Павел Гусев: Здравствуйте. Я Павел Гусев, и это «Клуб главных редакторов». Сегодня, пожалуй, не станем анализировать события недели, не будем выдавать прогнозы на будущее. Сегодня предлагаю завести разговор на тему, которую, возможно, кто-то из моих коллег даже сочтет неэтичной, – давайте поговорим о журналистах, о журналистике. Почему столько претензий к нашему брату? Какова цена журналистской ошибки? Все ли в порядке с уровнем грамотности, и кто воюет на информационном фронте? Сегодня у меня в гостях Владимир Мамонтов, генеральный директор радиостанции «Говорит Москва»; Владимир Соловьев, председатель Союза журналистов России; и Кира Буренина, редактор журнала «Счастливая и красивая», в прошлом главный редактор суперпопулярного женского журнала «Лиза». Ну что ж, вы можете судить уже по моему представлению гостей, будем говорить о самой разной журналистике. И хочется понять, какая сегодня востребована, а какая отжила свое. И первый вопрос к коллегам у меня такой – как вы считаете, за что зрители, читатели или слушатели сегодня действительно вправе критиковать журналистов? Хочу услышать мнение каждого из вас. Пожалуйста. Ну, давайте начнем с председателя Союза журналистов. Владимир Соловьев: Во-первых, я хочу сказать, что все направления журналистики, по сути, интересны, важны, у каждого направления есть свой читатель, свой зритель, свой слушатель, и у центральных каналов, и у женских журналов, и у радиостанций. Кто-то привык слушать по утрам, когда едет на работу, свою любимую радиостанцию, кто-то читает в метро любимый журнал, кто-то привык весь вечер смотреть телевизор. Понятно, что всегда у аудитории, у наших зрителей, читателей, слушателей, есть определенный набор претензий к журналистам. Сейчас во многом в т. ч. это связано с тем, что неимоверный объем информации сваливается всем нам на голову каждый день и трудно разобраться простому представителю аудитории в том, что вообще происходит. Иногда появляется набор вот этих вот фейкньюс, причем иногда созданных целенаправленно, для того чтобы каким-то образом повлиять на нашу аудиторию, в негативном смысле повлиять. И сейчас мы живем вообще в уникальных условиях, когда против нашей страны ведется небывалая информационная война... Павел Гусев: Мощнейшая, я бы сказал, такой вообще не было даже... Владимир Соловьев: Никогда. Павел Гусев: Никогда, и представить было сложно. Но, правда, и тогда, скажем так, в старые времена, не было и таких возможностей, не было интернета, не было иных средств воздействия на читательскую или иную аудиторию. Владимир Соловьев: Да. И это война без всяких правил, война с применением самых грязных технологий. Самые мощные специалисты всего западного мира по военной спецпропаганде сейчас пытаются повлиять на нашу аудиторию. Иногда у них это получается, но в принципе в основном наш журналистский корпус все-таки удар держит. Это видно по рейтингам, это видно по тому, как относятся люди сейчас к власти и к тому, что происходит на фронте... Павел Гусев: Владимир Геннадиевич, ну а все-таки, за что обычный, простой читатель, не власть, не администрация той или иной структуры государственной, может сегодня все-таки критиковать журналистов? Неужели у нас с вами ну вот так вот все идеально, на «отлично»? Владимир Соловьев: Конечно, не идеально. Критикуют и перестают читать, слушать, смотреть, когда скучно, когда неинтересно, когда человек говорит и пишет казенным языком, когда это делают неграмотные, к сожалению, наши люди, а уровень грамотности журналистов сейчас далек от идеала, особенно в регионах... Иногда выходят после факультета наши коллеги, не знают элементарных совершенно вещей, пишут и говорят с ошибками, говорят плохим русским языком... Это неинтересно слушать, смотреть, читать. Поэтому иногда аудитория уходит в параллельные реальности, уходит в телеграм-каналы, в ютуб-каналы. И понятно, что существует мощнейшая конкуренция со стороны блогеров, авторов телеграм-каналов, ютуб-каналов... Павел Гусев: Совершенно верно. Владимир Соловьев: ...