Мария Карпова: Максим Юрьевич, с праздником Вас, Днём Победы! Максим Никулин: С праздником вас, с праздником всех, наверно, одним из самых главных праздников! Мария Карпова: Самым важным, наверно, да? Максим Никулин: Да, похоже. Мария Карпова: Ваш отец как-то в интервью сказал, что война его никогда не покидала, что она осталась с ним навсегда, а вообще сам он часто рассказывал о фронте? Максим Никулин: Крайне редко настоящие фронтовики очень неохотно делятся и воспоминаниями, и эмоциями, и чувствами, и вообще тем, что было – тема закрытая, я имею ввиду, настоящие, потому что были такие, знаете, у кого вся грудь в орденах, и он сразу с ходу начинает рассказывать, как он выиграл войну – тут сразу становится ясно, что человек на передовой, наверно, и не был никогда, хорошо, если… а так и в тылу сидел. У отца была такая черта: он не терпел совершенно, когда в доме нет хлеба, вот он приходил с работы, или они с мамой возвращались вечером, садились ужинать и хлеба не то что нет, мы же неголодно жили-то, но мало хлеба, он страшно раздражался, если зимой, хватал шапку и ехал или шёл, единственное местов Москве, где можно было купить хлеба ночью – это ресторан ВТО на улице Горького, он работал круглосуточно и оттуда гордый возвращался с буханкой, там его знали. Мария Карпова: Да. Максим Никулин: Но это абсолютно блокада, это «блокадный синдром». Мария Карпова: Да. Максим Никулин: Синдром тех, кто пережил блокаду, в том числе и Ленинграда, а он там как бы всю блокаду просидел. Мария Карпова: Да, в самом начале оказался, получается, да. Максим Никулин: У него фронт-то был гнилой, его как отправили в армию служить, как его взяли в армию, он же под Ленинград уехал, поэтому и Финская война их там накрыла, и там они остались и всю Отечественную и всю блокаду. Мария Карпова: Какая самая ценная награда была для него? Максим Никулин: Медаль «За отвагу». Он же был артиллерист, зенитчик, артиллерийский разведчик, и поэтому они в основном в такое прямое соприкосновение с врагом не приходили, ну, пуляли по самолётам, сбивали, не сбивали, там, как повезёт. А блокада – другая немножко вещь: они были на позиции, и был прорыв вражеских танков, и они зенитками артиллерийскими прямой наводкой лупили по эти танкам, но отбились. Он говорил: «Что самое страшное на войне, то, что для меня, – говорит, – было – это когда на тебя идут танки». Страшно, потому что ничего нельзя сделать, это такая сила, против которой очень трудно чисто психологически это всё воспринять, но этот страх длится меньше минуты, а потом приходит спокойствие, опять же, потому что ты понимаешь, что сделать ничего нельзя, значит нужно делать только то, что ты можешь. Максим Митченков: Максим Юрьевич, а потом, когда Ваш отец снимался уже в фильмах о войне, не было тяжело уже заново переживать все эти события? Максим Никулин: Наверно, самый лучший его фильм о войне – это «Двадцать дней без войны», это топ, я вообще считаю, что это его топ в актёрской роле, а он долгое время отказывался сниматься. Мария Карпова: Да. Максим Никулин: Его уговорили 2 человека: его уговорила мама моя и Константин Михайлович Симонов, но вот слова, которые его добили, то, что сказал Симонов Константин Михайлович, он сказал, уходя как-то сказал, не то что небрежно, но вскользь, он говорит: «Юрий Владимирович, я считаю, что Вы обязаны сняться в этом фильме хотя бы в память тех, кто были вместе с Вами и не вернулись», – и вот это отца подвигло. ФРАГМЕНТ Х/Ф «ДВАДЦАТЬ ДНЕЙ БЕЗ ВОЙНЫ» Максим Никулин: Я не видел войну, я из другого поколения, но я представляю себе, что это такое умозрительно и не дай бог, чтоб это повторилось, поэтому чистого неба, счастья и мира всем!