Павел Гусев: Здравствуйте! Я Павел Гусев, и это «Клуб главных редакторов». Что мы едим? Почему чуть ли не каждую неделю заголовки новостей кричат о массовых отравлениях и фастфудом, и в ресторанах, и продуктами из магазинов, а врачи и всякие спецы по питанию обещают нам проблемы со здоровьем из-за нехватки витаминов и жизненно необходимых элементов? Правда ли, что дорогая еда не обязательно лучше? Хватит ли вообще правильной еды на всех? И что мы будем есть, скажем, лет через 10? Почему растут цены, например, на молочные продукты, и все ли у нас в порядке с продовольственной безопасностью? А также смогут ли депутаты отучить детей от фастфуда? И по какой причине европейцы законодательно разрешили добавлять в хлеб и сыр порошок из насекомых? В общем, сегодня про еду. В гостях у меня: Шамун Кагерманов, главный редактор газеты «Сельская жизнь»; Антон Недзвецкий, член Общественного совета при Роспотребнадзоре и руководитель Московского общества защиты прав потребителей; и ресторатор Сергей Миронов, общественный уполномоченный в сфере ресторанного бизнеса. И чуть позже послушаем еще и мнение ученых. Итак, давайте начнем с массовых отравлений. Почему это происходит? Дело в безответственности и вороватости предпринимателей, в факторе случайности или же в низком качестве продуктов? Антон Недзвецкий: Это все следствие того, что у нас за последнее десятилетие государственная политика перешла к снижению административного давления на бизнес, в т. ч. и на бизнес в сфере общественного питания, на бизнес в сфере розничной торговли продуктами. То есть взгляд законодателей на эту область сошелся на том, что нужно предоставить предпринимателям больше свободы действий, больше, так сказать, защиты от взгляда надзорного государственного ока, чтобы поменьше было проверок у них, чтобы, условно говоря, не мешали работать государственные надзорные органы, т. е. вся та система, которая выстраивалась ранее годами, для того чтобы защитить, именно потребителя защитить прежде всего от отравлений, ну и от смертей, которые вызваны этими отравлениями. То есть та система контроля и надзора, которая еще с Советского Союза у нас сохранялась, в общем-то, все эти принципы сохранялись и в постсоветское время. Павел Гусев: То есть вы хотите сказать, эта система должна работать прежде всего для защиты потребителя? Антон Недзвецкий: Безусловно. По-другому... Павел Гусев: А получается на сегодняшний день, что идет борьба с тем, кто производит питание и продукты питания или продает? Антон Недзвецкий: Не борьба, наоборот. Идет борьба за развитие бизнеса в нашей стране, и подход государственный, подход законодателей таков, что бизнесу нужно предоставить больше свободы. Но обратная сторона этой медали – это то, что бизнес, пользуясь вот этой вот свободой, бесконтрольностью, безнадзорностью, начинает действовать только в интересах своей прибыли, уже не заботясь о потребителях, уже не заботясь о том, чтобы производить действительно качественную и безопасную продукцию, потому что понимает, что в таких условиях риски наказания невелики, становится просто безнаказанным. Павел Гусев: Подождите, как невелики? Там же штрафы большие, так, уголовные дела могут возникнуть. Или нет? Антон Недзвецкий: Размер штрафов – это большой вопрос, насколько он велик для бизнеса и насколько велики риски получить эти штрафы, если никаких проверок не проводится за счет того же моратория, который у нас длился несколько лет, мораторий на проверки бизнеса как плановые, так и внеплановые. То есть условный предприниматель, какой-то мелкий предприниматель, которому главное заработать здесь и сейчас побольше денег, вот он открывает, не знаю, какую-нибудь кафешку, палатку с шаурмой, неважно, общепит какой-то, ему главное выгнать больше продукции, продать, заработать. А вот угроза ответственности сейчас для него не страшна: он знает, что к нему вряд ли вообще придут с проверкой, вряд ли его вообще заметят, если он осуществляет эту деятельность и не подал уведомление в Роспотребнадзор о том, что он вообще, в принципе здесь работает, его могут вообще не видеть годами. Вот, например, такая ситуация произошла с производителем компонентов для салатов, в результате чего случилось массовое отравление ботулизмом. Павел Гусев: Это когда фасоль? Антон Недзвецкий: Да-да-да. Ведь этого производителя просто, извините, никто не видел, он где-то делал в гаражах, в каких-то цехах, в абсолютно антисанитарных условиях вот эти ингредиенты и несколько лет вот так вот существовал. И вот так же многие предприниматели сейчас и предпочитают работать, т. е. для них важно больше продать, и они понимают, что если к ним когда-нибудь и нагрянет проверка, за тот массив полученного дохода они, условно говоря, откупятся, даже штраф заплатят. И не так уж велики эти штрафы. Павел Гусев: Сергей, ну как, вы согласны с этим, или у вас своя позиция? Как предприниматель прежде всего. Сергей Миронов: Коллега отчасти прав, но только отчасти. Здесь не надо все мешать в одну кучу. Проверки есть. Если вы сейчас зайдете в СМИ, вы увидите определенное количество закрытых ресторанов, в данном случае Роспотребнадзор проверяет. Проверок нет плановых, но проверки по заявлению никто не отменял, и уголовные дела заводятся, заводятся именно уголовные дела. То есть мы видим достаточно большое количество ресторанов, которые закрывают, которые наказывают, и мы видим уголовные дела. Здесь опять-таки надо все-таки разграничить, когда мы говорим о массовых отравлениях, о вине, кто в этом виноват. Мы, к сожалению, чаще всего ищем там, где светлее, а из всех массовых отравлений, всех массовых отравлений, практически всегда виноват производитель. Мы видим эти массовые отравления шаурмой в Братске, в Калининграде, я говорю о массовых отравлениях, сальмонеллез. Откуда он берется? Я не защищаю точно вот эти ужасные палатки с шаурмой, я вообще считаю, их надо закрывать, если вот так... Павел Гусев: Серьезно? Сергей Миронов: К сожалению, да, грубо. Я вам сейчас развожу прямо эти массовые отравления, которые могут произойти прямо завтра. Почему? Базовая проблема в том, что от производителя идет курица с сальмонеллезом, она пришла от производителя, и во многих странах это заведено: ловят источник, а не туда, куда это разошлось (ты их не переловишь там). Павел Гусев: Скажите, пожалуйста, для наших телезрителей и для меня частично тоже – что, приходит партия куриных тушек, куриного мяса, утиного и прочего... Сергей Миронов: ...