Дмитрий Кириллов: Московский академический музыкальный театр им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко в ожидании премьеры. История жизни и смерти поэта Андре Шенье, его страдания и любовь на фоне событий Великой французской революции открывается зрителю XXI века. Неугомонный кудесник, отвечающий за все оперные постановки в театре, художественный руководитель и главный режиссер оперной труппы Александр Титель приготовил искушенной публике, оперным эстетам, нечто невероятное. Опера Умберто Джордано «Андре Шенье» – редчайшее музыкальное сокровище, она ранее не звучала ни в одном театре России. Да, концертное исполнение «Андре Шенье» прошли когда-то в Свердловске, сразу после революции, и в Донецке почти полвека назад, ну и все. А потому сегодня волнуются все: и артисты, и оркестранты, и художники, ну и, конечно, сам Александр Борисович Титель, главный виновник всей этой грандиозной затеи. Александр Борисович, я так рад нашей встрече! Вы – герой «Моей истории». У нас не просто «Моя история», а еще и «Мой театр». Александр Титель: Да. Дмитрий Кириллов: Потому что если мы говорим «Титель», подразумеваем театр. «Золотая маска» за «Гамлета», за Così fan tutte Моцарта, за «Богему», «Золотая маска» за «Медею». Четырехкратный лауреат главной российской театральной премии, режиссер Александр Борисович Титель продолжает удивлять своих поклонников. К 225-й годовщине со дня рождения Пушкина в театре была поставлена «Русалка» Даргомыжского, и это совсем другая «Русалка»: черно-белая, в арефьевской цветовой эстетике. Здесь сцена последнего действия перенесена Тителем в самое начало оперы, и спектакль не начинается с традиционной увертюры. Титель переносит нас во времена Достоевского, и эта эпоха Достоевского органично проникает в музыку Даргомыжского. В зале овации, на спектакле всегда аншлаг, и почему не дали за «Русалку» «Золотую маску», вопрос риторический. Но то, что «Русалка» стала явлением в оперном мире, – безусловно. Когда вот решили взяться за «Русалку», не страшно было? В общем-то, это «тяжелоподнимаемый» такой проект. Александр Титель: Конечно. Но он не первый такой «тяжелоподнимаемый» проект, потому что есть же масса произведений, которые почему-либо не стали хитами, или, может быть, они не столь органичны во всем, но в них есть замечательные страницы. А тут меня еще грела и необходимость, с моей точки зрения... Мы московский театр, мы российский театр, и мы должны пропагандировать нашу музыку. Если мы не будем этого делать, то кто будет это делать, понимаете? Если мы посмотрим репертуар, допустим, французских театров, то во многих из них доля французской оперы будет если не доминировать, то будет очень значительна. То же самое и в немецком театре, я уж не говорю об итальянском, там... Дмитрий Кириллов: Ну они вообще. Александр Титель: Да, три четверти, ну потому что опера родилась в Италии и больше всего опер написано итальянскими композиторами на итальянском языке и т. д. Но и русская композиторская школа великая. Я с детства любил целый ряд сцен в «Русалке» Даргомыжского. Там есть сцены очень высокого музыкального и драматургического уровня. Там не все так, может быть, совершенно, но мы будем стараться сделать эту оперу интересной. Если нам удалось это сделать, то мы очень рады, мы счастливы, что нам удалось «Русалку» как-то вернуть в обиход интересных музыкальных явлений отечественной композиторской оперной школы. Дмитрий Кириллов: Ну вот с «Русалкой» вы как заражали Арефьева? Надо же еще всех своих соратников тоже воодушевить. Александр Титель: Ну, Владимир Анатольевич, он, так сказать, суперпрофи. У него есть немало способов, как «самовоодушевиться» помимо того, что я его пытаюсь воодушевить. Я ему говорю о каких-то особенностях и о каких-то вкусностях, он мне что-то говорит... Дмитрий Кириллов: Арефьев виден сразу по цветовой гамме, его фирменные какие-то вещи, это видно, да. Александр Титель: Да-да. Но там есть ряд очень больших сложностей. Ну что там, вот вода, помост, воздух... За этой внешней простотой есть ряд сложнейших технических задач, которые приходилось решать и которые наша доблестная постановочная служба осуществляет при каждом спектакле. Очень важно, чтобы музыка не протестовала против той ауры, в которую ты ее погружаешь, той эпохи. Бывает так, что ты смотришь и думаешь: боже мой... Дмитрий Кириллов: «Зачем?» Александр Титель: «Боже мой, зачем? Это здесь не звучит, ей тут нехорошо, она тут не органична». А есть такие, где кажется, что так она вот тут и должна быть сегодня. Допустим, мы не будем в «Медее» использовать там туники и пеплосы и собственно времена Древней Греции, потому что история такая, которая может повторяться. Луиджи Керубини, итальянский композитор, написал совершенно потрясающую оперу «Медея». Она написана вообще в конце XVIII века, в разгар Французской буржуазной революции, но она написана так, что она как будто бы рождена в XX веке, и мы ее в XX век и поместили. Или «Севильский цирюльник» Россини – мы искали рифму во времени и нашли в послевоенной Италии, вдохновившись и признаваясь в любви искусству неореализма в кино. Дмитрий Кириллов: Да-да-да. Я хочу сейчас вас перенести в то антикварное, уже можно сказать, время. Вот представьте себя за обеденным столом, вам 10 лет. Александр Титель: Ха. Дмитрий Кириллов: Вы в Ташкенте, живы мама и папа, и вообще, другая совершенно жизнь. Что осталось в памяти как слайды, которые всегда в вашем сердце? Александр Титель: Конечно, семья, мама, папа, бабушка, сестра, навещающий нас изредка старший брат, который служит на флоте. Моя музыкальная школа, моя школа 110-я физико-математическая, самая знаменитая, самая лучшая в городе, где учились только старшеклассники. Воздух Ташкента, который слоился, слоился от жары, от солнца. Он весной наполнен невероятными запахами, а осенью прозрачен и просто создан как будто бы для сложения стихов. Как меняется в зависимости от времени года вода в реке Анхор... И конечно, в воспоминаниях бабушка, конечно, в воспоминаниях ежедневно звучавшая по несколько часов в день скрипичная музыка, потому что каждое утро папа начинал с «Каприсов» Паганини, это было необходимо для вот розыгрыша. Дмитрий Кириллов: Как зарядка, да? Александр Титель: Потом он шел преподавать, вечером концерт, или запись, или еще что-то. И вот это [напевает «Каприс № 24» Никколо Паганини], она у меня просто вот всегда, понимаете. Дмитрий Кириллов: А еще в памяти Александра Тителя навсегда остались картинки разрушенного родного города. В 1966 году произошло катастрофическое землетрясение, уничтожившее Ташкент практически целиком. Александр Титель: Это произошло 26 апреля. Уже подступала теплота, хотя еще было холодно ночами, конечно, все кутались, но жили в палатках весь город... Дмитрий Кириллов: И ваш дом пострадал, да? Александр Титель: И наш пострадал, конечно. Дмитрий Кириллов: Вы тоже в палатке жили? Александр Титель: Конечно, на раскладушках там на каких-то... Потом, когда это поутихло, несколько, пару месяцев спустя, уже стали заходить в дома... И все приехали в Узбекистан строить, были городки, это строит квартал Ленинград, это строит Москва, это строит Эстония, это строит Литва, по-моему, или кто-то, это Краснодар или кто-то... Дмитрий Кириллов: Армения – все строили. Александр Титель: Да-да-да, были со всех [союзных республик], и это по такому проекту, это – по такому проекту, это – по такому проекту. Отстроили тогда огромное количество новых домов в Ташкенте, и они заложили базу мощную. Культурные объекты, которые эвакуировались во время войны в Узбекистан, тоже оставили после себя мощный фундамент, как, например, Ленинградская консерватория, и папа уже начал там преподавать тогда. Дмитрий Кириллов: Борис Александрович Титель – талантливый скрипач, знаменитый на всю Среднюю Азию педагог, по сути, создавший в Узбекистане школу скрипичного мастерства. Он был учеником великого Петра Соломоновича Столярского. До войны Борис Александрович работал в Одесской филармонии и стал лауреатом конкурса скрипачей, получив на нем вторую премию. Борьба была нешуточная, ведь Титель в том конкурсе уступил не кому-нибудь, а самому Давиду Ойстраху. Будущие родители Александра Борисовича встретились незадолго до войны и в июне 1941-го подали заявление в одесский ЗАГС. Александр Титель: Возникли, значит, какие-то отношения, и они наметили 22 июня их, значит, зафиксировать в ЗАГСе. Дмитрий Кириллов: Официально. Александр Титель: Официально. И зафиксировали, несмотря на уже начавшиеся бомбежки. Дмитрий Кириллов: Там же эвакуация началась. Александр Титель: Да, началась эвакуация. На одну эвакуацию они опоздали, бабушки прособирались, и слава богу, что опоздали, потому что с этим пароходом не все сложилось хорошо: его бомбил самолет, там было очень много жертв. И потом они ехали поездом уже, и ехали долго. Мама рассказывала, что периодически их бомбили самолеты фашистские и поезд останавливался, они убегали в поля, в леса, где что было по дороге. У них было направление в Ашхабад, в Туркмению, а на одном полустанке остановились два поезда, и из одного вагона в другой отец видит Серебрякова. Павел Серебряков был замечательным пианистом, ректором Ленинградской консерватории, но как уже известные музыканты молодые они знали друг друга. И он им через окно говорит: «Вы едете? Боря, куда ты едешь?» Дмитрий Кириллов: «В какой Ашхабад?» Александр Титель: Он говорит: «Мы в Ашхабад». Он говорит: «Не надо! Поехали с нами!» Он говорит: «Но у меня семья...» – остались его родители, родители мамы сошли в Челябинске к дочке... Дмитрий Кириллов: ...