Дмитрий Кириллов: Александр Сергеевич Соколов – ректор Московской государственной консерватории им. Петра Ильича Чайковского, в среде профессиональных академических музыкантов-педагогов в России и в мире не просто человек рукопожатный: он – настоящее явление в жизни главного музыкального вуза страны. Никто не мог предположить, что мягкий, интеллигентный профессор, назначенный в начале XXI века и. о. ректора, развернет такую кипучую деятельность. Правление Соколова уже назвали эпохой ренессанса Московской консерватории. Александр Сергеевич, я очень рад вас приветствовать в моей программе, «Моя история». Мы дождались этого светлого дня, и я очень рад, что вы сегодня с нами. Александр Соколов: Можно считать, что мы друг друга пригласили: вы меня – в свою передачу, а я вас – в свой кабинет. Дмитрий Кириллов: Да. Александр Соколов: Поэтому мы действительно встречаемся в той обстановке, в которой очень многое происходит, и очень хорошего, поэтому надеюсь, что нам будет о чем поговорить. Дмитрий Кириллов: Роман Александра Сергеевича Соколова с Московской консерваторией страстный, поскольку стоит только начать перечислять, что же удалось сделать Соколову на посту ректора за четверть века, диву даешься. И это еще с учетом его 4-летней вынужденной отлучки из кабинета ректора. Но даже находясь на государственной службе, в правительстве страны, министр культуры России Александр Соколов свою альма-матер не забывал: он продолжал преподавать и вести свое детище, этот большой корабль, по волнам российского музыкального образования, спасая от непродуманных действий чиновников. В результате никакая Болонская система в Московскую консерваторию не проникла, а сам Александр Соколов в 2024 году решением Российского профессорского собрания был признан лидером высшего образования в нашей стране. Лидер образования, я вас поздравляю! Общественное признание, вы получили эту премию достойно. Александр Соколов: Я думаю, что это действительно приятная персонификация того, что относится ко всей консерватории, потому что эта премия впервые была вручена. Уже много лет существует премия «Декан года»... Дмитрий Кириллов: Да, «Ректор года», я знаю. Александр Соколов: «Ректор года», «Профессор года». А вот «Лидер высшего образования», это вот недавно возникла такая номинация. Ну и, конечно, очень приятно, что происходящее в консерватории тем самым получило очень приятную оценку. Дмитрий Кириллов: Вы – ленинградец и оказались в Москве. Вообще, вы представляли себе вот в далеком-далеком детстве, что вы будете ректором Московской консерватории? У вас была такая... ? Александр Соколов: Боже упаси. Да нет, если об этом думать в детстве, то ты, во-первых, никогда не станешь ректором, а во-вторых, ты просто испортишь себе все, что можешь испортить. Об этом вообще не надо думать до того момента, пока сама жизнь не выдвинет тебя вот на такое заметное место. Ведь у нас это выборная должность, и это очень хорошо, что это выборная должность, т. е. всегда возникает какая-то альтернатива у коллектива. Это очень серьезная подготовительная работа, и на общей конференции действительно надо внятно изложить, что ты собираешься делать. Дмитрий Кириллов: Будет ли толк от этого руководства. Александр Соколов: Да. Поскольку это было уже неоднократно, действительно, да, вы правы, 25 лет прошло... Правда, был 4-летний период, когда тоже волею судьбы я стал министром культуры и массовых коммуникаций... Но я сразу договорился о том, что, во-первых, я буду продолжать работать со студентами, и даже мне разрешили быть председателем совета по защите диссертаций. Дмитрий Кириллов: Такой министр без отрыва от производства. Александр Соколов: Да-да. И естественно, у меня другой мысли не было, как вернуться сюда, уже успев при этом сделать какие-то шаги, которые консерватории пойдут на пользу. Дмитрий Кириллов: Среди российских вузов положение Московской консерватории уникально. Она стала оплотом новейшей музыкальной эстетики и технологии, и все, что свежо, прогрессивно и не лишено здравого смысла, Соколовым тут же в консерватории внедряется. По инициативе Александра Сергеевича были созданы специализированные научно-творческие центры, оркестр современной музыки, проведена реконструкция уникальных помещений и возводятся новые объекты. Такого масштаба стройки консерватория не видела за всю свою полуторавековую историю. Наша жизнь – это картинки. Многое стирается... Но вот если закрываете глаза и в какой-то момент вдруг вспоминаете что-то из детства, что всплывает, какие картинки? Александр Соколов: Тут надо сказать, что не совсем типичная ситуация со мной связана. В среде, в которой я в Ленинграде взрослел поначалу, не было музыкантов. Дмитрий Кириллов: То есть