Павел Гусев: Здравствуйте! Я Павел Гусев, и это «Клуб главных редакторов». Что мы представляем, говоря про День народного единства? Штурм Китай-города ополчением Минина и Пожарского, или же все-таки в более широком смысле об этом сегодня надо говорить? На этой неделе прошел Конгресс соотечественников – тех, кто живет за рубежом, а это, по разным данным, от 30 до 40 миллионов человек. Выступали Лавров, Матвиенко, патриарх наш, обращение президента Лавров зачитал, и оказалось, что проблем у наших за границей немало. Многие хотят вернуться, но по разным причинам не могут; многие ущемлены в правах в разных странах. И если на рубеже 1980-х и 1990-х гг. по-русски говорили 350 миллионов человек в мире, то сейчас на десятки миллионов меньше. А еще помните слово «иновещание», теле- и радиопрограммы на русском, которые мы запускали в зарубежный эфир? За 30 лет объем такого вещания сократился в десятки раз, и наши недруги норовят его еще сократить. Так как же нам сохранить влияние и защитить своих? Давайте об этом поговорим. Представляю моих гостей: Евгений Примаков, руководитель федерального агентства «Россотрудничество», подразделения МИД, которое занимается контактами с соотечественниками и продвижением нашей культуры, науки и русского языка за рубежом; Сергей Пантелеев, директор Института Русского зарубежья и главный редактор информационно-аналитического портала «Россия и соотечественники»; и Олег Ефремов, кандидат философских наук, доцент МГУ. Начну с вопроса: кого можно считать соотечественниками, а кого – нет? Тех, кто уехал из России с началом СВО, можно, а тех, кто родился за границей, но его мама и папа по сей день наши граждане? А тех, кто всю жизнь считает русский язык родным, но гражданства нашего не имеет? Так кого? Евгений Примаков: Та цифра, которую вы назвали, от 20–30 до 40, уже означает, что мы не знаем, сколько их. Их очень много, а дальше уже попытка попасть пальцем в небо. Есть федеральное законодательство, которое описывает соотечественника как гражданина России либо человека, который происходит из России, но нет у него российского гражданства, или человек, чьи предки по прямой линии происходят из России, вот РСФСР имеется в виду, современная территория России. А вот мы как будем считать, скажем так, русских в Киргизии, казаков, которые поколениями жили там, и никто уже никогда не восстановит эту генеалогическую нитку, которая их соединяет с современной Россией. Павел Гусев: Да... Евгений Примаков: Или поляки или финны, которые входили в Российскую империю, наверное, все-таки не соотечественники. Мы скорее эмоционально толкуем это как люди, которые имеют одну с нами культуру, язык, привязанность к России, и расширительно толкуем это понятие «соотечественник». Мне кажется, это правильно было бы. И они очень разные. Есть люди, которые являются потомками еще белой эмиграции, наши соотечественники, люди, которые часто утратили язык, они имеют французские имена и русские фамилии. Есть люди, которые оказались за пределами России по итогам Второй мировой войны, Великой Отечественной по самым разным причинам... Павел Гусев: Да, таких было много. Евгений Примаков: Кого-то угнали, кто-то был «нехорош», чьи предки были «нехороши»... Павел Гусев: Да, таких много было. Евгений Примаков: Были политические эмигранты, была т. н. «колбасная», или экономическая, миграция, есть релоканты нынешнего времени. При этом надо точки над «ё», мне кажется, расставлять: совсем не все из них – это предатели Родины. Есть откровенное вражье, политически мотивированное, с которыми, откровенно говоря, брезгливо общаться даже, а есть люди... Знаете, Господь по милости своей дал возможность человеку быть слабым, неумным, боязливым или еще каким-то... Павел Гусев: К сожалению, это так. Евгений Примаков: Ну да. Поэтому мы не можем их осуждать. Кстати, в наших Русских домах «Россотрудничества», этих культурных центрах, в тех странах, где много соотечественников, я имею в виду в первую очередь Сербию, Армению, например, эти люди, релоканты и их семьи, их дети, ходят в наши культурные центры, чтобы сохранять связь с Россией. Более того, они возвращаются, около 70%... Павел Гусев: Чтобы не забыть, вопрос: сколько культурных центров сегодня в мире? Евгений Примаков: У нас 71 страна, в некоторых странах по несколько культурных центров, как в Индии, например, или в Белоруссии. Но их число чуть меньше стало, поскольку в Евросоюзе мы под санкциями... Павел Гусев: Ну да, Евросоюз решил, что можно и так себя вести. Евгений Примаков: Да. Но где-то в других местах открываемся, и, знаете как, где-то убыло, а где-то прибыло. И соотечественники – это огромная аудитория. Вот со всеми этими аудиториями разными, которые я сейчас описал, надо по-разному работать и разного от них ожидать. Где-то мы можем говорить о том, что пора домой, как, знаете, в 