Дмитрий Кириллов: Алена Яковлева – народная артистка России, человек, беззаветно преданный театру. Да, Яковлева – абсолютная звезда, причем этот статус ей принадлежит по праву. В Московском театре сатиры к Яковлевой пришел настоящий успех; в Театре сатиры она обрела единомышленников, ставших родной семьей; Театр сатиры стал ее вторым домом, а может быть, даже и первым, поскольку бо́льшую часть жизни актриса проводит именно в нем. История жизни Алены Юрьевны Яковлевой, дочери Юрия Васильевича Яковлева, всенародно любимого, великого артиста, не была мажорно-беззаботной. Алене пришлось буквально биться за свое право воплощать свои мечты в жизнь. Хрупкая, женственная, совершенно не конфликтная, она оказалась просто со стальными мускулами и нервами как канаты. Яковлева доказала, что в теории отдыха природы на детях гениев случаются и сбои. Оставив все предрассудки и страхи, она как в омут с головой бросилась в актерскую работу и победила, заслужив настоящий успех. Алена, я рад вас в моей программе видеть! Алена Яковлева: Спасибо вам! Дмитрий Кириллов: Театр сатиры, Триумфальная площадь, афиша. Много лет проходишь мимо этого замечательного здания, и всегда на афише какой-то спектакль, и ты читаешь «Алена Яковлева». Знаете, это уже как константа. Алена Яковлева: Если учесть, что я здесь, в 2025 году будет 40 лет... Дмитрий Кириллов: Сорок лет будет, да, ну это как... Алена Яковлева: Да, как я здесь работаю, служу в этом театре, то, конечно, само собой разумеется, что, в общем, уже набор ролей большой. Дмитрий Кириллов: Вот пришла, положила трудовую книжку в Театре сатиры и все. Алена Яковлева: А что мне бегать, когда мне тут хорошо? Дмитрий Кириллов: У вас все-таки, знаете, все [роли] стервы, все... кто там, не знаю... красотки, стервы, и свинарки, и какие-то бомжихи... Алена Яковлева: Свинарки – это кино. Дмитрий Кириллов: Да, но все равно. Алена Яковлева: Свинарки – это кино. Но слава богу, что была свинарка. И бомжихи были – все были. Вы знаете, я думала, что, поскольку у меня определенный физиогномический тип, как я говорю, диапазон ролей будет ограничен. Оказалось, что это не так, к счастью, потому что в театре все-таки ты можешь что-то наклеить, что-то вставить, что я, собственно, всегда и делала: я очень люблю лицедейство и очень люблю вот эти моменты перевоплощения. А кино – это все-таки типаж, и, в общем-то, сложно было мне представить, что я со своим, так сказать, бэкграундом, происхождением и т. д., всем остальным, я вдруг стану играть свинарок. Я там снималась вообще без грима. Съемки были смешные, потому что мы снимали поросят, которых я в жизни своей никогда не видела, а мне надо было делать... Помните, эта свинарка: «Ой, дохленький!» И я делала... А он не мог заснуть никак, ему все время давали какой-то димедрол несчастному... Дмитрий Кириллов: Ой... Алена Яковлева: Ну, писали, что ничего опасного в этом нет... Дмитрий Кириллов: Ни одна свинья не пострадала. Алена Яковлева: В 3 часа ночи я сказала: «Давайте как-то что-то придумаем, потому что ну он не заснет». А они еще выбегают все, орут, пищат, визжат... Их там 20 штук... Усыпленная эта свиноматка лежит... А я, значит... Они говорят: «Возьмите полотенце». Дождь еще проливной шел, все это в грязи... Нужно его сдвигать-раздвигать, делать ему искусственное дыхание. В общем, сцену мы сняли, в результате все-таки он там заснул к какому-то моменту. Но это было очень забавно, потому что вот такие бывают достаточно курьезные истории. А что касается действительно моих вот, так сказать, сценических и киношных воплощений, конечно, я не могу сказать, что вот в кино я очень избалована ролями, – нет, конечно. Дмитрий Кириллов: Алена Яковлева – отчаянный трудоголик и готова работать для любого зрителя. Ну глупо сидеть и ждать, позвонит тебе Люк Бессон с Тарантино или не позвонит. Ну не позвонит – и что теперь? Есть работа – и слава богу. Яковлева не привередничает: домохозяйкам, полюбившим ее по телесериалам, театр тоже нужен, массовый зритель – это же прекрасно. В зале публика разная, и простая, и элитарная; люди приходят на спектакли, чтобы перевести дух и забыть хоть на пару-тройку часов о своих проблемах и трудностях. Алена Яковлева: Я человек совершенно