Леонид Млечин: «Общественное телевидение России» и Всероссийский государственный институт кинематографии рассказывают о самых талантливых выпускниках ВГИК. Сегодня это народные артисты СССР, лауреаты Государственной премии Александр Александрович Алов и Владимир Наумович Наумов. Они принадлежат к числу самых успешных режиссеров советского кинематографа. Самые известные их фильмы – это «Бег» по произведению Михаила Булгакова и «Тегеран-43». Но самое интересное, как сложился этот творческий союз талантливых мастеров, которые проработали вместе всю жизнь, большая редкость в кино. АЛЕКСАНДР АЛОВ И ВЛАДИМИР НАУМОВ. ВЫБОР СДЕЛАН Голос за кадром: Начинали они после ВГИК на киевской киностудии им. А. Довженко. «Едва мы приступили к подготовке первой своей картины, – вспоминал Владимир Наумов, – ее тут же закрыли. То же случилось со следующей. Над нами повис какой-то рок. Третью нашу картину «Сталевары» закрыли уже перед самым началом съемок». Леонид Млечин: Другие бы на их месте отчаялись, но только не Алов с Наумовым. И наступил момент, когда их фильм посмотрела ну точно вся страна, – это «Тегеран-43». Сюжет такой: немецкая разведка решила убить Сталина, президента Соединенных Штатов Франклина Делано Рузвельта и британского премьер-министра Уинстона Черчилля, когда они встретились в Тегеране в конце 1943 года. Но знаменитый советский разведчик Николай Иванович Кузнецов в оккупированном городе Ровно узнал от пьяного эсэсовца об этом замысле, и советская разведка уничтожила немецких диверсантов и спасла «большую тройку». Голос за кадром: «Мы впервые решили снять детектив, – рассказывал Владимир Наумов, – и в этом смысле «Тегеран-43» стоит особняком среди наших фильмов. Но нас всегда привлекала точка пересечения личной судьбы человека с движением истории. Мы верили, что именно в этой точке возникает та уникальная атмосфера, то особое напряжение, которое позволяет характеру героя раскрыться наиболее полно и ярко». В «Тегеране-43» играют Игорь Костолевский, Наталия Белохвостикова, Ален Делон, Армен Джигарханян, Глеб Стриженов, Всеволод Санаев. Фильм Алова и Наумова посмотрело рекордное число зрителей. «Мальчики предвоенных лет, воспитанные на стихах Эдуарда Багрицкого и фильме «Чапаев», ушли на фронт со школьной и студенческой скамьи, – писал известный критик Лев Александрович Аннинский. – Война прокалила их романтизм, но это было лишь первое испытание их духа. Они вернулись в 1945-м на костылях, с орденами. Они увидели поколение невоевавших мальчиков, они хотели рассказать о своем раскаленном войной, выстраданном романтизме, что и свело вместе режиссеров Алова и Наумова. Они одновременно пришли во ВГИК, один – с фронта, другой – из школы, а остальное было общим: желание, мечта и прежде всего романтизм». Александр Александрович Алов окончил школу в 1941 году и ушел в Красную армию. Его зачислили в 1-й особый кавалерийский полк на Западном фронте. В боях за Москву он был контужен. В июле 1942-го по состоянию здоровья был уволен в запас и поступил на I курс режиссерского факультета ВГИК. Уже в декабре Алов вернулся в ряды Красной армии и прошел через всю войну. В январе 1945 года был ранен осколком снаряда, демобилизовался и восстановился во ВГИК, где познакомился с Наумовым. Отец Владимира Наумовича Наумова был кинооператором и снимал вошедший в историю фильм «Мы из Кронштадта», а его мать играла в камерном театре, в одном из лучших в ту пору. Владимир Наумов вспоминал: «Впервые я увидел Алова во ВГИК. Он шел по длинному коридору, тонкий, смуглый, курчавый, похожий на молодого Пушкина, только в военной гимнастерке. Вообще, в те годы ВГИК был полон военными, только что вернувшимися из армии: Алов, Басов, Озеров, Чухрай, Бондарчук, Ростоцкий и многие-многие другие. Были и только что закончившие школу: Хуциев, Параджанов, Рязанов, Швейцер, Кулиджанов». Алов и Наумов учились в мастерской кинорежиссера, сценариста, актера, лауреата трех Сталинских премий Игоря Андреевича Савченко. Он был не только талантливый режиссер, но и преподаватель. Его любили все студенты. Он умер молодым во время работы над фильмом «Тарас Шевченко». Наталия Белохвостикова, народная артистка РСФСР, вдова В. Наумова: Они вдвоем оказались совершенно случайно ведь