Леонид Млечин: Общественное телевидение России и Государственный институт кинематографии рассказывает о наших выдающихся кинематографистах. Сегодня мы вспоминаем тех, кто создал военное кино, кто ушел на фронт и не вернулся, кто прошел всю войну и брал Берлин. Тех, кто решил потом показать, какой была эта война. Петр Тодоровский: Чтобы я ни снимал, не могу я пройти мимо, чтобы не рассказать о нашем поколении. Голос за кадром: Будущий народный артист России, лауреат Государственной премии Петр Ефимович Тодоровский окончил Саратовское военное пехотное училище, командовал минометным взводом в 76-й Ельнинско-Варшавской Краснознаменной ордена Суворова стрелковой дивизии, участвовал в освобождении Варшавы и взятии Берлина. Старший лейтенант, награжден, контужен. Василий Соловьев: Воевать мне удалось немного. Я был тяжело ранен в первом же бою. И помню первые годы после ранения, очень переживал это, потому что ребята и мои ровесники, все тогда хотели воевать долго, воевать успешно. И, конечно, это очень обидно, когда первое же ранение и такое значительное, что после этого на фронт я уже не попал. Голос за кадром: Василий Иванович Соловьев вернулся с фронта на костылях, окончил ВГИК. Потом писал сценарии для Сергея Федоровича Бондарчука и Николая Николаевича Губенко. Мы можем увидеть и услышать сегодня слова фронтовиков, потому что в 1985 году во ВГИКе сняли две документальные ленты, что называется, для служебного пользования. Фильм «О войне» - это разговор о том, какой показывать войну и фильм-память о народном ополчении. Летом 1941 года москвичи уходили на фронт добровольцами, в дивизии народного ополчения зачисляли мужчин в возрасте от 17 до 55 лет за исключением рабочих оборонных предприятий и военнообязанных. Николай Кемарский: Белые фуражки купили. И пошли в белых фуражках на войну. Честно говоря, никто не представлял, что такое, какая война. Голос за кадром: В Москве нашлось много людей, которые сказали себе, что умрут, но не отдадут свой город. Записывались добровольцами те, кто по возрасту или по состоянию здоровья не мог служить в регулярной армии. Сергей Комаров: Когда ополченцы ГИКа собрались у школы и, среди тех, кто были, было много людей и по возрасту, и, так сказать, по физическому состоянию, людей, которые абсолютно непригодны были к несению прямой военной службы. Так было. Ну, скажем, Круг Александр Карлович, который вот такого росточка. Шла перекличка, командир по списку называет фамилии, доходит до буквы И. Громко произносит: «Иезуитов». Никто не откликается. Повторяет еще раз. Идет дальше. В это время появляется запыхавшийся Иезуитов, он подбегает к командиру и говорит, вы извините, я задержался, но мне нужно было закончить главу будущего учебника по истории кино. Голос за кадром: Александр Карлович Круг, это декан операторского факультета. Его сын Михаил Круг тоже воевал. Капитан первого ранга, командир подводной лодки. А Николай Михайлович Иезуитов – это историк кино и кинокритик. Всего во ВГИКе в ополчение записалось тогда 70 человек – профессора, преподаватели, студенты. Во главе с директором Давидом Владимировичем Файнштейном. Николай Кемарский: Это был человек, которого мы сначала просто боялись, а потом стали уважать. Вы знаете, по-настоящему глаза на Давида Владимировича нам раскрыла как раз война народного ополчения. Он открылся нам даже с первого нашего прихода на сборный пункт, потому что по дороге вдруг он сказал: «Давайте споем». А мы, что мы знали, мы знали «Веселые ребята», мы знали «Все выше и выше и выше» или еще такого же рода, так сказать, песню. А он нас – давайте старую солдатскую. Как она, Сережа, называлась? «Раз поутру я стояла у ворот». Значит. Сначала нам дали винтовки системы маузер, дали там на взвод два ручных  пулемета Шкода чехословацких. Все это нам дали, а патронов не дали. Когда люди уставали и не могли, уже спотыкались, он брал на себя лишние карабины. И шел, натирая себе ноги до крови. Голос за кадром: Сформированная в Ростокинском районе, в 1945 его переименовали в Щербаковский, 13-я дивизия народного ополчения была включена в состав 32-й армии. 26 сентября все дивизии народного ополчения стали кадровыми. 13-ю переименовали в 140-ю стрелковую дивизию. Московская молодежь, московская интеллигенция просто исполняла свой долг. Но сколько славных, сколько талантливых, не успевших раскрыться молодых людей, погибло тогда в боях.  