а папины остались. Александр Титель: ...а папины остались. Он говорит: «Да берем всех!» – и всех разместили в этом поезде, который ехал в Ташкент. Дмитрий Кириллов: Но в Ташкенте Борис Титель надолго не задержался: он отказывается от брони и уходит на фронт. Отец Александра Борисовича прошел войну до Берлина, вернулся домой, увенчанный орденами и медалями, и всю войну мама ждала его в Ташкенте, работала врачом. Без сна и отдыха, днями и ночами она выхаживала малышей в детской туберкулезной больнице. Александр Титель: Очень были распространены туберкулез и менингит тогда в Узбекистане. Дмитрий Кириллов: Детей тысячи, да, эвакуировали? Александр Титель: Да. За мамой часто ночью приезжали, на вертолет и в район, в колхоз, где просто было тяжело. Меня воспитывала бабушка, маму и папу я видел вечерами, поздно. Поздно не спал, поэтому привык. Ну, мама с работы приходила, конечно, а папа уже поздно вечером. Так что вы меня сейчас так это, «расчувствовали» воспоминаниями о Ташкенте и о детстве. Дмитрий Кириллов: Отец вернулся с фронта – счастье, не погиб, вообще удивительно, мама дождалась. Александр Титель: Вот 1942-й и, наверное, половину 1943-го он был просто рядовым. Но он взял с собой скрипку. Стали формировать ансамбли, и его направили, и уже где-то с конца 1943 года он уже был больше... Дмитрий Кириллов: ...по назначению. Александр Титель: ...в ансамбле, да. Но они все время на передовой все равно, да. И он рассказывал мне, как он играл генералу Говорову... Дмитрий Кириллов: Маршала после войны дали ему, да? Александр Титель: Да-да, генерал... Дмитрий Кириллов: Он там командовал же, Волховский фронт. Александр Титель: Он был большим любителем музыки классической, и как-то так они его позвали, играли... Он говорит: «Я в землянке играл, тот был очень рад». Дмитрий Кириллов: Борис Александрович не только играет перед будущим маршалом Говоровым, он еще и сочиняет музыку. На войне рождается композитор Борис Титель: он пишет марш на обрывке листа химическим карандашом. Понятно, что у такого талантливого музыканта сын обязательно должен был пойти по его стопам. Но не тут-то было. Вот мне интересно, как из ребенка, который ходил со скрипочкой в музыкальную школу, все хорошо, и вдруг взял в какой-то день и сказал: «Все, пойду в футбол играть, никакой скрипки!»? Александр Титель: Вы знаете, такой был тогда клуб «Кожаный мяч», я стал в нем участвовать, там сколотилась команда очень хорошая... Дмитрий Кириллов: А музыкальная школа на второй план отошла, да? Александр Титель: Да, совсем. У нас был тренер хороший... И я не успевал, я стал много пропускать. Это сказывалось. Я не любил отставать, а я стал видеть, как я начинаю там какие-то задачки по сольфеджио... Дмитрий Кириллов: Потом, скрипка – это сколько часов нужно играть... Александр Титель: Нет, это каждый день 2 часа минимум надо отдать. Дмитрий Кириллов: Соседям на нервы. Александр Титель: Да. Ну, у нас жили скрипачи, гобоисты... Дмитрий Кириллов: Закаленные люди. Александр Титель: ...певцы, и даже был кто-то, кто играл на бубне, на узбекском таком... Дмитрий Кириллов: Так у вас там полный комплект был. Александр Титель: Да, у нас там был двор совершенно... Дмитрий Кириллов: И в общем, «Кожаный мяч» перетянул? Александр Титель: Да. И я как-то там увлекся, я сказал: «Ну давай...» Мы договорились таким образом: я пропущу год и потом вернусь как бы. И мама тоже, не очень это ей нравилось, она... Дмитрий Кириллов: Ей папы хватало. Александр Титель: Да, ей хватало. Она считала, что, может быть, что-то... И когда я вот увлекся физикой и пошел в физматшколу, как-то все были довольны. Маме вообще казалось, что вот это нормальная профессия, а вот эти вот творческие потуги – это как бы не надо... Притом что у мамы вообще был абсолютный слух. Ну и папа как-то тоже там смирился. Дмитрий Кириллов: Казалось бы, ушел в физматшколу – и всем счастье. Но оперная бацилла засела в Саше крепко. Никто не может объяснить, кто она такая, но если попадает в сердце ребенка, способного впитывать великую музыку, то никуда не исчезает. Так и вышло с Сашей Тителем. Мальчишка с раннего детства слушал Верди, Пуччини, Чайковского и, учась в музыкальной школе, пел в детском хоре Ташкентского оперного театра. Музыка Сашу буквально пленяла, в отличие от профессии оперного режиссера: такая работа мальчика совсем не впечатляла. Александр Титель: И тогда меня как бы вот это вот... А что делает режиссер? Меня это никак не заинтересовало. А опера – да. И потом уже я настолько в нее влюбился, что, узнав, что есть вообще такое подразделение, как мимические актеры, миманс, да, меня туда с радостью записали, я стал туда мальчишкой уже бегать и затащил туда половину своих друзей из школы. А тут я встретил