Дмитрий Кириллов: Ее сила в голосе, и Бог ей этот голос подарил. Мариам Мерабова. Пришло ее время, когда не надо никому уже доказывать и объяснять, какого уровня певица живет и работает у нас в России. Кто ценит настоящую музыку и воспитывает свой слух на примерах высокой певческой культуры, тот слушает Мерабову. И как оказалось, таких ценителей в нашей стране миллионы. Это большое счастье, Мариам, что мы вместе сегодня. Что есть возможность вас лично. Мариам Мерабова: Нас… Дима, мы так долго знакомы. Я прошу, давай на «ты». Можно? Дмитрий Кириллов: Давай на «ты». Мариам Мерабова: Я тебя умоляю. Я не вынесу «вас». Дмитрий Кириллов: Мы не будем скрывать, что мы друг друга знаем очень много лет. Сейчас я буду просто погружаться в такое состояние человека, который сел в поезд, и мы с тобой куда-то едем… Мариам Мерабова: Помнишь? «Сядь в любой поезд, будь ты как ветер и не заботься ты о билете. Листик зеленый сожми ты в ладони. Прошлое больше тебя не догонит» … Дмитрий Кириллов: Кто это пел? Мариам Мерабова: Я это слышала… А, подожди. Это же Югославская Марыля Родович. Гениальная, совершенно. Марыля Родович. Дмитрий Кириллов: Ты помнишь те времена, когда мы собирались в новогоднюю ночь и ждали, когда будет «Мелодии ритмы зарубежной эстрады»? Мариам Мерабова: Конечно. Мариам Мерабова: Бисер Киров, Марыля Родович. Дмитрий Кириллов: Лиля Иванова, Фридрих Штад Палас. Мариам Мерабова: Это в конце. Мы ждали этого с усами главного… Дмитрий Кириллов: Десерт. В цилиндре. Но все-таки была Рафаэлло Каро, неожиданная. Иностранцев на десерт оставляли. Мариам Мерабова: Потом очень интересное могло вдруг появиться в «Музыкальном киоске». Дмитрий Кириллов: Когда пластинки были. Вообще, удивительно, сколько было интересных таких программ культурологических каких-то. Мариам Мерабова: Именно культурных. Ты знаешь, еще и образовательных. Вот это я никогда не забуду, когда… Дмитрий Кириллов: Помнишь «Абвгдейку»? Мариам Мерабова: «Абвгдейку» помню. А ты помнишь целый канал образовательный был. Нельзя людей лишать какого-то здравого смысла. Ну, нельзя. Нельзя их так опускать до уровня каких-то кошмарных пересудов. И рыться в жизнях кого-то, чужого человека. Общественность должна знать, чем живет артист! Дмитрий Кириллов: Сейчас как говорят? Вы человек публичный, поэтому вы обязаны отдавать отчет, что вы делали вчера с 8 до 11. Мариам Мерабова: Ты знаешь, что еще, например. Берут интервью для газеты, для журнала. Значит, и обязательно хотят запечатлеть спальню. Даже если у меня была бы огромная спальня – это запрет. Потому что это не нормально. Дмитрий Кириллов: Тренд такой. Ведь показывают унитазы и спальни. То есть это же обязательно. Гардероб, унитаз и спальня. Мариам Мерабова: Катастрофа. Зачем? Дмитрий Кириллов: Мариам не боится идти против течения. Она никогда не стремилась в шоу-бизнес, а просто честно делала свое дело. И шоу-бизнес сам нашел Мерабову. Вот только жить по его законам, где все напоказ и на продажу, Мариам не намерена. Просто потому что воспитана по-другому. Жизненные ценности, привитые родителями, оказались лучшим средством против любой фальши. Мариам Мерабова: Счастливое, советское детство армянской девочки, которая жила между двумя городами: Ереван и Тбилиси. Мои все родители тбилисские армяне. Соответственно, бабушка осталась там, мама уже по работе с папой переехали в Ереван. Там родилась я. Но 3-4 часа до Тбилиси. Я постоянно… Дмитрий Кириллов: Кочевала из Еревана в Тбилиси. Что это за города в твоей жизни? Мариам Мерабова: Культура. Я первое, что скажу – это была культура. Просто колоссальный уровень культуры. Недаром именно из тбилисского