1990-е говорили «пора валить», а сейчас надо говорить «пора домой». Где-то люди устроены и являются нашими, так сказать, друзьями в той стране, где они живут, и не надо их трогать с места. Павел Гусев: Занимают и общественные различные должности, положение, да и бизнесом занимаются, это все известно. Евгений Примаков: Да, где-то им хорошо, пусть так и будет, конечно-конечно. Павел Гусев: А вот если мы все-таки возьмем и посчитаем вот с этих позиций... С каких, сейчас скажу. На земном шарике 195 государств на сегодняшний день насчитывается, 195. Если мы сейчас считать Россию не будем, потому что мы говорим о России вот здесь, 194. Во всех странах наши соотечественники? И какой процент? И как он распределяется? Где самая большая диаспора, а где, сколько стран, вообще, как говорится, ку-ку? Пожалуйста. Сергей Пантелеев: Давайте мы попытаемся сейчас определить матричную цифру, откуда берутся те самые пресловутые 30 миллионов соотечественников, которую чаще всего употребляет МИД, когда говорит о наших соотечественниках за рубежом, начнем с этого и тогда выйдем на, так сказать, большие просторы. В основе цифры 30 миллионов соотечественников лежит цифра 25 миллионов русских людей, которые остались за рубежами Российской Федерации после распада Советского Союза. Откуда они взялись? Евгений Примаков: Вот это самая важная история, я прошу прощения. Я когда перечислял разные категории, есть соотечественники, которые стали соотечественниками не по своему выбору, а просто им на голову упала граница вот таким образом. Это самая большая... Павел Гусев: Это важный момент, важнейший. Сергей Пантелеев: Собственно говоря, это матричная тема. Соответственно, откуда взялась эта цифра 25 миллионов? Последняя перепись населения в Советском Союзе 1989 года, из общего количества русских вычитают количество, которое проживало за территорией РСФСР, и вот эти самые 25 миллионов. Отсюда добавляются те, которые гипотетически являются представителями других волн эмиграции, которых у нас было порядка пяти-шести, как считать. Павел Гусев: Подождите, только вот чтобы мы не запутали наших зрителей сейчас. Вы все время говорите «русские», понимая... Сергей Пантелеев: А вот здесь очень важный момент: это перепись населения, где люди сами себя определяли, 25 миллионов назвали, что они русские люди. Павел Гусев: Понятно. Сергей Пантелеев: Но чтобы понять, как это работает... и я надеюсь, что наши телезрители не запутаются... Смотрите, последняя перепись населения на Украине, например, была, и там было 11 миллионов 300 тысяч с небольшим обозначивших себя русскими, живущими на Украине. А последняя и единственная перепись населения Украины уже независимой в 2001 году обозначила 8 миллионов 300 тысяч русских человек. Куда делись 3 миллиона? Они просто сменили идентичность, просто сменили идентичность, и тут нужно понимать, что это очень такие цифры плавающие. А сейчас если мы посмотрим на Украине... Вы спрашиваете, где больше всего русских, – конечно, на Украине больше всего русских жило. За ней, если сейчас мы оперировали цифрой 8 миллионов 300 тысяч на Украине, то примерно 300–400 тысяч было в Казахстане в те времена. Евгений Примаков: Это мы по ближнему берем, это не Германия какая-нибудь. Сергей Пантелеев: Ну конечно, Германия – это вот одна из самых больших диаспор в Европе, конечно. Поэтому это все очень плавающие цифры. И конечно, к сожалению, нужно говорить об оценочных данных, это оценочные данные. Но то, о чем вы спрашиваете, у нас есть очень четкие критерии, по которым мы можем с большей или меньшей степенью уверенности сказать, в скольких странах у нас есть активные соотечественники. То же Министерство иностранных дел, активно взаимодействуя с русской диаспорой, точнее, русскими зарубежными общинами (потому что «диаспора» – это такой спорный термин в данном контексте), [они] в качестве реализации в т. ч. государственной политики согласно закону 1999 года «О работе с соотечественниками» сегодня имеют координационные советы соотечественников – это такие организации, которые объединяют активные организации русские, русскоязычные. Вот они сейчас у нас находятся в порядке 100 странах мира плюс-минус. Павел Гусев: Вот это да! Сергей Пантелеев: Там кто-то уходит, кто-то приходит, вот сегодня порядка 100 стран мира. Там есть организованные русские общины, это вот ответ на вопрос. Павел Гусев: Вы знаете, я удивился в свое время. Я в конце 1980-х – начале 1990-х гг., где-то вот на грани, так получилось, что попал в Парагвай. Казалось бы, джунгли, страна малюсенькая... Самый главный проспект – проспект генерала Ермолаева [Беляева], и огромная русскоязычная диаспора. Евгений Примаков: Да-да-да. Павел Гусев: И свои русские деревушки, и свое сохранение культуры. Сергей Пантелеев: Здесь есть еще очень важный момент. И все-таки, когда мы говорим о