Дмитрий Кириллов: Григорий Заславский, его место работы – ГИТИС, крупнейший театральный вуз Европы, здесь он капитан, начальник, ректор, сердце этого знаменитого института, его рулевой, человек, уже давно доказавший способность успешно вести за собой команду, состоящую из творчески одаренных и амбициозных натур, таких разных, не поддающихся никакому диктату извне, но симпатизирующих своему ректору. Иначе Заславского не выбрали бы на второй срок практически единогласно. А история жизни нашего сегодняшнего героя – это не только ГИТИС, это еще газеты и журналы, радио и телевидение, где Григорий Анатольевич Заславский, известный на всю страну театральный критик трудится вот уже более тридцати лет. А еще это любимая семья и старая Москва, такая близкая сердцу, о которой он готов говорить часами. Григорий Заславский всегда в гуще событий, и сбавлять обороты он не намерен. Дмитрий Кириллов: Григорий Анатольевич, спасибо вам огромное за возможность пообщаться с вами. Григорий Заславский: Вам спасибо, что выбрали. Дмитрий Кириллов: Я вспоминаю, пять лет назад какие-то читал статьи, люди, которые писали: «Вот, Заславский – ректор, а почему именно он?». Григорий Заславский: Писали о том, что я чудовище, потому что пытаюсь объединить продюсерский и театроведческие факультеты, а в мае, когда назначили, тогда, конечно, да, было удивление. И, собственно говоря, наверное, оно было в чем-то и оправдано, потому что я никогда не руководил такими большими коллективами. И конечно, ГИТИС – это сложнейшая организация, вот эту сложность замечательно сформулировал один прекрасный по-своему человек, который некоторое время тому назад приходил устраиваться к нам на работу. Он всю жизнь проработал в очень серьезных органах, и он 50 минут слушал меня, глядя исподлобья таким вот изучающим и пронизывающим взглядом, в маске, и из-под очков чуть-чуть так глядя. И ровно через пять минут он задал первый и последний вопрос: «Так что, у вас в ГИТИСе и нафиг никого послать нельзя?». Ну, он использовал другое слово, такое более понятное военному человеку, и одним этим вопросом очень точно сформулировал всю сложность руководства вот таким творческо-педагогическим образовательным учреждением в сфере искусства. И действительно сложно сказать, что я руковожу. Кем я руковожу – Женовачем? Ну это смешно. Это предложение было для меня, в общем, неожиданное, и я до сих пор очень благодарен как минимум двум людям – это Владимир Ростиславович Мединский и тогдашний первый заместитель министра культуры Владимир Владимирович Аристархов, которому вообще эта безумная идея пришла в голову. Я даже в последнее время говорю о том, что такого признания, наверное, я больше никогда в жизни и не получу, как было на недавних выборах, когда голосовало (было тайное голосование), 258 человек опустили свои бюллетени или 263, но 258 бюллетеней было признано действительными. И 250 – за, и восемь – против. Дмитрий Кириллов: Это о чем-то говорит. Григорий Заславский: Да. Дмитрий Кириллов: Бюллетень для голосования – это вам не школьный дневник. Здесь цифры, вернее, оценки по поведению у вечно шалившего на уроках Гриши Заславского были всегда стабильными. И они не удовлетворяли ни родителей, ни руководство школы. Григорий Заславский: Меня всегда ругали за плохое поведение. И даже был случай, когда директор школы попросила меня неделю не ходить в школу, как бы не отчислили, но просили не ходить, потому что я учился очень хорошо, но вел себя плохо. Когда мой папа приходил и забирал меня или приводил меня в музыкальную школу, он все время сидел с бабушкой или с мамой Филиппа Киркорова. И они рассказывали, какой он хороший, как он там пятерку получил, здесь получил. Дмитрий Кириллов: Положительный. Григорий Заславский: Да-да-да. И здесь такой, и посуду моет, и все такое прочее. Я посуду мыл, но в музыкальной школе я перебивался с тройки на двойку всегда. Но с удовольствием ходил, всегда ходил с удовольствием. И вот на последнем собрании сказали: «Ну что, Гриша Заславский, ну что про него сказать? Гриша восемь лет ходил в музыкальную школу, чтобы других посмешить и себя повеселить». Мы действительно очень весело проводили время. Я помню, как я, когда кто-то что-то делает, я говорю: «Ребята, вы не умеете ни срывать занятия, ничего. Я вот срывал уроки». Дмитрий Кириллов: Профессионально. Григорий Заславский: Да. Сольфеджио. Был там у нас такой дядька замечательный, хороший. Мы