вообще никого? Александр Соколов: Да. Это была писательская среда. И вот мой дед, Иван Сергеевич Соколов-Микитов, он как раз для меня и был тем самым поводырем в какую-то духовность, и, собственно, готовность даже встретить серьезные препятствия и не пасовать перед ними. Это было очень важно, и как раз на том этапе, наверное, у меня и сложились такие нравственные критерии, от которых я уже больше никогда не отступал. Ну и соответствующие имена, которые все знают, это «Новый мир» того времени, толстый журнал, которым занимался Александр Трифонович Твардовский и круг его, – вот это вот мое, собственно, первое какое-то окружение. Точнее, я был допущен в этот круг, и я, конечно, очень многое вынес из этого общения. Дмитрий Кириллов: А вы понимали вот в детстве таком, что это Твардовский? Александр Соколов: Его-то все знали, это не тот случай, когда это какая-то терра инкогнита вообще и человек, который... Нет, конечно, его знали, безусловно, и «Теркин на том свете» уже тогда всем был известен. То есть «Теркин на том свете» – это уже, естественно, то, что не все знали, но тем не менее сам «Василий Теркин», конечно, знали все. Далее вот как раз музыка возникла чисто случайно, только из-за того, что обнаружился мой абсолютный слух. Ну и решили, так сказать, меня устроить в музыкальную школу. Дмитрий Кириллов: А почему «обнаружился»? Александр Соколов: Дело в том, что опять же тут я сильно опоздал, потому что, вот как я уже сказал, в коротких штанишках начинается профессия, а я в детскую музыкальную школу попал именно, так сказать, авансом, за слух, когда мне уже 10 лет было. Конечно, это очень поздно, так вообще начинать нельзя. Дмитрий Кириллов: А почему так? Никто не думал о том, что у вас есть... ? Никто не проверял? Александр Соколов: Именно потому, что музыкантов не было поблизости. И вот как-то само собой и любовь к музыке у меня уже проявилась, и способность ее услышать. Уже там, в Ленинграде, действительно попал в хорошие руки. Меня определили на скрипку, а этот инструмент, он, конечно, особенно вот развивает все слуховые навыки, это во многом определяется как раз и физиологическими способностями... Ну вот мне в этом отношении как-то повезло. И в Москву-то я перебрался именно как скрипач, т. е. когда мне исполнилось 15 лет. Московская школа скрипичная меня совершенно поразила, потому что, судите сами, вот было четыре кафедры скрипки в Московской консерватории в те годы, включая и годы моего студенчества, и кто же их возглавлял? Давид Ойстрах, Леонид Коган, великий педагог Юрий Янкелевич и Дмитрий Цыганов. Это великие музыканты. И к счастью, я действительно был поддержан, поступил в гнесинскую десятилетку, закончил ее... Дмитрий Кириллов: Как скрипач? Александр Соколов: Как скрипач, да. Причем я параллельно еще занимался на альте, поскольку мой двухметровый рост, он, собственно, тоже в отношении специализации больше предполагает инструмент покрупнее, чем скрипка. Поэтому все это я прошел, закончил с медалью школу. Но вот как-то меня все-таки литература потянула обратно, но уже в новом качестве, поэтому мне очень нравилось как раз и думать о музыке, и писать о музыке. Я не пошел в Гнесинский институт, где, конечно, мне было все достаточно... Дмитрий Кириллов: ...знакомо. Александр Соколов: ...обозримо и знакомо, а пошел в училище при консерватории именно как музыковед. И меня опять поддержала совершенно замечательная женщина, директор Лариса Леонидовна Артынова, такая, можно сказать, мать всех, кто там и работал, и учился. Дмитрий Кириллов: Лариса Леонидовна Артынова – железная леди Мерзляковки, гроза лентяев и хулиганов – полюбила Сашу Соколова. Саша, росший без родителей, подавал большие надежды, он учился с рвением, бежал на занятия с горящими глазами, а потому Артынова позволила ему экстерном закончить училище всего за один год. Такого мирового рекорда в истории училищ больше никто не поставил. На радость бабушке и деду: они гордились внуком, вкладывая в него все свои силы. Саша был их единственной надеждой и утешением. Иван Сергеевич Соколов-Микитов и его супруга Лидия Ивановна имели трех дочерей и всех их потеряли. При жизни похоронив своих детей, они остались с внуком Сашей на руках, сыном Елены, погибшей в 25 лет: Лена утонула в озере. Александр Соколов: Это была буря на Ладожском озере, и она погибла на яхте вместе с весьма опытной командой моряков, т. е. не то что это какая-то была авантюра в данном случае. Но Ладожское озеро – оно непредсказуемое, это действительно может налететь мгновенно... И так получилось, что я остался без нее. Дмитрий Кириллов: А отец как воспринял? Александр Соколов: А отец в этот момент был как раз в Ленинграде. И наверное, в общем, если бы он был там, он