с сальмонеллезом. Павел Гусев: Никто не проверяет их, что ли, в магазине, перед тем как продавать? Сергей Миронов: Нет. Сальмонеллез нельзя проверить – его надо сдавать в лабораторию. Каждую партию, каждую упаковку никто в лабораторию не даст. Их не проверяет никто. Их можно проверить только визуально: срок годности, проверить по «Меркурию», пришел товар или нет, он идет дальше в продажу. А дальше начинается самое интересное. Если продукт проходит полную термообработку, сальмонеллез сгорает весь. Но как делается шаурма? Это вот такие бабины, мы все их видели... Павел Гусев: Да. Сергей Миронов: ...с которых шаурмист срезает мясо. Вот он срезает верхний слой и цепляет чуть дальше, а чуть дальше слой непрожаренный... Павел Гусев: Он непрожаренный и сыроватый. Сергей Миронов: Сыроватый, конечно. А вот чтобы сальмонеллез убить, надо 70 градусов на протяжении 10 минут. Павел Гусев: Вот как... Сергей Миронов: И поэтому принцип этих бабин уже сам по себе подразумевает, что если курица пришла с сальмонеллезом, то какие ты идеальные правила ни выстрой, какие ты медкнижки ни выдай, как ты их ни проверь, как ты там все хлоркой ни продезинфицируй, все равно это передастся. То есть у нас есть две проблемы. Проблема первая – это все-таки надлежащая проверка производств. И вторая проблема – способы приготовления. Надо вмешаться в способ приготовления и на законодательном уровне запретить жарку мяса на приборах, которые не дают прожарки, вот и все. У нас сколько было уже массовых отравлений шаурмой, когда помногу народу [пострадало]? На моей памяти, порядка семи. И будут дальше, потому что этот процесс не останавливается. То есть два варианта: либо производство [контролировать], либо запретить бабины. Павел Гусев: Хотят вроде какие-то вводить сертификаты для этих палаток, чтобы там были жесткие правила и пр. Это может помочь? Сергей Миронов: Подождите. У палатки есть сертификат. В нее пришла курица с сальмонеллезом – ну и что дальше? Павел Гусев: Ну да, т. е. она не прогорела до 70 градусов 10 минут... Сергей Миронов: ...и все. Павел Гусев: ...и человек уже получил это отравление. Сергей Миронов: Нам надо все-таки работать с источником, первое. Второе – проверки. Проверки нельзя убирать, я с этим согласен, тут я поддерживаю коллегу. Но должен работать рискориентированный подход. Мы должны понимать природу проблемы и устранять ее, а не превращать это в какие-то повальные проверки. Потому что мы прекрасно понимаем, что зачастую они идут не туда, куда надо. Рядом находится прекрасный чистый ресторан, чистый ресторан, и там дикая проверка, и вот за углом ужасная палатка с шаурмой с антисанитарией, но туда никто не пошел. Почему? Да они закроются просто и все – как их проверять? А тут-то все открыто. Павел Гусев: Ну да... А скажите, а неужели нельзя, чтобы и те, кто готовят это куриное мясо или какое-либо еще мясо, чтобы добились проверки уже непосредственно на производстве? То есть вот куриная ферма, производство птичьего мяса – вот там нельзя эту проверку делать? Сергей Миронов: Можно, просто ее надо делать. Когда мы говорим «остановить проверки бизнеса», может быть, опять-таки останавливать в рамках рискориентированного подхода. Если какой-то источник, от которого исходит продукция на тысячи точек, эти тысячи точек можно не проверять на эту продукцию – надо проверить то место, откуда оно идет. Потому что предприниматель, допустим, я не беру тех, кто работает «вчерную», купил все «вбелую», официально, с «Меркурием», со всеми документами, со всеми сертификатами, и потом «опа, я виноват – а почему, что я сделал не так?». Отдельно мы разбираем вторую часть предпринимателей, которые, к сожалению, работают «вчерную». Вы подходите к палатке с шаурмой, покупаете шаурму и видите, что вам деньги надо перевести на телефон, который написан на окошке. Павел Гусев: Да. Сергей Миронов: А вы не осознаете в этот момент, что он работает «вчерную», что это нал, за который он покупает непонятную продукцию непонятно где... То есть эти все вопросы надо решать. Павел Гусев: Непонятно, где она лежала... Сергей Миронов: Конечно. Если мы будем решать все в рамках закона, от начала до конца, мы от этого уйдем. Павел Гусев: Вот вы сейчас говорите о поставках продукции. Ну хорошо, а грязные руки, кишечные палочки, плевки, сморкаться и пр., пр. в тех же или палатках, или маленьких забегаловках – это как проверять? Как это вообще выстраивать? Сергей Миронов: Это, безусловно, надо проверять. Но давайте мы поймем количество сотрудников вообще проверяющих и количество этих палаток по стране. Павел Гусев: Совершенно верно. Сергей Миронов: Поэтому я и говорю именно о рискориентированном подходе: это невозможно сегодня. Зайти в каждую палатку и каждую палатку проверить от начала до конца – технически никто это не выполнит. Павел Гусев: Но в нормальных ресторанах, магазинах ведь тоже люди травятся. Мы сейчас так обострили внимание на палатке, но мы знаем ряд случаев и в прессе, и различные были выступления и государственных разных структур по поводу того, что именно там происходит... Мы же видим прилавок – а где лежат эти куски мяса и все остальное там, за стеночкой? Сергей Миронов: Безусловно, безусловно. В тот момент, когда человек отравился, он пишет заявление. По заявлению Роспотребнадзор с согласия прокуратуры проходит на проверку и проверяет все от начала до конца, от санитарного состояния до хранения, изымает продукцию, закрывает на несколько месяцев. То есть достаточно человеку, который отравился, написать заявление. Павел Гусев: Вот так вот. Антон Недзвецкий: Вы знаете, здесь ключевое слово «когда человек отравился». Почему я не могу согласиться с мнением коллеги? Потому что вот мы сейчас в рамках этого рискориентированного подхода как раз и будем бороться с последствиями, т. е. с последствиями, когда человек отравился, умер, попал в больницу с ботулизмом... Собственно, тогда и начинается проведение каких-то проверок, ну потому что уже существует совершенно явный, так сказать, индикатор риска в этой торговой точке, в этой точке общепита. Начинают проверять, конечно, уже и следственные органы, а не только Роспотребнадзор, всю цепочку поставок, находят этого производителя, которого никто не видел много лет... И вот таким образом, собственно, строится сейчас система, почему мы сталкиваемся с такими последствиями. А ведь на самом деле должно быть иначе. Вот коллега говорит, что невозможно проверить каждую точку, – все возможно: для этого нужно предоставить