Ефим Рудельсон: После проводов студентов Файнштейн увлекся другим делом. Вместе с Иезуитовым они решили создать кинолетопись о дивизии народного ополчения. Начали съемки. И вот, когда уже в условиях окружения поручено было Иезуитову спасать эту пленку, и туда же и знамя погрузили на подводу. После чего сведения о них неизвестны, поскольку знамя погибло и пленка эта погибла, и погиб там же и Иезуитов, и Круг также погиб, еще до того, как прорывались из окружения. А последнюю группу 18 человек, истребители танков, в составе этой группы ушел и директор ВГИКа Файнштейн, были подожжены 10 танков, остальные повернули назад. Но из той группы, которая ушла, вернулись единицы. Голос за кадром: «Если бы моя смерть», писал родным директор ВГИКа ополченец Давид Файнштейн, «могла бы избавить вас всех и весь народ от варваров, я буду считать для себя счастьем умереть за это». Эти молодые люди не просто остановили наступающие части вермахта, они определили исход второй мировой войны. Если для Красной Армии сражение за столицу было предвестием полной победы, то для вермахта началом неизбежной катастрофы. Голос за кадром: Сам ВГИК в 1941 эвакуировали в Алма-Ату, потому что в столице Казахстана разместились главные киностудии страны – Мосфильм и Ленфильм. В годы эвакуации ВГИК окончили 18 режиссеров, 20 операторов, 34 художника, 15 сценаристов. Кто-то из студентов снимался, молодые операторы работали на фронте. Сергей Каптерев: Нужны были операторы. Им дали досрочный диплом, ускоренный, и отправили их на фронт. Насколько мы знаем, они где-то до года 1944 были вольноопределяющимися, потом их передали уже тоже Вооруженным Силам. Их было много. Это были молодые люди с не очень большим опытом. И они набирались его там. Там тоже было, естественно, все очень и очень сложно. Как говорит моя коллега по ВГИКу, ведь броня-то была только у великих режиссеров, а все, кто, ассистенты, вторые режиссеры, они все были на фронте. Голос за кадром: А в 1945 во ВГИК пришли вчерашние фронтовики. Сергей Каптерев: Людей надо было готовить, готовить кадры. И среди этих кадров были Леонид Гайдай, Григорий Чухрай, Станислав Ростоцкий. Можно перечислять. Наумов, господи, кого только не было. Голос за кадром: И перед молодыми режиссерами встал вопрос. Как снимать фильмы о войне, с которой они только что вернулись? Ростислав Юренев: Рассказывать героически о том, в чем ты участвовал, неловко. А рассказывать, так сказать, повинуясь чувству умеренности, скромности, может быть, несправедливо, потому что, как я сказал, в войне даже у самых скромных ее участников есть какие-то героические, какие-то возвышенные моменты, о которых самому говорить неприлично. Голос за кадром: Известный киновед Ростислав Николаевич Юренев окончил ВГИК еще в 1936 году, служил в авиации, летал на тяжелых бомбардировщиках ТБ-3. После службы поступил в аспирантуру ВГИКа, преподавал драматургию кино. 25 июня 1941 года, на третий день Великой Отечественной войны, он был мобилизован. Штурман бомбардировочной авиации, совершил три сотни боевых вылетов. Ранен и контужен. Петр Тодоровский: Правда о войне – это правда человеческих чувств. Это правда того великого мужества, которое человек собирает, собирается для того, чтобы подняться в атаку, выскочить из траншеи и побежать навстречу несущимся пулям. Это очень трудно и очень сложно, встать на встречу железу и обнаружить, что происходит с человеком в это мгновение, что происходит в его душе, о чем он сейчас думает. Голос за кадром: История войны – это история невероятного мужества и самопожертвования. Что двигало бойцами и командирами Красной Армии, которые даже в окружении в безнадежной, казалось бы, ситуации, дрались отчаянно, поднимались в атаку и контратаку и в конце концов победили. Вот что пытались понять кинематографисты, создававшие военные ленты. Василий Ордынский: Герой, который жертвует собой, он все время думает о том, что, жертвуя собой, он спасает дивизию, батальон или что-нибудь. Он прежде всего жертвует собой. И в этом есть величайший подвиг. А не потому, понимаете, это прагматик, который думает, ну ладно, моя жизнь стоит того-то, а там будет тысяча жизней, дивизия, которая выполнит задачу. Но, к сожалению, от нас иногда требуют мотивированности поступка, который мотивирован кроме благородства ничем быть не может. Голос за кадром: Василий Сергеевич