Толстоногов. Именно из тбилисского ТЮЗа Лебедев. Ризо… То есть, но, опять же, эта культура была, я еще раз настаиваю, это была культура, которая состоялась и выросла в такой уровень только благодаря тому, что была подключена к великой русской культуре. Через русский язык. А какой был восхитительный русский язык в Тбилиси! Посмотри, Котэ Махарадзе, Чиуарели! Дмитрий Кириллов: Тбилисские люди (тбилисцы) говорили всегда на таком чистом русском языке… Мариам Мерабова: Ты знаешь, с сумасшедшим вкусным акцентом, но безупречно, имеется в виду, как литературный язык прямо звучал. Это было красиво, это было роскошно, это было вкусно. Это семьи, в которых любой человек играл на инструменте. На любом. Это была постоянно музыка, это были постоянно какие-то смешные этюды разыграны. Я недавно наконец-то, слава Богу, не рассыпалась эта пленка, оцифровала пленку, на которой голоса и моих деда, и бабули. Молодые они, поют. И все как раз одна из таких праздничных записей. А мой папа все это записывал. Дмитрий Кириллов: А это запись особая. Мариам поет своему любимому папе. Певице два годика. Папа – главный слушатель и первый почитатель ее таланта. Дмитрий Кириллов: Ты папу помнишь? Мариам Мерабова: Не помню. Образ помню, потому что папа умер от инсульта тогда, когда мне было 3 годика всего. Но какие-то, слушай… Уникальная память человека. Образ помню, помню какие-то вещи, которые происходили при нем. А его самого уже так вот нет. Дмитрий Кириллов: Они встретились в послевоенном Тбилиси. Девятнадцатилетняя Ирма Сулханова, будущий журналистка и невероятная красавица, и выпускник юридического факультета Оник Алахвердов. Импозантный молодой человек, побывавший в Солнечногорском пекле, получивший ранение и вновь вернувшийся на фронт. Он был одним из немногих, чудом оставшихся в живых участников битвы под Москвой. Мариам Мерабова: Папа пришел с фронта, вернулся в Тбилиси. Потом поехал в Москву, поступил на юридический. Закончил его блестяще. И вернул уже в Тбилиси. Где уже моя мама подросла. Влюбился. У него тогда была голубая «Победа». А у мамы было единственное платье выходное, голубого цвета. И он подкатил к ней. И сказал: «Знаете, я купил машину под цвет вашего платья.» А моя мама - дитя войны. Она, кстати, очень интересную вещь рассказала. Меня поразило это. Она говорит: «У нас Тбилиси восстанавливали пленные немцы. Ты знаешь, мы всей детворой, каждый у себя дома тырил с обеда что-то, брали и распределяли в 2 корзиночки. Половинку, допустим, котлетки или еще что-то для пленных немцев, а половинку солдатам в госпиталь.» Понимаешь, это дели, которые сами не доедали, оставляли для пленных немцев. То есть какой уровень в нашем народе был милосердия. Дмитрий Кириллов: Мама жила во время войны в Тбилиси? Мариам Мерабова: Да. Дмитрий Кириллов: Всю войну там была. Мариам Мерабова: Да. Дмитрий Кириллов: Алахвердовы родом из великого Карса – древней столицы Армении. Они – известные врачи. А дедушка по материнской линии – Менас Сулханянц – знаменитый купец и промышленник, один из самых влиятельных и богатых людей Тифлиса. В кровавом 1915 году семьи Ирмы и Оника, как и большинство известных армянских родов, подверглись геноциду. А после революция разбросала многих по всему свету. Послевоенный Тбилиси стал местом встречи родителей Мариам. Городом, соединившим их судьбы. История Ирма и Оника – это готовый сценарий большого фильма о любви. 