соответствующие полномочия. Павел Гусев: Кому? Антон Недзвецкий: Инспектору Роспотребнадзора, который может в течение своего трудового дня... Конечно, вопрос штатов, безусловно, стоит, вопрос о том, что у нас не хватает штатной численности, не только в Роспотребнадзоре, но и во многих правоохранительных структурах, это очевидно, об этом говорят на самом высоком уровне. Вопрос, что должен быть соответствующий штат у территориального отдела. Но инспектор должен иметь полномочия в любой момент без всякого предупреждения зайти в любую торговую точку на подконтрольной территории, в любое кафе или иное заведение общепита и проверить, вообще хотя бы просто посмотреть, в каких санитарных условиях... ведь инспектор обладает соответствующими знаниями о санитарных нормах... посмотреть, как производятся продукты питания, посмотреть документы на них, есть ли все соответствующие сертификаты, декларации. И если там явная антисанитария процветает, как это мы видели в сюжетах про отравления, то, простите, у него должны быть полномочия немедленно эту торговую точку закрыть. Павел Гусев: А бывает сейчас еще вот такая система, я знаю, что раньше она была по крайней мере, как я слышал, тайные покупатели, т. е. под видом покупателя приходят и делают проверки, закупки и пр.? Или такого сейчас нет? Антон Недзвецкий: Контрольная закупка, да, такое мероприятие существует по законодательству. Но опять же, в рамках действующего законодательства, 248-го федерального закона, постановления правительства, которым был введен мораторий на проведение проверок, все возможности на проведение таких контрольно-надзорных мероприятий существенно ограничены. Ряд мероприятий можно проводить исключительно по согласованию с прокуратурой, и уже давно, и с предварительным уведомлением потенциального нарушителя о том, что к нему придут с проверкой. Павел Гусев: Так он все выкинет плохое и грязное. Антон Недзвецкий: Как вы полагаете, в такой системе возможно вообще кого-то поймать за руку? Павел Гусев: Нет, это невозможно. Ну что, Шамун, как ты вот как человек, который долгие-долгие годы возглавляешь и газету, которая как бы пишет, смотрит, вы наблюдаете за всем происходящим и в сельском хозяйстве, и в области питания, обслуживания и т. д., – как ты можешь оценить на сегодняшний день вот эту ситуацию? Шамун Кагерманов: Павел Николаевич, я с коллегами частично тоже согласен. Но в целом, если говорить более основательно, то продовольственная безопасность и качество продуктов во многом зависят от состояния ветеринарной отрасли в стране. К великому сожалению, у нас вот эта отрасль, она переживает очень тяжелые времена. Еще Иван Грозный своими указами запрещал принимать в пищу мясо больных животных, но даже и сегодня, вот как говорят, это происходит. Почему происходит? Потому что доставшаяся нам в наследство от советской системы идеально выстроенная ветеринарная служба в 2003 году была реформирована, по мнению многих специалистов, неудачно реформирована, т. е. единая, централизованная ветеринарная служба была расчленена между субъектами федерации и федеральными органами власти. Павел Гусев: А кто, разве не существует единой ветеринарной службы? Шамун Кагерманов: Нет, к сожалению, не существует. И что произошло? Когда передали в местные бюджеты, они не очень богатые, ветеринарию начали финансировать по остаточному принципу. Соответственно, они потихоньку начали разрушаться и сейчас разрушаются. Вот коллега говорил про птицефабрику – совершенно верно, там через систему «Меркурий» ветеринар должен был выявить сальмонеллез и приостановить. И это надо делать с каждой партией, в рознице очень сложно это все проконтролировать. Поэтому у нас, значит, вот эта служба, она расчленена. Раньше была широкая сеть лабораторий, научные учреждения, учебные заведения, биофабрики, которые буквально охватывали каждого производителя. Но она, к сожалению, вот так вот неудачно была реформирована. И еще статус самого ветеринара тоже очень сильно понизился. Если в прошлой жизни им давали бесплатно жилье, услуги ЖКХ были бесплатные, отработал он 25 лет, может в 50 лет пойти на пенсию... Павел Гусев: Это в советское время. Шамун Кагерманов: Да, это в советское время, это до 2000 года и в российское время. Но вот после реформы это все отменилось, соответственно, ветеринар оказался в очень беспомощном положении. И вот это все нам обязательно нужно восстановить. Если мы его не восстановим, то вот эти частности, не получится решить основательно вот эту проблему. Ветеринарная служба у нас должна быть самой крутой, самой строгой и материально обеспеченной, а не полицейские, как сейчас. Вот чем больше мы снимаем фильмы про обаятельного генерала Расторгуева, тем больше у нас система правоохранительная деградирует. Что я имею в виду? Вот приехал человек из Африки, из Азии, из Европы, откуда угодно: если ты можешь платить, тебе принесут российский паспорт, разрешение на работу, лицензию на производство пищевой продукции, ну и еще тебе фирму зарегистрируют, еще тебя будут крышевать – вот что представляет собой современная правоохранительная система, а она – основа всего. Павел Гусев: Ну, не вся. Я не поверю, что вся наша правоохранительная система работает по такому принципу. Шамун Кагерманов: Очень часто так бывает. Почему этих ларечников недобросовестных нельзя поймать? Потому что кто-то выдает им липовые вот эти все документы и при возникновении проблем они через день возобновляют работу, там формально становится другой человек... Поэтому вот эта система, как в армии... Я с вами не согласен: к сожалению, правоохранительная система очень серьезные имеет проблемы, и как в Министерстве обороны, там надо сделать капитальную чистку. Иначе у нас бизнес будет постоянно хромать и будет очень много проблем. Павел Гусев: Хорошо. Вот я бы хотел здесь уточнить: что у нас самое опасное, если мы так смотрим со стороны, фастфуд, продукты питания в магазинах или рынок фермерский, рынки наши? Что самое опасное? Шамун Кагерманов: Все, что вы перечислили, самое опасное, если ветеринар добросовестно не посмотрел качество продукции, именно ветеринар. Сергей Миронов: Бесконтрольные палатки. Огромное количество бесконтрольных палаток, на которые нет ни у кого времени на проверки. Огромное количество ларьков, которые вообще никак не контролируются. Проблема больше с ними, это основной источник. И если мы видим основные отравления, они происходят именно оттуда. Потому что ресторан, нормально