Ордынский, народный артист России, в августе 1941 года был призван в Красную Армию. После пехотного военного училища с июля 1942 года на фронте. Командир взвода минометной роты 286 отдельного моторизированного батальона особого назначения. Григорий Чухрай: Реалии войны – это те душевные переживания, которые характерны для этого времени. У нас привыкнут к тому, что «а война вот так показывается». И не смей ее показать по-другому, потому что «а где же реалии?». Вообще вокруг искусства вертится большое количество людей, которые не умеют снимать фильмов, не умеют снимать произведения искусства, но знают, как их надо создавать. И этому нас усиленно учат. Голос за кадром: Григорий Наумович Чухрай, очень успешный кинорежиссер, народный артист СССР, лауреат Ленинской премии. Леонид Млечин: Можем ли мы говорить о некоем жанре военного кинематографа, который сформировался вот сразу, как только эти молодые люди получили диплом и стали снимать. Сергей Каптерев: В окопах Сталинграда появился «Бессмертный гарнизон» о Брестской крепости. Это были первый ласточки. И затем, да, стал оформляться какой-то жанр вот особенный. Когда ветераны, пришедшие с войны, продумавшие уже, вот о чем говорят Григорий Чухрай, Чухрай и Ежов, вдвоем. Они говорят, что нам надо было подождать. И ведь ждали все, как бы, воевавшие и невоевавшие. Были разные люди. Но переосмыслить войну надо было как-то по-другому. Вот, например, возьмем «Летят журавли». Калатозов не воевал, более того, он часть военного времени провел в Голливуде, представителем советским. Урусевский, да, Сергей Урусевский был на фронтах как оператор. А, например, «Дом, в котором я живу», все-таки, да, Кулиджанов, нет, не воевал, Яков Сегель воевал. И здесь вот этот сплав каких-то, опыта разного. Наверное, можно говорить о том, что осуществлялось что-то вот такое, что вело к взлету нашего военного кино. Потом это будет, он будет этот взлет и дальше развиваться. Потому что, кто бы что ни говорил, были люди, которые говорили, особенно на грани 80-х и 90-х годов. Но ведь фильм «Освобождение» Юрия Озерова, это тоже фильм воевавшего человека, еще как. И нельзя сказать, что это официоз или что-то. Это просто другой масштаб, который. Он понимал, что надо к этому масштабу прийти. Голос за кадром: Будущий лауреат Государственной премии и народный депутат СССР Борис Львович Васильев ушел на фронт добровольцем в 1941 г. Попал в окружение, вырвался, после пулеметной школы воевал в составе 3-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Окончил военную Академию бронетанковых и механизированных войск. Демобилизовался только в 1954 г. Голос за кадром: По повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие» в театре на Таганке лауреат Сталинской и Государственной премий народный артист России Юрий Петрович Любимов поставил рвущий душу спектакль. А лауреат Ленинской и Государственных премий народный артист СССР Станислав Иосифович Ростоцкий в войну, служивший в 6 гвардейском кавалерийском корпусе и тяжело раненный, снял прекрасный фильм. Кинодраматург Валентин Иванович Ежов был призван в Красную Армию еще в 1938 году. После войны окончил ВГИК. Автор сценария к таким блистательным фильмам, как «Баллада о солдате» и «Белое солнце пустыни». Лауреат Ленинской и Государственной премий. Валентин Ежов: Нам хотелось как-то раскрыть не военные подвиги, поскольку они уже были известны, а раскрыть, вот, душу этого паренька, его отношение к людям, к жизни, как мы к этому сами относились, и рассказать о нем. Но мы понимали, что это будет очень трудно, потому как мы замыслили. Потому что фильм о погибшем человеке, там нельзя солгать ни на минуту, там нельзя ничего придумывать такого, чтобы это было для эффекта или не для эффекта, потому что за этим стояли лица наших друзей, невернувшихся. И перед их памятью невозможно было писать плохо или что-нибудь выдумать, ложные вещи сделать. И поэтому сразу мы не написали этот сценарий. Голос за кадром: В 1959 году Григорий Наумович Чухрай по сценарию Валентина Ежова поставил невероятную трогательную «Балладу о солдату». Сам Чухрай в Великую Отечественную воевал в военно-воздушных частях. Был четырежды ранен. Награжден за мужество и смелость, за действия в немецком тылу, за то, что в бою захватил ручной пулемет и уничтожил врага из трофейного оружия. Закончил войну старшим лейтенантом. Григорий Чухрай: Мы вспоминаем факты. И вот удивительно. Факт тот же, и вдруг я с удивлением для себя, что я помню одно из этого факта реального, мой другой друг помнит другое и вспоминает о другом, а третий о третьем. И вроде нет правды тогда. Дело в том, что вот настоящее, оно эфемерно, оно длится долю секунды. Вот я сказал слово «А», и его нет. Уже нет, уже оно, уже оно прошлое. А что же остается от факта? Остается образ. Этот образ концентрирует сущность явления, а не случайные его стороны. Петр Тодоровский: Обычно война ожесточает человеческие души, человек приходит после нее опустошенным, но мне показалось, что многие мои друзья, которые остались живы и пришли, вернулись домой, им хотелось сделать добро, им хотелось помочь тем, с кем война поступила несправедливо, кто остался без крова, кто остался без родных. И вот разработка этой темы очень близка, потому что и в наши дни с человеком случается беда. Я надеюсь, этот фильм о том, что у каждого человека в жизни должна быть своя главная улица. И должна быть своя главная мелодия, которую он должен петь всю жизнь. Голос за кадром: В 1986 году Петр Тодоровский снимет на киностудии «Мосфильм» ленту «По главной улице с оркестром». И на стихи поэта-фронтовика Григория Михайловича Поженяна напишет для этого фильма песни, которые прозвучат на всю страну. Леонид Млечин: Поэт и киносценарист Сергей Сергеевич Орлов в войну был танкистом. Он горел в танке и поэтому он носил бороду, хорошо помню это с детства, чтобы не видны были ожоги. И он в далеком 1962 году написал стихотворение, поразившее меня. Когда это будет, не знаю, В краю белоногих берез Победу Девятого мая Отпразднуют люди без слез. Поднимут старинные марши Армейские трубы страны, И выйдет к армии маршал, Не видевший этой войны. И мне не додуматься даже, Какой там ударит салют, Какие там сказки расскажут И песни какие споют. Но мы-то доподлинно знаем, Нам знать довелось на роду, Что было Девятого мая Весной в сорок пятом году. Как точно он угадал это настроение! Теперь фильмы о войне снимают люди, которые родились после Великой Отечественной. На что им опираться? На воспоминания, на хронику? Ростислав Юренев: Это была основная кинематография в годы войны. И это героический период в нашей кинематографии. Но, правда, хроника засорена элементами инсценировок, когда в тылу заставляли пехоту ползти на животе, имитируя наступление, или летчикам запускать моторы, якобы вылетая на боевой вылет. И так далее. Вот крошки такой фальши всегда меня оскорбляют, царапают мне сознание, хотя таких крошек немного. Голос за кадром: Все зависит от мастерства и от понимания своей профессиональной миссии. Василий Соловьев: Участники войны-фронтовики не очень всегда относились дотошно и с большим вниманием к мелким подробностям военной жизни, к мелким бытовым подробностям. Потому что казалось, ну что об этом говорить? Все это и так видели, все это и так знают. Это вот чувство, что все это и так знают, оно где-то заставляло людей не обращать внимание на мелочи. Фильмы, снятые не участниками войны, здесь обращается гигантское внимание, просто гигантское принципиальное внимание мелочам жизни, веществу жизни, из которого складывалась и жизнь тыла, и жизнь фронта. Валентин Ежов: И снимались фильмы, в основном, я бы сказал, такие, генеральские. И поскольку мы-то на фронте, я во время войны был сержантом, а Гриша был лейтенантом, десантником. И когда мы смотрели те фильмы, они были большие фильмы, они были о больших стратегических и тактических победах Армии, а солдаты в основном на экране бежали тогда за танками, общей, так сказать, массой, общей толпой. Или выступали в качестве вестовых каких-нибудь в этих фильмах, у них до главных ролей дело не доходило. Василий Соловьев: Все те картины, которые снимали фронтовики бывшие, участники войны, вызывали не только у меня, видимо, и у всех участников войны чувство доверия, чувство узнавания того, что происходило на самом деле. А если говорить о картине Озерова «Освобождение», то мне кажется, что она для нас, фронтовиков, сделала одно огромное дело. Что такое солдат и что такое участник войны? Это человек, который связан с этой тяжелой работой в своем окопе, в своей траншее, на своем участке фронта. И при всем при этом ощутить, что вот этот твой окоп, твоя траншея – часть чего-то огромного, это просто трудно, ну, на это нет времени, на это нет сил, просто