соотечественниках за рубежом, здесь нужно всегда помнить о том, что даже согласно нашему федеральному закону принадлежность к соотечественникам российским является актом самоидентификации. То есть если человек себя объявляет российским соотечественником, считает себя российским соотечественником, он тогда российский соотечественник. Он может таким себя не считать, но... Павел Гусев: Знаете, нет закона, что по цвету кожи, по выговору или еще... Сергей Пантелеев: Нет. Но вот когда мы говорим о русских, это уже более-менее понятно, о чем речь. Олег Ефремов: Это ключевой момент на самом деле, потому что соотечественник – это тот, кто самоидентифицирует себя с российским социокультурным миром. Причем я бы подчеркнул, что с российским, потому что мы говорим о соотечественниках, а отечество наше – Россия. Павел Гусев: Россия, конечно. Олег Ефремов: И здесь очень трудно найти какие-то другие критерии. Критерий гражданства: мы прекрасно знаем, что многие люди, которых мы в полной мере считаем соотечественниками, и они себя ими считают, не имеют российского гражданства, и об этом было сказано. Многие из них, может быть, не очень хорошо владеют русским языком. С другой стороны, те, кто пишут об «убогой Рашке» в блогах и т. д., вполне им владеют, но вряд ли мы их можем считать соотечественниками в полном смысле слова. Так что на самом деле это тоже критерий не самый убедительный. А вот если человек чувствует свою связь с Россией, основана ли она на происхождении, основана ли она на какой-то личной симпатии, личной тяге, то он становится нашим соотечественником. И тогда он действительно приобщается к русской культуре: скорее всего, он будет учить язык; возможно, он захочет приехать в Россию и связать с ней свою жизнь. Вот если он сам тянется к России, если он считает себя частью этого социокультурного мира, он, скорее всего, станет им в действительности и мы в полной мере можем считать его соотечественником. Павел Гусев: Но если так много наших соотечественников за рубежом, почему зачастую мы видим, что они уходят в сторону многие и не хотят зачастую поддерживать взаимоотношения, уходят, вообще открещиваются от России зачастую? Может быть, мы не так применяем ту самую т. н. мягкую силу в работе с обществом, с общественными организациями, со структурами, развитием изучения русского языка, русской культуры и т. д. и т. п.? Олег Ефремов: Павел Николаевич, вы знаете, тут очень интересная ситуация. Сейчас активно возвращаются в Россию староверы, кстати, из той же самой Латинской Америки, из Бразилии, из Уругвая. И вот они все рассказывают: «Мы в Бразилии по телевидению ничего хорошего о России не слышали». Павел Гусев: Вот. Олег Ефремов: «Там только мафия, там колючая проволока, там тюрьма и все прочее. Но это наша родина», – говорят они. Евгений Примаков: Но при этом возвращаются, да? Олег Ефремов: И они потом приехали сюда, они говорят: «Нельзя жениться, не увидев невесту». Прислали сюда своих авторитетных лидеров, те посмотрели, и сейчас идет активнейшее переселение на наш Дальний Восток как раз староверческих семей, которые там активно занимаются сельским хозяйством, восстанавливают заброшенные земли и приносят настоящий русский быт, настоящую русскую культуру. Павел Гусев: Одно время об этом очень много говорилось по российскому телевидению, а как-то сейчас все замолчало. Или какие-то проблемы возникли? Сергей Пантелеев: Первая семья Мурачевых приехала в 2011 году, вот ваш покорный слуга был среди тех, кто встречал ее как раз в Шереметьево. Это, кстати, была абсолютно удивительная история, когда ты вот в современном терминале сидишь ждешь... они там еще долго задержались, поскольку проверяли там какие-то документы... И тут открываются двери и заходит такая Святая Русь, не знаю, XVI–XVII вв., потому что... Олег Ефремов: ...бороды и косоворотки. Сергей Пантелеев: ...у мужчин красивые бороды, косоворотки, сарафаны... Павел Гусев: Косоворотки! Сергей Пантелеев: Да, и очень много людей, детей голубоглазых, и все говорят на русском каком-то удивительном языке, вот допетровском абсолютно. Мы с ними очень так хорошо общались. Спрашивали журналисты: «А вы не боитесь, все-таки там жарко, тепло, совсем другие климатические условия, а здесь холодно?» Они говорят: «Знаете, а что холодно? – женщина, помню, говорит. – Оденешь теплые вещи, и нормально. А в джунгли пойдешь, там тебя ягуар задерет, это совсем по-другому все». Они приехали, я помню слова старшего Мурачева тогда: «Все хотят жить в своей русской земле». Павел Гусев: Понятно. Олег Ефремов: Понимаете, они же не ассимилировались. Павел Гусев: Да-да. Но все-таки, как нам усилить, улучшить или, так сказать, создать какие-то новые направления или новые идеи, улучшить продвижение наших ценностей? Олег Ефремов: Пропагандой это не решишь, Павел Николаевич. Евгений Примаков: Сколько-сколько у нас эфир?.. Это очень большой и долгий отдельный разговор ровно по этому вопросу. Я не стал бы упрощать, что вот они от нас отворачиваются и т. д. Те события, через которые мы проходим сейчас, я имею в виду СВО, конечно... Павел Гусев: Да-да-да. Евгений Примаков: ...