не конфликтный. Я не терплю халдейства, я не терплю, вот когда опаздывают. Я и в жизни-то не опаздываю, а уж в профессии вообще никогда не опаздываю, ну если не форс-мажор, безусловно. У меня была такая история. Как только я пришла в Театр сатиры... я человек слепой, а была почти совсем слепой после того, как справилась операционно со своими глазами... я увидела спектакль не в 12:00, а в 19:00, и спала, это был день Пасхи. Родители, уехав отдыхать в субботу-воскресенье в Пахру, в дом отдыха, они выключили все телефоны. Дмитрий Кириллов: Выходной день, отдыхают. Алена Яковлева: Выходной день. И я позвонила, где-то, наверное, половина первого, может быть, в час, я позвонила в театр и сказала: «Это Алена Яковлева, а мне вот... Рая Этуш из театра не ушла?» Они говорят: «Алена, а вы знаете, что вы должны были быть на спектакле?» У меня никогда не было такого холодящего ужаса внутри меня, никогда в жизни я не чувствовала такого кошмара, ужаса. Я, естественно, тут же приехала в театр, мне сказали, что «идите подписывайте»... Решили сделать такой показательный урок, Ольга Александровна Аросева еще у нас была, она была председатель профкома, профсоюза. И мне сказали: «Ну если уже Яковлева опаздывает и не приходит, то, значит, театр развалился». Дмитрий Кириллов: Такого быть не может. Алена Яковлева: А монтировщики, которые видели меня каждый день, я играла по 33 спектакля в месяц, они сказали: «Мы сейчас устроим забастовку! Вы что? Она здесь живет, в этом театре! Это просто какой-то случай!» И один из артистов ныне покойных ко мне подошел и сказал: «Я 25 лет работаю в театре, я никогда в жизни не то что там не приходил, я не опаздывал. Это нонсенс, я объявляю бойкот, я не разговариваю!» Прошло полторы недели, он не пришел на спектакль. Дмитрий Кириллов: Зарекался. Алена Яковлева: Что-то пропустил, да. А я просто перепутала время, потому что я... Дмитрий Кириллов: Не увидела, да-да-да. Подслеповатая. Алена Яковлева: Да, я вот, так сказать, немножко... Дмитрий Кириллов: 12 и 19. Алена Яковлева: 12 и 19. Потому что это была Пасха, я еще договорилась, я говорю: «Ой, пойдемте на крестный ход после спектакля!» – т. е. ничто не предвещало, как говорится, беды. Поэтому вот такой был удивительный случай. Дмитрий Кириллов: Детству Алены Яковлевой позавидовал бы любой советский школьник: море жвачки, модный прикид, лучшие игрушки – заграничная шикарная жизнь в ГДР. Мама Алены, врач и ослепительная красавица Кира Мачульская, не пожелала делить актера Юрия Яковлева с другими дамами и рассталась со своим звездным мужем, будучи уже беременной Аленой. Встреча Киры Андреевны с журналистом-международником Николаем Константиновичем Ивановым развернула всю ее жизнь на 180 градусов: появился любимый муж и прекрасный отчим, благодаря заграничным командировкам открывший своим девушкам целый мир. Иванов воспитывал Алену как родную и сделал все, чтобы дочка чувствовала, что у нее есть отец и детство есть, да еще какое детство! – заграничное. Попала в самую заграничную заграницу для советского человека. Алена Яковлева: Это была пытка. Дмитрий Кириллов: Да? Почему? Алена Яковлева: Это была пытка для меня! Я ненавидела этот Берлин с его колбасами, с его благополучной жизнью, с его серыми домами! Это был дом немецкого генерала, я находила остатки тарелки со свастикой. Поскольку был полный развал предыдущего спецкора, полный развал в доме, то Николай Константинович Иванов, мой отчим, посадил 120 кустов роз, чем вызвал, конечно, невероятный пиетет со стороны немцев. Дмитрий Кириллов: Конечно! Облагородил так территорию. Алена Яковлева: Я посадила всю зеленушку, значит, у нас росла ежевика... Это все, извините, Карлсхорст, где был подписан акт о безоговорочной капитуляции. Я посадила эту зелень, у нас росли абрикосы... Но мне все было чужое. Мне нужен был наш дух, дух Москвы, дух моей страны. Никто не отменял понятия ностальгии: там не было березок. Я повесила на стенки фотографии японского календаря, мне почему-то казалось, что это картинки русской природы. Потом у нас был там ремонт, и родители, я до сих пор помню эту историю, когда их убрали и выбросили. Для меня это была такая детская травма невероятная, потому что мне казалось, что это