которые, по сути, не являются журналистами и не несут никакой ответственности за свои слова. Павел Гусев: А ведь, я хочу напомнить, мы все-таки достаточно, так скажем, уже взрослые люди и помним советское время, помним журналистику 1990-х гг. Вы помните ведь, насколько грамотно, насколько умело работали журналисты того периода? Это была эпоха, так скажем, вот завершения Советского Союза, перехода в новую эпоху, и журналистика ведь тогда, вспомните, она поднялась до небес. Владимир Мамонтов: Да. Павел Гусев: Журналистов знали по именам, в лица. Журналисты были нарасхват везде. Появились передачи, которые остались в памяти, в истории государства. Владимир Соловьев: И даже не телевизионных – газетных журналистов. Павел Гусев: Да, и газетных, и журнальных. Возьмите того времени «Огонек», «Московские новости» – это же был, так сказать... Кира Буренина: ...большой секрет. Павел Гусев: ...вулкан, который постоянно... Не дымил впустую – он все время выбрасывал информационные сенсации. Володь? Владимир Мамонтов: Это все было на самом деле. Каждый работал по-разному, кто-то на политической сенсации делал, «Огонек» вскрывал прошлое под новым углом зрения, и тоже все это читали, «боже!» и т. д. Потом многое из этого оказалось не совсем так... Но ладно. Это были, конечно, такие фантастические довольно времена. Те, кто занимался тогда, скажем, более... Павел Гусев: Ну а что сейчас? Владимир Мамонтов: ...более народной журналистикой, те тоже время даром не теряли, как «Комсомолка» и «Московский комсомолец». Павел Гусев: Совершенно верно. Владимир Мамонтов: Соревновались, «как бы нам миллиончик свой, два миллиончика»... Павел Гусев: Да, оторвать лишний миллиончик тиража. Владимир Мамонтов: Да, тиража-тиража. Павел Гусев: Не денег. Владимир Мамонтов: Не денег, тиража. И безусловно, эти времена... Вот в таком виде они больше не повторятся. Но у нас сейчас есть совершенно определенная задача: рассказать обществу... Ну, много всяких разных задач. Если говорить, допустим, о военных делах – рассказать, что там на самом деле происходит. Если мы ведем речь о санкционной политике, нам важно людям не просто сказать: «Да не волнуйтесь, все будет хорошо!» – этого мало. Нужны люди, эксперты, которые расскажут: ребята, вот тут будет плохо, но вот тут мы победим, а вот по тому-то, тому-то и тому-то, вот это мы заместим, это мы сделаем сами... «А что поехал председатель Совмина Белоруссии в Сибирь?» – а вот то и поехал: там, видимо, и военные дела, и не только военные, и промышленность, общая промышленная политика и т. д. Вот это понимание того, что мы пришли в совершенно новую обстановку и работать надо по-новому в каком-то смысле... Ну, блогеры... Во-первых, у них нет, прямо скажем, таких серьезных источников информации, они подвержены... Это и фейки, это и деньги, которые им платят... Павел Гусев: Ну конечно, да. Владимир Мамонтов: Значит, он несет эту ахинею не просто так, а за деньги, ну и т. д., много там всего, всяких этих несчастий. Поэтому те, кто вот... слово хорошее было сказано... представляют ответственную журналистику, я буду продвигать это слово, оно мне очень нравится, «здравомыслие». Вот это здравомыслие очень нужно нам сейчас. Павел Гусев: Кира Владимировна? Кира Буренина: Я тоже согласна с тем, что очень многие журналисты нынче ангажированы, они работают для работодателей, которых интересуют рейтинги и в конечном итоге интересуют вопросы прибыли. Но мне хотелось бы сказать о другом. Действительно, журналистика 1980-х гг. была очень ответственной, и я проходила практику в «Московском комсомольце», у меня две статьи вышло проблемных, которые актуальны и сейчас, например, это вопросы были подняты достаточно серьезные и глубинные касательно, например, судьбы выпускников института, хотят ли они идти по распределению или нет. И нынче как раз, мне кажется, не хватает журналистики, скажем так, с гуманистическими позициями, потому что мой учитель, знакомый, в какое-то время работодатель Томас Анатольевич Колесниченко, наш знаменитый журналист-международник, говорил о том, что журналист должен побуждать людей не только воспринимать информацию и быть осведомленными, но и думать и размышлять о том, что он сейчас прочитал, и в конечном итоге любой журналистский материал должен побудить к какому-либо действию, к позитивному и созидательному. И это сейчас, к сожалению, отсутствует. Потому что мы видим, например, новости, которые даже не новости, а