22 года они ждали ребенка. И чудо произошло – родилась Мариам. А через три года – Оника не стало. Он скончался в 54 года. И Ирма осталась с маленькой Мариам на руках совершенно одна. Но она нашла в себе силы жить. Во имя любви. Жить ради дочери, проявившей с ранних лет особый музыкальный талант. Мариам Мерабова: Я очень чисто пела. Очень чисто интонировала и хорошо слышала. И дядя Эдик Мирзоян сказал: «Ирма, давай вези ее в Москву. Там хорошее образование дай. Она талантливая.» Мама поэтому так и сделала. Дмитрий Кириллов: Она из-за тебя, в общем-то, уехала? Мариам Мерабова: Конечно. Она уехала из-за меня. Это можно сказать точно. Дмитрий Кириллов: Ирма Сулханова закрывает дверь в прошлое. Она берет семилетнюю дочь и уезжает в Москву, в неизвестность. Бесстрашная мама. Она верит, что у ее Мариам все получится. Мариам Мерабова: Понимаешь, я же ее безумно люблю. Я же молюсь на каждый день с ней. Потому что ей сейчас 90. И она такая красавица, она такая мужественная. Она такая бесподобная, конечно, женщина. Настоящая женщина. Она не ходит без колечек. Она всегда красит губки. Она, сломав шейку бедра 2 года назад, она уже сейчас скачет на каблучках. Я росла в абсолютном деспотизме моей любимой мамы. И только так можно было меня удержать. Дмитрий Кириллов: Но в этом и была, видимо, абсолютная любовь. Потому что она понимала, что если она тебе даст спуску… Мариам Мерабова: Если она даст возможность моей лени сожрать мой талант… Если сейчас сказать, кто мой главный учитель, это моя мама. Дмитрий Кириллов: И Мариам действительно легко поступает в музыкальную школу имени Гнесиных. А потом продолжает обучение в училище при Московской консерватории. Учителя в один голос говорят, Мариам будет известной на всю страну пианисткой. В Москве у нее лучшие педагоги, лучшие концертные залы, книги, даже одноклассники какие-то все рафинированные. Мариам Мерабова: Помнишь «Курьер» Шахназарова? Это мой класс. Когда попадает в ее компанию, где они смотрят видак. Это мой класс. В моей школе были все дети... В моем классе был внук Гришина, Федотова из «Спартака». Дмитрий Кириллов: Золотая молодёжь советская. Как ты привыкала к тому, что ты теперь москвичка? Мариам Мерабова: Вообще не привыкала. У меня было дикое сопротивление. Я не понимала, где нарды. Почему не играют мужики в нарды во дворе? Почему люди не ходят друг к другу по утрам пить кофе? Дмитрий Кириллов: Почему нет солнца? Мариам Мерабова: Бог с ним, с солнцем. Что с людьми? Почему такие сухие? Почему не теплые? У меня бабушка даже, когда приезжала, так не любила приезжать в Москву. Я помню, однажды, она не могла жить в доме, не зная, кто рядом живет. Пошла знакомиться, типа соль просить. Приходит пунцовая: «Что за люди? Кошмар! Я ее спрашиваю, есть ли, дорогая, соль. А она мне даже дверь не открывает. А оттуда говорит: «Нет»». Для нее это… Дмитрий Кириллов: И она спрашивала: «Как вы здесь живете? Мариам Мерабова: «Умоляю, можно мне сюда не приезжать». Дмитрий Кириллов: Но ты тоже, получив такую прививку добра, солнца, общения, тоже, наверное, задыхалась в первое время? Мариам Мерабова: Я, да. Да и не первое время. Не первое… Я, вообще, Москву попозже полюбила. Дмитрий Кириллов: Полюбила, когда узнала Москву поближе, когда стали открываться двери в известные московские дома и происходить судьбоносные события и встречи. «Синяя птица» - легендарный джазовый клуб стал местом, буквально перевернувшим всю жизнь Мариам. «Я буду петь джаз», сказала Мерабова, в одну секунду отказавшись от карьеры концертирующей пианистки. Это решение застало врасплох педагогов и стало настоящим ударом для мамы, не понимавшей, что же такое натворила строптивая дочь. Но Мариам уже было не остановить. Друзья даже устроили ее работать в «Синюю птицу» гардеробщицей, лишь бы она могла каждый вечер слушать джаз. А днем Мариам бежала к своего любимому педагогу Анне Рудневой на вокал. Руднева