связь с Родиной. Дмитрий Кириллов: Кусок Родины выбросили. Алена Яковлева: Да. Мало того, я выучила всего Есенина, я читала все время в микрофон, начитывала эти стихи... Дмитрий Кириллов: Ну артистка. Сколько лет было вам? Алена Яковлева: Ну, это был 7–8-й класс. Мало того, я так страдала и каждый день плакала (внутри, никто этого не знал, я не показывала), что меня даже отправили на первую четверть учиться в Москву в 7-м классе, но потом, естественно, отправили обратно. У нас каждую неделю были «Зарницы», школа-то военная. Я ложилась под какие-то танки, по мне танки ездили настоящие... У нас было фотодело, мы делали все время... То есть военное дело как бы было, поскольку школа-то военная, были профнавыки. Дмитрий Кириллов: Была готова к труду и обороне всегда. Алена Яковлева: Я была готова: на танки лазили в этом Трептов-парке и т. д. Дмитрий Кириллов: Представить, какой Алена Яковлева была в 14 лет, воображения не хватит. По улицам Берлина бродила долговязая девочка в толстых очках: у ребенка обнаружилась серьезная близорукость и астигматизм. И то, что этот гадкий утенок превратится в красавицу, Аленина мама свято верила: ну как иначе, Кира сама была красавицей, а по Юрию Яковлеву вообще миллионы поклонниц вздыхали от Калининграда до Камчатки – ну не в кого ей быть страшненькой! Вот только мама однажды, остановившись с мужем на светофоре в машине, дочь-то свою и не признала. Спасибо отчиму, Николай Константинович оказался более наблюдательным. Алена Яковлева: Я стояла с двумя вот такими бантами перед витриной кукол, вытягивая жвачку, вот с такими стеклами, в этой форме коричневой... Форма наша была, эти банты дикие... Куклы, и я, значит, стою с этой жвачкой... Полное отсутствие вторичных половых признаков, такие руки ниже колен... Дмитрий Кириллов: Долговязая такая. Алена Яковлева: Долговязая. Уже все, естественно, ходили, с прапорщиками гуляли, а я, значит, все это, с куклами. И я стою, смотрю на этих вожделенно кукол, и мама, проезжая, говорит: «А, бедная... Господи, какая некрасивая девочка! Бедные ее родители!» Он [отчим] говорит: «Это твоя дочь». Она говорит: «Ну я знала, что ты будешь красавицей». Я говорю: «Ну да, кто бы мог предположить, какой красавицей я буду». Неважно. Я считала себя действительно гадким утенком. И мало того, я вырвала все ресницы и брови... Дмитрий Кириллов: Зачем? Алена Яковлева: На нервной почве. Видимо, я хотела пойти в артистки, а внутренне мне сказали, что этого делать нельзя, и у меня какой-то внутренний протест... Дмитрий Кириллов: Протест. Алена Яковлева: Знаете... Дмитрий Кириллов: Кто-то грызет ногти. Алена Яковлева: Дети ногти грызут, а я вот... Я даже сейчас, когда очень нервничаю, у меня начинается вот какой-то машинальный момент... Дмитрий Кириллов: Привет из детства, да? Алена Яковлева: Говорят, что это невроз. И когда меня привезли в клинику «Шарите», мама, видя, что у меня нет ресниц... Дмитрий Кириллов: В знаменитую. Алена Яковлева: Да-да, в знаменитую клинику «Шарите», видя, что у меня веки без ресниц совершенно, она меня привезла, и они сказали: «Мы не понимаем, в чем дело, у девочки все в порядке. Что вообще происходит?» Дмитрий Кириллов: «Здорова». Алена Яковлева: «Здорова девочка. Давайте брать кусок кожи на экспертизу». И тут я в ужасе сказала: «Да я их выдергиваю». Меня отправили вместо кожника-травматолога к психоневрологу. Естественно, никто тогда об этом вообще не думал, какие-то неврозы у девочки... Дмитрий Кириллов: Живет в благополучной семье! Алена Яковлева: С жиру бесится! Дмитрий Кириллов: С жиру бесится, ресницы выдергивает! Алена Яковлева: С жиру бесится! Дмитрий Кириллов: За то, чтобы вернуться в любимую Москву, Алена была готова исполнить любые желания родителей. Да, втайне она, конечно, мечтала о сцене, но комплексы не давали покоя. МГУ и журфак – вот что нужно девочке, советовал отчим. Так оно и вышло: по возвращении на родину Алена поступила в МГУ и стала учиться на журналиста. На первом же курсе Яковлева познакомилась с красавицей и умницей, девушкой, тоже Леной, и стали они подругами не разлей вода. В скором времени Яковлева почувствовала, что добрая половина парней журфака сворачивают в их сторону головы и не дают прохода. Алена Яковлева: Мы хулиганили. Мы назначали по десять свиданий, мы выпрыгивали, хохоча, из окон факультета журналистики туалета, вот с этого полувторого этажа. Мы просто действительно... Дмитрий Кириллов: ...