и Конгресс [соотечественников], который на этой неделе прошел, – они показывают, что очень многие, наоборот, сплотились. Люди, которые были с какой-то гнильцой, да, они куда-то убежали и прочее; может быть, кто-то из них сделал это по глупости и потом вернется... Но сплочение, наоборот, произошло соотечественников за рубежом вокруг России. Павел Гусев: То есть это реально ощущается? Евгений Примаков: Это реально ощущается. Люди, которые приехали сюда из недружественных стран, зная, что к ним, скорее всего, придет местная охранка с неприятными вопросами: «Что вы делали в России?», «Почему?», «Что за безобразие?» и т. д., и т. д. Павел Гусев: Ну да. Евгений Примаков: Они же не побоялись этого, они все равно поехали. Какое-то время назад, полгода примерно назад, на одном мероприятии, где «Россотрудничество» собирало соотечественников от этих самых КСОРСов, от координационных советов, в Белграде это было, несколько человек из Прибалтики просто не смогло приехать. И они потом объяснили, что к ним пришло KAPO, или как там называется их охранка, и им сказали: «Мы знаем, что вы собираетесь ехать встречаться на площадке Русского дома с какими-то вашими этими соотечественниками. Мы не сможем доказать, были вы там или нет, но мы увидим, что вы туда ездили, и для нас это будет достаточным основанием, для того чтобы вас посадить под арест просто». И люди не поехали, не поехали. Павел Гусев: Вот так вот. Евгений Примаков: То есть люди, которые приехали сейчас, это смелые люди, это замечательные люди, и, я помню, даже аплодисменты были в адрес их храбрости. Павел Гусев: Ну это настоящие наши соотечественники. Евгений Примаков: Конечно. С другой стороны, вот почему я говорю, что сложный разговор? Конечно, сообщество наших соотечественников очень часто бывает разрозненное, в нем есть много внутренних проблем, которые иногда решаются, иногда нет. Бывают страны, где рулят, к сожалению, личные амбиции кого-то; где-то люди не подпускают молодежь, толкаются руками, локтями, считая, что вот «с посольством именно мы дружим, а вот вы с посольством не дружите, это вот нехорошие люди, не общайтесь с ними». Мы стараемся преодолевать это. Одна из наших задач, я имею в виду агентства, – это примирение, объединение этих соотечественников наших самых разных. Павел Гусев: Но все-таки вот влияние этих людей мы можем как-то использовать для того, чтобы все-таки говорить о России там с большой буквы? Евгений Примаков: Термин неправильный «использовать». Павел Гусев: Может быть. Я поэтому и задаю вопрос. Олег Ефремов: Привлекать, обращаться к ним – конечно, можем и должны. Но здесь дело в другом. Понимаете, пропаганда – вещь, конечно, великая, но очень важно, чтобы мы смогли начать с себя. Здесь, в России, мы должны создать все-таки некий, так скажем, аттрактор, который притягивал бы людей к себе. Понимаете, мы часто впадаем в такую дурную достоевщину и начинаем рассуждать о том, что вот у нас особая миссия, у нас особые формы страдания и т. д. Никто не хочет страдать, никто не хочет жертвовать – люди хотят жить по-человечески. И мы должны предложить им свой вариант нормального человеческого существования, основанного на тех самых традиционных ценностях, которые представляют собой основу воспроизводства любого нормального общества, где можно создавать семью, где твой сын вырастет мужчиной, а дочка вырастет женщиной... Евгений Примаков: ...а не наоборот. Олег Ефремов: Где можно вполне себя обеспечивать достойно... И тогда это будут не только те люди, которые когда-то жили в России: возможно, сюда потянутся и другие. И уже есть примеры, к нам приезжают немцы, американцы. Они, кстати, гораздо более консервативны, чем мы их представляем. И забывают, кстати, о том, что все это благополучие американское, европейское создано не, простите, номадами... Павел Гусев: Но они приезжают жить сюда. Олег Ефремов: Жить, работать, считают это своей родиной. Понимаете, [американское, европейское благополучие] создано не номадами этими, не этими, простите, гомосексуалистами, не гедонистами – это создано упорными верующими тружениками, носителями тех самых традиционных ценностей. И жив этот мир и воспроизводится он там только благодаря тому, что такие люди остались. Но сегодня эти люди чувствуют себя там чужестранцами, а здесь они могут быть соотечественниками. Сергей Пантелеев: Здесь нужно учитывать один очень важный момент. Я в самом начале упоминал про 25 миллионов русских людей, которые оказались за границей после распада СССР. Вот когда мы говорим о русских общинах за рубежом, то