функционирующий ресторан боится за свою репутацию. Сегодня в интернете написали – все это полетит сразу, он не сможет работать, он потеряет гостей. Павел Гусев: Ну да. Сергей Миронов: Он так или иначе бьется. Нет, есть, безусловно, плохие директора, плохие шефы, которые неправильно работают, но здесь достаточно нормального профилактического визита и поправить их, потому что они заинтересованы в том, чтобы не было проблем, они крайне заинтересованы в этом, потому что иначе вы не сможете работать. А это – мелочь. У них нет постоянных гостей, это проходящие люди: он сегодня взял, завтра – новый. Павел Гусев: Подождите, все-таки существует система во всем мире, и в России сейчас она внедряется просто усиленными темпами, – места, где продают и делают фастфуд. Вот сейчас депутаты выступают, чтобы иностранные слова исчезли из российского обихода, но, к сожалению, вот фастфуд пока еще существует. «Быстрое питание» давайте мы назовем, но могут не понять нас. Как вы считаете? Антон Недзвецкий: Где-то называют еще junk food, «мусорная еда». Павел Гусев: Кошмар. Антон Недзвецкий: Кстати, касательно предыдущего вопроса я бы добавил, что в зоне высокого риска находятся как раз сервисы доставки готовой еды. Павел Гусев: Это вот то, что на велосипедах и мопедах развозят? Антон Недзвецкий: Да. Сергей Миронов: Dark kitchen в первую очередь, тоже dark kitchen. Антон Недзвецкий: Да, dark kitchen. Сергей Миронов: То есть ресторан, вот он есть, его можно посмотреть, а там где-то в подвале открыли и посмотреть это нельзя, ты их не видишь. Антон Недзвецкий: Да. Также совершенно неподконтрольно там практически многочисленным проверяющим органам, т. е. никто даже не знает, где, в каких условиях производят эту еду. Но люди привыкли уже заказывать через интернет, через приложения доставки, вот эти сервисы... И, как мы видим по вот этим последним вопиющим случаям, именно оттуда идет большинство отравлений. Павел Гусев: Ну да. Антон Недзвецкий: Потому что коллега правильно сказал, что хороший ресторан... Здесь речь идет о добросовестном бизнесе, о добросовестном предпринимателе, который хочет развивать свое дело, вот он на виду, он всегда ждет большее количество клиентов... Павел Гусев: Естественно. Антон Недзвецкий: Ему выгодно качественную продукцию реализовывать. А вот когда речь идет о каких-то, скажем так, полуподпольных организациях, которым главное через интернет больше продать, здесь мы сталкиваемся с подобным. Павел Гусев: Ну хорошо. Вот депутаты сейчас предлагают, отдельные депутаты, уточним, предлагают ликвидировать фастфуд как класс, но ликвидировать не полностью, а именно ликвидировать его в плане продажи детям, подросткам, которые зачастую являются основным потребителем этих продуктов. Это выполнимо или нет? Антон Недзвецкий: Давайте определим, что мы должны в данном случае отнести к фастфуду вообще. Традиционные какие-то русские готовые блюда тоже, по сути, фастфуд. Павел Гусев: Ну, фастфуд, пожалуйста, ларек, продают пирожки с котлетой, условно говоря. Антон Недзвецкий: Пельмени. Павел Гусев: Пельмени. Антон Недзвецкий: Почему мы должны это запрещать? Здесь у меня, честно говоря, такое двоякое отношение. С одной стороны, да, я согласен с инициаторами этого предложения в том, что, конечно, фастфуд, это, наверное, и любой диетолог скажет, вреден для организма, для молодого организма, чтобы не привыкал к этой еде в принципе. Может быть, было бы и правильно не питаться этим. С другой стороны, как же это запретить и почему, собственно, мы должны ограничить значительную часть нашего населения в выборе того продукта, который они хотят и могут... ? Все-таки здесь очень многие факторы влияют. Ведь люди порой просто вынуждены, знаете, на бегу как-то перекусывать, покупая уже готовую пищу, не садясь в кафе, не ожидая, пока им что-то приготовят. Павел Гусев: Здесь вы как раз подходите к теме, на которую я хотел вам задать вопрос. Вы понимаете, что общество изменилось за последние 10, 15, 20 лет? Во-первых, люди более интенсивно работают, очень много работы, заняты, постоянные поездки, командировки, дополнительная работа, некоторые в двух-трех местах даже ухитряются работать. И здесь на первое [место] выходит, домой пришел, готовить некому и возможности нет, да и желания. А многие и вообще, вот если вы возьмете сейчас подростков, девушки, юноши, 18–19 лет, они даже понятия не имеют, как приготовить ту или иную [еду]. Как борщ сварить, вообще, наверное, единицы [знают], это можно конкурсы проводить. Что делать? Что в этой ситуации вообще можно советовать? Потому что люди перестают готовить, они волей-неволей переходят на фастфуд, переходят на доставку питания и различных продуктов. И что делать? Сергей Миронов: Я бы посоветовал людям, если все-таки люди беспокоятся о своем здоровье, в первую очередь отказаться от продуктов в доставке или на фастфуде без глубокой термообработки. Это, наверное, первое, потому что все эти кишечные палочки термообработка убирает, она убирает практически все, поэтому это важно. То есть мы все едим суши, заказываем суши в доставках, но мы должны понимать, что на этом продукте все это развивается от начала до конца. Бо́льшую часть проблем термообработка убирает, неважно, что это, фритюр, глубокая прожарка. Если человек это осознает, то шансов у него отравиться очень мало. Убрать фастфуд мы, наверное, не можем, потому что если мы будем убирать все вредное, ну давайте запретим алкоголь, кондитерское производство: сахар вреден, все это понимают, алкоголь тоже вреден... Но мы же не идем этим путем. Поэтому фастфуд, закроем «Вкусно – и точка» все, ну потому что понятно, там котлета, в которой условно 30% говяжьего жира, что тут полезного?.. Человек сам выбирает. Наша задача – ему объяснить, рассказать, где есть вред, а тут дальше он примет сам решение. И действительно, он любит эти бургеры, он хочет их съесть. Мы знаем людей, у которых диабет, а они продолжают пить кока-колу; им врач уже запретил, но это их решение, мы же не запретили кока-колу как таковую. Поэтому запретом мы тут ничего не добьемся, а разъяснением – наверное, да. Павел Гусев: Смотрите, у нас на сегодняшний день, это уже факт, врачи бьют тревогу, дети с излишним, избыточным весом, в последние годы это явление, которое проявляется, и это прежде всего, как утверждают и врачи, и диетологи, это фастфуд. Антон Недзвецкий: Да, это следствие неправильного, нездорового питания. К сожалению, мы делаем мало на этом поле, потому что как таковых