создана, например, новостная колонка в электронном СМИ, где повторяется одно и то же три раза, и клик идет, накручивается, так сказать, читательская аудитория, но на самом деле читатель читает три раза одну и ту же фразу и потом спрашивает: «А что я сейчас прочитал?» Павел Гусев: Ну да. Кира Буренина: Это отнимает время, внимание и вместе с тем доверие к самому источнику. Павел Гусев: Да, совершенно верно. Скажите, ну вот вы начинали и в «МК», наверное, и в других изданиях и потом вдруг в женскую журналистику, вот в женскую тематику ушли. Что случилось? Там легче было найти себя, интересы? Или это мода своеобразная так вас, знаете, увела в сторону от серьезных вещей? Кира Буренина: Нет, вопрос случая. Но я была главным редактором журнала «ТПП Партнер», который выпускала как раз с Томасом Анатольевичем Колесниченко и под руководством Евгения Максимовича Примакова. Я выпустила два номера, которые были серьезные, они были посвящены вопросам экономики, вступления России в ВТО. И Томас Анатольевич умер, и что дальше, было неизвестно, какова будет судьба журнала и отдела, в котором он работал, возглавлял. И я просто спамово разослала свое резюме по всем издательским домам, и меня пригласили в журнал «Лиза», издательский дом Burda. Павел Гусев: Ну, надо сказать, что в этот период времени, согласитесь, глянец очень так сильно поднял журналистику... Кира Буренина: Это был 2003 год. Павел Гусев: ...и очень многие туда перешли, и тиражи глянца были тогда просто сумасшедшие, все это было, так скажем, вот прямо завалы глянцевых журналов. Но тем не менее, давайте мы все-таки вернемся к нашим реалиям. Мы сейчас все вспоминаем 1990 год, потому что это был расцвет журналистики и статусность. Вспомните, многие политики говорили, что мы чуть ли не четвертая власть, мы это делать можем, это... Действительно, влияние журналистики было большое. Что сейчас происходит? Что мы можем сейчас говорить о журналистике как о профессии и как направлении деятельности и в политике, и в экономике, ну и, наверное, в созидании нашего государства? Потому что, вот посмотрите, на этих днях... это не журналисты, конечно, я их не считаю... арестовывают одного блогера, до этого еще одного блогера... Это что происходит? Почему мы сегодня говорим, что вот это блогерство, которое пытается занять место журналистов, при этом это все построено и на вранье зачастую, на отмывании денег, больших денег причем... ? Что здесь делать? Вот, пожалуйста, Владимир Геннадиевич. Владимир Соловьев: Есть такая поговорка: если все журналисты, то никто не журналист. Сейчас любой школьник со смартфоном может снять что угодно или написать и распространить на огромную аудиторию эту информацию в Сети. Когда вот меня спрашивают, в чем разница между журналистом и блогером, я говорю, что блогер хочет иметь права журналистов, но не хочет иметь его обязанности. Павел Гусев: Во! Владимир Соловьев: Соответственно, блогер не отвечает за свои слова, а профессиональный журналист должен многократно, как нас учили, проверять... Павел Гусев: Всегда отвечает. Владимир Соловьев: ...верифицировать информацию. Соответственно, блогер может легко и брать деньги за это, и есть практически в каждом регионе страны несколько блогеров, которые занимаются, по сути, вымогательством, которые говорят о том, что «мы можем (например) написать про руководство региона что-нибудь плохое», и ему аккуратно платят деньги, есть такая тема... Кира Буренина: Шантаж. Владимир Соловьев: ...чтобы они молчали, к сожалению. И иногда встречаются главы регионов не с журналистами, а с блогерами, потому что считают их какой-то силой. На самом деле это не сила – это группа вымогателей. Павел Гусев: Владимир Геннадиевич, больше вам скажу – я возмущался тем, что совсем недавно в одном из регионов я увидел, что в День печати, который был в январе месяце, неожиданно бо́льшую часть наград получили блогеры. Владимир Соловьев: Да, ага. Павел Гусев: Причем не было среди них профессиональных журналистов и профессиональных изданий – блогеры какие-то получали за материалы, так скажем прямо, далекие от журналистики. Владимир Соловьев: Вот поэтому мы с вами не берем в Союз журналистов блогеров. Если они официально зарегистрируют свое СМИ, тогда уже да, тогда ты