были абсолютно не готовы, и было как раз 23 февраля, и заниматься совершенно не хотелось. И я прихожу и говорю: «Юрий Алексеевич, я хочу поздравить вас конфеткой с Днем Советской армии». Он говорит: «Спасибо большое, Гриша, не надо». Я говорю: «Ну, Юрий Алексеевич, пожалуйста, возьмите». Он говорит: «Спасибо, Гриша, не надо». Я говорю: «Ну пожалуйста, вы меня обидите». В общем, все закончилось тем, что он схватил эту конфетку, открыл форточку, выкинул ее на улицу Ульяновскую и вышел из класса. Вот это вот я, вот это мы довели. Дмитрий Кириллов: Довел. Григорий Заславский: Весь класс договаривается и смотрит учительнице на левое или на правое ухо. И примерно через десять минут учительница начинает чувствовать что-то не то. Дмитрий Кириллов: Флеш-моб. Григорий Заславский: И так начинает …. Естественно, учительница уходит. Да, много было способов сорвать уроки. У нас было огромное количество вариантов для того, чтобы каким-то образом обезопасить себя от ненужных вопросов. Дмитрий Кириллов: А вот когда неуемная энергия Григория направлялась в мирное русло, получались впечатляющие результаты. Так однажды ученик восьмого класса Гриша Заславский спас свой класс от расформирования. Григорий Заславский: Я, естественно, решил, что надо бороться и написал письмо. Первым делом я пошел к министру. К министру просвещения. Дмитрий Кириллов: В 14 лет? Григорий Заславский: Да, 14 лет было, да. И я пошел, пешочком, естественно, а все рядом, понимаете? Я шел на Яузском бульваре, а министерство находилось на Чистопрудном бульваре, там до сих пор доска, Надежда Константиновна работала в этом здании. Дмитрий Кириллов: То есть вам не надо было объяснять, как дойти до министра? Григорий Заславский: Да-да-да. Дмитрий Кириллов: Дорога была известна. Григорий Заславский: Я пришел, говорю: «Да, вот я к министру». Дмитрий Кириллов: Советский школьник. Григорий Заславский: Нет, самое главное – я сейчас приду в министерство культуры и скажу: «Я к министру», и все удивятся, и никто меня к министру не пустит. А тогда вот никто не удивился, и я не удивился, что никто не удивился. И мне сказали: «Первый заместитель министра вас примет». И через полчаса он действительно меня принял, выслушал очень внимательно, и сказал, что попробует помочь в решении вопроса. Но я, знаете, много лет спустя я работал в «Независимой газете», и там мы опубликовали статью одного очень известного публициста. И главный редактор (тогда – Виталий Товиевич Третьяков) вдруг видит, что эта же статья вышла в газете «Завтра» или в газете «День» и в «Советской России». Он звонит этому автору, говорит: «Простите, а как это вообще вам пришло в голову?». Он говорит: «Как же, как же вы не понимаете? Надо бить во все колокола». И мы запомнили этот замечательный образ, что надо бить во все колокола. И я тоже посчитал, что надо бить во все. На самом деле это был мой принцип действий тоже. Дмитрий Кириллов: То есть маловато было общения с первым заместителем министра? Григорий Заславский: Да. Я пошел в горком комсомола в Колпачном переулке, дом 5, как сейчас помню. Пришел туда, там меня принял какой-то секретарь горкома комсомола, тоже принял это письмо. Мама, видя такой мой энтузиазм, поняла, что она не может оставаться в стороне, и она тоже написала письмо и пошла в горком партии, и вот наш класс не расформировали благодаря вот этим принятым… Дмитрий Кириллов: Вот что значит активность. Григорий Заславский: Я тоже хотел сказать это отвратительное сегодняшнее слово. Благодаря этим активностям. Дмитрий Кириллов: Активность в выборе будущей профессии Гриши Заславского проявляли и его ближайшие родственники. Они видели свое чадо только врачом, причем таким же талантливым и знаменитым, как его бабушка. И подталкивали к поступлению в Первый мед. Григорий Заславский: У меня бабушка (которую я не застал) была врачом, она была кандидатом наук, но всю жизнь это скрывала, потому что она защищала диссертацию во Франции, она закончила университет в Монпелье, ее изданная диссертация есть у нас дома, сохранилась. У нас дома сохранилась медная табличка с дверей нашей квартиры «Бергер-Маркович, женщина-врач», потому что обе фамилии, где вообще непонятно Дмитрий Кириллов: Где женщина? Григорий Заславский: Да, или мужчина. И она, будучи врачом, очень хотела, чтобы кто-то, у нее было четверо детей, соответственно, моя мама, две мои тети и дядя, и никто из них врачом не