куражились. Алена Яковлева: ...куражились, да, мы куражились. Но тем не менее я была достаточно все равно в этом смысле... Я поехала на картошку после II курса. Меня, конечно, воспринимали как мажорку исходя из моего, так сказать, опять-таки... Дмитрий Кириллов: Анкетных данных. Алена Яковлева: Да-да-да, потому что и отчим журналист-международник, и Юрий Васильевич папа, и т. д. Дмитрий Кириллов: Такие на картошку не ездят обычно. Алена Яковлева: У меня была моя однокурсница Верочка Орлова, мы единственные были москвички, остальные были все приезжие или рабфаковцы и т. д. Но мало того, что я поехала, они все пристроились, поскольку были поумнее: кто-то пошел мыть туалеты, кто-то пошел на кухню что-то там делать... Дмитрий Кириллов: Почище на кухне. Алена Яковлева: И два часа они помыли шлангом туалеты и, собственно, на этом все и заканчивалось. Дмитрий Кириллов: Гуляй. Алена Яковлева: А я пошла в поле одна. Мало того что все, почти все сбежали, потому что условия были тяжелые, в 6 утра вставать... Я каждое утро красилась голубыми тенями, чтобы не опускаться, делала маникюр, выходила на эту линейку, одевала бушлат и завязывала, значит, этой сеткой какой-то... И первый раз с журналистами-международниками, их было шесть человек, я была седьмая, я с ними выпила бутылку водки. Дмитрий Кириллов: Ага. Алена Яковлева: Опьянела дико, пришла и сказала... Дмитрий Кириллов: Это была первая бутылка? Алена Яковлева: Это была моя первая бутылка. Дмитрий Кириллов: Научили. Алена Яковлева: Пришла и сказала: «Девочки, дайте мне деньги, три рубля на опохмелку». Но на самом деле все сбежали, а я осталась, и меня премировали двумя днями поездки на континент... Дмитрий Кириллов: На волю. Алена Яковлева: Потому что мы были в Бородино, я на каких-то перекладных добиралась... И я привезла бутылку вина; был же сухой закон, ничего нельзя было, а я привезла бутылку вина. Дмитрий Кириллов: Драгоценность. Алена Яковлева: Да, мальчишкам-однокурсникам. В общем, меня как-то тогда зауважали, потому что... Дмитрий Кириллов: Конечно, полезную вещь... Алена Яковлева: Не за бутылку, не только за бутылку, а за то, что все убежали с воспалением придатков, извините. Даже парни приходили... У нас была такая прибалтка-врачиха, я до сих пор помню, и какой-то студент пришел и сказал: «У меня воспаление придатков». Она сказала: «Если бы у вас было воспаление придатков, вы бы получили Нобелевскую премию». Дмитрий Кириллов: На журфаке Алена работала с текстами, писала капустники, научилась говорить по-испански, да так бойко, что в Олимпиаду в 1980 году устроилась работать переводчиком: иностранные гости из Латинской Америки с восторгом смотрели на юную красотку, в перерывах между общением с ними тайно наполнявшей карманы финским джемом в пластиковых баночках. Такой красоты в СССР отродясь не видели! А Алена просто очень хотела побаловать отчима. Актерский кураж был во всем. Торговала однажды леденцами «Петушок» у метро «Парк культуры» (кстати, местные цыгане-торговцы были тогда страшно недовольны), подглядывала за Виктюком в театре МГУ... Вот только была очень юная, неопытная, а к прекрасному-то уже тянулась. В итоге Алена с помощью одного воздыхателя выкрала документы из МГУ и побежала в Щукинское театральное училище, заявив декану журфака Ясену Засурскому, что станет артисткой. Алена Яковлева: В общем, это была такая дикая авантюра, мне же надо было потом возвращать... Я же не знала, поступлю я или нет, никаких гарантий же не было. Ну и что, что папа Юрий Васильевич... Дмитрий Кириллов: Но желание уже было дикое. Алена Яковлева: Дикое желание. И через месяц все заткнулись по поводу блата, потому что, видимо, увидели, что я так истерически хочу заниматься, быть артисткой, хочу артисткой... Папа встретил и сказал: «Что ты тут делаешь, Аленка?» – своим замечательным голосом. Я говорю: «Я вот в артистки пришла». Дмитрий Кириллов: «Ну-ну», – ответил отец. А Алена еще вдогонку сказала, что станет непременно хорошей артисткой, даже не сомневайтесь. Но