с нами. Если нет, то извини. Павел Гусев: Да, вот это очень правильное решение, кстати говоря, Союза журналистов России. Владимир Соловьев: Правильное на самом деле, да. Павел Гусев: Я его тоже поддерживал, был на этом заседании, когда мы говорили об ответственности журналистики в целом и говорили о том, что нельзя просто так сегодня отмахиваться от этой «массовки» в виде блогеров – мы должны их или привлекать на свою сторону, как я понимаю, и вот Владимир Геннадиевич очень точно тогда определил, было воспринято на заседании Союза журналистов: давайте регистрируйтесь, приходите к нам, и работаем вместе, и тогда вы почувствуете и нашу защиту, и мы почувствуем ваше отношение к журналистике и к слову. Владимир Мамонтов: Ну, справедливости ради надо сказать, что и в прежние времена умели пошантажировать журналисты или их руководители. Кира Буренина: Да. Владимир Мамонтов: Знаменитая фраза Гусинского: «Ну что ж, тогда будем мочить». Павел Гусев: Да! Это Гусинский. Владимир Мамонтов: Это не выкинешь, это знаменитая фраза Гусинского. Но что я хочу сказать? Вот эти люди, блогеры или не блогеры, какие-то люди, которые пишут безответственно, ты к ним подойдешь, а они тебе скажут: «А мы пользуемся великой идеей свободы печати», «А у нас свобода совести», «А у нас еще чего-нибудь». Я всегда вспоминаю по этому поводу опять про свое знаменитое и любимое мое здравомыслие. Когда-то Марк Твен сказал: «У нас в Америке есть три великих основы, на которых мы держимся: свобода печати, свобода совести и свобода не пользоваться ими, если это не нужно». Павел Гусев: Очень хорошо! Владимир Мамонтов: Вот это очень важный момент, когда вот это все вместе работает, когда есть кто-то, есть коллектив, есть люди, которые разделяют эти взгляды и работают... Павел Гусев: Совершенно верно. Владимир Мамонтов: …тогда это возможно. А если нет, ну чего, мели, Емеля, твоя неделя, ну и что? Павел Гусев: Да. Дело в том, что мы с вами должны прекрасно понимать, что любое государство и общество работает по Конституции, законодательству и нет государств, где нет таких законов, в которых бы определяли работу не только журналистов, и политиков, и многих других, иначе это будет сумбур и анархизм, который никому не нужен. И мы прекрасно понимаем, что сегодня журналист должен работать по законам нашей России, нашего государства, и это очень важно. И здесь не должно быть... Вот я к вам обращаюсь, это не должно, женский это журнал, или это мужской журнал, или это политическая газета, или это общеобразовательная какая-нибудь газета... Кира Буренина: Да. Мне кажется, что блогеры – они как самокатчики в наше время. Павел Гусев: Очень хорошее, первый раз я такое выражение слышу. Кира Буренина: Мы как-то пропустили момент, когда самокатчики выехали на улицу, а сейчас их так много и они создают столько проблем, что уже пришли к выводу, что их надо каким-то образом регулировать, регистрировать и давать права на вождение этих самокатов. Мне кажется, что мы должны как-то решить этот вопрос с блогерами и отрегулировать эту деятельность. Павел Гусев: Но некоторые, прямо скажем, даже попадают под уголовные статьи, их происходит задержание, мы все это видели... Кира Буренина: Да-да-да. Владимир Мамонтов: Если раньше мы с тобой все упирали, что нам тут какой-нибудь партком мешает свободу продвигать... Павел Гусев: Совершенно верно. Владимир Мамонтов: ...то сейчас потрясающе наоборот. У меня есть блогер добрый, на которого я подписан, он токарь, и у него... Он токарь, он точит, показывает, как это делать, я говорю, великолепный такой блогер, великолепные эти его видосики и т. д. А внизу стоит «Z», он поддерживает операцию. YouTube его закрывает: или убирай «Z», или мы тебя закроем. Ну, он уйдет, он знает куда уйти, у него огромная аудитория, его любят все и т. д. Он работает реально в селе, реально тракторы ремонтирует и показывает заодно всяким чувакам... Павел Гусев: То есть это никакой не подставной... ? Владимир Мамонтов: Нет, это никакой не подставной: он пьет чай, рассказывает медленно, пьет чай из подстаканника, обалденный. «Дневник сельского токаря» называется, шикарная штука. Павел Гусев: Я бы хотел к началу нашего разговора все-таки вернуться, мы начали поднимать вопрос о