в это время слишком занят этой тяжелой работой войны. И картина «Освобождение» каким-то образом всем нам помогла понять, почувствовать, вернее, что мы все участники этого великого события, исторического события. И это вызывало чувство гордости во всех нас. Леонид Млечин: Можно о каких-то традициях военного кинематографа говорить? Сергей Каптерев: Ну, наверное, самое главное было показать простых людей, ведь, которые участвуют в войне на разных уровнях, попытаться свой личный опыт ввести в кино. Ну вот Леонид Гайдай пошел по другому пути. Хотя у него опыт был ой-ой-ой, в разведке там и все. Но тоже, наверное, некоторые не любили рассказывать об этом. А некоторые вот как-то подождали, переварили, можно ли такое слово, передумали все, перечувствовали. И вот пришли к такому вот кино, которое оставило памятники и войне и нашей культуре. Леонид Млечин: Есть разница в военном кинематографе тех режиссеров, которые сами прошли через фронт и тех режиссеров, которые родились уже после войны? Или это поколенческое не имеет значения на самом деле? Карен Шахназаров: Да нет, я думаю, конечно, имеет, конечно. Та режиссура, выдающиеся мастера, которые сами были фронтовиками, естественно, эти люди знали, о чем снимают, то есть, знали свою как бы войну, такой как она была. Леонид Млечин: А вот те, кто пришел им на смену, молодые режиссеры, значит, у них другое кино? Карен Шахназаров: Другое, конечно. Допустим, у нас работал Коля Лебедев. Фильм «Звезда» сделал, на мой взгляд очень хороший фильм. Сергей Попов, мы с ним делали фильм «Дорога на Берлин», тоже очень хороший фильм. Кстати, один из самых популярных фильмов на Ютубе среди зарубежных зрителей. Оба эти фильма сделаны по произведениям фронтовиков, оба эти фильма сделаны, «Звезда» по книге Казакевича, который сам был фронтовик. И, кстати, «Дорога на Берлин» тоже по книге Казакевича «Двое в степи» и по военным дневникам Симонова. Так что в этом смысле они все равно основывались на опыте людей, которые реально знали и понимали войну. Ну, конечно, это другое кино, я в этом не вижу проблемы, так и должно быть. Война остается важнейший событием в нашей истории. Понятно, что к ней возвращаются люди, разные режиссеры, мастера разных поколений. И, конечно, они в большой степени уже, может быть, и по-другому в какой-то степени видят войну, но традиция эта сохраняется. Повод для беспокойства, когда война становится частью такой конъюнктурной какой-то. Такое тоже есть, сплошь и рядом. Кстати, и в советское время такое было. В советское время, конечно, была цензура, были какие-то моменты, которые я хорошо помню. Были какие проблемы. У Бондарчука, когда «Они сражались за родину», я помню, руководство армейское было очень недовольно этой картиной. В результате выпустили, в общем, удалось отстоять, он был очень влиятельный человек, по-моему, уже был Герой Социалистического Труда. Руководство Вооруженных Сил считало, что там недостаточно отражена роль руководящего состава. В картине действительно нет офицеров. Там единственный офицер – это небольшая роль прекрасно сыгравшего замечательного артиста Коли Губенко. И он погибает где-то там в середине картины. Леонид Млечин: А кто вот вам среди военных кинематографистов близок? Карен Шахназаров: Все имена, которые я перечислил, все эти мастера на меня так или иначе произвели такое серьезное влияние оказали, мне даже трудно из них выделить. Они ведь в принципе очень разные картины снимали. Юрий Николаевич Озеров, ну да, у него такие полотна эпические, с элементом официоза, но там совершенно есть поразительная сцена вообще, батальные сцены были сняты просто фантастические. Я как профессиональный режиссер, просто могу сказать «Снимаю шляпу», если бы она у меня была. Допустим, Чухрай, «Баллада о солдате» великая картина. Но она совсем другая, эта картина лирическая, эта картина очень человечная, камерная картина. И она совсем по-другому раскрывает нам войну и людей, которые так или иначе принимали в ней участие. Кстати, Герман, Алексей Герман, потрясающая картина «Проверка на дорогах» и «Двадцать дней без войны». Абсолютные шедевры. И тоже они совершенно по-другому раскрывают войну. И на меня лично они производили и производят до сих пор очень сильное впечатление. Конечно, «Они сражались за Родину». «Летят журавли». Ну это каждая картина, это очень, это отдельный художественный мир. Советское