стал. Дмитрий Кириллов: Последняя надежда – Гриша. Григорий Заславский: Да, у меня выбора не было, естественно, я должен был быть врачом, с мамой я никогда не спорил в таких серьезных вопросах. Дмитрий Кириллов: Это был Первый мед, да, по-моему? Григорий Заславский: Это был Первый мед, и я туда подал документы. Да, пришел на день открытых дверей, и там показали фильм «Срочные роды», документальный фильм. И когда у героини стали отходить воды, тут я потерял сознание, и я понял, что все-таки лечебный факультет не для меня. Дмитрий Кириллов: А театр, поэзия, искусство значительно ближе по духу. И тяга к эпистолярному жанру у Григория Заславского появилась давно. Он еще будучи мальчишкой стал сочинять стихи. Григорий Заславский: И вот я начал писать стихи, потом я сначала взял пишущую машинку у соседей, потом мы купили пишущую машинку, и это меня спасло в армии. Кто-то мне сказал, что в армии не любят москвичей, студентов и евреев. Дмитрий Кириллов: Ну да, традиционный набор. Григорий Заславский: И я понял, что все, никаких шансов. Дмитрий Кириллов: Полностью, да? Григорий Заславский: Я соответствовал всем этим нелюбимым категориям, и, значит, у меня нет шансов вернуться. Дмитрий Кириллов: Живым. Григорий Заславский: Да. Но так счастливо вышло, что в тот год была демографическая яма, и призывали всех. То есть студентов было много – это первое. Москвичей в армии очень не любят, и есть основания, потому что москвичи все время качают права. И как выглядит еврей не знал никто, и за два года, что я служил, один раз ко мне приехал особист и спросил: «А вот вы дружите с Анатолием Коломейским и Владимиром Тейтельманом. А о чем вы с ними разговариваете?». И я так задумался и говорю: «А вы знаете, я с ними дружу не по этой причине». И он был вполне удовлетворен моим ответом. Дмитрий Кириллов: А еще со времен пионерского детства Гриша Заславский подружился с Димой Бертманом, фанатично влюбленным в театр. Дмитрий Александрович Бертман, втянувший Григория Анатольевича Заславского в мир искусства, требовал, чтобы тот по окончании службы в армии немедленно поступил в ГИТИС. И хотя Заславский получил уже от Бертмана мощную театральную прививку, он не видел себя ни актером, ни режиссером. Григорий Заславский: У меня все время на глазах был пример Димы Бертмана, у которого дома был такой замечательный ящик, сделанный мастерами Центрального дома культуры медработников, где директором был его папа, Александр Семенович Бертман, совершенно потрясающий человек, замечательный и очень доброжелательный ко всем. И этот дом культуры был один из лучших в Москве, несмотря на то, что самые известные были творческие дома культуры – Дом литераторов, Дом актера. А вот этот был (при том, что это дом культуры медработников) одним из главных при этом экранов. Вот благодаря тому, что Александр Семенович мог заполучить эти фильмы, мы в детстве посмотрели много хороших фильмов. Например, фильм «Агония». Много фильмов было там показано до того, как из них что-то вырезали, из иностранных фильмов. Дмитрий Кириллов: И то, что в широкий прокат не шло никогда. Григорий Заславский: Да. И вот «Агония», например, Элема Климова с Петренко в роли Распутина, замечательная лента, для меня была потрясением. Как раз ее тоже я посмотрел в ЦДК МР – Центральном доме культуры медработников. Вот у Димы был этот ящик, он там ставил оперы – «Кармен», «Евгений Онегин», сцены …, куколки. Он ставил пластинку, они там все передвигались, у него были режиссерские решения на каждую сцену, были все эти падуги, все карманы, все было, рисованные декорации поднимались, опускались штанкеты, вот все это было, супер-занавес и так далее, и так далее. Дмитрий Кириллов: Он из маминых штор занавес делал даже. Григорий Заславский: Из платьев, из платьев каких-то, да. И я понимал – вот это режиссер. У меня этого не было, я не режиссер. То есть потом, когда я решил поступать в ГИТИС, то мне мой дядя, композитор Исаак Шварц, моя тетя, Люся Бергер, которая была известным музыковедом, они мне в один голос и почти одними и теми же словами говорили: «Гриша, не надо, у тебя такая замечательная профессия, ты будешь всем нужен, ты попадешь в среду отвратительную, где люди, где очень много вот на букву «г» всего плохого». Дмитрий Кириллов: Это если в ГИТИС, да, на букву «г»? Григорий Заславский: Да, если в ГИТИС. Дмитрий Кириллов: А Бертман, по-моему, подталкивал, да? Григорий Заславский: Да. А Дима наоборот. Вот сейчас не стало Градского, и я вдруг где-то прочитал, что, оказывается, Градский «Золотого петушка», «Звездочета» пел всего два раза. Дмитрий Кириллов: Пел в Большом, «Звездочета» пел в Большом. Григорий Заславский: И в один из этих разов я был на этом спектакле. Я был в каком-то отпуске, и Дима говорит: «Сегодня будет прогон спектакля». Ставил спектакль Ансимов, его мастер, и он был ассистентом режиссера уже на этой постановке в Большом театре, и я был на прогоне, где Градский пел. Когда я уже принял это решение, что надо идти в ГИТИС, Дима сказал мне: «Сейчас или никогда». И он дал мне тогда очень много советов, очень полезных. Один, который я говорю сегодня, всем тоже передаю этот совет из рук в руки как тайное знание. Будете поступать в ГИТИС, вас обязательно спросят: «Ваш любимый режиссер?». Не дай бог называть кого-либо из живых. Обязательно кто-нибудь из приемной комиссии с ним не дружит, обидится, расстроится, начнет заваливать. Дмитрий Кириллов: Запомним. Григорий Заславский: Станиславский, запомним, Немирович-Данченко. И после этого тебя никто ни о чем уже спрашивать не будет. Никто не будет спрашивать: «Твои любимые спектакли Станиславского? А кто из них поставил какой спектакль?», никто не спросит, все будут удовлетворены. Вот это очень странно, но было все именно так. Потом Александр Петрович Свободин попросил меня написать рецензию. Дима мне сказал: «Так, иди на спектакль «Закат», наш дипломный спектакль, про него пиши». Я пришел, написал эту рецензию, и именно с этой рецензией я потом пришел к Свободину, он ее посмотрел, с этой рецензией я пришел к Инне Натановне Соловьевой, на курс которой я потом поступил, и вот с этой рецензией на спектакль «Закат», дипломный спектакль мастерской Ансимова с Димой Бертманом в одной из ролей, именно с ней я фактически и вызвал какую-то симпатию у разных замечательных людей. Дмитрий Кириллов: Несколько слов об учебе в ГИТИСе. Ведь в то время было интересно учиться. Кто были вашими сокурсниками? И я знаю, что, по-моему, Борис Любимов – ваш педагог. Григорий Заславский: Борис Николаевич Любимов не только у нас преподавал, но и он не раз об этом сказал, поэтому я могу это повторить, что именно благодаря нашему курсу, он написал книжку «Церковь и театр». Мы договорились, что нам нужен курс не по церковному театру, но как бы церковь как некое представление, безусловно, как зрелище, как действо. Собственно, так и называется, фактически именно так называется одна из статей Флоренского. Дмитрий Кириллов: Вот эта тема, да? Григорий Заславский: И вот он нам читал этот курс целый год, то есть Борис Николаевич читал нам каждую неделю. Праздники этой недели, как проходят ритуалы, естественно, вся русская церковная, вернее не церковная, а русская религиозная философская мысль, Флоренский, Бердяев и так далее. И я уже после его курса написал письмо Струве в Париж, в издательство «ИМКА-Пресс», и говорю: «А вы не могли бы мне подарить, прислать в подарок книжки Флоренского?». И он, наверное, настолько был обескуражен, что прислал мне в 1989 или в 1990 году, я получил пакет из Парижа, там было три книжки Флоренского в подарок мне. Я еще принес, похвастался Любимову. Дмитрий Кириллов: Он сам, наверное… Григорий Заславский: Да-да-да, это было еще такое чудо абсолютное, это было еще, в общем, как бы не совсем разрешено – эти книжки здесь иметь. Дмитрий Кириллов: Еще будучи студентом ГИТИСа Григорий Заславский начал оттачивать свое критическое перо, детально и профессионально разбирая работы известных режиссеров и актеров. Конечно, не всем театральным деятелям нравились прямые и порой нелицеприятные замечания молодого критика, ставшего к тому же еще и интервьюером. Григорий Заславский: После второго курса у меня вышла статья про Доронину. И собственно говоря, тогда еще театральные издания, периодику читали все. И к вечеру меня уже знала, как говорится, вся Москва и не только Москва, то есть, я приезжал куда-то, я приехал в Сухуми, какая-то женщина в санатории СТД говорит: «Ой, это вы автор этой статьи про Доронину?» Дмитрий Кириллов: Про Доронину же статья! Это же было событие. Григорий Заславский: Да-да, естественно. Дмитрий Кириллов: Вы быстро к ней подобрались вообще, к Татьяне Васильевне? Григорий Заславский: Во-первых, статья была не комплиментарная, поэтому когда я захотел взять у нее интервью спустя несколько лет, она выждала паузу