бы как-то вмешался вот в эту ситуацию, я имею в виду, что не позволил бы ей идти, потому что уже погода портилась. Дмитрий Кириллов: Это была осень? Александр Соколов: Это была осень, да. Ну и вот он как раз тоже человек из совершенно другой среды, хотя это во многих-многих поколениях такое дворянство, передача из поколения в поколение. Он был инженер, инженер-судостроитель, и поэтому очень много плавал. Дмитрий Кириллов: А мама кем работала по профессии? Александр Соколов: Она художница. Дмитрий Кириллов: Она художница! Александр Соколов: Она художница, она закончила, тогда это называлось Высшее училище им. Мухиной, а сейчас вернулось историческое название, Штиглица. Поэтому я и остался как раз на руках у дедушки, у бабушки, действительно воспитан ими. Хоронить детей, вы понимаете, что это такое, поэтому на мне и было сосредоточено все: любовь, поддержка, тревога... Вот в этой атмосфере действительно я как-то сформировался, ну и стараюсь, чтобы это и из меня тоже как-то излучалось, насколько мне это удается. Дмитрий Кириллов: Остались какие-то мамины фотографии? Они рассказывали про маму? Александр Соколов: Ну конечно, конечно, очень много осталось. Дмитрий Кириллов: Какой она была? Александр Соколов: Она была красавица. Понятно, что я и тут объективен. Дмитрий Кириллов: Получается, что для вас отец и мать – это были дед и бабушка, они взяли на себя основную... ? Александр Соколов: Практически да. Дмитрий Кириллов: Вот что у вас от деда осталось? Я знаю, что он помимо того, что действительно был потрясающий писатель, он же был какой-то путешественник невероятный. Александр Соколов: У нас был другом дома человек, фамилия которого была Миклухо-Маклай. Все знают, что это как раз общение с папуасами, это как раз именно он, соответственно, вот этот регион земного шара был связан с этой фамилией. Потом Семенов-Тян-Шанский точно так же исследователь... Дмитрий Кириллов: Тоже известный. Александр Соколов: Это императором дарованная фамилия, Семенов-Тян-Шанский, т. е. с тех времен. Ну и их потомки, они тоже сохраняли верность как бы вот семейным традициям и тоже были вот для меня открытием мира, в который я потом, конечно, постарался по мере возможности и сам углубиться. Дмитрий Кириллов: У вас не было никакой мысли стать путешественником, вступить в географическое общество, пойти на какой-нибудь географический факультет или писать что-нибудь, как писал дед? Александр Соколов: Тогда надо было бросать музыку, а я уже... На концерты я с бабушкой ходил, и именно на те концерты, которые производили глубочайшее впечатление. Поэтому такого рода уже потребность, она, собственно, только крепла и никоим образом не заслонялась искушениями другого плана. Дмитрий Кириллов: То есть музыка как воздух стала, да? Дышишь и... Александр Соколов: Ну конечно, конечно. Дмитрий Кириллов: ...без этого уже не можешь жить. Александр Соколов: Настоящая работа, конечно, началась в Москве, т. е. вот когда я попал в Москву, вот тут я понял, что такое вот эти требования, которые нельзя выполнить, ориентируясь только на прошлые свои привычки. Вот Москва меня научила работать. Дмитрий Кириллов: Дед с бабкой принимают решение переехать из Ленинграда в Москву. Ну а как иначе: Саша же должен учиться! Да и оставаться им без Саши одним в Ленинграде было невмоготу. Александр Соколов: В Гнесинской школе не было общежития, поэтому все иногородние жили на квартирах. И тоже первые 4 года я просто перемещался из одной квартиры на другую по той причине, что скрипку дольше никто не терпел. Дмитрий Кириллов: Еще бы, пиликать так вот часами. Александр Соколов: Конечно, да. Потом уже, собственно говоря, когда я поступил в консерваторию, то уже Союз писателей и ближайший друг Ивана Сергеевича Соколова-Микитова Федин Константин Александрович, он как раз возглавлял Союз писателей, он здесь уже позаботился о том, чтобы хорошая квартира [в Ленинграде] была обменяна на тоже хорошую квартиру в Москве. И вот все мы опять объединились. Тем более что, когда погибла моя мать, уже был намечен переезд в Москву именно исходя из того, что трудно было находиться там, где все потеряно. И тогда дачу сделали как раз под Москвой, а не под Ленинградом, и вот этот домик на берегу Волги, он сейчас музей... Дмитрий Кириллов: Это в Карачарово? Александр Соколов: В Карачарово, на Волге. Дмитрий Кириллов: Это ваше место, куда вы ездите. Александр Соколов: Это, да, место, в котором я, можно сказать, вырос, меня туда привезли, когда мне было 2,5 года, я там местный совершенно. Ну и вот так получилось, что переезд в Москву еще и облегчил вот это существование на лоне природы. Поэтому я думаю, что все сложилось так, как должно было сложиться. Дмитрий Кириллов: А сложилось так, что скрипач Александр Соколов стал музыковедом, хотя все поначалу шло к тому, что парень будет солистом оркестра, не меньше. Александр Соколов: Я, кстати, очень любил оркестр. То есть оркестр – это такой мир, в котором на самом деле очень многое можно тоже постичь не только в музыке, а вот в этом социуме. Помните фильм Феллини «Репетиция оркестра»? Дмитрий Кириллов: Конечно. Александр Соколов: Оркестр как модель мира. То есть там все отношения, они как бы выявляются... Дмитрий Кириллов: Все психотипы. Александр Соколов: ...