факультетах журналистики, об обучении. Вы знаете, сравнительно недавно мы собирали деканов факультетов журналистики и обнаружили очень интересную деталь: оказалось, что большинство факультетов журналистики, а их у нас в стране около ста, занимаются подготовкой не журналистов, а пиарщиков и секретарей для различных структур, и частных, и государственных. То есть это вот эти вот, знаете, девочки и мальчики, которые говорят за руководителя где-то на каких-то конференциях или еще что-то. Вот что происходит. Владимир Соловьев: Это то, что называется «медиакоммуникацией» как бы. На самом деле растет конкурс на факультеты журналистики по всей стране, при этом в подавляющем, просто в подавляющем большинстве туда идут девушки. Павел Гусев: Да. Владимир Соловьев: Наша профессия становится женской. Я не знаю, хорошо это или плохо. Когда я учился, было 50 на 50, когда мои дети учились, было 70 на 30 где-то, сейчас... Я вот учился на международном отделении факультета журналистики МГУ том самом, куда брали только 30 парней и только из Москвы. Сейчас они решили возобновить международное отделение, меня Вартанова, декан, позвала выступить перед ними. Я прихожу, сидит 50 девушек и 3 парня. Так что меняется профессия, конечно, и много, много ребят, ну девушек в подавляющем большинстве. Я выступаю часто... Павел Гусев: А может быть, это потому, что профессия перестала быть хлебной? Кира Буренина: Ага. Павел Гусев: И мужики перестали туда идти? Владимир Соловьев: Да, это зависит от зарплаты. Владимир Мамонтов: Это вообще в значительной степени (я прошу прощения, если перебил) институт благородных девиц. Она выходит с хорошим образованием более-менее, умеет что-нибудь сказать, умеет то, умеет се... Я в одном провинциальном университете разговаривал с такими журналистами, и действительно пацанов штук 10, а девушек штук 600. Значит, я говорю: «А что же, вы же все туда? Вот я же знаю, сколько примерно требуется вам мест, сколько вы займете, кадры, а остальные куда?» Кира Буренина: В блогеры. Владимир Мамонтов: Тогда еще блоги были так. Одна совершенно искренне сказала: «Замуж». Кира Буренина: Ну, факультет невест получается. Павел Гусев: Вы знаете, последние опросы... Вот давайте здесь подумаем и поразмышляем: последние опросы говорят, что доверие к журналистам резко стало падать, т. е. мы уже занимаем у аудитории некий десяток с небольшим процентов тех, кто нам доверяет, слушает, читает и т. д. и т. п. Бо́льшая часть или осторожна, или не верит, «вы все равно что-то там соврете». Почему это происходит? Владимир Соловьев: Ну, Павел Николаевич, есть и другие опросы. Павел Гусев: Так. Владимир Соловьев: Я хочу сказать о том, что мы изучаем очень внимательно аудиторию, то, что происходит в журналистике... Павел Гусев: В Союзе журналистов. Владимир Соловьев: Да. Мы, по сути, исследовательский центр журналистики, мы проводим разнообразные вопросы, исследования. Так вот, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло, я имею в виду ковид. Мы с вами понимаем, что плохие новости продаются гораздо лучше, чем хорошие. Когда начался ковид, все испугались, все сидели дома, и волна невероятных слухов, помните, да, чего только ни рассказывали: заваривают подъезды, тигров выпускают на улицы, с вертолета чем-то опрыскивают... В общем, все сидели и боялись, все читали блогеров, ютуберов и телеграм-каналы, которые несли все что угодно. Но верификация началась у профессиональных журналистов. Владимир Мамонтов: Абсолютно. Владимир Соловьев: То есть в эти годы, пока был ковид, люди начали проверять информацию, которую блогеры вбрасывали... А они раньше всех вбрасывают, потому что журналисты должны проверять, поэтому, естественно, профессионалы опаздывают, в этой конкуренции мы не успеваем, из-за этого большинство газет в стране стали еженедельными... Павел Гусев: Вот Владимир Геннадиевич сейчас важнейшую вещь сказал: мы имеем долю задержки на проверку материалов и фактов, которые мы излагаем. Владимир Соловьев: Да. Но верификация все-таки вернулась к профессиональным журналистам. И то же самое, т. е. когда уже мы научились работать в этом мобилизационном режиме во время ковида, мы уже знали, как себя вести, журналисты, во время специальной военной операции, потому