длиной в год. Я звонил каждую неделю, иногда два раза в неделю в течение целого года. Мы уже с Зинаидой Ивановной, ее помощницей, кажется, она жива, здорова. Дмитрий Кириллов: То есть, наизусть она ваш голос уже знала? Григорий Заславский: Да, она знала, естественно, мой голос, я ее уже каждый раз спрашивал про самочувствие, про то, как она поживает сама, не только как Татьяна Васильевна. И когда она со мной встретилась, интервью записывалось в студии звукописи МХАТ им. Горького. И когда Татьяна Васильевна пришла, она задала первый вопрос, она говорит: «Как вы думаете, почему я с вами встретилась?» Дмитрий Кириллов: Год прошел. Григорий Заславский: Да, не знаю. «Меня тронула ваша настойчивость». Такой красивой голос, вообще, конечно. И она очень умная женщина. Тогда, собственно, я проникся к ней еще большим уважением и состраданием, при том, что она очень непростой человек и даже тяжелый человек для тех, кто с ней работал. Я прекрасно понимаю всю сложность ее существования, потому что на протяжении десятилетий она существовала в условиях такой организованной массированной травли. То, что человек замыкается, становится подозрительным, больше осторожничает, не верит людям. Дмитрий Кириллов: Не верит. Григорий Заславский: И ограничивает круг общения. Дмитрий Кириллов: Поэтому она и журналистов-то, видимо, не подпускает, она все время боится, что будет подвох. Григорий Заславский: Да-да-да, и, собственно говоря, мало кому верит. Была одна встреча нашего президента с театральными деятелями, и Евгений Витальевич Миронов просил президента, чтобы тот помог ему в установлении диалога с Дорониной. Он говорит: «Понимаете, она никому, кроме вас, не верит». На что Путин мгновенно парировал: «Правильно делает, давно живет». Дмитрий Кириллов: Ваша работа в качестве журналиста – вы брали интервью у очень многих людей. Вообще это засасывает, это интересно? Григорий Заславский: Это то, в чем навык очень быстро проходит, и восстановить его непросто. Это, знаете, как в игре на скрипке, на пианино. Считается, что, если ты репетируешь один день, это заметно тебе. Если ты не репетируешь несколько дней, это заметно еще. Если ты репетируешь месяц, то это заметно уже всем. Вот так и здесь – если ты не выходишь в эфир прямой или в кривой эфир на радио, если ты не пишешь статьи, то эти навыки в какой-то момент теряются. Тебе становится трудно складывать слова, ты теряешь какой-то навык анализа даже театрального спектакля (в данном случае, поскольку я театральный критик). Но при том, что мне люди вообще очень интересны, мне интересно брать интервью, у меня есть какие-то мысли по этому поводу, как это нужно делать, поскольку я взял в прямом эфире только несколько тысяч интервью. Дмитрий Кириллов: Такая коллекция внушительная, да? Образ людей, характеров. Григорий Заславский: Да, это то, что нельзя терять этот навык. Потому что сегодня ты ректор, а завтра не ректор. Нужно владеть каким-то ремеслом, чтобы не было такого, что ты через пять лет больше ничего не сумеешь сделать, кроме как поруководить людьми. А что такое, собственно, поруководить людьми? Это не ремесло. Дмитрий Кириллов: Овладев ремеслом в совершенстве, не страшно выходить и в прямой эфир, когда то и дело возникают форс-мажорные ситуации. Григорий Заславский: Ко мне пришел один актер-гей. У меня прямой эфир в 13:15. Он приходит, наверное, в 12:50 и говорит: «Я пришел, чтобы сказать вам, что я не хочу вам давать интервью, потому что вы меня не любите». Я мгновенно ответил: «Почему? Я вас очень люблю, но, наверное, не так, как вы хотите». Он повернулся и ушел. Конечно, это такой сильный стресс. То есть он должен был быть в эфире вместе с еще одной актрисой, которая, мне казалось, сама по себе не тянет на такое интервью на государственной радиостанции. Дмитрий Кириллов: Полноценное. Григорий Заславский: Пусть и в FM-диапазоне. Но, в общем, она спасла ситуацию, мы с ней 12 минут прямого эфира поговорили. Конечно, это была очень стрессовая история. Были интервью, было одно интервью, слушаете, вы знаете, я до сих пор так и не спросил у него, почему, что это, что они этим хотели сказать? Я пригласил на интервью одного очень известного режиссера, он пришел со своей женой, актрисой. Он, руководитель театра (тогда еще не был руководителем театра), пришел со своей женой-актрисой, очень хороший режиссер. Это была запись, это был не прямой эфир по счастью. Я ему задаю