товарища одного, он мне рассказал, что он поступил и учится (он старше меня был) в физико-математической школе. И он так про нее рассказывал, я так загорелся, я сказал: «Дайте я пойду туда, я попробую». Но это уже был 8-й класс. И я тогда не стал возвращаться в музыкалку, потому что я сдал экзамены туда, меня туда приняли. И там такой был шикарный класс, там такие были ребята мощные, такие... Достаточно сказать, у нас окончило 10-й класс 35 человек, из них 12 медалистов. У меня было девять уроков физики в неделю. Мы пошли в политехнический на энергофак, там тоже была хорошая физическая основа, ну и друзья пошли. Я тут же нырнул в КВН, тогда это было очень модно, у нас была очень сильная команда... Дмитрий Кириллов: В Ташкентском политехе был... ? Александр Титель: Мы выиграли в Ташкенте все междоусобные бои с другими, с университетом. Я был в авторской группе, играл что-то, мы писали обычно домашнее задание. Я только начинал, а тогда уже гремели Валера Хаит, Юлий Гусман... Дмитрий Кириллов: Гусман. Александр Титель: ...с которым мы уже позже познакомились. Дмитрий Кириллов: Так у вас есть кавээновское прошлое, получается. Александр Титель: Конечно. У нас был такой театр в политехническом, назывался СТЭМП, Студенческий театр миниатюр политехнического института, и там немножко... Ну, у меня начиналось такое чувство, что я что-то не там... Дмитрий Кириллов: И тут произошло просто судьбоносное событие: сестра Алла подсовывает младшему брату Саше книгу Михаила Чудновского «Режиссер ставит оперу», посвященную Борису Александровичу Покровскому. И словно пелена сошла с глаз, и пазлы все совпали, и жить стало радостнее и легче, ведь Саша наконец нашел главное дело своей жизни. Александр Титель: Какие-то вещи сошлись такие очевидные, что я же вот это-то как раз и люблю, это-то как раз мне интересно, просто я не встречал такого. А ощущение того, что музыка, которая звучит со сцены и из оркестровой ямы, потрясающая, но то, что происходит на сцене, это что-то замшелое, у меня уже было. Это что-то... Дмитрий Кириллов: Что-то надо с этим делать. Александр Титель: Что-то с этим надо... Нет, это что-то, какой-то затерянный остров. Я помню, пошел, естественно, в свой родной театр Навои [Государственный ордена Трудового Красного Знамени академический Большой театр Республики Узбекистан имени Алишера Навои], там поставили спектакль «Фауст». Была такая традиция старого Фауста, который действует в прологе, и молодого петь разным голосам, потому что пролог написан вроде бы для более крепкого, а дальше лирический голос. Но потом это ушло и певцы стали справляться, а у нас еще эта традиция жила, в наших театральных постановках в Советском Союзе. И вот я пришел, я вижу, как, значит, в прологе от имени старого Фауста действует артист. Он немолод, высокий, поджарый, европейского склада человек. Потом, значит, приходит с наклеенными блестками, веками Мефистофель, значит, машет плащом, напускает дыма, и в этом дыму этот человек исчезает и оттуда выходит невысокого роста, коренастый молодой узбек. Я не выдержал... Дмитрий Кириллов: Волшебная сила искусства. Александр Титель: Я просто лег под кресло впередистоящее. Это же волшебная сила искусства в опере делает невозможное, понимаете, она меняет не только возраст, рост и все, но даже национальность и цвет кожи. Дмитрий Кириллов: Нет, так продолжаться не может! Долой оперные ляпы, штампы, условности! Долой престарелых Татьян Лариных и перекормленных, необъятных Фигаро и Дон Жуанов! Опера должна быть современной, интересной, захватывающей! И Александр Титель пошел поступать в ГИТИС на режиссуру. Лев Дмитриевич Михайлов, оперный режиссер, народный артист РСФСР, посмотрев на взрослого, уже увешанного жизненным багажом абитуриента Тителя, не раздумывая взял к себе в класс. Александр Титель: Я уже большой был мальчик, мне уже было 25 лет. Дмитрий Кириллов: Двадцать пять лет – уже что-то, какой-то бэкграунд есть. Александр Титель: Ну конечно. Дмитрий Кириллов: «Уже знаю, чего хочу». Александр Титель: Успел не только окончить политехнический, а успел и поработать. И даже я сделал значительную часть измерительного контрольного оборудования, тогда была мощная такая история, запускался знаменитый Таджикский алюминиевый завод, он в чертежах именовался ТАЗ... Дмитрий Кириллов: Вы в судьбе ТАЗ принимали участие?.. Александр Титель: Я делал измерительную аппаратуру для этого ТАЗа. Дмитрий Кириллов: Если человек – дипломированный инженер, работавший над созданием измерительной аппаратуры, приходит в оперу, значит, дело серьезное. Михайлов это понял быстро. Александр Титель: Я не знаю, почему он меня выбрал. Что-то, наверное, было такое. Но, во-первых, это было счастье для меня, что я поступил к Михайлову, потому что... Я не знаю, может