в этой жизни, потому что умер Игорь Андреевич и не закончил «Тараса Шевченко» и Пырьев не взял на себя ответственность, а поправки Сталина... и закончить картину поручил Алову и Наумову. Вот первый раз и прозвучало «Алов и Наумов». Голос за кадром: Они справились. Фильм понравился Сталину и был отмечен Сталинской премией первой степени. Наталия Белохвостикова: Я думаю, что даже если бы не было вот этой ситуации, они как-то очень нуждались друг в друге. Это была какая-то невероятная мужская дружба, которой я тоже никогда не встречала. Они не могли наговориться. Мы приезжали со съемки – звонил телефон; или Наумов подходил к телефону (не было мобильных), набирал, и они болтали, живя в соседних домах. Валерий Сторожик, заслуженный артист Российской Федерации: На фотографиях фронтовых Алов очень красивый: кудри такие черные, все... Потом, он герой войны действительно, это правда. У него много-много каких-то ранений за всю его жизнь... Он ушел, ему было 18 лет, когда началась война, ушел на войну сразу, сразу на войну, сразу в пекло, сразу на передовую. А Наумов, поскольку он такой питерский, значит, человек, он был такой вот... Он рисовал великолепно, он художник... У него же отец оператор, который тоже очень хороший художник... Он мне рассказывал, говорит: «Отец вот долго думал, будет ли он живописец, или он будет заниматься кино. Потом победило кино». Голос за кадром: Первую славу им принес фильм «Павел Корчагин» по знаменитой книге Николая Алексеевича Островского «Как закалялась сталь». На главную роль уже утвердили завоевавшего зрительскую любовь Георгия Александровича Юматова, но он заболел. Алов и Наумов взяли на главную роль студента III курса театрального училища им. Б. Щукина Василия Семеновича Ланового. Не промахнулись: он станет народным артистом СССР, лауреатом Ленинской премии и Героем Труда России. «Мы в нашей ненависти к декоративным муляжам пытались довести экранное зрелище до безусловной правды, – рассказывал Наумов. – Во всем: в месте действия, в обстановке, в состоянии погоды, в исполнении. Мы не жалели ни себя, ни других. Люди сбегали с наших съемок. В лютый холод, под страшным ветром, полураздетые актеры заново переживали те невзгоды, которые некогда испытали их прототипы. Пальцы костенели, губы не двигались от холода, ладони Василия Ланового (Корчагина) превратились в сплошную кровавую мозоль. Я помню Алова, насквозь промерзшего, радостного, возбужденного. Помню, как мы растирали друг другу затекшие, обмороженные руки». После «Павла Корчагина» Иван Александрович Пырьев пригласил Алова и Наумова к себе на «Мосфильм». Леонид Млечин: Алов, прошедший войну, – это одно поколение, но школьник послевоенный [Наумов]... Как они вообще понимали друг друга-то? Сергей Каптерев, Ph.D., ведущий научный сотрудник Научно-исследовательского центра ВГИК: Учитель Игорь Савченко, великий учитель. Между прочим, я вижу во всех фильмах Алова и Наумова влияние Савченко большое. Он такой был барочный человек, с размахом... И в общем-то, мы увидим это у них в большинстве их фильмов. Если мы возьмем Алова, он разведчик был... Как Наумов о нем писал, он шел по Красной площади, да, он был на параде. И ведь все их фильмы, кроме «Монеты» и «Скверного анекдота», ведь они о войнах. Я думаю, что здесь Алов сыграл большую роль своим опытом, а Наумов своим, наверное, энтузиазмом, своей энергией. «Павел Корчагин» – это же вообще просто история советского святого, это вообще просто... Если вдуматься в фильм, он дал, конечно, еще и путь в искусство Лановому, да и как еще дал... Там вспоминаешь эти кадры – они просто какие-то абсолютно... Как у меня говорили коллеги, аскеза, это история аскета полного, который посвятил себя революции и делу коммунизма. И наверное, вот это было для них очень важно. Голос за кадром: На «Мосфильме» Алов и Наумов сняли фильм «Скверный анекдот» по рассказу Федора Михайловича Достоевского. ««Скверный анекдот» был запущен в производство исключительно благодаря невежеству начальства, – рассказывал Наумов. – Они просто не читали этого рассказа Достоевского, они не подозревали, что у Достоевского речь идет о власти и о холуйстве. Холуйство и власть – две стороны одной монеты. Председатель Госкино Алексей Романов