. И наравне с открытыми фондами музея, то есть можно ознакомиться с экспозициями музея, и сейчас, несмотря на то, что основное здание закрыто на реконструкцию, на АЗЛК у нас в Технополисе работают открытые фонды музея, где можно ознакомиться с экспозициями. Конечно, не в таком развернутом виде, как это было ранее и как это будет в 2018 году, но, тем не менее, можно. И функционируют научные лаборатории. Это образовательная часть музея.

О.О.: Вообще Политехнический музей настолько славен в этом смысле своей традицией – образовательной, популяризаторской, культурной, и в этом смысле он являлся всегда чуть ли не флагманом такого активного…

А.И.: Не чуть ли, а флагманом.

О.О.: Скорее да. Скажите, как это происходит сейчас. Потому что, понимаете, ведь те дети, которых приводили в кружки, уже стали родителями.

А.И.: Конечно. Это действительно совершенно другие дети. И развивается наука, развиваются дети. Сейчас у меня такое ощущение… У меня внук маленький. И у меня полное ощущение, что он родился с гаджетом в руках уже. То есть они на каком-то совершенно интуитивном уровне постигают сложнейшие устройства. Естественно, двигаемся и мы вместе с этим прогрессом. Что из себя представляют научные лаборатории в первую очередь? Во-первых, их достаточно много. Это лаборатория биологии. И параллельно с ней работает лаборатория биохакинга, которая занимается генным моделированием растений. Мы ни в коем случае для защитников животных никого не мучаем. Исключительно растения.

Это лаборатория робототехники, лаборатория математики (великолепная лаборатория), лаборатория биологии, самая старая лаборатория Политеха – это лаборатория химии, и, естественно, лаборатория физики. То есть нас много.

И еще есть детский лекторий, который занимается маленькими детьми.

О.О.: Простите, а на какой возраст все это рассчитано?

А.И.: В принципе мы ориентированы на возраст 9+. Это грубо. То есть от 9 лет. Но, кстати, очень важно, что, когда мы откроемся в историческом здании… Представляете себе, как устроена архитектура Политехнического музея. Это такой прямоугольник, внутри которого есть двор. Внутри этого двора будет работать так называемый Южный двор, который будет рассчитан на детей до 9 лет.

О.О.: То есть малыши от 5?

А.И.: Да. Прямо совсем на малышей. То есть это некая игровая зона, которая сейчас практически в любых торговых центрах есть для маленьких детей, но только, естественно, с научным уклоном. То есть, условно говоря, если в обычной игровой зоне ребенок просто катается с горки, то у нас, предположим, будет стоять три горки с разной степенью трения, и, ребенок, катаясь с этих горок, уже будет познавать, что такое сила трения. С какой-то он скатился легко, с какой-то еле-еле, а с какой-то даже тронуться не может. И все будет сделано именно таким образом. То есть чтобы прямо совсем с младых ногтей дети уже начинали потихонечку думать.

О.О.: Расскажите про ваш опыт взаимодействия с современными школьниками. Чем они отличаются и насколько… Вот вы говорите, что они очень легко, интуитивно познают сложные устройства. Хорошо. А вот то, на что жалуются очень многие преподаватели вузов, старшей школы, что базовые вещи дети не усваивают, и просто такие провалы, ты никогда не понимаешь, вообще что ребенок знает на самом деле, а что нет. Вот у вас, поскольку вы заведуете лабораторией физики, вы взаимодействуете с ними, у вас какое ощущение?

А.И.: Замкнутый круг. Именно такое ощущение. Почему дети не хотят учиться базовым основам? На мой взгляд, это, конечно же, проблема подачи информации. Ведь одну и ту же информацию можно подать 10 раз, и 10 раз по-разному. И в восьми случаях из этих десяти тебя не услышат, один раз услышат, а один раз услышат с радостью и поймут.

Поэтому самое главное – это, конечно, форма подачи. К сожалению, сейчас в школах… Далеко не во всех уже. То есть я бываю в разных школах, и я вижу, что появляются прогрессивные школы, где пересматривается форма подачи. Потому что академическая сухая подача материала не интересна современным детям.

О.О.: Не годится.