быть, поступи я к кому-то другому, и не случилось бы вот такого проникновения в профессию. Это в значительной мере благодаря ему, его личному примеру, его ауре, его способности... Он мне открыл меня. Дмитрий Кириллов: Лев Михайлов однажды признался, что Александр Титель – его лучший ученик. Он был уверен, что Александр останется в Москве и, пройдя практику в Театре Станиславского и Немировича-Данченко, будет работать с ним вместе в театре, где Михайлов к тому времени уже 17 лет был главным режиссером. И еще преподавательские задатки в Тителе Михайлов разглядел. Он видел далеко вперед и предугадал судьбу своего ученика. Александр Титель: «Ты мне просто очень поможешь, я очень устал, я поеду отдохну, а ты будешь набирать курс». Я: «Какой курс? Как я могу набирать курс? Я еще ничего не знаю и не умею». – «Нет-нет-нет, ты все знаешь». И я думал: ничего себе... Я его и, видимо, не только его ввел в заблуждение, думал я. Я невольно, наверное, его обманываю, я же ничего еще не умею, не знаю, а он считает, что я умею. Дмитрий Кириллов: Такое чувство, да? Александр Титель: Да, у меня было... Но раз он на меня так смотрит, я должен как-то оправдать. И он говорит: «Я скажу на кафедре». Потом, через неделю, я прихожу сюда, в этот театр, мы здесь встречались, он был главный режиссер этого театра, и он мне говорит: «Ты знаешь, не получилось, не состоялось – Дед против». А Дед, Дед Боб, они его называли, Дед Боб – это Борис Александрович Покровский, он был заведующим кафедрой... Дмитрий Кириллов: Опять Покровский. То книжка про него... Александр Титель: Да. Он был завкафедрой, да. Он сказал: «Я его знаю, – какие-то хорошие слова. – Пусть едет. Ни из кого из тех, кого я оставлял здесь, ничего не вышло – пусть едет в театр». И Лева мне говорит: «Ты знаешь, в принципе он прав, и я тебе это говорил. Поезжай, годика три у тебя есть, и потом обратно». Я подумал: ну все, значит, такая судьба, я поеду. Уже я на практике был в свердловском театре, у меня там завязались хорошие отношения... Дмитрий Кириллов: Это бренд, Свердловский театр оперы и балета знаменитый. Александр Титель: Да, он был известный, солидный. Дмитрий Кириллов: Да-да-да. Александр Титель: Там был молодой, талантливейший Евгений Владимирович Колобов, мы с ним подружились. Дмитрий Кириллов: И уже мыслил о каком-то будущем совместном, что будет что-то такое, да, с мастером? Александр Титель: Да-да-да, конечно. Дмитрий Кириллов: Но мы что-то придумываем, а в жизни... Александр Титель: Но поэтому я проработал там в результате 11 лет, это были прекраснейшие 11 лет моей жизни. Но случилось так, что вместо Льва Дмитриевича на мою премьеру приехала его супруга Алла Александровна Михайлова. Дмитрий Кириллов: Постановку своего лучшего ученика Тителя Льву Дмитриевичу Михайлову так и не удалось увидеть: он умер внезапно, скоропостижно и так рано, в 52 года... Это был страшный удар для всех, разрушился целый мир. Но Алла Александровна Михайлова, вдова Льва Дмитриевича, подхватила эстафетную палочку и все, что было важно Льву Дмитриевичу, все те, кто был дорог ему, попали в поле зрения Аллы Александровны. Михайлова обладала большим весом в театральной среде. Она работала в отделе культуры ЦК КПСС и, в отличие от своих коллег, в культуре как раз-таки разбиралась неплохо, была тончайшим знатоком музыки и большим эрудитом. А как же Александру Борисовичу тогда нужна была ее поддержка! На первой поставленной в Свердловске Тителем опере «Севильский цирюльник» не потоптался только ленивый, может быть, уборщицы только промолчали, а остальные дружно накинулись с осуждением такой трактовки. Александр Титель: Она приехала в Свердловск, ее встречали там, естественно, и предлагали пойти в драматический театр главный, который там был, или еще что-то, или еще что-то. Она сказала: «Нет, я хочу посмотреть спектакль ученика». Ей стали говорить, что это вообще ерунда, смотреть там нечего и т. д., и т. д. Она сказала: «Нет, я обещала прийти посмотреть «Севильского цирюльника» в постановке Тителя, это ученик моего мужа». Она была просто очень умная, очень знающая, очень жесткая, очень строгая дама. Она умела предельно ясно и кратко формулировать свою мысль, не терпела воды, переливания из пустого в порожнее. Это тебя собирало. Она пришла, посмотрела... Спектакль ей очень понравился. Дмитрий Кириллов: А как важно получить молодому режиссеру, да, вот такое? Александр Титель: Это очень здорово. Дмитрий Кириллов: Такой аванс, когда говорят: «А мне понравилось». А что им не нравилось? Что они говорили? Александр Титель: Да все, за исключением тех артистов, которые участвовали в спектакле... Дмитрий Кириллов: ...