что поток фейков увеличился многократно, на порядки. Естественно, они еще специально вбрасываются... Павел Гусев: Вбросы, причем зарубежные еще вбросы. Владимир Соловьев: Да. И при этом все-таки доверие остается на достаточно высоком уровне к профессиональным журналистам. Кира Буренина: Тем не менее я еще скажу, что почему сейчас лидируют цифровые медиа? Потому что каждое принт-издание имеет время еще на то, чтобы произвестись. Потому что, например, в журнале «Лиза» месяц длился производственный процесс: пока это прочитают, пока обработают в репро, пока прочитают там, пока напечатают, пока это вернется... Каждый журнал получался не медиа, как актуальный, а как альманах некий, в котором были некие новости, какая-то информация, но который не имел ничего общего с актуальностью, с тем, что происходит сейчас в стране, с тем, что на нужно реагировать... Владимир Мамонтов: А может, и ничего для «Лизы»? Может, оно и ничего? Кира Буренина: Ну, ничего, конечно же, потому что мы... Владимир Мамонтов: Может, отдыхали люди? Они вот наслушаются, откроют «Лизу»: ой, девушки, платьица... Кира Буренина: Вот, это как раз вопрос с нашими блогами и т. д. Девочки с платьицами нет, потому что, например, было 9 Мая, я даже шла на конфликт с нашим руководством и публиковала информацию о 9 Мая, я размещала фотооткрытки моего дедушки, которые он прислал с фронта... Владимир Мамонтов: Вот. Павел Гусев: Очень интересно. Кира Буренина: Мы писали о городе Волгограде, и с меня просто требовали снять этот разворот, но я, в общем, очень здорово противилась... Владимир Мамонтов: Мне кажется, что вот это прямо очень важный момент, который мы затронули. Вообще, «Лиза» или там блогер мой, который точит детальки, они внезапно очень коротко и очень явственно свою политическую позицию обнаруживают, и это маячок для читателя. Павел Гусев: Да. Владимир Мамонтов: Он говорит: «Слушай, а мужик-то тоже, во, я понял!» Павел Гусев: Да. Владимир Мамонтов: «А «Лиза», у нее дедушка-то воевал», – и т. д., и т. д. Это очень важный момент, потому что мы вот эту всю пропагандистскую нашу рать загоняем в общественно-политические издания и народ, значит, мелем, чтобы все было, чтобы все понимал, чтобы все это... Кира Буренина: Да. Владимир Мамонтов: А иногда вот эти «Лизы» дают нам неожиданный какой-то... Кира Буренина: ...нюанс, да. Владимир Мамонтов: Нюанс, оттеночек, который очень важен. Павел Гусев: Это очень важный момент. Знаете, мне кажется, что сегодня было бы странно, если бы мы не пригласили к разговору военного корреспондента, ведь слово «военкор» опять на слуху, ежедневно в информационном поле. Каждый ли журналист в определенных обстоятельствах может стать военкором? Или помимо острого пера и зоркого глаза перед объективом камеры нужно обладать еще какими-то особыми качествами? У меня на связи из Донецка военный корреспондент «Комсомольской правды» Дмитрий Стешин. Многие его хорошо знают. Дмитрий, здравствуй! Дмитрий Стешин: Здравствуйте. Владимир Мамонтов: Здравствуйте. Павел Гусев: Здравствуйте. Как вы там живете? Как работаете? Как обстановка? Дмитрий Стешин: Месяц меня не было на Донбассе, я практически не уезжаю отсюда. Ну, неприятно поразило, что опять все подорожало, и, главное, внятных объяснений этому нет, это территория России, границы нет фактически давным-давно... Павел Гусев: Ну да... Но я тебя хотел бы перебить. Вот работа военкора отличается от работы журналиста, так скажем, даже военного журналиста 2-летней давности, который просто освещал Вооруженные силы, работу в российской армии? Дмитрий Стешин: Ну, вы знаете, военкорство как явление, не берем Великую Отечественную, у нас в редакции «Комсомольской правды» стела, 16 погибших военкоров, сотрудников «Комсомолки». Я думаю, в «Московском комсомольце» тоже были погибшие бойцы пера... Павел Гусев: Да, были, были. Дмитрий Стешин: Это явление в 2014 году появилось. Оно пришло снизу, скажем так, когда, по сути, люди, которые добровольно сюда ехали либо по командировкам редакции... Я могу сказать, что не все хотят ехать освещать какие-то военные конфликты, тем более на Донбассе, по разным причинам. И именно военкоры вывезли как минимум первый этап информационного противостояния. По сути это было какое-то