программ, которые бы предлагали потребителю все-таки питаться более правильно, прививали культуру потребления, их нет практически. Павел Гусев: Вот вы говорите, культуру потребления, – как расширить? И вообще, возможно ли на сегодняшний день, вот чтобы люди понимали, что просто вот съедать вот эти куски теста с какой-то переработанной котлетой или еще с чем-то – это вредно для организма? Все диетологи бьют тревогу, врачи бьют тревогу, да и люди сами ощущают, что они оказываются в очень сложной ситуации. Я говорю о массовом явлении сейчас. Шамун Кагерманов: Павел Николаевич, мы подменяем предмет. Вот коллеги сказали, что есть недобросовестный ресторан, который получает некачественное мясо, в ресторане нет лаборатории проверить, качественное оно или некачественное. Если человек отравился, он отравился и сразу в реанимацию, это один вид отравления. Второй вид отравления, это когда ты совершенно некачественные продукты хорошо приготовил, хорошо, красиво подал, но у тебя этот продукт заведомо вредный, [как] минимум вредный, а хорошо, если... И конечно, мы запрещать фастфуды тоже не можем. Люди из-за обстоятельств, действительно, работа, нагрузки, по разным причинам меньше готовят, в магазинах, в гастрономах, в крупных сетях покупают – они все должны быть чистые, абсолютно качественные, чтобы там не было никаких... Павел Гусев: Но это желание такое, должны быть чистые, но на самом деле... Шамун Кагерманов: Должна быть ветеринария! Это основа всего! Сергей Миронов: Исходник. Антон Недзвецкий: Здесь вопрос-то в том, что как раз приличный ресторан, как вы сказали, он прилично отбирает своих поставщиков. Павел Гусев: Да. Антон Недзвецкий: Он, конечно же, проверит не только все необходимые документы, но и качество мяса, по крайней мере так, как может. Шамун Кагерманов: Но их мало, это очень узкий... Сергей Миронов: Коллеги, я просто занимаюсь этим достаточно долго как омбудсмен и периодически вмешиваюсь в какой-то спор, когда Роспотребнадзор кого-то наказывает. Я смотрю, что у нас бывает часто ситуация, что совершенно приличная птицефабрика с огромным количеством поставок, с огромными оборотами просто поставила товар с сальмонеллезом. И здесь это прямо отобрать и понять – это очень сложно, потому что если бы... Любой ресторан подбирает, один, второй, третий... Он не взял за углом, он не взял на рынке – он взял у серьезной компании. У меня была ситуация, когда конкретный ресторан взял и сам решил проверить, ну засомневался он что-то. Сдал, и находят в анализе, упакованная продукция серьезной птицефабрики (не буду называть), сальмонеллез. Он отправляет туда им письмо. Приходит [ответное] письмо: «Вы знаете, это штучная вещь, партию отзывать мы не будем, ничего делать мы не будем». Они не боятся даже, потому что в итоге отравятся где-то там и иди докажи, что пришла вот эта курица в упаковке. Потому что, к сожалению, да, это все-таки две разные службы, отдельно ветеринарная служба и отдельно Роспотребнадзор. Шамун Кагерманов: А это недоработка правоохранительных органов. Сергей Миронов: Роспотребнадзор занимается ресторанами, а ветеринарная служба занимается производствами, они иногда между собой несильно связаны. Антон Недзвецкий: Понимаете, здесь действует еще и социально-экономический фактор. Почему люди начинают вообще выбирать дешевую еду? Почему они не идут в приличные рестораны? Объективные причины – на еде надо сэкономить. Павел Гусев: Денежки-то тоже надо считать. Антон Недзвецкий: Да. Поэтому многие вынуждены покупать шаурму в палатке, где подешевле, или питаться в каких-то заведениях, которые не отличаются санитарными условиями. Павел Гусев: Ну а цены, скажите, вот за последние годы ведь цены вот так [вверх] идут на продукты питания? Я что-то не слышал, чтобы вот так, уж совсем шли туда, вниз. Сергей Миронов: Не только на продукты. Еще дорожает труд, повышаются налоги, это тоже откладывается на цену. Если работник стал стоить дороже, это в цене блюда будет заложено. Шамун Кагерманов: Дело в том, что еще есть одна тоже базовая причина. Вот почему растут цены? Два фактора. [Первый] – инфляция, общая инфляция, которая есть в стране, в экономике в целом из-за высокой банковской ставки и т. д., топлива и т. д. А есть причина базовая тоже: когда в стране сокращается производство того или иного продукта, соответственно, цены тоже растут, и они существенно растут, чем от общей инфляции. Вот если мы возьмем... Павел Гусев: Сейчас я перебью. Это вот та ситуация, как была с молоком, да? Молоко выросло, сливочное масло тут же выросло, вся молочная продукция начала прыгать, скакать в своих ценах – из этой серии? Сергей Миронов: Отчасти – да. Антон Недзвецкий: Вы знаете, что еще хотел бы добавить? Ведь вот опять же в существующих условиях, вот с чего мы начали программу, с того, что надзор за предпринимателями в сфере пищевой промышленности ослаблен существенно по этим причинам, по причине действовавшего моратория, по причине того, что все законодательство сейчас идет по пути т. н. рискориентированного подхода, т. е. снижения административного давления, проверок бизнеса... Вот в таких условиях нарушать стало выгоднее. Выгоднее продавать дешевую продукцию, на которую, естественно, больше потребительский спрос. Павел Гусев: Ну да. Антон Недзвецкий: То есть можно выразиться так: предприниматель, который продает пирожки с котятами, будет в большем наваре, чем рядом приличный ресторан. Павел Гусев: Понятно. Давайте послушаем мнение ученых о т. н. альтернативных источниках питания. Вот, скажем, какое-то количество лет назад общество сотрясали споры о ГМО, о продуктах с использованием генно-модифицированных организмов. Одни кричали, что это прорыв в генетике, что с угрозой голода мир теперь может попрощаться, а другие утверждали: мы не знаем, каковы могут быть последствия. На сегодняшний день в нашей стране какие-то продукты с ГМО разрешены, какие-то запрещены. Честно говоря, не знаю всех тонкостей, как это регулируется. Но вот я читал, что, к примеру, производители колбас, в свое время устав и от предубеждений покупателей, и от несовершенства законов, вроде бы просто перестали использовать ГМО, и от этого, как говорят, пострадало качество этой самой колбасы: в ней теперь почти нет белка. Так ли это? И где же нам теперь добирать этот необходимый белок? Давайте спросим человека знающего. На связи академик Геннадий Карлов, директор Всероссийского НИИ сельскохозяйственной биотехнологии. Здравствуйте, Геннадий