и самой музыки Россини. Александр Титель: Да. А потом, ну как, худсовет есть худсовет, там же представители разных профессий. Меня привел в чувство сначала завпост, потому что то, что он хитрюга, лентяй и бездельник, это я уже знал по работе совместной... И когда он с изрядной долей романтического пафоса, так сказать, выступил, сказав: «Вообще, что это за «Севильский цирюльник»? Что такое «Севильский цирюльник»? – сказал он. – Это голубое небо и голубое море!» – сказал он. Где он нашел в Севилье море, я затрудняюсь сказать... Дмитрий Кириллов: Это неважно. Александр Титель: Но тут я как-то включился и понял, о чем этот жук говорит. Он говорит о том, что им делать ничего не надо было, потому что они покрасят большой задник... Дмитрий Кириллов: ...синей краской. Александр Титель: ...в синий цвет и отобьют белой линией, бельевой веревкой, линию горизонта, ну проведут, понимаете, и все. Дмитрий Кириллов: Это же какая экономия! Александр Титель: И все! Дмитрий Кириллов: Море есть – есть, небо – есть... Александр Титель: Чего вешать, понимаете... И тут я почти по Зощенко, я понял: ах ты... Какая хитрая механика, понимаете... Тут я немножко развеселился. Но поддержал спектакль директор и как раз главный дирижер Женя Колобов, который сказал: «Да, мне нравится». Потом повернулся к дирижеру спектакля, которого тоже звали Женей, и сказал: «Женя, а музыка где?» Я это часто привожу в своих рассказах, воспоминаниях. Ноты есть – музыки нет. Где музыка? Дмитрий Кириллов: Двенадцать поставленных спектаклей за 11 лет работы Александра Тителя в Свердловском театре оперы и балета – результат впечатляющий. В театральном мире поползли слухи, что в Свердловске с оперой все очень даже неплохо. Титель стал модным режиссером, и со всех концов страны, включая Москву, Петербург, потянулись в Свердловск театральные критики, продюсеры и прочие ходоки – посмотреть на это диво дивное, спектакли Александра Тителя. Александр Титель: Слухи пошли, да, стали приезжать отовсюду... И уже, кажется, следующий спектакль, Москва, Питер, все разные присылали своих гонцов, все приезжали, смотрели спектакли, обсуждали. У меня не было никакого сознательного намерения... Дмитрий Кириллов: ...выпендриться. Александр Титель: ...все перевернуть и сделать новую [историю] – она просто родилась, она просто родилась благодаря времени, благодаря тому, что актеры подхватывали это, несмотря на то что были воспитаны в другом как бы ключе. У нас была замечательная артистка Светлана Васильевна Зализняк, тогда она была заслуженная, потом стала народная. Она была ведущая меццо-сопрано театра. И она мне вдруг говорит: «Александр Борисович, ну что? Мы репетировали «Снежную королеву», я же домой не хотела идти!» У нее семья, дети, она уже маститая, и мы репетируем не Верди с Чайковским, мы репетировали «Снежную королеву» Баневича. Она говорит: «Домой не хотелось идти, а хотелось репетировать!» – что может быть слаще для израненного режиссерского сердца?.. Дмитрий Кириллов: 1990 год, гастроли Свердловского театра оперы и балета в Москве. На сцене Большого театра идет постановка Александра Тителя, между прочим, к тому времени уже лауреата Государственной премии СССР. А в это время в Театре Станиславского и Немировича-Данченко во все стороны летят огненные стрелы: достиг апогея многолетний конфликт труппы с руководителем Евгением Колобовым. В гостиничный номер к Тителю буквально врывается группа известных московских музыкантов с просьбой возглавить оперную труппу театра. Практически вся молодежь уходит с Колобовым в «Новую Оперу». Театр Станиславского разрушался на глазах. Это ходоки пришли, да, группа? Александр Титель: Ходоки пришли, да, конечно. Дмитрий Кириллов: Кто возглавил-то это? Александр Титель: Леонид Иванович Болдин, народный артист Советского Союза. И там был Леонид Зимненко, там был Слава Войнаровский, Николай Гуторович, Лидия Захаренко... Дмитрий Кириллов: И все в номер, да? Александр Титель: И концертмейстер этого театра, опытнейшая Любовь Анатольевна Орфенова. Они пришли ко мне вечером после репетиции: «Александр Борисович, вот мы знаем, что вы там Льва Дмитриевича ученик, последователь. Давайте мы будем настаивать на том, чтобы вы были назначены главным режиссером театра». И я им сказал, что это непродуктивно: «Вы поймите, я, конечно, испытываю некое чувство долга по отношению к театру, которому 20 лет жизни отдал Лев Дмитриевич мой, но Евгений Владимирович Колобов меня хорошо знает по Свердловску: если бы я ему был здесь нужен, он бы меня позвал; раз он не зовет, значит, не нужен. Он – худрук театра, или музыкальный руководитель театра. Это бесперспективная идея, [что] вы будете настаивать, – лучше постарайтесь найти общий язык, потому что он дирижер от Бога». Но тем не менее как-то у них дальше не сложилось... Ну, значит, была не судьба. Дмитрий Кириллов: Я помню это, насколько было сложно, пережив, я не знаю, под