и становятся, в общем, такой метафорой, которая очень многое помогает понять не только в музыке, но далеко за ее пределами. Поэтому оркестр я любил всегда, с удовольствием в нем играл. И потом я, кстати говоря, когда уже учился в консерватории, точно определившись в музыковедение, я факультативно занимался симфоническим дирижированием. Причем тут мне очень повезло – я попал в класс Геннадия Николаевича Рождественского, и общение с этим великим музыкантом, конечно, мне дало необыкновенно много, не только, так сказать, мануальные техники дирижирования, а именно вот то, какой взгляд можно еще бросить на партитуру, увидев в ней то, что в противном случае никоим образом для тебя не откроется. Поэтому мне просто действительно везло на всех этапах моей вот этой лестницы, по которой я поднимался. Дмитрий Кириллов: А кто был ректором, когда вы учились в консерватории? Александр Соколов: Свешников Александр Васильевич. Дмитрий Кириллов: А, Свешников? Александр Соколов: Конечно. Великая эпоха. Это действительно музыкант абсолютно выдающийся, причем через которого пришла та эпоха... Он же был регент, т. е. это та школа дирижирования, которая была связана с синодальным училищем. Это дирижеры, которые были воспитаны в церкви. Дмитрий Кириллов: Мне Лев Зиновьевич Конторович рассказывал про Свешникова вообще. Он такой был дядька суровый, в общем-то... Александр Соколов: Очень, да. Это, конечно, отражает опять же ту эпоху, потому что он слишком многое застал, понимаете, на самом деле. Вот сейчас мы собираем его архив, причем в основном собираем его в Коломне, где он жил, он родом оттуда, там сохранился дом, в котором он жил, и, к счастью, сохранился архив, который в подлинниках там находится, но нам позволили его копировать. И поэтому вот этот год – это как раз юбилейный год Свешникова, поэтому мы проводим и акции, которые традиционны для консерватории. Задача моего поколения была связана с тем, чтобы вот все это естественное расширение кругозора было учтено уже в программах, учебных планах и в том, что, собственно, сегодня совершенно естественным образом воспринимается как среда обитания. В хоровом пространстве, конечно, имя Бориса Григорьевича Тевлина уже увековечено тем, что он создал, а он создал знаменитый Камерный хор Московской консерватории, хор, который знает весь мир, потому что на всех фестивалях, конкурсах, куда он выезжал, Гран-при отправлялся в Москву. Это вечно молодой коллектив, где... Дмитрий Кириллов: ...свежая кровь. Александр Соколов: ...одни закончили консерваторию, вторые в нее пришли. Дмитрий Кириллов: Другие приходят, ага. Александр Соколов: А уровень, а планка никоим образом не снижается. Это «Студия новой музыки», это совершенно замечательный коллектив, которого, собственно говоря, давно ждали, который был создан на основе уже завершенного консерваторского образования. Вот это очень важный момент: уже принимали в аспирантуру для специализации в сфере современной музыки тех, кто уже на своем инструменте был безусловный профессионал. И дальше как бы он продолжал раскрывать для себя свой инструмент, общаясь с композиторами. Вот такого действительно в вузе нигде нет. Дмитрий Кириллов: Достаточно много дискуссий шло по поводу и Болонской системы. Я знаю, что вы даже в те годы, когда все ратовали за нее, всегда говорили: «Нет, Московская консерватория на это не пойдет». Александр Соколов: Московская консерватория действительно не пошла на это. Но это получилось потому, что именно в эти годы я был министром. Была большая и жаркая дискуссия в правительстве, и в конце концов все-таки закон, который появился, включал понятие «специалитет». Вот надо было за это биться, потому что бакалавр, магистр и все, и никаких других. Ну вот сейчас эта альтернатива, которая, собственно, была создана, она и дает возможность уже идти дальше, но учитывая, естественно, те возможности не революции, а эволюции, которые всегда были и которые мы должны сберечь. Тревоги сохраняются? Да, сохраняются, безусловно. Но они уже связаны не с высшим звеном, а с начальным звеном, потому что вот сама идея... Дмитрий Кириллов: Оттуда сейчас проблемы идут, да? Александр Соколов: Оттуда вся проблема, потому