добровольчество, что ли. Людям безумно было интересно, что здесь происходит, у них душа болела, а взять информацию можно было... Я знал военкоров, которые вели твиттер (Запрещено в России (ред.)), прямо сидя в окопах, например, твиттеровод «Борисыч». Еще были вот прецеденты добровольцев... Ну а я что, штатный сотрудник «Комсомолки», я как начал свою донбасскую эпопею с Майдана в 2014 году, ну вот до сих пор здесь. Я гражданин ДНР и практически местный житель, я себя уже давно не отделяю от Донбасса, это моя война. Павел Гусев: Скажите, пожалуйста, ну вот как вы считаете, то, что тем не менее и эфир, и интернет наполнены невероятным количеством каких-то блогерских и выдумок, и заметок, и пр., пр., мешает это вам? Дмитрий Стешин: Все вбросы происходят на каком-то оперативном уровне, ну вбросы, дезинформация, какая-то контрпропагандистская работа наших недругов. Мне проще, я где-то отписываюсь через 5–7 часов, уже когда все улеглось, вот. Действительно, да, я понимаю, что моими глазами люди видят эту войну. Тем более уже давным-давно изменился подход к работе журналистов, потому что я снимаю видео на достаточно приличном уровне, я умею его монтировать в нескольких программах, я снимаю фото, и без ложной скромности скажу, что иногда неплохие получаются фотографии. По сути, да, вот если взять старый подход к профессии журналиста, ну я собой заменяю фоторепортера, который обычно сопровождал пишущего, а еще и видеооператора. Не знаю, как я успеваю, вроде вот все получается, тьфу-тьфу-тьфу. Павел Гусев: А вы как-то общаетесь с военкорами или читаете другие сообщения, то, что пишут материалы другие военкоры в телеграм-каналах? Дмитрий Стешин: Конечно. У нас есть такое комьюнити, оно не закрытое. Кого-то я знаю в лицо, кто-то мне просто близкий друг по именам. Меня почти все знают, тоже без ложной скромности... Павел Гусев: Знаем-знаем, мы вас точно знаем. Владимир Мамонтов: А можно спросить? Павел Гусев: Да, пожалуйста. Владимир Мамонтов: А можно спросить у Димы? Дима, мы же давно знакомы, я твердо совершенно знаю, Дима, что у тебя набор собственных взглядов на жизнь, на операцию, на что угодно, он сформирован, четок, внутренне очень «арматурен», такой серьезный. Это надо, или журналисту, который хорошо может освещать военную такую тематику, достаточно просто быть объективным? Вот ты сказал «мне родной Донбасс», т. е. ты уже туда зашел. Или, может быть, достаточно этой объективности? Или ее сейчас недостаточно? Просто нас же учили, объективно надо, только как есть и т. д. Или надо включать все-таки Донбасс и все остальное, гражданство и все остальное? Дмитрий Стешин: Еще, Владимир Константинович, учили, что журналист всегда находится над схваткой. Владимир Мамонтов: Да-да-да. Дмитрий Стешин: И вот такой показательный пример. Все мы помним Андрея Стенина, моего друга, царство ему небесное. Он приехал в Славянск, когда город уже был практически в осаде, а мы с Сашей Коцем что-то на неделю уезжали в Москву, у нас деньги просто банально закончились, и хоть там родных посмотреть. И вот мы Стенина в Славянске оставили одного, мы оставили там профессионального репортера, который приехал сделать хорошие снимки с войны, да, вот как он работал на Ближнем Востоке, еще где-то. А когда мы вернулись через неделю, мы увидели совершенно другого человека. Он неделю посидел под обстрелами, и он понял, где его сторона, этот выбор и что надо выбрать сторону в этом конфликте. Это не Ливия, это не Сирия даже. А когда прилетают снаряды, ты прекрасно понимаешь, где находится враг. Павел Гусев: Скажи, пожалуйста, как наши ребята сегодня вот ко Дню Победы готовятся? Как наши ребята, те, кто сегодня воюют, которые понимают, что такое оружие, понимают, что они защищают, они защищают свою страну? Дмитрий Стешин: Очень много аналогий с Великой Отечественной войной, практически каждый может в себе найти. У меня, например, бабушка освобождала Славянск в составе Степного фронта, потом это был 2-й Украинский фронт, освобождала Донбасс. И здесь вот это противостояние 1941–1945-х гг. и нынешние события, в сознании людей они неразрывно связаны красной нитью. Ну, еще плюс ленточки георгиевские. Еще самое главное, что во многих местах бои идут на старых позициях: ребята