Ильич. Так правда ли, что без ГМО-продуктов мы недобираем белка? Геннадий Карлов: Добрый день. На самом деле про ГМО ходит очень много всякого рода легенд. На самом деле ГМО в мире выращивается, ГМ-растения выращиваются с 1996 года, и в целом, если мы говорим о странах, то это развитые, развивающиеся страны активно используют. По поводу белка в колбасе – речь, наверное, идет о сое, и очень часто вместо животного белка в колбасу добавляли сою и продолжают добавлять соевый белок. Поскольку в мире около 80% всей производимой сои – это трансгенная соя, то, может быть, отсюда и появилось такое предубеждение, что в колбасе есть ГМО. На самом деле в Российской Федерации трансгенная соя не выращивается, соответственно, в пищевые цели используется обычная, не трансгенная соя, хотя в принципе никаких научно обоснованных, скажем так, данных о том, что ГМ-соя или обычная соя чем-то отличается между собой в плане пищевой безопасности и т. д. Павел Гусев: Но все-таки опасно для нас на сегодняшний день, можем мы говорить об опасности ГМО или нет? Геннадий Карлов: Научно обоснованных данных об опасности ГМО нет, и, как я сказал, уже на протяжении очень многих лет, включая Соединенные Штаты Америки, другие страны, ГМ-продукты используются в пищу, и никаких отрицательных последствий выявлено не было. Что касается у нас в стране, я подчеркну, что у нас в стране такие продукты не выращиваются, есть закон «О семеноводстве», который запрещает использование генетически модифицированных семян в производстве, соответственно, выращивании растительной продукции, поэтому в этом плане мы можем спать спокойно. Единственное, что хотелось бы подчеркнуть, что вот такие ГМ-продукты могут быть использованы у нас в стране на кормовые цели, т. е. для питания сельскохозяйственных животных. Павел Гусев: Скажите, можно ли говорить о том, что почти не осталось продуктов и еды, в которой есть все необходимые для человека, так скажем, элементы, которые помогают ему быть и здоровым, и развиваться? Особенно это для детей и подростков. Еда сама по себе становится вредной – можно ли так утверждать, как некоторые утверждают? Геннадий Карлов: Так однозначно, конечно, нельзя утверждать. Если мы говорим о питании, то питание должно быть сбалансированное. Ни один продукт не может дать полностью полноценное, соответственно, питание и все необходимые витамины, микро- и макроэлементы, белки. Соответственно, если мы говорим о пользе или вреде, то прежде всего продукт должен быть, понятно, свежим, не содержащим вредных каких-то примесей, включая вредоносные бактерии, и питание должно быть сбалансированным. Естественно, если мы будем питаться только хлебобулочными, допустим, изделиями, то это будет неполноценное питание, и говорить о том, что сами по себе хлебобулочные изделия вредны, нельзя, но в то же время мы должны понимать, что в рационе должно присутствовать разнообразие продуктов, тогда никакого вреда не будет. Павел Гусев: Ну вот пугали нас все время пестицидами, всякими ядохимикатами, которыми обрабатывают и землю, и... А сейчас вдруг тишина полная. Перестали применять или просто не говорят об этом? Геннадий Карлов: Естественно, при индустриальном выращивании сельскохозяйственных растений используются в т. ч. и пестициды. Единственное, что существует система, в рамках которой оценивается вред от использования таких пестицидов и измеряются остаточные количества, т. е. после обработки. И производитель если соблюдает все нормы и правила, то такие продукты безопасны. Павел Гусев: Если соблюдают, это, конечно, хорошо, но ведь мы знаем, что в нашем обществе и не только в России, но и в других странах не все соблюдают те правила, которые необходимы. Значит, все-таки есть определенная опасность, так мы можем говорить? Геннадий Карлов: Риски всегда, конечно, есть, могут быть недобросовестные производители, которые могут использовать в т. ч. и пестициды, которые не зарегистрированы в нашей стране. Павел Гусев: Понятно. А насколько безвредны альтернативные источники питания? Вот сейчас добавки из насекомых, из личинок и прочей, я так называю, мерзости, но это я называю, всякой вот этой шевелящейся и потом высохшей животной смеси добавляют... Это что? Это безвредно, или это, так скажем, от безвыходности? Геннадий Карлов: Вы знаете, что в принципе насекомых используют в пищу в основном азиатские страны... Павел Гусев: В ЕС сейчас разрешили, вот ЕС только принял законы, где разрешили добавки из насекомых, и они считают, что это нормально. Геннадий Карлов: Для нас это не традиционная пища, соответственно, в принципе считается, что такие добавки безопасны, хотя исследования ведутся. У нас в стране, например, есть такие случаи, когда и выращивают, и добавляют, есть примеры такие, но это единичные случаи, где специально выращивают насекомых и как экзотику предлагают потребителю попробовать все это. Павел Гусев: У нас в программе, кстати говоря, был такой производитель, который добавляет в печенье, еще чего-то, в макароны, вермишель вот такие добавки из насекомых, гусениц и пр. Это, значит, разрешено сейчас в России, или это так, пока не поймали? Геннадий Карлов: Скажем так, в России не запрещено. В принципе, это признано, что это не опасно, в принципе, разрешение получать, насколько я понимаю, законодатели у нас не устанавливают, что нужно получать разрешение на такую продукцию. Поэтому мы можем говорить о том, что не запрещено. На мой взгляд, это просто такое вот увлечение в т. ч. и теми проблемами, связанными с изменением климата, поскольку производство белка из насекомых обходится, скажем так, в климатическом плане менее вредным, чем производство, допустим, белка с использованием животных, поэтому Европа, в общем-то, помешана на этой тематике и готова использовать, соответственно, в т. ч. насекомых в пищу. Но, на мой взгляд, это в нашей стране вряд ли получит такое широкое распространение. Павел Гусев: Спасибо вам за вашу позицию! Все-таки я предлагаю в России кушать все-таки натуральный белок из мяса, из птицы, другие натуральные продукты. Геннадий Карлов: Это правильный выбор. Павел Гусев: Спасибо вам большое за участие! Пожалуйста. Антон Недзвецкий: Вот здесь я, если можно, уточню по поводу пищевой продукции, содержащей насекомых. Роспотребнадзор выразил здесь четкую позицию, что это относится к пищевой продукции нового вида... Павел Гусев: Нового вида? Антон Недзвецкий: Да, и такая продукция требует государственной регистрации, которая... Павел Гусев: Нет, подождите, новый вид – это что значит, пирожки или... ? Чтобы знать, чего не брать, что не покупать. Антон Недзвецкий: Это касается ввода в оборот такой продукции и возможности ее реализации потребителям. Павел Гусев: А будет написано, что... ? Антон Недзвецкий: Нет-нет-нет, вот послушайте. Дело в том, что продавать такую продукцию потребителю можно только после ее государственной регистрации, которая проводится исходя из исследований, что эта продукция безопасна, комплекса исследований. И Роспотребнадзор указывал, что таких исследований пока в России не производилось и госрегистрация продукции из насекомых не осуществлялась. Поэтому вот эти все моменты, что можно продавать, – это не совсем так. Люди могут на свой страх и риск купить у фермера какого-то вот эту муку, печенье из насекомых... Павел Гусев: Да-да-да, вот у нас был в передаче такой человек. Антон Недзвецкий: ...