что очень легко разрушить всю эту вертикаль. У нас есть такой термин «непрерывное профессиональное образование», это как раз та советская традиция, уже советская действительно, которая ценнейшая, и фундаментом-то являются детские музыкальные школы, причем не только те, которые привязаны к вузу, как десятилетка при консерватории, училище при консерватории, – нет, районные. Вот я прошел через это, вот мой путь был такой. Дмитрий Кириллов: То есть вы были сначала в районной школе? Александр Соколов: Я был в районной музыкальной школе. Дмитрий Кириллов: Простая абсолютно школа. Александр Соколов: И там работали замечательные педагоги, поскольку им было интересно там работать, они получали возможность, во-первых, и это, наверное, была главная задача, сформировать будущую публику. То есть люди, которые росли вот в этой обстановке, они, так сказать, не планировали стать профессиональными музыкантами, но они уже любили музыку, они могли подойти к инструменту, они уже фактически, присутствуя в концертном зале, обеспечивали вот эту самую атмосферу общения, которая так важна для тех, кто находится на сцене. Дмитрий Кириллов: Для кого играем, для кого поем. Александр Соколов: Да. И вот именно это, вот это наша совершенно замечательная была основа, фундаментальная основа, она и подпитывала в конечном итоге ту же консерваторию. То есть те, которые выходили из этой семилетки, они имели дальше возможность поступить в училище, и семь плюс четыре – вот вам уже и одиннадцать, те же самые одиннадцать, которые в школе, в специальной школе при консерватории. Двумя путями стекались вот эти ручейки талантливых людей, детей, которые продолжали образование в высшем звене. Дмитрий Кириллов: А сейчас? Александр Соколов: И вот сейчас, именно сейчас, к сожалению, не в первый раз и, к сожалению, прежде всего в Москве, начинается, в общем, опять возня относительно того, как «оптимизировать», есть такое слово, которое надо уже, так сказать, считать запрещенным к употреблению, как оно используется... И фактически, знаете, как в одной из басен Крылова: «Когда бы вверх могла поднять ты рыло, Тебе бы видно было, Что эти желуди на мне растут». И вот стоит вот это вот выкопать и все рухнет, потому что, во-первых, тогда сократится количество этих школ, во-вторых, они будут переведены на уровень кружка, а это совершенно разные вещи, и туда не пойдут педагоги, которым уже будет просто неприлично этим заниматься. Вот сейчас уже разворачивается очень серьезная борьба за очередной этап вразумления тех чиновников, которым действительно, может быть, только окрик сверху помогает. Такое уже было, когда это через Совет по культуре при президенте было, собственно, вынесено на общее такое обозрение, и именно глава государства внес порядок в это. А Болонский процесс замечательно нас всему этому научил. Пока вот Владимир Владимирович Путин 2 или 3 года назад не назвал вещи своими именами, вот вся эта демагогия продолжалась. А теперь, слава богу, нет. Дмитрий Кириллов: И проникновению в консерваторию Болонской системы воспрепятствовал, и ценную Балдинскую коллекцию картин не позволил в Германию из страны вывезти. Будучи министром культуры, Александр Сергеевич Соколов был ярым противником каких-либо подарков западным партнерам. А как уж многим хотелось что-нибудь из страны вывезти! Но у Соколова бойцовский характер: если бороться, то до победы. Александр Соколов: Это Балдинская коллекция, это ангальтское серебро Эрмитажа. Дмитрий Кириллов: Они все хотели вывезти? Александр Соколов: Все практически уже было готово к вывозу – мы ничего не отдали. Очень жесткая борьба, и действительно, были, в общем, такие непростые ситуации, которые на самом деле меня многому научили. Но именно тогда я обрел друзей, которые до сих пор мои друзья, причем на очень высоком государственном уровне. Мы просто друг друга уважаем, а это немало. Дмитрий Кириллов: И все эти годы рядом с Александром Сергеевичем в тылу, в семье, у домашнего очага любимая Лариса, верная и единственная. Лариса видела своего мужа и молодым доцентом с символической зарплатой, и министром культуры, исколесившим весь мир, и нежным отцом. А все виной тому случай, встреча Ларисы и Александра в Самаре, куда Соколов приехал по делу. Вообще, вот интересно, она же тоже музыковед. Александр Соколов: Да, она историк. Дмитрий Кириллов: Историк. И она, по-моему, из Ленинградской консерватории как раз. Александр Соколов: Ну да. Она закончила Минскую консерваторию, потом она в аспирантуре была в Ленинградской консерватории, но познакомились мы в Самаре, где она жила. И это было связано опять же с научной деятельностью, в Самаре тоже были очень интересные программы, которые уже существуют более 30 лет. Эта программа была отмечена государственной премией Российской Федерации, я как раз премию получил за нее, просветительская программа «Новое передвижничество». Идея-то была очень старая: в 60-е гг. XIX века... Дмитрий Кириллов: Те еще передвижники. Александр Соколов: ...