Дарья Шулик: Здравствуйте! Максим Митченков: Дмитрий Петрович, вот у вас есть ответ на вопрос: в чём величие Некрасова, почему его считают одним из величайших русских поэтов? Дмитрий Бак: Здесь нет единого ответа, потому что литературная репутация Некрасова очень сильно менялась на протяжении десятилетий, а сейчас и на протяжении столетий – так уже можно сказать, поэтому в разное время Некрасова считали великим поэтом за разные заслуги. Например, в советское время прежде всего выделяли его любовь к народу, роль народного заступника и так далее и так далее. Всё это, конечно, так, но требует очень больших коррекций с точки зрения истории литературы, потому что при жизни Некрасова эта его позиция неоднократно подвергалась сомнению. Некрасов был обвиняем в том, что его позиция конъюнктурна, в том, что его позиция неискренна. Это очень серьёзная история, я этих обвинений никак не разделяю. Максим Митченков: Хорошо, а если говорить про конкретное заявление Достоевского. Именно он же сказал, по-моему, что Некрасов – третий поэт после Пушкина и Лермонтова. Было такое? Дмитрий Бак: Вы знаете, по моему мнению, Некрасов войдёт в любую десятку величайших русских поэтом всех времён – это совершенно безусловно. Но совершенно не за то, за что принято было его ценить в XIX веке. Если угодно, я вам могу сказать. Максим Митченков: Да, за что? Дмитрий Бак: Вы знаете, ни один русский поэт не был настолько беспощаден к себе. «Я за то глубоко презираю себя…», – например, говорит Некрасов. Он говорит о своём таланте, что «в нём нет творящего искусства». То есть Некрасов ценен не своей уверенностью, такой книжной, декларативной, чрезмерно однозначной, а своими сомнениями. Если угодно, я вам мог бы это проиллюстрировать на примере каких-то стихотворений. В советское время во всех школах висела цитата: «Я лиру посвятил народу своему». Максим Митченков: Да. Дмитрий Бак: Но никто, как я ни бился, сходу не может вспомнить следующей строки: «Быть может, я умру неведомый ему». Это стихотворение как раз говорит о сомнении Некрасова в том, что его дар достигнет народа. Природа ему внемлет, народ от него отворачивается, несмотря на это, он идёт в бой. Это такая позиция героя «Илиады», который знает, что погибнет, но… Максим Митченков: Но всё равно идёт. Дмитрий Бак: Идёт в бой. Дарья Шулик: Дмитрий Петрович, а как по вашему, почему после первого сборника «Мечты и звуки» Некрасов так, можно сказать, переориентировался на страдания народа, почему произошла такая смена личных приоритетов, с чем это связано, по-вашему? Дмитрий Бак: Никаких личных приоритетов до этого у него не было, потому что сборник «Мечты и звуки» в 40-м году – это в основном стихи из той тетрадки, которую с собой 18-летний юноша привёз в Петербург, и в этот момент Некрасов был убеждён в том, что он должен быть новым Пушкиным. Эта книга поэта, которым Некрасов не был: поэт там предстаёт пророком, его посещают демоны. Какие пророки? Какие демоны, когда это нищий голодный юноша, который ввёл в заблуждение отца невольно, потому что он хотел учиться. Отец его посылал в Дворянский полк, то есть в учебное заведение для офицерских детей, а Некрасов хотел в университет и не поступил, у него было средств к существованию. Некрасов чувствовал в себе призвание поэта, но это призвание оказалось совсем не тем, каким оно ему казалось в сборнике «Мечты и звуки». Дарья Шулик: Дмитрий Петрович, а вот эти истории о том, что писатели сетовали, что Некрасов наживается на их трудах. В действительности они были или это домыслы? Дмитрий Бак: Все эти сведения, почерпнутые из «Википедии», конечно, очень актуальны, но… Дарья Шулик: Но они весьма популярны. Дмитрий Бак: Сюжеты эти тоже имеют очень важную подоплёку, несводимую к тем формулам, о которых вы говорите. Некрасов – крупнейший издатель. Это вообще в советское время как бы было за кадром, а издатель – это промышленник, это предприниматель, а толстый журнал в XIX веке – это то же, что сейчас «Фейсбук» или «Твиттер», это платформа СМИ, которая приносит доход. Какой издатель не наживается на трудах литераторов? – спрашиваю я вас. Всегда издатель платит гонорар и берёт себе. Дарья Шулик: Логично, да, конечно, да. Максим Митченков: Это бизнес, да. Дмитрий Бак: Логичнейшая вещь. Некрасова упрекали в другом, были такие слухи, что его позиция сочувствующего к народу деланна и неестественна – вот эти обвинения более страшные. Дело не в том, что он занимается профессионально издательством, а дело в том, что сама эта тема становится прибыльной, модной, приносящей доход. Модно сочувствовать народу: я сочувствую народу, значит – это неискренне. Но ведь, знаете, моя любимая поговорка: «Если у тебя паранойя, то это не значит, что за тобой не следят». Некрасов действительно имел доход от этой темы и действительно сочувствовал народу. Копаться в этих обстоятельствах можно, только очень строго их комментируя, это не тема для бульварных обсуждений. Тема поэзии Некрасова – это, конечно, важная история. Неспроста Ахматова так, например, выделяла Некрасова как человека, «который нашёл совершенно свои тональности». Никто в русской поэзии не выходил настолько непосредственно к быту, к повседневности, это открытие Некрасова, это новый голос, по которому его можно и нужно узнать и сейчас, продравшись через пелену никому не нужных бульварных рассуждений. Максим Митченков: Дмитрий Петрович, спасибо! Дарья Шулик: Спасибо! Максим Митченков: Вы заставили и нас задуматься о другом, и я думаю, что… Дарья Шулик: Наших телезрителей тоже. Максим Митченков: Да, помогли нам узнать много нового и нашим телезрителям. Спасибо вам! Дарья Шулик: Спасибо! Дмитрий Бак: Это прекрасно, спасибо!