разглядела в ней талант. И взялась за Мариам серьезно. Так на глазах у всех рождалась большая певица. Дмитрий Кириллов: За эти годы твое имя настолько прозвучало. У нас больше нет в нашей стране другой Мариам. У нас есть только Мариам Мерабова. Такое счастье… Да, девушка с непростым именем для русского слуха. Мариам Мерабова: Как только меня не называли. Мурьян, Мерьян, Мериум. Все, что угодно. Но только не … Мэриан. Я говорю: «Послушайте…» Дмитрий Кириллов: Меня зовут Мариам. Но это сработало. Те, кто тебя знали, они знали тебя всегда. Ты прекрасно работала и все заполняла клубы, какие-то пространства. Мариам Мерабова: А большие концерты было невозможно сделать. Потому что: «Мы с вами боимся делать гастроли, потому что вы не медийная». Нужна была какая-то медийность. Дмитрий Кириллов: И это случилось. Мариам Мерабова: Слава Богу! Дмитрий Кириллов: Появление Мерабовой в шоу «Голос» стало настоящей сенсацией. Профессионалы и тонкие ценители джаза, знавшие Мариам, не могли поверить, что королева сама пришла на конкурс. Ведь ее авторитет в джазовых кругах был неоспорим. Но для простого-то зрителя ее имя ничего не значило. А ведь Мариам работала уже на сцене без малого 20 лет. Мариам Мерабова: Никому не надо верить, когда говорят, что там все по знакомству. Ничего подобного. Дмитрий Кириллов: То есть ты пошла в эту очередь и стояла. Твой номер был какой-то… Мариам Мерабова: 12 какой-то тысяча двести… Дмитрий Кириллов: 1200 какой-то номер. И это просто живая очередь. Мариам Мерабова: Да, конечно. Дмитрий Кириллов: Вот сидят люди, которые прослушивают. Они ж понимают, что пришла профессиональная певица. Мариам Мерабова: Так ведь знают. И ты не пользуешься этим. У тебя нет варианта этим пользоваться. Во-первых, голландцы это все потом осматривают. Потом-то принимают решение голландцы. Так что не надо, вообще, когда я слышу вот этих обиженных девушек и мальчиков, которые сказали, что вы знаете, я такая талантливая была. Я потом, ради интереса, смотрела, какая она талантливая. Все, ясно. И действительно были очень талантливые, которые не проходили. Это для меня, вообще, нонсенс. Дмитрий Кириллов: Вообще, конкурс – это великая несправедливость, вообще. Мариам Мерабова: Я не конкурсный человек. Для меня это, вообще, ужас. Дмитрий Кириллов: Мариам оказалась права. «Голос» сделал свое дело. Ее узнала вся страна. И Мерабова перестала быть неформатом. Интуиция-то не подвела. Как и много лет назад, все та же интуиция заставила ее бросить училище при консерватории и помчаться на эстрадно-джазовое отделение в Гнесинский институт. Словно какая-то невидимая сила ее тянула туда. И в первый же день на первом же курсе Мариам встречает свою любовь. Дмитрий Кириллов: И там произошла еще одна встреча. Мариам Мерабова: да. Дмитрий Кириллов: Это первый курс был? Мариам Мерабова: Первый. Дмитрий Кириллов: Сразу. Мариам Мерабова: Сразу же. Дмитрий Кириллов: Ты просто, как это называется? Увидела, сфотографировала. Мариам Мерабова: Я увидела и сказала: «Он мой». Это был Армен Мерабов. Дмитрий Кириллов: Студент Гнесинского института Армен Мерабов, веселый, талантливый, музыкальный, он всегда был в центре внимания. Его отец, написавший песню «Робот», с которой начался творческий путь Аллы Пугачевой, Левон Мерабов, известный музыкант, дирижер, руководитель ансамбля Муслима Магомаева, передал сыну свою любовь к джазу и импровизации. А Армен, в свою очередь, стал главным учителем для Мариам. Но это потом. Тогда же, на первом курсе, Армен просто обратил внимание на яркую девушку, которая очень хорошо пела. И предложил ей саккомпанировать. Мариам влюбилась в худого, талантливого и