прежде всего это т. н. «диаспора катастрофы». И русские традиционно никогда не были народом-диаспорой. У нас есть традиционные народы, такие как армяне, евреи, китайцев, кстати, очень мощная диаспора, и для них диаспора – это способ выживания в этом мире. Русские всегда тяготели к большой государственности, к державности, и это вот собирание, соборность нам очень присущи. В этом отношении вопрос, почему русские общины за рубежом не настолько влиятельны, как те же, например, армяне, он стоит очень остро, но он объясняется просто культурно-историческим процессом. Павел Гусев: Все понятно. Сергей Пантелеев: Вопрос в чем? Вопрос в том, что здесь я бы в чем-то согласился, в чем-то бы нет. Нам прежде всего необходимо российскому государству создать такое положение в работе с соотечественниками, такой статус соотечественника, чтобы те наши недруги, которые начинают наших братьев, друзей, соратников преследовать политически, сажать в тюрьмы и раздувать русофобию, чтобы они десять раз подумали, стоит это делать или нет. Потому что, к сожалению, у нас все еще так получается, что многие очень заслуженные соотечественники, попадающие в сложную ситуацию, приезжают в Россию, и они далеко не сразу могут получить российское гражданство... Павел Гусев: Да, конечно. Сергей Пантелеев: Более того, есть много примеров, когда люди, которые написали много книг, доктора наук, вынуждены сдавать экзамен на знание русского языка... Павел Гусев: Безобразие. Олег Ефремов: И проваливают его, бывает. Сергей Пантелеев: Кстати, такое тоже бывает. И вот нужно начать здесь с себя. Но есть еще один момент с точки зрения нашей миссии. Вот здесь страдания, Достоевский – конечно, это все, может быть, и так можно сказать. Но очень многие сегодня, в т. ч. и те люди, о которых вы говорите, которые едут в Россию, а может быть, даже не едут, смотрят в Россию с надеждой, для них, может быть, Россия – это действительно та страна, которая сегодня отстаивает ценности, которые с точки зрения в т. ч. представителей старой Европы могут спасти их государства. Павел Гусев: Да и человечество в целом. Сергей Пантелеев: Конечно. Россия борется за собственный суверенитет и за суверенитет для всех, и в этом миссия есть, почему нет. Евгений Примаков: Здесь важная есть одна история, связанная вот как раз с тем, что мы можем сделать для соотечественников, наверное, не сказал бы, что впервые, но это очень стало заметно сейчас, именно в ситуации, когда Россия, что называется, в кольце врагов, хотя и в кольце друзей тоже, но вот враги у нас появились явные совершенно... Впервые в среде соотечественников так ярко появилась мысль, не что нам отечество должно дать, а что мы можем сделать для России, как мы ее можем поддержать. Вот это явно совершенно и на конгрессе сквозило. Павел Гусев: Очень важно, спасибо. Хочу сейчас заострить вопрос про русскоязычные СМИ за рубежом. Речь не про корреспондентские пункты наших телеканалов и газет в разных странах, а про условно независимые СМИ, которые пишут или вещают на русском языке по всему миру. И ведь многие из них вредят и ругают все российское, причем зачастую делают это даже не по убеждениям, а в угоду спонсорам: кто платит, тот и музыку заказывает. Хочу откровенно спросить: можем ли мы на эту музыку повлиять? Вот, например, в Киргизии уже 100 лет существует газета «Слово Кыргызстана», выходит на русском языке, и скоро может перестать выходить, потому что местные власти финансировать газету прекратили, а Россия и не начинала. И чтобы как-то выжить, редакция вынуждена публиковать материалы в интересах представительств, к примеру, Индии или Китая, потому что они платят. К нам из Бишкека присоединяется главный редактор этой газеты Тамара Слащева. Здравствуйте, Тамара. Расскажите о ваших трудностях. Тамара Слащева: Добрый день. Вот вы уже проговорили, что нашей газете в марте следующего года исполняется 100 лет. Это правопреемница газеты «Советская Киргизия» органа ЦК Компартии Киргизии советского времени; после развала Союза она стала называться «Слово Кыргызстана». Именно с 1991 года нашу газету отправили на самофинансирование, хотя учредитель у нас правительство. После пандемии у нас сложилась очень сложная ситуация: у нас упал сильно тираж; рекламодатели больше уходят в интернет, хотя у нас есть электронная версия газеты, но к нам пока не идут; ну и куча других проблем. То есть уже зарабатывать самостоятельно деньги мы не можем. И вот в этом году сложилась просто аховая ситуация. По логике вещей, сегодня должны были вообще остановить печать газеты, потому что типография сказала: «Все, хватит». Больших трудов стоило убедить, чтобы дали нам еще хотя бы один месяц в надежде, что все-таки нас услышат и нам кто-нибудь поможет. И если брать по размерам, соответствующим каким-то тратам у нас здесь, внутри государства, то и сумма-то