сомневались все, кроме любимой бабушки. Елена Михайловна, мамина мама, дворянских корней, родившаяся еще при царе-батюшке, выбрала актерскую профессию. Бабушке Лене и в 90 звонили по телефону ухажеры. В родной внучке Аленке с ее веселым нравом она видела свое продолжение. Алена Яковлева: Бабушка дворянской семьи танцевала на столе, понимаете, – это все совсем было другое. Собирались уже под 60 с шампанским... До этого в имении ее мамы собирались, в имении пили шампанское и т. д. Легкость в мыслях необыкновенная. Но я знала, что эти люди, попав куда-нибудь в Сибирь, они выживут. Вот когда я поехала в Бородино, я поняла, что я все равно выживу, скорее всего, потому что у меня достаточно серьезная закладка именно вот этой силы духа. Дмитрий Кириллов: Про гены, да. Вот бабушка, Елена Михайловна, она практически единственная, которая с самого начала верила и говорила... Алена Яковлева: Да-да-да. Дмитрий Кириллов: Ей хотелось? Она чувствовала? Алена Яковлева: Это еще ее. Она очень любила театр, она обожала театр. она объездила всю периферию, она переиграла Луизу, «Коварство и любовь», ее любимая роль была... Она такого роста была. Она играла... Дмитрий Кириллов: В лучшем смысле провинциальная актриса, да? Алена Яковлева: Да. Эти истории про эти театральные подмостки – это, конечно, просто... Дмитрий Кириллов: А провинциальный театр – это особое... Алена Яковлева: Про этих пьяных артистов, как она рассказывала про артистов... Я говорю: «Бабушка, кто это?» Сидит какой-то такой человек, такой, знаете, на старых фотографиях, вот так вот сидит... Дмитрий Кириллов: Ага, в образе. Алена Яковлева: С таким носом, вот с таким носом. Я говорю: «Бабушка, кто это?» Она говорит: «Артист был никакой, но мужчина...» Я говорю: «Да что ты?» А он вот так вот сидит, значит, взгляд... Дмитрий Кириллов: ...томный. Алена Яковлева: Я говорю: «По нему и видно». Она говорит: «Да. А когда он смотрел на женщину, было такое (извините) ощущение, что он ее уже брал». Я говорю: «Какая прелесть!» Такой был замечательный... Дмитрий Кириллов: Бабушка фантастическая, да? Алена Яковлева: Бабушка фантастическая. Дмитрий Кириллов: Она же прожила жизнь такую, да? Алена Яковлева: Она фантастическая бабушка. Во-первых, она была, конечно, уникальна по своей природе. Я в нее, конечно, по легкости отношения к жизни. Я, собственно, с нее очень много ролей сделала. Я даже Катерину Ивановну делала с нее, потому что это именно такая раба любви абсолютно. Притом что она, может быть, и не была выдающейся артисткой, мама говорила, что нет, она... Приехав в Москву, она играла мальчиков. Она работала в ТЮЗе, в театре юного зрителя. Дмитрий Кириллов: Невысокого роста была. Алена Яковлева: Ну, травести. Дмитрий Кириллов: А, ну понятно. Алена Яковлева: Она говорила: «Я травести, не с кем время провести». Тогда же раньше брали, значит, «Требуется артистка со своим гардеробом» писали, а у нее был свой гардероб, оставшийся, видимо, еще... То, что не экспроприировали революционеры. Я говорю: «А где украшения все, которые на маме?» Сидит ее мама, у нее вот так вот на каждом пальце по пять колец. Я говорю: «Где все это, вот эти все бриллианты знаменитые? Я могла бы так не работать, не вкалывать так сильно». Дмитрий Кириллов: «Почему я их не вижу?» Алена Яковлева: «Где эти бриллианты?» Она говорит: «Нюська все украла, горничная. Пришли, она сказала: «Вам не надо, вы буржуи»». Я говорю: «Осталось что-то?» Два кольца осталось. Один я, к сожалению, потеряла в Америке, меня обокрали там, а второе кольцо она выменяла на кашу во время гражданской войны. И эти рассказы, как они... У нее агитбригада... Я говорю: «Подожди, какая агитбригада?» – «Комсомольская». Я говорю: «Ты что, комсомолкой была?» Дмитрий Кириллов: О жизнь! Алена Яковлева: Она мне говорит: «Да. Но мы бежали, у нас за нами Колчак, Деникин, Врангель, и мы все, значит, бежали от них. Ехали лошади, на крупах съезжали, а за нами...» Я говорю: «Они же с разных сторон, как они могли одновременно на вас наступать? – «Да, вот наступили». И значит, они съезжали на этих лошадях... Я говорю: «И что?» Она говорит: «Ну что? Мы что? Мы девчонки, нам по 19 лет. Мы губки накрасили, офицеры идут – комсомольская бригада». Поскольку ее