неугомонного аккомпаниатора Мерабова с первого взгляда. Армен же долгие годы не решался признаться ей в своей любви. Мариам ждала своего счастья 16 лет. Дмитрий Кириллов: Он спокойно общался с другими девушками, да? Мариам Мерабова: Он меня еще и знакомил с ними. Говорил: «Ну, как тебе?» А я говорила: «Ну, что-то она какая-то… Я бы ей не доверяла.» Или говорила: «Классная!». Или «Нормально». Дмитрий Кириллов: А каково это ощущать? Любить человека, а он как брат. Мариам Мерабова: Он от меня отгонял мужиков при этом. Он придет ко мне, а у меня тусовка. Мама, например, во Франции работала несколько месяцев. И, естественно, все тусовались у меня. Он придет такой, знаешь, мог надеть мой халат, принять у меня душ, выйти. «До свидания». Проводить. Потом переодевался и шел к себе. Нормальный человек? Дмитрий Кириллов: Ничего себе. То есть это была невероятная была история с самого начала. Мариам Мерабова: Это воспитание чувств. Когда он перестал, как мужчина, жить только образами, он кое-что другое увидел. Он разглядел, что, конечно, лучше меня ему не найти. И что я его безумно люблю. И всегда буду за него. Дмитрий Кириллов: Дуэт Мариам и Армена вылился в итоге в проект «Мирайф». В 1998 году Мариам становится единственной и незаменимой солисткой группы, созданной ее будущим мужем Арменом. А пока этого не произошло, она продолжает набирать певческий опыт. И одной из самых серьезных вокальных школ в ее жизни, стала работа с Николаем Носковым. Мариам Мерабова: У нас кто-то сказал, что вернулся Носков … Дмитрий Кириллов: Из Америки… Мариам Мерабова: Да. И ищет себе бэк-вокал. Кто-то мне из девчонок сказал. И мы с Аней Мельниченко поперлись куда-то в Алтуфьево на прослушивание. Дмитрий Кириллов: А он там прослушивал? Мариам Мерабова: Он там прослушивал, у него там база была репетиционная. Мы приходим. А там Димка Четвергов красавец, гениальный гитарист, абсолютно. Сам Коля, такой. Дмитрий Кириллов: Модный, из Америки приехал. Мариам Мерабова: Знаешь, блин, он, конечно, феноменальный. Такой живой, такой сильный. Невероятный. Такое ядро. Дмитрий Кириллов: Сидит, прослушивает… Мариам Мерабова: Так, «ну что, здорова. О, рыжая, здорова». Такой сразу распределил, кто рыжая, кто какая. Ну, спойте мне. У меня там вот такая партия. Давайте, ну-ка, разложите мне. Мы начали … Ммм, типа. И все. Дмитрий Кириллов: То есть это практически сразу? Мариам Мерабова: Взял сразу. Но потом нас так муштровал. Такая была муштра. Вот это были университеты уже. Дмитрий Кириллов: Чему он научил тебя за 2 года? Мариам Мерабова: Ну, во-первых, звукоизвлечение. Чтобы ты … Знаешь, на хорошем аппарате любой дебил споет. Мы поем, у нас жуткая, совершенно, аппаратура, в каких-то клубах тогда. Это ж в 90-х, вообще, трындец был. Говорит: «Почему вы не дышите?» Я говорю: «В каком смысле не дышим? Нам не надо дышать, когда мы поем». «Ты что, дура? А как можно не дышать. Потому ты срываешь голос? Давай, дыши. Атаку звука давай нормально. Чему вас учили?» Я такая, стыдно за Анну Игоревну. Как это чему? Я понимаю, что я не догоняла то, о чем она говорила. Дмитрий Кириллов: Т.