но в целом в свободную продажу выпускать такую продукцию нельзя. Сергей Миронов: Но она продается, к сожалению. Павел Гусев: Продается? Сергей Миронов: Продается, конечно. Антон Недзвецкий: Пока не поймали. Павел Гусев: Ну а как, написано или нет там? Сергей Миронов: Зайдите в интернет, «доставка сверчки», закажите, вам придет, поищите. Шамун Кагерманов: К сожалению, это тот случай, когда наши законы не соблюдаются нашими гражданами, предпринимателями, бизнесменами. Мы сегодня, Павел Николаевич, пытаемся сузить разговор до уровня ресторанов, фастфуда, это 1% всего лишь. Если мы говорим про всю страну... Вот давайте возьмем убийство генерала Кириллова, начальника войск химической, биологической защиты. Ведь у нас страна на острие колоссальных противоречий, и когда к нам, пусть это в виде сверчков, пусть это в виде, абсолютно документально доказано, что африканскую чуму свиней к нам из Грузии через эти военные лаборатории завезли... То есть мы это все не видим, как бы посмеялись и спустя рукава... Но это надо провести расследование, если появились, и сделать анализ и посмотреть все-таки, что там. Европа, она тоже, уверен, десятилетиями будет привыкать к этому новому виду. Поэтому нам свой рынок, свою продукцию надо исключительно жестко контролировать, и наши вот эти базовые вещи, системные, которые есть и ветеринарная служба, и правоохранительные органы, – они должны четко работать. Вот коллега тоже недоговаривает: Роспотребнадзор мог бы, например, пойти в любой киоск, как частное лицо купить там бутерброд и как частное лицо написать жалобу. Вы же это не делаете. Антон Недзвецкий: Вы ошибаетесь, это по-другому происходит. Шамун Кагерманов: Давайте... Поэтому есть ситуация такая, что система должна работать, система правоохранительная, ветеринарная, контрольно-надзорная. Этого у нас нет. Антон Недзвецкий: В том-то и дело, что сейчас действующее законодательство связало надзорному органу, Роспотребнадзору, фактически руки. Для того чтобы сделать как вы хотите... Шамун Кагерманов: Ничего не связало – как частное лицо вы можете сходить куда угодно в ресторан. Антон Недзвецкий: Вы знаете, что в таком случае инспектора могут просто привлечь за превышение должностных полномочий. Шамун Кагерманов: Ничего. Журналист меняет профессию, у нас тоже есть, мы идем, устраиваемся на фабрику... Антон Недзвецкий: Контрольная закупка как таковая предусмотрена как контрольно-надзорное мероприятие. Шамун Кагерманов: Мы не говорим о контрольной закупке. Антон Недзвецкий: Поверьте, для того чтобы провести контрольно-надзорное мероприятие, сейчас нужно столько согласовать и уведомить... Шамун Кагерманов: Мы о другом говорим. Частное лицо, вы как частное лицо идете и покупаете и отравились, частное лицо без всяких контор. Антон Недзвецкий: Смотрите, дело в том, что при отсутствии... Шамун Кагерманов: Вот проблема, что наши вот эти организации, которые обязаны [], они все-таки недостаточно активно работают по своим направлениям. Если бы это было, у нас была бы закрыта половина вот этих всех... Павел Гусев: Вы согласны? Антон Недзвецкий: Да конечно нет, не могу я с этим согласиться. Проблема не в том, что недостаточно активно работают, – поверьте, работали достаточно активно. Проблемы вот эти последние годы начались с какого момента? Когда объявили мораторий. Мораторий кто ввел? Правительство. Это не Роспотребнадзор, простите, перестал работать. Шамун Кагерманов: Все понятно. Павел Гусев: И не частная компания. Антон Недзвецкий: Роспотребнадзор просто в рамках этого моратория не смог дальше проводить контрольно-надзорные мероприятия, как это раньше делалось. Шамун Кагерманов: Под этим предлогом вы опустили руки, бюджеты у вас остались прежние, а функции выполнять перестали. А что вы делаете 3 года, если вы не проверяете? Вы же должны каждый день проверять, а не через 3 года один раз. Антон Недзвецкий: Вы понимаете, что как раз 248-й федеральный закон, 336-е постановление правительства... Шамун Кагерманов: Да знаю я все эти законы... Антон Недзвецкий: ...запретило фактически проводить плановые и внеплановые проверки, все. Шамун Кагерманов: Но это основной вид вашей деятельности. Павел Гусев: Вот видите, баталии и в студии даже уже пошли по поводу того, какая должна быть по качеству еда и как этого достичь. Антон Недзвецкий: Законодательство установило, что есть индикатор риска, угроза причинения вреда жизни и здоровью гражданина либо непосредственное причинение вреда жизни и здоровью гражданина. Вот и боремся с последствиями в рамках вот того законодательства, которое у нас было принято в последние годы. Павел Гусев: А можно ли вообще сегодня говорить о том, что нужно вводить «продуктовую грамотность», если можно так назвать, для наших потребителей, вводить? И как это сделать? И кто это может сделать? Сергей Миронов: Я бы поддержал это, потому что продуктовой грамотности у нас сегодня, к сожалению, нет. И вот мы говорили о ГМО, а вот нитраты, пестициды, антибиотики... У нас вся страна сидит на продукте, который раньше назывался норвежской семгой, сейчас он фарерская, чилийская... Мы же понимаем, как он производится: это искусственно выведенная рыба, которая к семге не имеет [отношения]. Павел Гусев: Ну да, в огромных таких круглых [резервуарах]. Сергей Миронов: Это базово. Это некая селекция, это гены. Она очень быстро растет, она находится в таких вот загончиках в море. Там всегда нитраты и пестициды, чтобы на нее не садились паразиты; там всегда антибиотики, когда она болеет; это всегда комбикорма, это всегда красители... Это такая таблица