сказал, что из-за нас он может лишиться партийного билета. В 1966 году в нашем объединении из шести картин закрыли четыре: наш «Скверный анекдот», «Июльский дождь» Марлена Хуциева, «Андрей Рублев» Андрея Тарковского и «Шестое июля» Юлия Карасика». Леонид Млечин: Снятая Аловым и Наумовым двухсерийная лента «Бег» оказалась настоящей удачей. Собирались-то снимать фильм о поражении белой армии в гражданскую войну, о моральном разложении русской эмиграции, а получилось сильно, ярко, волнующе и масштабнее, потому что поразительная драматургическая основа. Фильм снят по мотивам произведения Михаила Афанасьевича Булгакова, который ушел из жизни слишком рано и не увидел, как его произведением восторгается вся страна. Валерий Пендраковский, режиссер, ученик А. Алова и В. Наумова: Я думаю, что они прежде всего думали о том, что им интересно делать как режиссерам, это в первую очередь. И потом, наверное, поскольку они все-таки профессионалы, высокопрофессиональные люди, они понимали некие ветры, которые разносятся за окном. Они как-то в себе это органично вот соединяли. Однажды Алов замечательно сказал, глядя на один из этюдов моего сокурсника, когда там споткнулся человек на фоне черного фона, он сказал: «Миша, это у тебя персонаж ударился о вечность?» Если перефразировать Алова, то вот эти вот звуки, которые раздаются эхом в вечности, потому что несколько их фильмов не устареют никогда. Леонид Млечин: Михаил Афанасьевич Булгаков приглашал к себе друзей, собратьев по литературному цеху, читал им только что написанное. Они слушали с волнением, с огромным интересом. Он спрашивал: «Ну как?» Все говорили: «Потрясающе! Но не разрешат», – и всякий раз оказывались правы. А Булгаков не мог понять, почему. Мой дедушка, Владимир Михайлович Млечин, в 1930-е гг. руководил театрально-зрелищной цензурой в Москве: ни один спектакль не мог выйти без его одобрения. Он очень старался помочь талантливым людям, но помочь Булгакову он был не в силах – его судьбу решало высшее руководство страны. Пьесу «Бег» читала комиссия, назначенная политбюро, и она доложила Сталину, что политически нецелесообразно ставить пьесу товарища Булгакова «Бег» на сцене. Из всего, что он написал, Булгаков увидел на сцене только одну пьесу, «Дни Турбиных», потому что она понравилась Сталину. Все остальное было запрещено. Голос за кадром: В определенном смысле Булгаков – такая же жертва революции и гражданской войны, как и его герои, которых в фильме «Бег» блистательно играют Алексей Баталов, Михаил Ульянов, Владислав Дворжецкий, Евгений Евстигнеев, и не знаешь, кто сыграл сильнее. Валерий Пендраковский: Тема Булгакова для Алова и Наумова была не просто темой, что это был их любимый писатель, нет, дело не в этом. Они вообще как-то нас настраивали на некий фантастический реализм. Мало того, что они говорили, что «нам одного реализма мало», они еще называли этот свой реализм фантастическим. Голос за кадром: В съемках фильма «Бег» принимала участие вдова Михаила Афанасьевича Булгакова Елена Сергеевна. Считается, что с нее Булгаков писал Маргариту в своем главном романе. Наталия Белохвостикова: И она говорила о том, чтобы снять «Мастера и Маргариту». Она их очень любила. Она очень любила «Бег», она приезжала смотреть материал постоянно. Она очень ценила то, что они сняли. Она давала им очень много советов и все время говорила, что она должна посоветоваться с Михаилом Афанасьевичем. И однажды... Есть сцена в «Беге», когда перед расстрелом приходит похоронная [] и говорит: «Надо бы побрить перед смертью, а то потом мертвого брить сложно». Вот она сказала, что Михаил Афанасьевич ей во сне подсказал, что так бы надо снять. Она приехала на «Мосфильм» смотреть «Бег». Посмотрела картину, какие-то им очень хорошие слова говорила. Они проводили ее до машины, посадили... Она открыла окошко и говорит: «Володечка, а почему ты в черной рубашке?» Он говорит: «Да вы что, это мне Женя Евтушенко привез из Америки, это сейчас... !» Она сказала: «Нет, похоронная... Я вас завтра жду в час дня на обед». Они сказали: «Да, до завтра!» – все. И утром позвонил сын и сказал, что она скончалась. Мистическая женщина, Маргарита. Валерий Пендраковский: У нас был выпускной вечер, и Наумов нам как-то сказал: «Вы что, ребят, думаете, что мы очень внимательно слушали, что вы там несете на вступительных экзаменах? Нет. Мы вас набирали по принципу, кто физиономически нам подойдет для «Мастера и Маргариты»». И в итоге получился 3-часовой спектакль. Они в нас видели некую возможность реализации того, что бы они хотели снять на экране, и им это снять не удалось, поэтому они с очень большим каким-то трепетом и любовью отнеслись вот к этой нашей работе на площадке. И вообще, Александр Александрович Алов говорил: «Вы сначала научитесь на площадке работать с актерами, а потом уже будете кино снимать». Сергей Каптерев: Вспомним «Бег», например, – ведь это мощнейшее произведение. Я помню, мы на него ходили хотя бы для того, чтобы посмотреть белое офицерство. Но там же еще сколько всего! И разные локации, и заграница, и у нас... И образы какие мощные все! Очень много в кадре всего, и причем всего не просто как предметов, или лиц, или фигур, а скорее всего, что имеет смысл. Они во всем искали смысл. Леонид Млечин: Ну что же, «Бег» ведь первая экранизация Булгакова и вообще, может быть, первый показ белогвардейцев на нашем экране, вот такой не карикатурный. Они как-то чувствовали запрос общества, интерес к этому? Сергей Каптерев: И они чувствовали по-своему, что такое реализм. То есть они считали, что это, конечно, и психологическая вещь: вспомним, какие там образы, Ульянов... Да всех вспомним, кого там только нет. Леонид Млечин: Гениальные актеры! Сергей Каптерев: У каждого своя какая-то партия, которую они так выполняют блестяще... Леонид Млечин: Они тяготели к попыткам разобраться и показать такие масштабные события? Ведь «Тегеран-43» как фильм на самом деле заместил вот историческую реальность. Сергей Каптерев: Да. Леонид Млечин: Это как Эйзенштейн со штурмом Зимнего дворца. Сергей Каптерев: Да-да-да, совершенно верно. Леонид Млечин: Мы видим это глазами режиссера. И «Тегеран-43» действительно важное событие, встречу «большой тройки» мы видим глазами Алова и Наумова, потому что они сделали это так убедительно... Сергей Каптерев: Да. Леонид Млечин: ...что это и стало исторической реальностью. Это, наверное, не так часто в истории искусства происходит. Сергей Каптерев: Не так часто. Тем более, я говорю, ресурсы были задействованы огромные и легко было бы уйти в сторону красования вот этими ресурсами. А там вся прямо история какая-то человеческая, вот это мне больше всего нравится. Леонид Млечин: Да, они интересовались историей. Это я знаю точно, потому что я в молодые годы приходил к Наумову с предложением снять фильм об одной разведывательной истории и он говорил о том, что «ну давай, напиши заявку, судьба человека должна быть в центре всего этого события». Это они точно понимали. И у них эти люди возникали на экране, начинали жить и становились историческими персонажами, хотя их не существовало в реальности. Голос за кадром: «В Наумове всегда было очень ярко выражено актерское начало, – писал замечательный драматург Леонид Генрихович Зорин. – Наумов был красноречив, Алов предпочитал высказываться редко да метко. И вообще, их манера держать себя была контрастна: порывистый, фонтанирующий Наумов и безукоризненно корректный, основательный в каждом движении Алов, который как бы уравновешивал неистовый темперамент друга. Когда мы сошлись поближе, я понял, что под сдержанностью Алова таятся страсти, а веселое буйство Наумова искусно скрывает переменчивость его настроений. Я очень многому у них учился». Валерий Пендраковский: У Алова была замечательная формула: «Начинайте с замысла, и этот замысел должен быть благороден». Благородство замысла – это вот то, что отличало Алова и Наумова от многих режиссеров и отличает сейчас. И это был некий завет, который я стараюсь и своим ученикам передать: благородство замысла. Мало того, что они были высококультурны, – они еще были благородные. Они не обижались по пустякам, они не злились – они были выше этого. Это были мастера с большой буквы. Драматургически и больше с актером как режиссер работал Алов, а над кадром, над всякими ассоциативными придумками, над отвлечением от сюжета, как говорил Наумов, «исхищения из тьмы»... Вот исхищением из тьмы они занимались попеременно, но вот Наумов как раз с