А.И.: Естественно. Они не мотивированы для такой подачи. Если в советское время учиться плохо – это было фактически выйти из социума, то есть вырвать себя из общего социума, оказаться изгоем. Это не воспринималось, это было плохо, если ты просто не хотел учиться, то сейчас социум немножко поменялся. И уже нет той мотивации. Если ребенку не интересно, то он будет в своем гаджете сидеть на уроке, а не слушать учителя.

О.О.: Вы что имеете в виду? Что это должно быть всегда некое привлекательное и развлекательное шоу?

А.И.: Нет. Конечно же, нет. Привлекательное и завлекательное шоу – это больше популяризация. Это все-таки разные вещи – популяризация и обучение. Что должно быть ребенку абсолютно понятно из мотиваторов? Он должен видеть перспективы своего обучения. Тогда ему будет интересно. Тогда он будет понимать, для чего он это преодолевает.

Если ребенок, приходя в школу… Даже не в школу. Переходя в 7 класс и открывая учебник физики, уже делает для себя вывод: "Это сложно, скучно и неинтересно". Все. Он абсолютно не мотивирован. "И мне это в жизни, - особенно девочки так считают, - не пригодится". И это самая первая глобальная ошибка. То есть почему мы работаем от 9 лет? Я, например, больше всего люблю… Я очень люблю мотивированных детей. То есть это совершенно отдельные категории. Я очень люблю мотивированных детей. Я очень люблю детей из физмат-классов. Они, конечно же, другие. Но я очень люблю работать именно начиная с 3 класса, с 9-летниками. Все-таки до 9 еще немножко по-другому воспринимают и информацию, и мыслительный процесс еще немножко по-другому выстроен. С девяти он уже становится более осмысленным и логическим.

И когда мне приходят ребята 9-11 лет, потому что их привели родители, потому что родители – это как раз те, кто ходили к нам в Политех тогда давно, и родители, понимая необходимость этого, приводят их за ручку и к нам. Но их привели. И когда к концу часового занятия у меня все дети включены в процесс, отвечают на вопросы и у них глаза горят, я понимаю, что этот ребенок, если будет продолжать ко мне ходить, потому что ему интересно, то, придя в 7 класс и открыв учебник физики, он будет учить этот предмет.

О.О.: Он будет уже воспринимать его как нечто близкое ему по духу.

А.И.: Конечно. Как интересное. Он будет понимать, зачем ему это делать.

О.О.: Складывается такое ощущение, что у современных детей склонность именно обязательно к визуализации, причем, яркой и так далее. Как я понимаю, у вас очень богатая в этом смысле история и опыт, потому что вы же были постановщиком всех основных экспериментов в такой знаменитой программе "Галилео".

А.И.: Всех.

О.О.: Всех экспериментов знаменитой программы "Галилео", которую вы делали вместе с Александром Пушным. Он тоже физик. И эти яркие опыты, которые много лет смотрели дети, причем, это уже смотрели современные дети, которых тяжело удержать у экранов, если им не интересно. Это не журнал "Хочу все знать" старого формата. Я так понимаю, что вы этот опыт, конечно, используете и привнесли в свою лабораторию?

А.И.: Естественно. Начнем с того, что в принципе от 60% до 80% всей информации мы получаем через глаза. Если я ему рассказываю закон, то он его пытается воссоздать, смоделировать у себя в голове. Не имея визуальной картинки, ему сделать это сложно. Поэтому, давая визуализацию, я четко закрепляю этот материал в голове. Это раз.

Два. Тенденции современных детей. Во-первых, занятия не должны быть длинными. Сами демонстрации и объяснения я максимально укорачиваю. То есть я их разбиваю на блоки. То есть я что-то показываю из серии "Уау, как клаасно", потом объясняю и перехожу к совершенно другой теме. Рассказываю, показываю – перехожу к другой. Через какое-то время, то есть когда заканчивается блок, я опять возвращаюсь.

Почему? Обращали внимание – современные дети смотрят дайджесты, видеообзоры, обзоры видеоигр, даже политические обзоры. Это все в сжатой форме. Короткое. Они с трудом воспринимают длинную информацию. Музыка короткая, песни короткие – все укорачивается.