не такая большая, т. е., я думаю, правительство могло бы выделить деньги. Но, к сожалению, правительство нам отказало, и сейчас у нас вся надежда на... Павел Гусев: Правительство Киргизии, вы имеете в виду, [отказалось] выделить деньги? Тамара Слащева: Да, правительство Киргизии нам отказало, они наши учредители, а с 1991 года мы находимся на хозрасчете, т. е. мы сами для себя зарабатывали деньги, т. е. нам вообще ничего не финансировали. После пандемии два раза нам уже оказывали помощь на оплату типографских услуг. Сейчас мы как раз больше всего должны типографии. Денег у нас нет, спонсоров нет. Хотя нам предложили искать спонсоров, гранты... Но вы, наверное, тоже знаете, что не все фонды дают государственным газетам гранты. Павел Гусев: Да-да. Тамара Слащева: Особенно западные. То есть мы много куда обращались, но это нас не спасло. Павел Гусев: А Россия могла бы, например, оказывать вам помощь? Это не стало бы каким-то отрицательным для вас явлением в работе? Тамара Слащева: Я думаю, нет, в данной ситуации думаю, что нет. Тем более все-таки Россия и Кыргызстан – стратегические партнеры, мы полностью освещаем все, что происходит в России. Потом, мы единственная государственная русскоязычная газета, которая осталась в Кыргызстане. У нас, к сожалению, в прошлом году закрыли районные, городские и областные газеты и на русском, и на кыргызском языке. И вы знаете, даже хочу сказать, подчеркнуть, что даже вот наши товарищи, газета такая же правительственная «Кыргыз Туусу», бывшая «Советтик Кыргызстан», они тоже в сложных условиях находятся, но за счет тиража они еще как-то справляются со своими проблемами. То есть сложилось такое впечатление, что печатные СМИ вообще уже никому не нужны. Мы уже бьем во все колокола, куда только ни обращались... Павел Гусев: Ну а в Россию вы не пробовали обращаться, к российским структурам все-таки? Тамара Слащева: Нет, понимаете, мы в свое время несколько раз обращались к посольству России: «Мы не просим у вас денег – вы помогите нам кого-нибудь найти в России, тех же каких-то спонсоров». Даже стоял вопрос о том, что, может быть, какой-то... Бумага у нас самая дорогая считается тут при выпуске газеты – «может быть, вы найдете нам такого спонсора, кто нам газетной офсетной бумагой поможет?». Но, к сожалению, ничего у нас не получилось. Павел Гусев: Евгений Александрович, в данной ситуации как можно, какие советы дать? Есть ли возможность вообще? (Я не говорю про ваши структуры.) Может быть, есть возможность оказать какую-то помощь, для того чтобы найти спонсоров, найти людей, которые готовы поддержать? Мы-то заинтересованы в том, чтобы такая газета была. Евгений Примаков: Ситуация на самом деле сложная именно потому, что учредитель – государство, это раз. Два – это иностранная организация, мы, если говорить про «Россотрудничество», федеральный орган исполнительной власти, а в этом есть свои большие плюсы, но и большие минусы: я не могу тратить деньги... Павел Гусев: Я понимаю. Евгений Примаков: ...хотя мне говорят, что «агентство вмешалось в иностранные дела»... Если я потрачу хотя бы рубль на иностранную организацию, ко мне придет наша Счетная палата и будет задавать мне скучные вопросы... Павел Гусев: Ну да... Но все-таки мы не о деньгах говорим, а о совете. Может быть, помощь, найти, может быть, обращение сделать о том, что давайте, ребята, ну посмотрите... ? У многих ведь русских бизнесов есть там интерес. Евгений Примаков: Я думаю, что мы свяжемся и обсудим это дело, потому что у меня, пока вот слушал вас, пара затей появилась, не факт, что получится. Пока что из того, что мы можем сделать как агентство, – это вас включить в какие-то наши образовательные курсы и пр., но это вам не сделает погоды, вас это никак не спасет. Еще одна проблема, о которой мы сейчас не говорим, так за скобки ее выносим, у вас это проскользнуло: люди постепенно перестают читать бумагу. Павел Гусев: Да. Евгений Примаков: Это большой, я бы сказал, цивилизационный сдвиг, и это будет происходить дальше. То есть можно попытаться найти спонсора, вытащить вас и т. д., но число ваших читателей все равно будет снижаться, все равно придется вкладываться в «цифру», пытаться работать именно в «цифре», это неизбежно абсолютно. Павел Гусев: У них есть электронная версия. Тамара Слащева: Да, у нас есть своя электронная версия газеты, сайт, мы в других соцсетях, у нас есть телеграм-канал. Вот я как раз по поводу «Россотрудничества» хотела сказать. Сегодня наша сотрудница к вашему представителю в Кыргызстане подошла, просто о такой мелочи попросила: «Сделайте запрос нашему руководству, что будет дальше с газетой «Слово Кыргызстана»». И это было не случайно, потому что до нас доходят такие слухи... Когда мы предали публичности нашу ситуацию, когда российские телеграм-каналы про нас рассказали, некоторым чиновникам