папа, мой прадед, он был цыган наполовину, т. е. у нас еще и цыганские корни, он был купец. Дмитрий Кириллов: Смесь! Алена Яковлева: Поэтому они все очень кудрявые, огромная копна волос... Дмитрий Кириллов: Яркие такие. Алена Яковлева: Да, все маленького роста, у всех выразительные носы очень... Бабушка говорила: «Чем носовитее, тем красовитее, нос – это порода», – она все время говорила. И ее мама, вот как раз та самая дворянка, когда случилась революция, она пошла в маникюрши, потому что жить-то надо было на что-то, выживать. А муж ее, мой прадед вот этот вот, который купец, он продавал рыбу, икру в Охотном ряду, поэтому в доме каждый день были вот эти вот бочки икры и бабушка ее... У нее была подруга в гимназии, она меняла эти бутерброды с икрой на пирожки с яйцом, потому что икра уже вот здесь стояла черная. Дмитрий Кириллов: Какая яркая жизнь! Алена Яковлева: И вот эта бабушка, она, конечно, была совершенно уникальной. Она мне все время говорила: «Я всецело тебя до 12 лет!» Она действительно меня растила, пока я не уехала в Германию. Она бросила сцену, она первый раз сварила суп в 61 год, потому что нужно было меня кормить... Дмитрий Кириллов: Она получила новую роль. Алена Яковлева: Она получила новую роль, и эта роль ей пришлась по душе, потому что я вот не такая сумасшедшая бабушка, там все-таки родители, а она совершенно... То есть ее кулебяку я помню до сих пор, а она никогда не готовила. Поэтому, собственно говоря, от нее пошла какая-то у меня такая... Я чувствую за собой какую-то, знаете... Я всегда это чувствовала, потому что она всегда говорила: «Я матери (моей матери) говорила: она будет артисткой! Я говорила, она не верила!» Никто не верил. Дмитрий Кириллов: Поступить-то в Щукинское училище Алена смогла, а вот дальше ей пришлось совершить просто невероятное: играть за троих, учиться за пятерых, доказывать, что взяли не по блату. И в скором времени педагоги стали обращать на нее внимание: девушка-то артистка. И забыли, кто ее папа, и перестали судачить... Кстати, папа долгое время и не появлялся, все как-то сама, сама... В студенческие годы Алена переиграла всех: кривых, косых, хромых, длинноносых, полных, худых – все хара́ктерные роли, особенно комических старух. Да и Этуш еще подливал масло в огонь: «Яковлева, наклей нос, а то ты слишком хороша!» Кошмарную перспективу застрять в клоунаде остановила педагог Алла Александровна Казанская: «Яковлева, прекращай играть старух! Ты никогда не найдешь работу – в театре своих бабок хватает!» – и взялась за Алену всерьез. Алена Яковлева: И она сделала со мной «Вешние воды» Тургенева, где я играю роковую красавицу Марью Николаевну Полозову. Меня никто не узнал. У меня было декольте, платье такое красивое с плечами Юлии Константиновны Борисовой, максаковский этот самый цилиндр... Она мне придумала, я выходила из зала. Меня никто не узнал, потому что я накрасилась, и все говорили: «Тише! Кто это, кто это?» Это был успех. Был папа, первый раз он пришел на III курсе. Казанская ему сказала: «Юра, ты в своем уме? Ты уже приди посмотри на ребенка». Он пришел, посмотрел на ребенка... Все говорили: «Ой, Юрий Васильевич, как все прекрасно!» Он был рад, доволен, счастлив, все было хорошо. И собственно, с этим отрывком меня брали не только в Театр сатиры: меня ставили в «Моссовет», меня брали в [Театр] Гоголя, кстати. Когда пришел Валентин Николаевич [Плучек], мне не досталось этого платья, мне досталось другое платье, я туда напихала колготок, оно было мне велико, я зашила на живую нитку, на живульку... Дмитрий Кириллов: А, чтобы пышненькие формы? Алена Яковлева: Да. Притом это был 1985 год, были в моде цветные колготки, колготки цветные начали вылезать во время отрывка... А я знала, что Валентин Николаевич любит пышные формы. И как мне потом уже рассказывали, легенда гласит, что Зинаида Павловна Плучек [Дмитриева], увидев меня, сказала: «Вот эту взять! Посмотрите, какие у нее плечи!» А показывалось, и «Щука», и МХАТ, и Малый театр, и ГИТИС, показывалось человек 80 тогда – не взяли никого, кроме меня, тогда, это было 9 апреля. И мне сказали, что «вам сразу дают две роли», т. е. меня не брали вообще вот. И уже потом Андрей Александрович Миронов, он мне сказал: «Давайте я вас введу в «Горе от дума»?» Я говорю: «Не надо, я пока вот... Меня отравят, не надо!» Дмитрий Кириллов: Точно. Алена Яковлева: «Я пока на массовке». Я играла все возможные массовки, набиралась опыта и, так сказать, всего остального... И поэтому вот Алла Александровна сделала мне, собственно, судьбу. Конечно, мне везло, мне давали роли в театре. Меня могли не увидеть... Дмитрий Кириллов: И не только давали – ведь пришла в самую золотую [эпоху], застала... Алена Яковлева: Конечно, конечно. Дмитрий Кириллов: Застала Плучека еще и всю эту золотую команду. Алена Яковлева: Я очень много работала. Я ни от чего никогда не отказывалась, я очень много работала, я все впитывала. Я сейчас говорю, как нам говорили: «Вам это невыгодно». Я говорю: «Вы учи́тесь, вы не умеете учиться. Вы вообще ничего не умеете иногда, но вы и не хотите учиться. Вам кажется, что вы... – это не так». А профессия очень жестокая: чуть-чуть и... А сцена – она мстит, и вообще профессия мстит. Ты чуть-чуть сбавил, так сказать, тебе показалось, что ты все умеешь... Я каждый раз приступаю как первоклассница к работе. Поэтому тут надо просто действительно это очень любить, очень хотеть и очень много работать. Потому что ну она правда жестокая профессия. Дмитрий Кириллов: Да, этим надо жить и много работать. Алена Яковлева: И много чем жертвовать. К сожалению, жертвуешь даже какими-то, так сказать, моментами личной жизни, потому что кто это потерпит такое?.. Дмитрий Кириллов: Сохранить брак с Кириллом Козаковым не получилось. Алена словно повторила судьбу своей матери: с грудным ребенком на руках осталась одна. Рождение дочки Маши пришлось на начало 1990-х. Рушилась страна, в театре не было работы, заболела мама, и Алена понимала, что ее невозможно беспокоить бесконечным плачем грудного ребенка по ночам. Алена ушла с Машей к подруге, поскольку жить было негде: единственная ее однокомнатная квартира тогда сдавалась и приносила заветные сто долларов в месяц. В трудную минуту протянул руку помощи старший друг и товарищ, учитель, народный артист России Спартак Мишулин. Алена Яковлева: Это тоже все подарки судьбы, Спартачок, потому что... Могу его так называть, потому что мы очень дружили. И вначале как-то так меня все пугали, что он такой... – а оказалось, вообще не такой. Мы очень дружили. Я ему дико благодарна за многие вещи. Он меня... Мы когда репетировали «Бочку меда», одна из моих любимых ролей, Колючка, я все время что-то... Он говорит: «Еще ничего, еще будешь народной артисткой». Я говорю: «Да ладно вам, Спартак Васильевич, перестаньте вы, ради бога! Мне главное, мне интересно». Но я ему благодарна просто каким-то бытовым вещам... После спектакля, поскольку почти все я играла, он каждый вечер, у него эта неизменная авоська, или пельмень китайский с Пекина, или курица. Валя, жена его, очень хорошо готовила курицу с картошкой жареной, и каждый день эта курица с жареной картошкой и бутылка водки. Я говорю: «Я сопьюсь с вами». Дмитрий Кириллов: Хороший набор. Алена Яковлева: Там не всю, может, бутылку выпивали... Выпивали водочки, он шел спать, мы еще с Валей сидели. В театре не было ни денег, ни зарплаты, ничего, три куска курицы на три дня и выбор, колготки или Машеньке фрукты... Дмитрий Кириллов: И маленькая Машка. Алена Яковлева: Потому что ты должен ребенка кормить. И я спасалась, я доедала ее творожки с кухни этой. Реально денег не было, вот вообще, поэтому... Сейчас странно даже это вспоминать. Но поскольку были молодые, увлеченные, то не так это было все страшно. Так вот, Спартачок, конечно, и в профессии мне очень много дал. Он пытливый, мы с ним столько объездили. Он так хотел делать детские спектакли... Он читал Платонова; он, по-моему, в те годы единственный, кто ходил по другим театрам, потому что особо никто не ходил, только свое искусство примеряли к себе. Я, конечно, не могу не сказать о Вере Кузьминичне [Васильевой], потому что я ее обожала совершенно. Она такая... Ну просто вот, знаете, ну вот правда, нет таких. Она настолько неконфликтная... Удивительные люди. Вот я сейчас про них говорю, а я же вот с ними всю жизнь прожила, вот ведь 40 лет (в меньшей степени). Михаил Михайлович Державин какой! Абсолютно незлобивый, до