какими-то парадоксами, неожиданностями взрывал реалистическую манеру Алова, и вот этот какой-то симбиоз давал сногсшибательный эффект. Вообще, Александр Александрович когда на нас смотрел, он опирался на палочку... У них была замечательная посадка, когда Наумов сидел нога за ногу, вальяжно, а Алов опирался о палочку и смотрел очень пытливо, удивительно проникновенно на то, что мы делаем на площадке, и такое впечатление, что он ждал чуда. И потом какое-то у него было лицо, когда немножко не получалось, такая была досада, что вот «как же так, я ждал-ждал-ждал»... Но он опять ждал. И конечно, мы немножко побаивались, потому что мы не хотели ударить в грязь лицом. Такое было ощущение, что от нас ждут чуда и мы должны его им показать. Голос за кадром: Уже ставшие известными режиссерами, Александр Алов и Владимир Наумов вернулись в альма-матер и стали преподавать во ВГИК. Валерий Пендраковский: Я оказался во ВГИК в тот момент, когда они набирали мастерскую. И так, по слухам, нас было на творческий конкурс где-то 700 кандидатов, а на экзаменах было где-то под 200, а взяли 10. Это был абсолютно один такой мощный организм, это был удивительный совершенно тандем. Они ходили на занятия, как правило, вдвоем. Если появлялся кто-то из них один, значит, второй или очень занят, или заболел. Голос за кадром: Внимательные критики отмечали: Алов и Наумов любили актеров, выбирали их долго, тщательно, придирчиво, умели чувствовать актера, умели и работать с ним. Они никогда не подавляли, и артисты, люди легкоранимые, не смущаясь шли к ним со своими идеями, ибо знали, что их выслушают. Репетиции Алова и Наумова были поразительными. Они будто дирижировали, добиваясь гармоничного звучания всех инструментов оркестра (актер с его пластикой, камера, свет, декорации), и режиссерских ошибок не было почти никогда. Валерий Пендраковский: Один из студентов решил экранизировать рассказ Платонова, и там они решили нам показать, как из авторского текста делать сцены. И вот эпизод такой, что Наумов говорит: «Вот представляете, чащоба, он через ветки, через лес продирается этот главный герой, он весь в поту, его хлещут ветки, он весь почти в крови... Наконец выходит на опушку, а там, за опушкой, опять лес стоит. И он выхватывает свой карабин, наставляет на лес и со словами «Да будь ты проклят, этот лес!»...» А Алов подсказывает: «А тут осечка». Наумов говорит: «А вот после осечки он и говорит: «Да ну его к черту, этот лес!»» Вот примерно так они работали. Валерий Сторожик: Наумов очень любил, когда люди не на готовенькое так вот [приходили] или как-то вот ему все надо расставлять, – он хотел, чтобы люди приносили, привносили, что-то предлагали, какие-то свои мысли приходили, чтобы делиться, тогда он отбирал. С ним трудно было, потому что он на порядок тебя [выше], уже все это проработал, он уже знал наперед, как, что... Но он всегда ждал, чтобы кто-то что-то свое принес, поделился, как ты подготовился, чем подготовился, чем ты наполнен, что ты хочешь, как ты хочешь. Наталия Белохвостикова: Они, будучи актерскими режиссерами, чувствовали каждого, и каждому было свое слово. К кому-то тихо подошел, кому-то что-то сказал, но тихонечко. А если это были масштабные в том же «Тиле» сцены, конечно, это как военачальник, это такая мощь, это энергия, это неукротимый совершенно темперамент, пока вот «стоп» не прозвучит. Валерий Сторожик: Я познакомился с Аловым и Наумовым на картине «Берег». У меня есть эпизод в картине, когда лейтенант Княжко, которого я играл, он идет таким парламентарием с белым таким платочком на переговоры. И какой-то фашистский, значит, этот вот [], очередь, и он падает, погибает... Наумов говорит: «Сторожик, иди сюда, будем тебя награждать». И подводит меня к Алову: ««За оборону Сталинграда» медаль, медаль «За боевые заслуги» и орден Красной Звезды. Правильно?» – говорит он ему. Тот улыбается, говорит: «Правильно». А это именно те награды, которые сам Алов получил за военную вот эту свою биографию. Вот таким образом он вот лейтенанту Княжко передал награды, которые он сам заслужил, Алов. И мне принесли эти ордена, медали, все это повесили... Голос за кадром: Фильм поставлен по роману Юрия Васильевича Бондарева. Он принадлежал к тому поколению