И это вырабатывает определенный ритм восприятия информации. Это прямо видно по ним. Если я чуть-чуть удлинил (здесь еще нужно просто чувствовать аудиторию), я вижу, как они тухнут. Все. То есть они переключаются друг на друга. Но я выработал такую методику. Короткая информация, короткое повторение, повторение, повторение – вот такими короткими блоками они усваивают лучше. Через час они уже совершенно точно запомнили 3-4 закона, которые я им в процессе занятия давал. И это работает.

О.О.: Расскажите про ваш опыт постановок в "Галилео", потому что дети были заняты одним, следили, а те, кто занимались популяризацией, многие, конечно, восхищались тем, что делали создатели "Галилео", и когда смотрели, как пытались эксперименты визуализировать, показать, это просто отдельное искусство, которому многие мои коллеги отдавали должное. Я очень рада, что я теперь вижу живого человека, кто стоял за этими потрясающими действительно очень такими корректными с научной точки зрения, но в то же время яркими показательными экспериментами.

А.И.: Это была командная работа. Мы в свое время выработали такую технологию. "Галилео" снимался пулами. То есть мы снимали за один пул от 9 до 14 экспериментов. То есть я подбирал какое-то количество экспериментов…

О.О.: Которые могли проиллюстрировать темы.

А.И.: Я предлагал визуализацию. Поскольку я по одной из своих профессий механик, я сам это все еще и делал. То есть я предлагал визуализацию, моделировал ее. Ко мне приезжали Саша Пушной и наш режиссер Лена Калиберда. Получалось три креативных головы. Они приезжали ко мне в мастерскую, мы втроем садились и начинали просто штурмовать. Добавляли туда всяких фантиков, рюшечек и так далее.

О.О.: Знаете, что еще поражало? Чувство юмора создателей. Ты видишь, что за этим стоят очень веселые парни.

А.И.: И девчата. Лена – действительно очень хороший режиссер. И она делала эту картинку невероятно насыщенной. И вот так это все и рождалось.

О.О.: Как вы вообще пришли к популяризации? Что на вас повлияло? Может быть, какие-то книги, которые как-то вас к этому подтолкнули?

А.И.: Если я скажу – Перельман, то, конечно же, не ошибусь. Но немножко не в том виде, в котором...

О.О.: Часто на него ссылаются.

А.И.: Да. Я прочитал Перельмана и сказал: "Господи, какой ужас". Не потому что Перельман ужас. Перельман – совершенно гениальный человек, талантливейший. Я преклоняюсь перед ним. Это действительно один из моих кумиров. К сожалению, в сознании подавляющего большинства современных людей физика ассоциируется с наукой XVII-XVIII века, где-то на уровне Ньютона. А ведь это не так. Физика – одна из самых динамично развивающихся наук.

О.О.: О, да.

А.И.: Но люди это не видят, не воспринимают.

О.О.: Проблема же в том, что если вы подойдете к людям на улице и будете им сообщать некоторые законы, сформулированные в XVI-XVIII веке, то выяснится, что и Галилео Галилей, и Ньютон для современных жителей – ньюсмейкеры. Если вы не будете ссылаться и не говорить на время, а просто будете… То большинство скажет: "Да, правда. Ты шутишь? Это действительно так?". Вы можете подать это как открытие сегодняшнего дня.

А.И.: Да, честно скажу – я впечатлен вашим рассказом за кадром…

О.О.: Да, мы обсуждали. Это сообщает ВЦИОМ, это сообщают все средства массовой информации, которые видят эти социологические опросы. У нас только что провели свежий опрос. И опять у нас 25% населения подтверждают, что Солнце вращается вокруг Земли.

А.И.: Я даже не могу сказать, что для меня это дикость. Для меня это открытие. Может быть, просто потому, что у меня круг общения находится за пределами вот этих 25%. И это очень обидно. Я хочу пообщаться с этими людьми. Очень.

О.О.: Подождите. Вот тут очень важный момент. Действительно. Потому что вы же сами сказали, что вы любите мотивированных детей. Но ведь легко проповедовать в своем монастыре.

А.И.: Помните, я сказал, что это две разные ветви. Я очень люблю мотивированных детей. Но я очень люблю немотивированных, и не только детей.