военное кино, я думаю, что это вообще лучшее военное кино в мировом кино. И не случайно, я повторяю, мы это просто видим, поскольку у нас ютуб работает на весь мир, наш канал, и мы видим, какой огромный вообще интерес именно военное кино советское. Леонид Млечин: Мы, наверное, пережили так, как никто другой не переживал. Карен Шахназаров: Ну да. Леонид Млечин: Я вот подумал, наверное, в определенном смысле кинематограф и сформировал представление о войне. Потому что, ну, хронику смотрят обычно профессионалы. Остальные обычные зрители смотрят художественный кинематограф, и он формирует представление об истории, о войне. Карен Шахназаров: Конечно. Леонид Млечин: А вот режиссеры думают об этом, что то, что они снимут, ведь станет просто картиной прошлого. Карен Шахназаров: Конечно, вы правы в том смысле, что хроника хроникой, но все равно в памяти людей остаются прежде всего художественные произведения. Потому что есть художественный образ. Художественный образ он гораздо сильнее остается в человеческой памяти и влияет на мировоззрение, на наши взгляды, на формирование наше больше, чем документальное, документальные кадры. Конечно, они тоже, мы их смотрим, но все равно, это не сравнить. В этом разница. Как я говорю, знаете, представление о войне сформировано нашим военным кино. Леонид Млечин: Военный кинематограф рассказал нам о войне то, что нельзя прочитать в исторических книгах, в учебниках и в воспоминаниях. Что-то такое другое, дополнительное, более важное что-то для нас. Карен Шахназаров: Ну я говорю, это художественный образ. Ну допустим, смерть Бориса в «Летят журавли», классическая. Казалось бы, можно был это снять, я не знаю, кровь, там что-нибудь, руку оторвало, что-нибудь накрутить можно было такое. Но они показывают героя, его последний взгляд. И вот этот знаменитый кадр – крутящиеся вершины деревьев, которые он видит в последний раз. И это действует совершенно завораживающе, это остается в памяти. Хотя, казалось бы, если так просто сказать, ну что, они показали деревья. Нет, они показали не деревья, они создали художественный образ «смерть бойца на фронте». В этом смысле кино, конечно, обладает какой-то такой, ну да, силой, магической, мистической силой обладает. Леонид Млечин: Карен Георгиевич, что хочет сказать режиссер, который снимает вот сейчас про войну, а он, у него дедушка, даже прадедушка уже был только на войне? Что он сейчас хочет сказать, как вы полагаете?   Карен Шахназаров: Зависит от режиссера. Например, я снимал картину «Белый тигр». Леонид Млечин: Ну у вас папа прошел фронт. Вы, наверное, через его восприятие в немалой степени? Карен Шахназаров: Ну, безусловно, опыт отца и его рассказы, на меня, естественно, не только отца, я много материала изучил, но если говорить, о чем я снимал, я вообще снимал о современности. То есть для меня эта история позволяла сказать то, что я думаю о современной ситуации, о фашизме, о том, насколько он живучий. И там, кто видел картину, наверное, могут вспомнить эти моменты. И думаю, что так и должно быть, на самом деле. Естественно, что мы обращаемся к истории не только для того, чтобы просто задокументировать какой-то свой взгляд на исторические события, но именно добавить какой-то свой взгляд. И понятно, что мы исходим из нашего времени и соотносим те события с тем, что происходит вокруг нас. Мне кажется, это правильно. Леонид Млечин: Как вы думаете, вот кинематографисты того старшего поколения, прошедшие через войну, если бы они сидели в кинотеатре и смотрели бы современные фильмы, что бы они сказали? Остались бы они довольны или нет? Карен Шахназаров: Ну, мне кажется, какие-то фильмы да. Потому что у нас есть достойные, я считаю, картины о войне. Много, конечно, много и таких, прямо скажем, слабых картин, но дело все в том, что вообще снять хорошую картину, это большая редкость. Это штучная работа, это, за этим, в этом есть что-то тоже, на мой взгляд, какая-то мистика. Потому что ты никогда не знаешь, как сложится все вот таким образом, чтобы это получилось. Это никто не знает. Я думаю, все режиссеры примерно понимают, что это, ты никогда не знаешь, насколько все это сработает и как это все сложится. Голос за кадром: «Если любовь к Родине хранится у нас в сердцах, и будет храниться до тех пор, пока эти сердца бьются, то ненависть к врагам всегда мы носим на кончиках штыков». Михаил Шолохов.