это не понравилось. И у нас есть такое предположение (я так называю, потому что непроверенный факт не буду совсем озвучивать), что сейчас в принципе ждут того, что мы встанем и сотрудники просто уйдут отсюда (хотя у сотрудников у всех большие долги по зарплате), и газету возобновят, но уже с другим коллективом, – вот такая есть ситуация. И когда наша сотрудница попросила, чтобы просто сделали запрос на официальном уровне, все-таки «Россотрудничеству» ответили бы, раз нам никто ничего не говорит, он сказал: «Вы же не газета соотечественников, вы правительственные, мы этого делать не будем». Ну и все, а так... Евгений Примаков: Смотрите, об этом запросе я знаю, мне передали мои уже коллеги, здесь... Мы опять же ФОИВ, знаете, я говорю, кроме преимуществ это проклятье в каком-то смысле, потому что мне нужно, чтобы посольство этот запрос отправляло, и отправляло это в МИД. Будь я фондом, я бы это сделал вот так [по щелчку], но, к сожалению, огромное количество... Павел Гусев: Тамара, мы услышали вас. Евгений Примаков: Давайте займемся мы, ладно? Павел Гусев: Да, давайте. Мы услышали вас. Здесь есть люди, которые имеют возможность решать эти вопросы, но не напрямую, а решать так, чтобы найти тех, кто может помогать. Мы желаем вам успеха, будем наблюдать и будем стараться вам помочь. Спасибо вам большое! Работайте! Тамара Слащева: И вам спасибо за приглашение! Павел Гусев: И пусть ваши журналисты верят в победу, в победу слова! Тамара Слащева: Мы верим в победу! Мы не сдаемся! Павел Гусев: Спасибо. Евгений Примаков: Спасибо. Сергей Пантелеев: Здесь есть еще одна очень серьезная проблема, которую мы сейчас видим, – это государственные СМИ и русскоязычные государственные СМИ. Помимо того что там есть проблема бумаги, «цифры» и т. д., это иллюстрация яркая того, что русский язык, а значит, русская культура, постепенно уходит даже из такой дружественной страны, как Кыргызстан, который является членом нашего Евразийского экономического союза... Павел Гусев: Подождите-подождите, вы знаете ведь, что самое главное в Кыргызстане? У них русский язык официальный, как и кыргызский, по Конституции. Сергей Пантелеев: Официальный, конечно. Это, бесспорно, является одним из нехороших симптомов, свидетельствующих о том, что мы теряем наши позиции. Павел Гусев: Совершенно верно. Евгений Примаков: Вот тут особое мнение сейчас будет, извините, пожалуйста. Павел Гусев: Так, давайте. Евгений Примаков: Смотрите, цифры, о которых вы говорили в самом начале, 350 миллионов, снижение объективное. «Россотрудничество» по работе наших точек в Киргизии, в Таджикистане, в Узбекистане, вот по этому поясу, мы ищем преподавателей, чтобы нанять, и ищем помещения, потому что спрос бешеный, невероятный спрос на русский язык. Павел Гусев: Хотят учить русский язык. Евгений Примаков: Очень хотят. Павел Гусев: Потому что прекрасно понимают, что... Евгений Примаков: Дальше. Провели социологию, уже третий год мы ее проводим, где мы очень внимательно отслеживаем отношение к русскому языку, к образованию на русском языке, гуманитарной помощи из России, экономическим программам – в общем, всему, там сто пятьдесят тысяч параметров, с ВЦИОМ вместе мы это делаем. Киргизия и Таджикистан самые такие вот страны, где русский язык по-прежнему невероятно популярен. Сергей Пантелеев: Сто процентов, да. Евгений Примаков: И отношение к преподаванию русского языка... Слушайте, до 90%, от яркой поддержки, того, что «давайте больше расширять преподавание русского языка», до просто позитивного, такого теплого к нему отношения. Это очень здорово. Конечно, каждое из государств (тут в поддержку вашу уже), каждая из этих стран пытается продвигать свои национальные языки. Павел Гусев: Конечно. Сергей Пантелеев: Конечно. Евгений Примаков: И продвижение национального языка, безусловно, влияет на положение русского языка, потому что здесь очень важно, что... Да, мы можем поставить больше учебников, мы можем открыть еще курсы русского языка, но мы должны понимать, что вот этот интерес к русскому языку не потому, что люди вдруг полюбили Пушкина... Сергей Пантелеев: Это принципиальный тезис. Евгений Примаков: ...