Крамской и художники, как бы дистанцируясь от академического искусства, делали тот самый шаг вперед, который легче реализовать в провинции. И вот этот выход в провинцию был, собственно, той идеей, которая и у нас была, только на музыкальной основе. И таким образом мы уже за эти 30 лет охватили более 100 городов от краев до краев, с юга на север, с запада на восток. И вот в этой программе мы, собственно говоря, и познакомились с Ларисой, с моей женой, и в дальнейшем она переехала в Москву. И сейчас она возглавляет кафедру истории русской музыки в Институте Ипполитова-Иванова. Так что у нас две разные точки приложения энергии, но полное взаимопонимание и профессиональное, и не только. Дмитрий Кириллов: Я помню, что вы начинали тоже где-то в Чертаново, в двухкомнатной квартире лет 10 жили, потом... Александр Соколов: С нуля, конечно. Дмитрий Кириллов: С нуля все, да? Это вообще... Потом на Войковскую переехали... Александр Соколов: Все вы знаете, интересно. Вот что значит телевидение. Дмитрий Кириллов: Как вот создавалась семья? Это же бытовые условия тяжелые... Александр Соколов: Они как раз очень полезны, эти бытовые испытания, поскольку они сразу отсекают случайные поступки. Когда уже все определено и подтверждено способностью преодоления сложностей, значит, тогда все в порядке. Это было самое счастливое время. Дмитрий Кириллов: Не было такого груза еще, наверное, ответственности какой-то, да, когда... ? Александр Соколов: Ну почему, был груз ответственности всегда. Дмитрий Кириллов: Всегда был. Александр Соколов: Я не помню, чтобы не было. Дмитрий Кириллов: Алена родилась, воспитывать надо, кормить было. Я читал, по-моему, интервью Ларисино, она говорила, что они очень скучали без вас, потому что вы всегда приходили поздно, они ждали вас на ужин... В общем, это всегда было... А папы все нет и нет. Александр Соколов: Да... Дмитрий Кириллов: В редкие свободные дни семья собирается в родовом гнезде в селе Карачарово в доме, собственноручно построенном дедом. Сегодня этот дом в Тверской области музей, куда приходят уже новые поколения читателей, поклонников творчества писателя Соколова-Микитова. Александр Соколов: Это не просто сохранившийся деревянный домик такой обычный – это тоже литературная такая Мекка, потому что именно туда к Ивану Сергеевичу и приезжали Твардовский со всей редакцией «Нового мира». Там сохранились магнитофонные записи. Почему они сохранились? Иван Сергеевич терял зрение и в конце концов ослеп полностью, и поэтому его работа писательская начиналась с записи на магнитофон. У него всегда был магнитофон, и он ночами это все записывал. И в т. ч. вот некоторые встречи, которые там происходили, тоже оказались записанные на магнитофон и тем самым стали архивом Пушкинского дома в Ленинграде. То есть по завещанию Соколова-Микитова его архив был передан мной уже после его ухода из жизни туда, в т. ч. вот эти замечательные встречи там были. Дмитрий Кириллов: Я знаю, что благодаря деду вы очень многие вещи умеете, например, в лесу не потеряться. В машинах хорошо разбираетесь. Кто вас научил в карбюраторе возиться? Александр Соколов: Отец. Дмитрий Кириллов: Отец? Александр Соколов: Отец инженер, да, и у него были профессиональные права первого класса. Он закончил Политехнический институт в Ленинграде, и как раз все, что связано с автомобилем... Он меня на колени посадил, когда я еще ногами до педалей не дорастал, а уже рулем я... Это «Победа» была, серьезная машина, тяжелая, руль большой у нее... Дмитрий Кириллов: Конечно. Александр Соколов: А потом уже в 10 лет я уже водил машину сам. Дмитрий Кириллов: Да ладно? Александр Соколов: Да. Это был «Москвич» 407-й, там уже мне было все удобно. И как раз там по лесным дорожкам, где, так сказать, надо было очень хорошо чувствовать машину, он меня этому научил. Ну и, собственно, поскольку дед терял зрение, соответственно, я уже был водитель в семье до того еще, как права получил, еще там, по сельским дорогам. Тогда все было проще в отношении: машин было мало, ГАИ не было... В общем, все было. А потом, да, с тех пор я, конечно, очень люблю технику и, в общем, с удовольствием ею занимаюсь. Ну а что касается леса, я в лесу вырос, потому что, действительно, с детства прогулки по лесу с дедом, они мне очень многое позволили понять, заметить, запомнить, в т. ч. и запомнить, где я нахожусь в лесу, чтобы не потеряться. Дмитрий Кириллов: А дед же охотник еще был. Александр Соколов: Да, он совершенно изумительный был охотник. Это я тоже унаследовал. Дмитрий Кириллов: Страсть такую? Александр Соколов: Да. Вот в ноябре я был на охоте в Смоленской области... Дмитрий Кириллов: В Смоленской на кого ходили? Александр Соколов: Лось. Дмитрий Кириллов: Лось? Александр Соколов: Там огромное количество лося, огромное. Я стоял на полувышке, два загона было – мимо меня прошло 27 лосей, представляете, какое обилие. Вот это на самом деле редко где. Дмитрий Кириллов: Повезло вам! Александр Соколов: Вот когда ты это видишь, наблюдаешь... И они удивительным образом чувствуют, что ты не выстрелишь, потому что там строгие правила охоты: если уже взяли, значит, больше не стреляем. Дмитрий Кириллов: Я знаю, что вы хорошо и коптите рыбу... Александр Соколов: Слушайте, ну просто мне уже страшно, что же вы еще такое вспомните... Ну конечно. Дмитрий Кириллов: Тоже дед научил? Александр Соколов: Нет, это я сам, это уже мои туристические склонности, которые, естественно, обогатили и этим опытом. Вот когда я в Карачарове на Волге проводил лето вместе с бабушкой и дедушкой, то жил я не вместе с ними, а жил я на острове посреди Волги, где были моя друзья-туристы и где я тоже ставил палатку. Это было очень удобно, потому что палатка была под надзором. Мы очень дружили, они приезжали много лет туда каждый год. А я туда на лодке весельной переправлялся взад-вперед, и, соответственно, тоже это очень полезно. Волга там примерно километр шириной... Дмитрий Кириллов: Широкая. Александр Соколов: Это уже фактически водохранилище, такая разлившаяся Волга. Во-первых, это тоже меня научило и костер разводить, и дрова рубить, и, соответственно, грести, так чтобы... Руки-то музыкантские... Дмитрий Кириллов: Да. Александр Соколов: Я никогда не набивал мозоли, поскольку меня сразу научили, как хват держать, соответственно, без всяких перчаток, и это все было без последствий. И вы знаете, вот иногда, когда плохо спится, есть всякие такие программы аутотренинга, когда надо вот так представить себе некоторые ситуации, в которых тебе было однозначно хорошо, и, соответственно, тем самым отрешиться от того, что лезет в голову и мешает спать, это известная практика. Дмитрий Кириллов: Ага. Александр Соколов: Так вот для меня долгое время, сейчас как-то я уже тоже другие для себя нахожу способы успокоиться, а тогда у меня был вот такой перед глазами черный треугольник, внутри которого медленно плывет зеленый огонек. Знаете, что это было? Это была открытая палатка и проходящая баржа с топовыми огнями. Дмитрий Кириллов: Ой, красиво! Александр Соколов: И вот этот воздух, понимаете, речной воздух... Причем с острова выдувало комаров, там не было комаров, это тоже великая радость. Ну и вот когда все время засыпал под это замечательное такое зрелище, я потом уже даже в городе, мысленно себе представляя, находил вот какое-то такое успокоение и на самом деле тем самым подтверждал, как это было в свое время для меня важно. Дмитрий Кириллов: Несколько слов хочу про Лидию Ивановну сказать, про вашу бабушку. Александр Соколов: Во-первых, она была воцерковленный человек. Дмитрий Кириллов: В советские-то времена. Александр Соколов: В советские времена, да. Вот у нее как раз была такая аристократическая, так сказать, генеалогия. Она вообще по отцовской линии из рода Шаховских, и поэтому там, конечно, у нее была такая... У меня вот по отцовской линии очень далеко уходящие, к петровским временам еще, так сказать, причем все по мужской линии, [дворянские корни] и по ее линии тоже. А дед, он наоборот, это вот то уже крестьянство. Но какое крестьянство? То, которое действительно уже во второй половине, точнее, последней трети XIX века очень возвысилось, т. е. это были библиотеки в доме... Он об этом писал, у него есть повесть «Детство», где он как раз все это описывает, в какой среде он воспитывался, будучи тем не менее отнюдь не городским человеком. Поэтому у меня как-то это все скрестилось с разных сторон. И вот бабушка, я бы ее в первую очередь выделил как человека, с которым я ходил в церковь. С дедом нет, с отцом нет, а вот с ней ходил. Дмитрий Кириллов: Будучи пионером? Александр Соколов: Да, конечно. Дмитрий Кириллов: Поступок. Бабушка брала просто, говорила: «Пошли на службу»? Александр Соколов: Да. И, скажем, вот это ощущение себя в церкви, оно у меня менялось. Оно очень сильно изменилось, когда как раз в 2004 году я первый раз был на схождении Благодатного огня. И после этого я там был еще раз 20, т. е. каждый год я там. Мой храм – это храм Николы в Толмачах, поскольку она при Третьяковской галерее, она не столь известна, а именно там хранится знаменитая Владимирская Богоматерь. И даже к этому киоту, который там находится, я тоже