такой степени, что никогда не сказал ни про кого плохого слова, вообще никогда, на контрасте с Александром Анатольевичем, которого я тоже обожаю... Просто вот сейчас для меня это просто такой удар... Дмитрий Кириллов: Ну а Аросева? Алена Яковлева: Ольга Александровна, конечно. Она посложнее была человечески... Дмитрий Кириллов: С характером. Алена Яковлева: Она была личность, такая личность! Она прямо могла... Не хватает ее в другом смысле: она бы порядок, знаете, иногда навела там, что-нибудь молодежи бы сказала, чтобы... Потому что она с ее темпераментом и, так сказать, каким-то внутренним таким посылом мощным, мощнейшим... Я не люблю это слово «эпоха»... Вот все время говорят, кто не уйдет, все говорят: «ушла эпоха», «ушла эпоха». Уходят люди, люди этой эпохи, потому что они были лучшими представителями. Почему я понимаю, что... Вот сейчас Александр Анатольевич... Он все время говорил: «Ты понимаешь, вот все умерли, вот мне не с кем разговаривать». Дмитрий Кириллов: «Некому звонить». Алена Яковлева: Я вот его книжку действительно прочитала, и я понимаю его, почему ему было уже очень, как сказать, трудно, скучно, тягостно... Дмитрий Кириллов: Бо́льшая часть всех любимых уже была не здесь. Алена Яковлева: Любимых и значимых людей, от которых ты мог получить равную передачу интеллектуальную, энергетическую. Александр Анатольевич, особенно когда он был в ударе, вот он сидел, там банкеты не банкеты, но какие-то встречи, – ну это просто... Любая его фраза кинутая – это такой уровень действительно юмора недосягаемый... Это уникумы, безусловно. Дмитрий Кириллов: Вы получили такую прививку ширвиндтовскую, безусловно. Сейчас вот так время приходит, что вы, поколение, которые были, допустим, молодые артисты, теперь вы мэтры. Алена Яковлева: Александр Анатольевич всегда говорил... В Доме актера когда сажали на первые ряды, то он всегда говорил: «Что вы так радуетесь? Впереди уже сцена!» – имея в виду, что уже все похоронные принадлежности. Он оборачивался и говорил: «Что так радуетесь все?» Сзади все сидят: «Что вы радуетесь, что мы впереди сидим? Вот сзади – это еще, а тут уже все, только... Я сейчас сижу в гримерной Ольги Александровны Аросевой и Анатолия Дмитриевича Папанова, а рядом гримерка Веры Кузьминичны [Васильевой], мы с ней раньше сидели, а потом я вот пересела, когда Ольги Александровны не стало. И понимаю, что действительно это такое уже немножко даже физиологическое ощущение, хотя там есть еще сейчас какая-то гримерка молодежи, я даже не знаю, бывшая пошивочная... Но ощущение, что вот там уже ничего нет, т. е. ты уже сидишь... Мы же никогда не ощущаем себя, так сказать, пока до немощи не доходим, мы же не ощущаем себя стариками. Дмитрий Кириллов: Молодежь говорит: «Да она еще с Аросевой играла! Она еще Васильеву видела!» Алена Яковлева: Это как Вера Кузьминична всегда рассказывала. Она говорит: «Я на каком-то концерте, мне там записочки же давали. И приносят записочку: «Расскажите про ваши встречи с Ермоловой». Она говорит: «Дорогие мои, я, конечно, старая, но не до такой степени!» Дмитрий Кириллов: Алена Яковлева – жемчужина Театра сатиры. Таких актеров, годами несущих на своих плечах основной репертуар, в театре называют по молодости рабочими лошадьми, а позже, с годами, уже мэтрами. Алена не подвела отца, простила его, поняла, только вот жалеет, что так мало с ним виделась. Но Юрий Васильевич живет в своих детях, внуках и правнуках: у Алены Юрьевны Яковлевой уже подрастает внучка Иванна. Она дружна со своими сводными братьями Алексеем и Антоном. Антон ныне худрук Московского драматического театра им. Н. В. Гоголя; режиссер, поставивший в Театре сатиры «Лес» Островского, он успел уже поработать с необычной актрисой, собственной сестрой. Жизнь замечательного клана Яковлевых продолжается. Вы уже перешли в разряд действительно, так скажем, на ком держатся эти сваи. Пусть они будут крепкими! Потому что театр с огромной историей, театр, любимый народом. Я хочу пожелать, чтобы были новые роли, и я думаю, что еще много-много впереди хорошего. Дай Бог здоровья! Алена Яковлева: Да, будем надеяться, будем стараться делать, пока есть силы, пока Господь Бог дает возможность работать и радовать зрителя.