копают траншеи и находят погибших солдат, забытых еще с той войны, с винтовками, перезахоранивают их. Мы что-то доделываем за дедами, или, может быть, мы пытаемся как-то в этой войне, чтобы им не стыдно было за нас, на нас смотреть с неба. Я думаю, мы... Павел Гусев: Спасибо, Дмитрий, спасибо за ваши слова! Владимир Мамонтов: Молодец. Павел Гусев: За ваше отношение и за вашу героическую журналистскую деятельность и работу. Спасибо, спасибо вам большое. Ну что, коллеги, вот пример настоящего журналиста, пример настоящей журналистики. Но я бы хотел вернуться немножко к началу нашего разговора. Вы знаете, все-таки существуют традиционные СМИ, существуют новые СМИ. Существуют ли между ними серьезные противоречия? И насколько сегодня сложно выживать традиционным СМИ? Умирают газеты, умирают журналы, сокращаются тиражи у многих изданий мощнейших, которые раньше охватывали всю страну. Сегодня телевизионная аудитория сокращается, уходит в пространство интернета. Владимир Соловьев: Сейчас есть тенденция к объединению редакций в разных регионах, к слиянию редакций в какие-то холдинги. В этой ситуации, например, ликвидируются газеты со столетней историей, газеты, к которым привыкла аудитория. Действительно, газеты и журналы читают люди старшего уже возраста, мы понимаем, что молодежь практически не знает о нашей печатной прессе и в т. ч. не смотрит телевизор, а средний возраст тех, кто смотрит программу «Время», основной зритель программы «Время» или программы «Вести» – это женщины за 55. Павел Гусев: Вот так вот. Владимир Соловьев: При этом мы все каждый год становимся старше и постепенно приходим тоже, наверное, к какому-то такому возрасту, и даже те, кто начинал когда-то с интернетом, постепенно, может быть, будут доходить и до экрана. Потому что тот же самый контент, который делает телевидение, иногда молодые люди смотрят в смартфоне, но уже в несколько другом виде, но тот же самый контент, и те же тексты, которые пишутся для газет, для журналов, они также появляются уже в электронном виде. Конечно, очень непросто сейчас всем редакциям, и, как я уже сказал, практически не осталось, кроме самых крупных, таких, как «МК», почти не осталось в стране газет ежедневных, ежедневных почти нет, все перешли в формат еженедельный с телепрограммой... Павел Гусев: Да-да-да, совершенно верно. Володь, скажи, пожалуйста, ты вот представляешь радио... Кстати, с праздником... Кира Буренина: День радио. Владимир Мамонтов: День радио, тот самый День радио. Павел Гусев: Да, тот самый День радио. Владимир Мамонтов: И День печати еще... Павел Гусев: Что с аудиторией? Владимир Мамонтов: Ну, у меня есть такая простенькая, нехитрая мыслишка. Она, конечно, в общем, как всякая такая нехитрая мыслишка, неполная, но я думаю, что как только изобретут автомобиль, который не нужно будет водить, так у радио будут большие проблемы. Кира Буренина: Искусственный интеллект. Владимир Мамонтов: Потому что сегодня, конечно, единственное, что у шофера не занято, – это уши, он слушает; тут он рулит, тут он смотрит и т. д. Поэтому еще пока шоферу интернет или телевизор... Кира Буренина: Не мешает. Владимир Мамонтов: Да, он не мешает, с одной стороны, но не является его главным источником [информации]. Посмотрим, что будет. Я всегда говорю: не надо специально никого убивать – давайте смотреть, что... Если есть люди, которые читают бумажную версию, – да на здоровье. Павел Гусев: Надо поддерживать это. Владимир Мамонтов: Надо смотреть. Павел Гусев: Что вы скажете по журнальной журналистике? Кира Буренина: По журнальной... Конечно же, проще всего, можно подумать, сейчас жить тем самым журналам женским, у которых нет повестки, у которых нет какого-то четкого представления позиции. Но вот как раз именно своя позиция должна быть у различных СМИ и в электронном виде, и в печатном виде, и где эта позиция, нужно определить уже всему обществу. Павел Гусев: Совершенно верно. Вы знаете, нам пора заканчивать разговор. И прежде чем попрощаться, хочу поздравить всех с наступающим праздником, с Днем Победы, и пожелать всем нам, чтобы как можно скорее слово «военкор» сошло с передовиц, перестало так часто звучать в эфире. С вами был Павел Гусев, главный редактор «МК». До встречи через неделю.