вопрос, он так там: «Ну, скажи ты», как-то вот так. Она говорит: «Кхм…». Я задаю следующий вопрос, он: «Не знаю». Я задаю третий вопрос. Дмитрий Кириллов: Хороший диалог. Григорий Заславский: Он опять как бы – она. Она говорит: «Да, нет», там «да» или «нет». Естественно, я весь вспотел, все понятно, да? Дмитрий Кириллов: Это ужас, конечно. Григорий Заславский: И я не понимаю, зачем они пришли. В конце концов, не хочешь – не приходи, а прийти, чтобы так довести до какого-то уже… Дмитрий Кириллов: Если согласились, что же вы, да-да… абсурда. Григорий Заславский: Не то, что абсурда, ясно, что, в принципе же, все известно, что когда человек находится в прямом эфире, то у него давление поднимается, это в принципе стрессовая ситуация, а когда вот такая, то это совсем ужас-ужас-ужас. Дмитрий Кириллов: Это ужасно. Григорий Заславский: Конечно, было очень непонятно, я не понял, зачем. Что это за, за что это… Дмитрий Кириллов: Что за поза такая, да. Григорий Заславский: За что эта месть, да. Это, наверное, я какую-то рецензию написал до этого или что это было? Дмитрий Кириллов: Это прийти тогда специально, уже согласиться, все продумать. Григорий Заславский: Да-да-да, такая режиссерская история, да, режиссерская история. Дмитрий Кириллов: Конечно, в прямом эфире сделать так. Григорий Заславский: Да, но это была запись, спасительная ситуация. Дмитрий Кириллов: А, красота! Григорий Заславский: Да нет, нет, у меня были наоборот гениальные истории. Дмитрий Кириллов: С Геннадием Викторовичем, по-моему, Хазановым какая-то интересная. Григорий Заславский: С Хазановым была хорошая история, сейчас расскажу, это уже недавняя история. Мне сказали, что открывается новый сезон в Театре эстрады, и интервью у Хазанова. Я говорю: «Хазанов мне не даст интервью, пусть другая девушка возьмет, которая тоже беседует». Они говорят: «Нет, мы сказали, что Заславский, и он согласился». Я говорю: «Значит, он не расслышал, потому что на протяжении последних лет пятнадцати я о нем очень плохо отзываюсь». Причем я не то чтобы говорю там, что театр плохой, а я говорю, что он непорядочный человек. Почему? Потому что он пришел в Театр эстрады с идеей сделать театр. Набрал курс в ГИТИСе, выпустился, он хотел делать спектакль про Шульженко Клавдию Ивановну, про Бронува, про Утесова и так далее, и это не получилось. И тогда он в общем довольно скоро превратил этот театр в обычную прокатную площадку, где играет свой спектакль Театр Антона Чехова, где главную роль играет Геннадий Викторович Хазанов, удобная история. При этом он регулярно выступал на встречал театральных деятелей с Юрием Михайловичем Лужковым и говорил, какой непорядочный Олег Павлович Табаков, что он так задорого сдает свою площадку. Ну и было понятно, что вот есть Табаков, которому повезло, у него площадка лучше расположена, транспортная доступность лучше. Есть Театр эстрады – менее удобный, поэтому, естественно, его аренда стоит дешевле. И, несогласный с этим, он каждый раз выступал. Я плохо о нем отзывался, естественно. Они говорят: «Нет, мы сказали, он согласился». Я прихожу на интервью, такой напряженный, и когда Геннадий Викторович пришел, я чтобы как-то сгладить ситуацию, я говорю: «Вы знаете, много лет тому назад, 20 лет тому назад или 15 лет тому назад, когда я брал у вас интервью, вы мне дали три замечательных совета». Он меня перебивает и говорит: «Я помню даже, после какой вашей рецензии и на какой спектакль я дал вам эти советы. У меня есть один недостаток – у меня кибернетическая память». Елки-палки. Я как-то записал эти 12 минут, встаю, он встает, естественно, и он мне, так сказать, уже уходя, говорит: «Конечно, я не хотел с вами встречаться, но мне так надоело встречаться с девочками, которые ничего не знают, что я подумал, уж лучше с вами», и ушел. И я подумал: «Боже мой, как же тяжело этому выдающемуся, безусловно, актеру, что он, просто потому, что я знаю, какой он выдающийся актер, как много он сделал не только в советской, российской культуре, но как много он сделал для общества, для каких-то изменений общественных настроений, он занял свое место давно уже в истории России, и он подумал – лучше уж с этим, который там. Ну и вот это, конечно, это плохо, это ужасно то, что сегодня такого выбора нет», самодовольно сказал я. Как сказать, мне, конечно, приятно с Хазановым поговорить. Дмитрий Кириллов: Понятно, что Хазанов – человек сложный, но доля правды