писателей-фронтовиков, которые, вернувшись домой, пытались не только описать войну, в которой они участвовали, но и поставить эти главные вопросы о морально-нравственном выборе. Валерий Сторожик: Вот, значит, все уже готово, все настроились... А эта камера, вот которая будет, такая замедленная съемка, поэтому она, наоборот, очень раскручивается... «Приготовились?» – «Приготовились!» – «Мотор! Тишина! Начали!» И вдруг крик Алова: «Стоп, стоп, стоп!» Он вскакивает: «Стоп!» Все: «А что случилось, что, почему?» Он говорит: «Защиту поставили?» – он мне и всем. Бежит пиротехник, говорит: «Поставили: там пластины, там войлок, там все». Алов говорит: «Нет! Защиту на ноги!» Про это вообще никто не думал, и я в первую очередь, вообще. А там вот такое вот поле бетонное, такие плиты, это как порт старый-старый... И вот эти бетонные плиты полопавшиеся как осколки такие острые... И вот это такое поле, все в острых вот этих вот каких-то зубьях... Такие полотенца мне намотали вафельные, ноги мне замотали, колени. Ну а потом, значит, эпизод, когда я иду, стреляют, падаю, стреляют, падаю, стреляют, падаю... Он понимал, что это такое, как я буду падать. Никто про это не думал... А через две недели его не стало, Алова, у него сердце, ему стало плохо и все... Наталия Белохвостикова: Это было огромной бедой, что вот война достала Александра Александровича. Он был болен, ему было тяжело ходить очень, с палочкой... Но я никогда не видела Александра Александровича, который бы грустил. Вот посмотрев на него, ты всегда встречал улыбку. В нем столько было света... Наверное, человек, который прошел войну и так много бед видел, вот в нем остался этот свет, в нем осталась эта вера, это добро... И конечно, то, что его не стало так рано, это был... Для Володи это вообще было, он ходил черный год... А я знала Александра Александровича 11 лет всего, и для меня это такая часть моей жизни... Валерий Сторожик: Наумов делал фильм об Алове, приходил, говорит: «Как про него делать фильм?» А я понимаю, почему он это говорил, – потому что он настолько для него вот часть его жизни какой-то, что вот просто как бы со стороны вдруг вот так посмотреть на него, и тогда можно вот со стороны увидеть человека и его как-то там обрисовать, а это его часть, это вот внутри его... Он вот это, наверное, не понимал: «Как это? Как снимать?» Голос за кадром: Владимир Наумов и оставшись один продолжал работать: съемки были главным в жизни. Наталия Белохвостикова: Даже после самой тяжелой съемки, вот когда мы валились с ног приезжали, я могла проснуться ночью, горел свет в соседней комнате, стоял холст, он рисовал. И на следующее утро опять снимать, опять... То есть он был в этом смысле совершенно фантастический человек, который не умел отдыхать. Голос за кадром: В 1989-м Наумов снял ленту «Закон». Он очень тонко чувствовал эпоху и настроение зрителей. Действия фильма разворачиваются на фоне важнейших политических событий: смерть Сталина, арест и расстрел Берии, что стало предвестием невероятных перемен в стране. Герои фильма пытаются понять, что превращало людей, которые должны были по долгу службы соблюдать закон, в настоящих преступников. Леонид Млечин: С кем они рядом? С кем бы вы их рядом поставили? Сергей Каптерев: С Савченко, наверное, с их учителем. Все-таки он сделал «Третий удар» об освобождении Крыма, невероятный фильм абсолютно... А рядом из их эпохи мне трудно кого-то найти. Несмотря на то что их двое, кажется, да, может быть, поэтому они так довлеют... Но в принципе это совершенно своеобразные таланты. Наталия Белохвостикова: Они были как-то единым целым. Они ценили друг друга, уважали очень друг друга, верили друг другу. Иногда мне казалось, что это люди вообще другой эпохи, люди чести, достоинства, гордости. И они были всегда вместе, всегда вместе, и я ни разу не слышала на съемочной площадке, чтобы был какой-то конфликт, разночтения. Мы, работая вместе, снимали вот одно кино. Валерий Пендраковский: С Аловым и Наумовым связана некая магическая тайна, некое прикосновение к миру, который непознаваем, и это замечательно. Вообще, любимая фраза Алова была, что лучше недосказать, чем все высказать. Вот это ощущение тайны – оно должно сопутствовать вообще искусству.