Менделеева, на которую, к сожалению, мы все подсели. При этом у нас страна окружена морями и океанами. У нас есть кижуч, у нас чавыча, у нас есть нерка – мы ее заменили? Нет. А люди это понимают? Вот, допустим, я как ресторатор, я такой ответственный ресторатор, я сам не ем эту гадость, я понимаю, что это такое, и в ресторанах, которые у меня франшиза, только дикая рыба, только дикая рыба, потому что я считаю, что эту рыбу нельзя есть, выращенную. Шамун Кагерманов: А откуда вы ее берете, дикую? Сергей Миронов: С Камчатки, к сожалению, с Камчатки, с огромным трудом, с огромным трудом. Павел Гусев: Скажите, в магазинах написано, что это выращенная? Я видел в магазине, что написано «дикая рыба». Сергей Миронов: Редко написано «дикая», как правило, не написано. Рыбу сложно купить на Камчатке, я объясню почему: ее поймали, самая лучшая рыба, к сожалению, уходит в Японию и в Китай, потому что они понимают, что это за продукт, они его выкупают. Павел Гусев: И они платят гигантские деньги за это. Сергей Миронов: Не гигантские. Мы тоже готовы заплатить эти деньги, но для нас... Чтобы обеспечить ресторан этой рыбой, обычный ресторан заказал поставщику – пришло. Вот нам, чтобы вот мой франчайзи мог купить эту рыбу, ему надо ехать, лететь на Камчатку, смотреть там, пробовать, договариваться с рыбаками, контролировать перевозку с Камчатки через Владивосток... Будет этим ресторан заниматься? Нет. Этим мы должны заниматься все-таки на уровне государства. Шамун Кагерманов: Система не работает, наша система не работает. Сергей Миронов: Систематизировать, сделать так, чтобы мы получили наш чистый продукт. И он дешевле, он дешевле импортной семги вот этой непонятной, но мы не можем объяснить это населению, мы не можем на это перейти. Это огромная работа. Антон Недзвецкий: Коллега все время говорит, что система не работает. Я еще раз повторю: почему она не работает, вот кто допустил этот крен? Ведь, понимаете, надзорный орган готов осуществлять надзорную деятельность в соответствии с его полномочиями... Шамун Кагерманов: Вы еще должны убедить... Антон Недзвецкий: Ну если эти полномочия убирают, то, простите, как это делать?.. Что касается продуктовой грамотности. Понимаете, это же часть потребительской грамотности в общем. Вообще, повышение потребительской грамотности как таковое во многих государственных программах заложено: со школьного возраста обучают, в общем-то, нашу молодежь вот этой потребительской, прежде всего финансовой, конечно, грамотности... А вот что касается продуктовой, то да, в этой части есть упущения, потому что всегда считалось, что за эту сферу отвечает государство, оно должно обеспечивать качество и безопасность пищевых продуктов. Потребитель не должен по умолчанию все время выискивать, это безопасно или не безопасно. Получилось в существующих условиях, что теперь потребителю нужно самому вот эту продуктовую грамотность повышать, все время читать этикетку, смотреть, чтобы продукт был сделан не из насекомых... Павел Гусев: Да-да, это действительно так. Антон Недзвецкий: Пока нет еще обязанности даже маркировать эту продукцию... Павел Гусев: Я вам должен сказать, что иногда в некоторых магазинах без лупы и микроскопа прочитать все, что там написано на этикетке... Вот такая этикетка, и там даже треть миллиметра буковки, и что там написано... Это намеренно сделано или нет? Антон Недзвецкий: Я хочу добавить, что сейчас, уходя от такого необходимого контроля на потребительском рынке, контроля и надзора, как он существовал в Советском Союзе и в какое-то постсоветское время, государство должно теперь создавать программы, чтобы нашу молодежь, ну и вообще всех обучать вот этой продуктовой грамотности. Павел Гусев: Это очень верно. Антон Недзвецкий: Чтобы люди сами свои права защищали и боролись за них. Шамун Кагерманов: И это очень правильно тоже. Почему? Потому что я очень опытный родитель, у меня четверо детей, все офицеры российской армии, по группе А здоровые все, потому что в подборе продуктов... Вот если возьмешь мясо дагестанское, на пастбищах корова или барашек паслись, это просто тает во рту... Павел Гусев: Идеальная чистота. Шамун Кагерманов: Чистота. Поэтому, конечно, эта грамотность должна быть, но она в семье прививается, и мы получили ее. Павел Гусев: Спасибо! Хочу отдельно еще успеть обсудить школьное питание. Уж сколько этим вопросом все занимались, а жалобы от родителей все поступают. Я вам покажу одно видео от родителей, которые ни на что не жалуются. Не так давно это видео, как принято сейчас говорить, завирусилось в соцсетях и вызвало множество забавных и едких комментариев: гламурная мама собирает завтрак сыну в школу. В мое время, честно скажу, подобное называлось одним словом – понты, извините, а для кого-то – завтрак как завтрак. Давайте посмотрим. ВИДЕО Павел Гусев: Ну что, могу только сказать – чтоб я так ел и все мы. Я думаю, вы представляете, да, что это такое. Какова должна быть реакция всех тех родителей, которые собирают сейчас в школу утром детишек? Вот в понедельник они пойдут в школу. Какова их должна быть реакция после такого вот... ? Шамун Кагерманов: Я бы для своих детей такую отраву не положил бы в сумку, такое разнообразие совершенно экзотических, диких вот этих фруктов, соков... Это все для ребенка, мне кажется, самый что ни на есть вредный фастфуд. Если не можешь сделать хорошую котлету, положить из свежей картошки гарнир, нормальный хлеб, то это, конечно, путь в никуда. Антон Недзвецкий: Вы знаете, это вопрос, конечно, такой, пищевых предпочтений больше... Павел Гусев: Давайте коротко, потому что у нас время уже завершается. Антон Недзвецкий: Школьное питание под особым вниманием, потому что школы – это все-таки высокорисковый объект, там проверки сохраняются. Павел Гусев: Очень жесткие. Антон Недзвецкий: Да. Все-таки в этой сфере безопасность налажена и, слава богу, мы не видим каких-то историй из школ, еще этого нам не хватало. Сергей Миронов: Я бы сказал, что там не было ничего здорового: что картошка, что эти тигровые креветки... Это тепловодная креветка, 90% в мире они выращенные на всякой дряни. Там в принципе не было ничего здорового; может быть, часть фруктов, не более того. Это не стоит собирать ребенку. Павел Гусев: Ну понятно. Ну что ж, спасибо! Весьма доходчиво многое разъяснили и мне, и зрителям. На этом пора прощаться. Авансом пожелаю всем приятного аппетита и здоровья! С вами был я, главный редактор «МК» Павел Гусев. До встречи через неделю.