есть в том, что действительно очень сильный уровень журналистов. Григорий Заславский: Ну, конечно, да. Дмитрий Кириллов: Не с кем, в общем-то, это же не брюзжание, да, это же объективная история. Григорий Заславский: Это долгая история про то, как однажды одна малограмотная девочка опубликовала статью с зимнего фестиваля Башмета в Сочи, ну просто со всем, и все музыкальные критики пересылали эту статью и просто покатывались, и издевались и все, и этот еженедельник снял эту статью, потому что она была безобразна, неграмотна, а через два часа вернул на сайт, потому что количество заходов было уже несколько десятков тысяч. И для них были важнее заходы, чем грамотный. Дмитрий Кириллов: Вот хайпанула. Григорий Заславский: Да, вот. И каждый день эта девушка писала белиберду, и каждый день все заходили, и тысячи, тысячи, тысячи людей читали, смеялись, но заходили. Ситуация изменилась. Дмитрий Кириллов: Так и профессию можно обесценить, да, так вот? Григорий Заславский: Я думаю, что все вернется, потому что все равно, понимаете, во многих вопросах ценность экспертизы все равно остается. И в вопросах театра в том числе. Поэтому я, опять же, тоже оптимистично смотрю и на будущее театральной критики, которая сегодня тоже переживает не лучшие времена. Дмитрий Кириллов: Но обязательно наступит момент, когда мнение и оценка профессиональными критиками будет востребована, как это было в золотые времена, когда в эфир на программу к Григорию Заславскому, к примеру, приходил легендарный Виталий Вульф. Григорий Заславский: Ко мне пришел Виталий Яковлевич Вульф, и уже лето, никаких событий. Мы нашли, что там юбилей какой-то актрисы американской, 80 лет со дня ее рождения, она там умерла уже давно. Дмитрий Кириллов: С которой он, конечно же, был знаком. Григорий Заславский: Нет. Вот мы уже идем с ним по коридору «Маяка», в здании радиокомитета на Пятницкой, он говорит: «Слушай, я не понимаю, почему ты решил сегодня говорить про Аву Гарднер, у нее юбилей был ровно полгода тому назад». Я говорю: «Подождите, Виталий Яковлевич, Кэтрин Гарднер», – я не помню, как ее звали на самом деле. Дмитрий Кириллов: Да-да-да. Григорий Заславский: Я не знаю о существовании этой актрисы, про Аву Гарднер я знал, про эту, про которую мы его пригласили, я не знал. Он говорит: «Ты мне не говорил, ты говорил – Ава Гарднер, у нее юбилей был ровно полгода тому назад». Я говорю: «Нет, Кэтрин Гарднер». И у меня были выведены на принтере несколько страниц про эту актрису. Он говорит: «Нет, ты мне ничего такого не говорил». Значит, мы входим в студию, прямой эфир и пошла заставка. Он говорит: «А сколько ты мне заплатишь?». Понимаете, гостям никто в России ничего не платит. Дмитрий Кириллов: Да-да-да. Григорий Заславский: Еще я застал время, когда на радио «Свобода» и на BBC платили гонорар, потому что это был какой-то риск, и там то ли 50, то ли 100 долларов за интервью платили. Дмитрий Кириллов: А тут-то? Григорий Заславский: А тут… И я выпаливаю ему: «Три тысячи рублей». Дмитрий Кириллов: Первое, что в голову, да? Григорий Заславский: Начинается эфир, я говорю: «Добрый день, в студии Григорий Заславский, и сегодня у нас в гостях, сегодня исполнилось 80 лет выдающейся американской актрисе Кэтрин Гарднер, поговорить о ней мы пригласили доктора исторических наук и историка театра, Виталий Яковлевич, здравствуйте». Виталий Яковлевич: «Добрый день. Я помню, как однажды утром я проснулся в небольшом отеле в Лондоне. И убиравшая мой номер чернокожая сотрудница отеля, поймав мой взгляд, спросила: «Вы смотрите на здание напротив, наверное, потому что вы знаете, что именно в этом доме ровно 10 лет назад умерла великая Кэтрин Гарднер. Я этого не знал». И 15 минут, это было гениально абсолютно! Дмитрий Кириллов: Как же нам не хватает Вульфа! Григорий Заславский: Вы знаете, мы с ним были в очень добрых отношениях, я ему за очень многое признателен. У меня в 1993 году вышла жуткая статья про Волчек. Она была во многом правильная, она была во многом справедлива, почти во всем она была справедлива. Она была несправедлива только в одном – что она вышла в день ее 60-летия. Я знаю, что ее трясло, в общем, я переживал это. Причем там много было всего в этой статье, за что можно было переживать, и что я действительно сам написал, никто меня, так сказать, ни за какие места не дергал. В общем, у меня было чувство вины. Приехавший в Москву Вульф (он тогда вернулся