фонограмму балет, опера – петь некому... Александр Титель: Нет, пели и играли под рояль в фойе. Дмитрий Кириллов: Первая, по-моему, «Пиковая дама» была, да, возобновили... ? Александр Титель: Возобновили «Пиковую даму». Дмитрий Кириллов: Что-то началось там, какое-то шевеление. Александр Титель: Было такое, да. В первый год восстановили все старые спектакли главные: «Пиковую даму» Льва Дмитриевича, «Евгений Онегин», который восстановил Михаил Григорьевич Дотлибов, ну, как бы переделав, восстановил еще Станиславского спектакль, они с Бархиным его немножко переодели... Восстановили «Севильский цирюльник», который шел тоже у Станиславского. «Иоланту», некогда поставленную главным балетмейстером этого театра Чичинадзе... На следующий год еще «Паяца» возобновили, михайловский спектакль, еще что-то... И вот первый спектакль, «Руслан и Людмила», я поставил только ближе к концу второго сезона. Дмитрий Кириллов: Там же еще нужно было набрать артистов. Это потом уже по 70 человек на место конкурс был... Александр Титель: Это после «Богемы», когда «Богема» вышла... Дмитрий Кириллов: Да. А тогда поди найди. Александр Титель: ...она тоже была таким новым шагом. Дмитрий Кириллов: Премьера «Богемы» была сродни эффекту разорвавшейся бомбы. О том, что произошло второе рождение Театра Станиславского и Немировича-Данченко, заговорила вся Москва, да что там Москва – на всю Россию прошел слух, что появился театр, по уровню сопоставимый с лучшими оперными площадками Европы. ВИДЕО Андрей Батуркин, солист оперы, заслуженный артист РФ: Уже больше 30 лет я работаю в этом театре. Александр Борисович меня взял в труппу, что было для меня очень приятно и где-то неожиданно, потому что я еще был молодой, очень зеленый. И уже через 2 года я пел ведущие партии, такие как Онегин и Фигаро в «Севильском цирюльнике». Первая наша такая большая постановка – это «Богема», достаточно знаменитая, в которой получился очень замечательный состав артистов, начиная с Ольги Гуряковой, Хибла Герзмава, Ахмед Агади, Евгений Поликанин, Рома Улыбин... То есть такой как бы молодежный получился состав. Действительно, этот спектакль был очень известен в Москве, гремел. Музыка часто пробивает на какие-то такие ощущения чего-то космического, но тут еще получилось, что в этой «Богеме» и музыка, безусловно, и исполнение... И вот пробивало, в общем, на слезы даже на сцене. Елена Гусева, солистка оперы: Меня судьба как-то привела сама в этот театр, потому что, когда я поступила в консерваторию и училась на I курсе, кто-то из моих однокурсников просто предложил, ну, подработку. Я даже не знала, что это толком, что нужно делать. И этот однокурсник привел меня сюда. И здесь искали людей, которые будут участвовать в мимансе. Ставили спектакль «Евгений Онегин». И я была в мимансе, я бегала со шваброй. Потом меня повысили, у меня была другая должность: я наматывала гирлянду на... Если вы знаете нашу постановку, колонны, которые поворачиваются, наклоняются, и вот на одну из колонн я наматывала гирлянду из еловых веток. Александр Борисович сидел в зале, и он кричал: «Девушка в красном свитере, повыше, повыше, повыше! Вот, хорошо, вот так вот!» Ну, спустя несколько лет я уже пела в этом театре Татьяну. Нажмиддин Мавлянов, солист оперы: Перед тем как сюда попасть, 7 лет проработал в Большом театре в Ташкенте. Естественно, я и не мечтал даже, и попал я совершенно случайно, когда Феликс Павлович Коробов, он услышал меня на конкурсе и говорит: «Приходи обязательно прослушаться». Вначале у меня не было никаких ожиданий особых. Я вообще про себя не думал, что я куда-то поеду: ну кому я там нужен, там столько со всего мира приезжают... А потом оказалось, что нужен, и даже очень. Я помню, что я в самолете, в лифте потом здесь даже все с нотами просматривал арию Альваро. Вообще, эта партия, в 30 лет ее не каждый берется петь, Альваро, но я уже делал Трубадура в 28, по-моему, в 27 я спел Хозе, и у меня уже был опыт крепких партий. Но все-таки Альваро – это одна из самых сложных партий в мире. Прослушался. И даже здесь вот мы с коллегами уже много лет работаем, они мне... У них была репетиция не помню, какого спектакля, они мне очень громко аплодировали, и я был так счастлив и удивлен тоже. И вот уже 15-й год я здесь. Андрей Батуркин: Как часто любит говорить Александр Борисович, театр – это дом. Действительно, это атмосфера, вот эта атмосфера коллектива. Мы действительно дружим очень много. Редко же, между прочим, на самом деле певцы, которые конкурируют в партиях, вот дружат. Я радуюсь искренне, когда у моего коллеги получается. Я верю, что у него лучше, чем у меня, получается, но это никогда не повод к ревности – это повод подумать, что я могу все-таки сделать лучше сам, чтобы тоже быть нужным театру. Александр Титель: Я думаю, что мы можем гордиться этим театром. Что-то лучше, что-то хуже, что-то удается больше, что-то – меньше, мы все имеем право на удачи и на неудачи, но театр жив-здоров. Дмитрий Кириллов: Жизнь театра напрямую зависит и от душевного спокойствия маэстро. За каждой победой режиссера Тителя, за этим лоском и блеском, за тителевским куражом и отсутствием профессионального выгорания стоит верный боец невидимого фронта – жена Галина, любимая, единственная, одна на всю жизнь. Как важно, когда рядом человек, который вот так терпеть все время [готов]: то одна постановка, то другая... Я про Галю. Александр Титель: А-а-а. Дмитрий Кириллов: Это же вообще. В театр прийти, у которого был только один фасад, пожар пережить... Я не знаю, что там еще... Александр Титель: Ну, она стойкая девушка. Дмитрий Кириллов: Вы где ее откопали вообще, скажите мне? Александр Титель: Да мы учились в одной школе, в одном классе физико-математическом. Дмитрий Кириллов: В Ташкенте? Александр Титель: Мы потом расстались, конечно... Потом опять встретились... Дмитрий Кириллов: Подождите, это что, с детства была такая история? Александр Титель: Нет, не с детства, с 9-го класса. Дмитрий Кириллов: С юности. Александр Титель: Да. Я думаю, что ей повезло и мне повезло, потому что я не торчу у нее перед глазами бесконечно, я в основном в театре, и поэтому, когда я прихожу, это всем в диковинку и в радость, и мне, и ей. Конечно, ее чувство юмора, ее легкость... Она многое знает, многое понимает, многое чувствует. Дмитрий Кириллов: Но у вас разные характеры? Александр Титель: Конечно. Но это очень важная часть меня. Дмитрий Кириллов: После Ташкента вы ее в Москву перевезли? Александр Титель: Да. Но сначала в Свердловск. Она поступила... Мы последний год моей учебы уже жили здесь, и она поступила в аспирантуру. Она закончила тоже политехнический институт, другой факультет, она была инженер-строитель. Это тоже было очень смешно. Когда-то я проработал почти 5 лет в Свердловске в должности очередного режиссера, а уже поставил там «Бориса Годунова», «Пророка», уже много спектаклей, уже все ездили на наши спектакли... И тогда наконец там они решили, что «давайте мы сделаем его главным режиссером». И меня директор Владислав Сергеевич Вяткин повез в Москву представлять министру культуры. И он там спрашивает: «А это... ?» Я говорю: «Ну вот...» Что-то отвечаю я, что-то очень вовремя опережает меня Владислав Сергеевич Вяткин, который очень хотел, чтобы это состоялось. Значит: «А образование? Ага, ГИТИС, да... Да-да-да, ну хорошо, все хорошо. Сколько, 5 лет? «Бориса Годунова» поставил? Да-да, хорошо». Потом вдруг: «А жена кто? Актриса, певица?» Я говорю: «Нет, инженер-строитель». – «Молодец!» – подписал. Они уже привыкли к этим вечным... Дмитрий Кириллов: ...теркам. Александр Титель: ...теркам, да, понимаете, и тут я им тоже очень сильно угодил тем, что она не театральный человек. Дмитрий Кириллов: На Малой сцене театра идут репетиции оперы Умберто Джордано «Андре Шенье». Музыка страстная, как и положено школе веристов, красивая, сложная и невероятно чувственная. Это будет, безусловно, хит в афише театра! Александр Титель продолжает открывать нашему зрителю неизвестные или редко исполняемые произведения, оживлять и освежать старые постановки, ставить то, что самому интересно, и заражать этим интересом окружающих. Сейчас появляется «Андре Шенье», и у вас появляется итальянский молодой дирижер. Александр Титель: Да. Дмитрий Кириллов: Тоже интересная история. Александр Титель: Да. Мы выписали его, Пьетро Маццетти. Я видел его за пультом на концерте Василисы Бержанской, она меня пригласила, и он мне понравился. Мы списались, созвонились, стал агент [], и Пьетро здесь и с удовольствием работает. Молодой, способный человек, очень дружелюбный, очень расположенный. Что бы ни делали и что бы ни пытались выдумать и вставлять какие-то рогатки, искусство не знает границ, тем более такое искусство, как опера, оперный театр, тем более русская оперная традиция, оперная школа, школа композиторская, школа певческая, школа дирижерская и режиссерская. Все-таки мы в области театра не последние люди в мире. Дмитрий Кириллов: Я смотрю на вас, на ваши горящие глаза, и знаю, что сейчас у вас репетиция начинается. Вот, знаете, как ребенок рождается, скоро увидит свет. Александр Титель: Дай бог, да, «Андре Шенье», редкая вещь... Дмитрий Кириллов: Да, дай бог. Александр Титель: ...требующая огромного мастерства, энергии, внимания, потому что это веризм, это вот такая бурлящая жизнь. И мы будем изо всех сил стараться и... Скоро уже премьера. Дмитрий Кириллов: А мы будем продолжать удивляться. Точно я знаю, что будет очередной какой-то сюрприз, и всегда этим славится театр ваш. Теперь ждем! Александр Титель: Спасибо!