некоторое отношение имею, поскольку он появился тогда, когда я был как раз в министерстве. А мой ближайший друг и духовник отец Николай, который настоятель этой церкви, он выпускник Московской консерватории, а матушка тоже. Значит, они вот вся семья, у них много детей и внуков, они, в общем, все музыканты почти, и в то же время вот священнослужители там есть. Дмитрий Кириллов: Если настоятель – выпускник консерватории, я думаю, что на клиросе хор неплохо поет там. Александр Соколов: Он замечательно поет, замечательно. Причем там такая акустика храма, что там не нужно много народу: там поют четыре-пять хористов, и храм звучит как музыкальный инструмент. Дмитрий Кириллов: А у вас был такой опыт, пение на клиросе? Александр Соколов: Даже когда я был министром. Дмитрий Кириллов: Да? Александр Соколов: Один раз мы имели возможность с владыкой Ювеналием проводить все эти 4 года Дни славянской письменности и культуры в разных городах, это был церковно-государственный праздник. Поэтому я был, собственно говоря, как министр культуры и массовых коммуникаций отряжен одну часть этого праздника, собственно говоря, сопровождать, и, конечно, святейший патриарх Алексий II вот это поручил уже священнослужение владыке Ювеналию. И он меня тоже, так сказать, наставляя, ко многому приобщил. И вот там, да, когда я просто стоял, подходил к хору, я же видел их ноты, соответственно, ... партию, которая моя, я с удовольствием ее пел. Дмитрий Кириллов: Соколов и Бортнянского с Чесноковым на клиросе в храме поет, и по стройке в каске ходит. Вот уже практически готов новый суперсовременный студенческий городок в самом центре Москвы, и планов у ректора громадье. Александр Соколов: Не прекращая учебного процесса, вот привели консерваторию в то состояние, в котором она, слава богу, сегодня есть. Дмитрий Кириллов: Вот эта была знаменитая реставрация Большого концертного зала. Александр Соколов: Да, за 11 месяцев Большой концертный зал был к Конкурсу Чайковского, причем не второпях, а на очень серьезном уровне, настоящие реставрационные работы, – все это было сделано. Сейчас мы это продолжаем. Сейчас уникальный многофункциональный студенческий комплекс на Красной Пресне, там когда-то было наше тоже разваливающееся общежитие... Дмитрий Кириллов: А, на Малой Грузинской, знаменитое. Александр Соколов: Да, на Малой Грузинской. А сейчас там уже стоят два высотных здания, уже на две трети стилобатная часть, где бассейн, потом там еще осталось достроить два концертных зала для студентов... То есть мы делаем студенческую филармонию. И вот это, собственно говоря, нам осталось довести, и как раз к юбилею консерватории мы надеемся, что все это будет полностью построено. Ну а потом будем обживать. Две эти башни уже стоят. Конечно, это решает очень многие наши проблемы, в т. ч. и вот как раз с иностранцами, которые к нам стремятся. И сейчас вот мы делаем такой проект, совершенно уникальный проект, откликнулись на предложение наших партнеров в Китае создать консерваторию имени Петра Ильича Чайковского. Это не филиал, Московская консерватория никогда нигде не имела, не имеет и не хочет иметь филиалов, потому что филиал – это осетрина второй свежести, поэтому там не филиал. Это делаем мы, т. е. это наши педагоги, наши программы, специально адаптированные под китайскую специфику. Масштабы Китая известны, т. е. они сразу хотят взять 5 тысяч студентов, но мы не можем обескровить Московскую консерваторию и всех отправить туда. Дмитрий Кириллов: Это все должны уехать туда тогда. Александр Соколов: И вот, изначально обсуждая этот проект с китайской стороной, мы договорились, что работать в Китае будут воспитанники Московской консерватории. Вдумайтесь в эту формулировку, воспитанники, т. е. люди разных поколений, и молодые, и весьма уже авторитетные в возрастном отношении, они все имеют диплом Московской консерватории. Из других стран стали приезжать туда, из Германии, из Соединенных Штатов Америки, те, которые уже состоялись, которые имеют высокое признание, но они все имеют диплом Московской консерватории, носители наших традиций. Вот такого не было. Дмитрий Кириллов: Что вас сейчас тревожит и что хотелось бы успеть сделать, что в ваших силах, по возможности, так скажем? Александр Соколов: Я совершенно отказался от откладывания на потом. Слава богу, уже в семье как-то самостоятельные все, а вот в консерватории есть вещи, которые на самом деле от меня пока зависят напрямую. Но впереди, по-моему, есть явные такие хорошие моменты, и все мы сейчас надеемся на главное, на мир, на то, чтобы действительно была победа, потому что это очень серьезное испытание, которое выпало на это поколение. Но испытания воспитывают и зерна от плевел отделяют очень ясно.