из Америки) в какой-то момент вдруг озадачился такой целью – примерить нас с Волчек. Она, естественно, абсолютно не хотела не то что мириться, вступать со мной в какие-то отношения, она не хотела ни видеть, ни слышать моего имени. И она встретилась со мной, я у нее попросил прощения за то, что я в первом или во втором абзаце довольно недоброжелательно высказался о ее матушке, которая сидела в кассе «Современника», была невероятной хамкой, это все знали. И я это написал, я не знал, что это ее мама, честное слово. Дмитрий Кириллов: Просто объективно сказал про хамку. Григорий Заславский: Да-да, я написал про хамку, сидевшую в кассе, потому что я все детство после школы шел туда, там перед кассой делал все уроки и на бронь стоял. И каждый раз попадал в театр. И все, что там можно – пересмотрел. А сегодня я еще один из немногих, кто видел почти все спектакли театра Табакова еще с того момента, когда это была студия, тоже туда ходил. И я извинился. Она говорит: «Ну что ты. Что, я не знаю маму, как она могла нахамить?». И мы с ней помирились благодаря Виталию Яковлевичу Вульфу. Это огромное дело. И потом, уже когда я возглавил службу информации радио «Культура», потом он пришел на радио «Культура», он сделал все, чтобы меня оттуда выжить. Дмитрий Кириллов: Почему? Григорий Заславский: Не знаю, почему. Не нравилось ему, что я там много чего реформировал, потому что он очень много тоже хорошего сделал на радио «Культура», но почему-то ему это было не по душе. И мне пришлось, тогда я перешел на «Вести.фм» как обозреватель. Но это не мешает мне очень тепло о нем вспоминать. И у нас были очень добрые отношения до конца, и до последних его дней мы общались, мы встречались, мы разговаривали, и, в общем, я думаю, что нас связывали очень добрые отношения. И с Оксаной, моей женой, он тоже очень хорошо общался как-то. В этом смысле мне его тоже очень не хватает. Дмитрий Кириллов: Сейчас прозвучало имя Оксана. Григорий Заславский: Да. Дмитрий Кириллов: Я не могу не спросить, вот ваша встреча – это в период ГИТИСа, да, вы познакомились? Григорий Заславский: Нет, естественно, уже после ГИТИСа. Она работала в литературной части Театра у Никитских ворот, и позвонила, по-моему, даже я позвонил и пригласил. Потому что она считала, что это старый пердун, который никогда не пойдет в Театр у Никитских ворот. Вот я позвонил и пришел познакомиться, мы пришли вместе с моим Яном, с тем самым, с которым вместе учились школе, и как бы отношения у них как бы за это самое. Но тут он уехал в отпуск, а я как-то вот не бросил. Дмитрий Кириллов: Вовремя. Григорий Заславский: Да-да-да. Потому что она мне очень понравилась и до сих пор нравится. И в общем, самое главное, что нас объединяет, помимо того, что она очень симпатичная, – это чувство юмора, потому что оно у нас такое вот жесткое. Наши дети нам некоторые наши шутки годами не прощают. Мы когда-то там, когда дочка училась, наверное, в классе четвертом, ей сказали, что мы на день рождения ей подарим неделю занятий испанского языка на весенних каникулах. Она так расстроилась и поверила. И мы говорим: «Ну конечно, мы же пошутили». И она это запомнила на всю жизнь. Дмитрий Кириллов: Жестокая шутка. Григорий Заславский: И до сих пор нам это вспоминает. Но у нее тоже жесткое чувство юмора. И у нее, и у остальных детей. У нас у всех такое. Дмитрий Кириллов: Но юмор спасает. Я читал какую-то статью, где кто-то вам сказал, что сколько можешь жить весело до какого-то времени — живи. Григорий Заславский: Это Эмилия Абрамовна Кислинская. Она была, естественно, читательницей, а может быть, и подписчицей «Литературной газеты». И вот она, читая 16 полосу, я вошел, она так на меня смотрела, оторвавшись от газеты, говорит: «Только что прочитала девиз твоей жизни. Сенека говорил: «Пока есть возможность – живите весело». Точно про тебя». То есть она не сказала, что это будет твоим девизом. Она сказала: «Вот это вот ты живешь». Да. Дмитрий Кириллов: Григорий Заславский не унывает, находит спонсоров, чтобы бесплатно и ежедневно кормить студентов горячей кашей, открывает новые факультеты, возрождает учебный театр ГИТИСа и традиции норм ГТО, заботясь о здоровье студентов и здоровом теле будущих актеров и балетмейстеров, и творческий дух тогда тоже здоров. Григорий Заславский продолжает создавать вокруг себя пространство, в котором интересно и радостно жить, и впереди еще много новых проектов.