а потому, что это экономический шанс. Павел Гусев: Вот. Евгений Примаков: Потому что работает ЕАЭС, потому что работа, потому что туристы и т. д. И чем сильнее мы будем экономически, тем больше будут люди... Павел Гусев: Надо сказать, что я «МК» издаю в Кыргызстане. Сергей Пантелеев: Я бы даже сказал, что принципиальный вопрос здесь – это миграционная составляющая, поскольку люди изучают русский язык, для того чтобы ехать в Россию и зарабатывать деньги. Павел Гусев: Совершенно верно. Сергей Пантелеев: И вот это другая проблема. Это вовсе не означает, что у нас там все совсем хорошо. Здесь есть момент определенного потребительства в отношении русского языка. Да, это где-то нам выгодно, но все-таки мы понимаем, что это для того, чтобы деньги заработать, а не для того, чтобы читать Пушкина в подлиннике. Олег Ефремов: Тут такой момент еще, коллеги. Я полностью согласен с тем, что нужно продвигать русскоязычные СМИ, что в любом случае изучение русского языка – это нам на пользу, и даже если его учат с какими-то потребительскими целями, это все равно приобщение к русской культуре. Но давайте вспомним советский опыт (ведь тоже нас, мягко говоря, не любили). Вот мой отец был редактором «Московских новостей» на испанском языке. Мы помним, это была целая серия газет, которая выходила на арабском, на французском, на английском, на испанском, и эти газеты несли во весь мир информацию о нашей стране и создавали ее образ, создавали симпатии к ней. Причем это было не только в мире социализма, это было в Испании, в той же Латинской Америке, и это подстегивало интерес и к русской культуре, и к изучению русского языка. Да, конечно, мы должны продвигать русский язык, но, может быть, нам нужно идти за рубеж в т. ч. и на том языке, на котором там говорят в т. ч. и наши соотечественники? Павел Гусев: Может быть. Сергей Пантелеев: Конечно. Евгений Примаков: Конечно. Олег Ефремов: Может быть, так притягивать их к России? Павел Гусев: Но это мы говорим об иновещании, вы помните, у нас было иновещание, в центре Москвы была такая большая... Олег Ефремов: И был Союз обществ дружбы, который тоже всем этим занимался. Павел Гусев: Да-да-да. Олег Ефремов: Вот этот опыт очень интересен. Наверное, надо было бы его тоже использовать. Евгений Примаков: Союз советских обществ дружбы был общественной организацией, и по-прежнему есть ее осколки, работают эти общества дружбы, но они ни к чему не прислонены. Потому что федеральное агентство «Россотрудничество» формально – это реорганизованный тот самый ССОД, но это государственное уже агентство, тот самый ФОИВ (извините за птичью аббревиатуру). А ССОДы, общества дружбы вот эти вот, они ни при ком, они сами, они выживают сами: они сами получают себе юридические адреса какие-то и пр., пр., сами нанимают себе бухгалтера, они работают вот на самовыживании, как газета «Слово Кыргызстана». То, что касается иновещания. Опять же, не будем про бумагу, вот эти все низменные материи: у нас есть Sputnik, у нас есть RT на разных языках. Павел Гусев: Да, совершенно верно. Евгений Примаков: Мы ушли в «цифру», все понятно и очевидно. Но мне кажется, есть еще одна, пока что не рассмотренная нами возможность, – это покупать медиаресурсы там. Павел Гусев: Совершенно верно. Евгений Примаков: В их медиаресурсы вкладывать бабки. Пусть это будет через какие-то посреднические организации, потому что никто сейчас «Газпрому» не продаст какую-нибудь газету, просто сделают все, чтобы этого не было, но через, что называется, извините, «прокладки» это можно сделать, это реально. Павел Гусев: Но есть интернет-сайты, есть интернет-газеты... Евгений Примаков: Конечно. Павел Гусев: Есть интернет-журналы и много других вещей, телеграм-каналы, которые можно использовать в этом отношении. Сергей Пантелеев: Я полностью соглашусь по поводу того, что нужно и покупать, и все использовать. Есть один очень важный момент, связанный с тем, что мы часто не ценим те небольшие СМИ, небольшие инициативы информационные от наших соотечественников, от русофилов, которые делают огромную работу в нынешних условиях, когда все государственное российское, например, в недружественных странах всячески прессуется и запрещается, даже все, что косвенно может быть связано с Россией, с русскими, запрещается, но все-таки есть какие-то ресурсы, которые продвигают близкую нам повестку. И конечно, с ними нужно сотрудничать, всячески нужно сотрудничать, в т. ч. и привозить в новые регионы, показывать, как Россия живет, что здесь далеко не так ужасно, как рассказывают у них. Но здесь я бы акцентировал внимание на еще одной проблеме. Мы говорим о русском языке. Вот давайте вспомним, как разваливали Советский Союз, роль «Голосов». Павел Гусев: Да... Сергей Пантелеев: Вот когда мы к русскому языку изначально относимся как просто к панацее от всех бед – нет: русский язык должен быть связан с русской культурой, с русской историей, с русским государством, с русским народом, и тогда это ход. Олег Ефремов: Совершенно верно. И нужно объединять всех наших друзей, понимая, что даже если они не имеют русских корней или не очень хорошо владеют русским языком, они все равно могут быть частью нашего российского социокультурного мира. Павел Гусев: Совершенно верно! На этом я вынужден закончить разговор, программа подошла к концу. Благодарю вас всех за обсуждение этих непростых вопросов. Время теперь такое, что приходится делиться на своих и чужих, а своих бросать нельзя. Всех с праздником! Я, главный редактор «МК» Павел Гусев, прощаюсь на неделю.