О.О.: Как попасть в ту зону, как достучаться до тех людей, которые находятся в том счастливом мире, где Солнце вращается вокруг Земли, где генами обладают только генно-модифицированные продукты, а обычные, значит, без генов, они, соответственно, не вредные, и где ГМО – это химия и так далее, и где все можно вылечить гомеопатией. Вот есть такая прекрасная зона людей. Скажите, а чтобы у этих людей вызвать интерес к современному знанию, к современной науке, что делать? Нужно же искать какие-то вообще другие способы разговора, коммуникации.

А.И.: Во-первых, я считаю, что не надо пытаться достучаться до 100%. Это невозможно. В принципе невозможно. Во-вторых, честно скажу, я бы делал все-таки ставку на детей. Потому что если человек, который учился в школе и точно, во всяком случае на момент учебы, знал, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, но настолько прочно это забыл, то, скорее всего, это связано либо с невозможностью держать такую информацию, либо с нежеланием, с умственной ленью. Честно скажу, я сейчас могу показаться циничным, но я считаю, что значит этим людям это просто не надо. И не надо до них достучаться. А вот до их детей я бы хотел достучаться. Потому что, на мой взгляд, переделывать что-то зачастую бывает намного сложнее, чем сделать заново.

О.О.: Вот меня всегда волновал такой вопрос. Смотрите, если говорить о том, что происходит с наукой или с популяризацией науки, с образованием в стране, кто принимает решение? Решения принимают взрослые. Если говорить о том, куда вести ребенка, в кружки, в какую школу отдавать, чему его учить, принимают решения кто? Взрослые. И чем меньше взрослых, которые думают о том, как важно это научное знание, как важно познакомить ребенка с наукой, тем меньше у них детей и останется, которые к этому придут и которым покажут, расскажут и дадут возможность.

Мне кажется очень важным такой момент, что где-то взрослые дают возможность материальную, социальную детям попасть в эти прекрасные музеи. Ведь кто-то же принимал решения. Те люди, которые принимали решение, например, о модернизации Политехнического музея, слава богу, ведь такие нашлись, а раньше не находились. И мы знаем очень много музеев, которые находятся в бедственном положении.

А.И.: В полном упадке.

О.О.: Да. Поэтому мой вопрос: "А что делать со взрослыми?".

А.И.: Когда ко мне приходят смешанные группы, как правило, если приходят дети, я всегда очень прошу родителей присутствовать. Не сидите в коридоре, не надо. Идите к нам. У нас интересно. И это правда. У нас действительно интересно. Я здесь немножечко лукавлю, потому что я заигрываю с детьми, немножко подтрунивая над взрослыми. Правда, заслуженно. Есть взрослые, которые считают себя всезнайками. При этом я никогда не залезаю за пределы школьной программы. То есть точно то, что люди знают. Я всегда использую формулировку "пороемся в своей пассивной памяти". Я прекрасно понимаю, что любое знание, которое не использовалось в течение 20 лет, оно глубоко похоронено. И я никогда не говорю. "А сколько от Земли до Луны? Кто мне скажет?". Я всегда, конечно же, подвожу к вопросам, но тем не менее. Я пытаюсь доказать взрослым, что не все то вы знаете на самом деле. Очень много вокруг вас интересного. И когда взрослые втягиваются в эту игру, то дети начинают… Получается иногда даже обратное наставничество. Когда дети ко мне приходили, предположим, к нам на кружок, они знают уже больше своих родителей, которые ничего не помнят. А эти дети уже знают. Получается такое как бы обратное наставничество, когда дети мотивируют родителей, и родители не просиживают в коридоре, а стоят у двери и смотрят, слушают, как дети занимаются.

Как заинтересовать взрослых, которые в принципе даже не задумываются о том, что своих детей нужно приводить? Очень просто. Для этого нужны такие программы, как "Галилео".

О.О.: У нас в программе был заведующий лабораторией физики Политехнического музея Алексей Иванченко.

В 2013 историческое здание Политехнического музея было закрыто на реконструкцию до 2018 года. Однако сам Политех работает, его лаборатории открыты для детей и взрослых