е. он, в общем-то, второй педагог по вокалу получился? Мариам Мерабова: Да, божественный совершенно мастер. Надо только брать. Учиться, учиться, учиться. Дмитрий Кириллов: После работы с Носковым уже ничего не страшно. Так на конкурс «Евровидение», к примеру, Мариам приглашали пять раз подряд. И она, прикрываясь своим голосом конкурсантов из разных стран, создавала на площадке фирменный звук. Ведь качественный бэк-вокал – важный элемент успеха. Примером тому служит блестящий отрыв от всех конкурентов Димы Билана, представлявшего тогда вместе с Мариам Россию. Дома же все сила Мариам отдавала «Мирайфу». Коллектив прошел непростой путь. И успех стал результатом титанической работы, которая началась еще в далеком 98-м году. Мариам Мерабова: Арменчик мне звонит, говорит: «Слушай, не хочешь с нами попеть? Я группу собрал». Еще не было названия. «Ну, мы там в Толстом Мо. Приходи». А Толстый Мо. Я как услышала Фэт Мо. Я обожаю «Однажды в Америке». Надо пойти посмотреть. Пришла, влюбилась, абсолютно, в заведение. И обалдела от того, какой коллектив собрал он. Потому что Сашка Бакунин. Невероятного уровня Груф этого басиста. Денис Прушинский — это понятно. Денис Прушинский - один из лучший саксофонистов, которых я знаю. Опять же, мы с ним тоже с первого курса знакомы были. Костя Бабаян. Феноменальный барабанщик. К сожалению для нас, он сейчас в Лос-Анжелесе уже давно. Дмитрий Кириллов: Ну и Армен. Мариам Мерабова: Армен. Армен играл. Ох, как он вырос, вообще. Дмитрий Кириллов: Надо срочно примкнуть. Мариам Мерабова: Я, короче, сказала: «Да, буду». Дмитрий Кириллов: Сразу, без разговоров? Мариам Мерабова: Ну, конечно. Во-первых, я его снова буду видеть. Страдать. Дмитрий Кириллов: Началась история группы. И история семьи Армена и Мариам Мерабовых. Концерты, гастроли, записи пластинок. Появление на свет детей и песен, совместных плодов любви. Двадцать лет как один день. Или тысячи минут настоящего счастья. 2016 год. В Светлановском зале Дома музыки идет репетиция сольного концерта. Мариам улыбается, она приветливая, радостная. Но что-то происходит непонятное. У окружения создается впечатление, что это последний концерт Мариам. Мариам Мерабова: Ты помнишь же, мы просчитывали с Арменом, когда я встану, когда я сяду и так далее. Дмитрий Кириллов: Когда тебе этот стульчик. Мариам Мерабова: Потому что у меня уже все. Ноги не держали, лимфа стояла и так далее. Кошмар был, вообще. Ходить было больно адски. Не могла. Дмитрий Кириллов: Врачи сказали Мариам, что ей осталось жить максимум два года. Армен был в крайнем напряжении, но всегда рядом. Домой одна за другой приезжали машины скорой помощи. Мариам решила бороться за жизнь ради детей, ради Армена. Никаких сомнений. Раз нужна врачебная помощь, значит, пусть режут. И Мариам отдала себя в руки хирургов, сделавших операцию по резекции желудка. Далее последовала реабилитация, целый комплекс физических упражнений, смена режима питания и образа жизни. И она вернулась на сцену. Неузнаваемая, похудевшая, похорошевшая. Мариам буквально влетала на сцену. Ведь она сбросила более шестидесяти килограммов. Дмитрий Кириллов: Было ощущение, что ты стала летать. Дышать стало легче. Но Армен был как счастлив, когда ты вздохнула. Мариам Мерабова: «У меня новая жена» - он всем говорил. «Познакомьтесь, это моя новая жена.» Он счастлив, что я все, я жива. Дмитрий Кириллов: И смерти нет, пока жива любовь. Ведь для нее нет понятия прошлого или будущего. Нет никаких преград и расстояний. Армен Мерабов продолжает заботиться о своей семье. И это Мариам чувствует ежедневно. Мариам Мерабова: Подарил мне эту песню ее автор, отец Дмитрий. Дмитрий Николаев. В прошлом, а в прошлом не бывает музыкантов, это джазовый барабанщик. Потрясающий совершенно, музыкант именно. Наша встреча произошла на прощании у Армена, с Арменом. Отец Дмитрий узнал об этом прощании и приехал. Он говорит: «Я не знаю. Мне вот…» Взял земли, говорит: «Приеду.» И он приезжает на Ходынку, где мы отпевали. И вдруг я смотрю, что с отцом Михаилом служит такого небольшого роста, совершенно потрясающий, светоизлучения, и голоса, и проникновенности. Потом выяснилось – это отец Дмитрий. Мало того, образовался хор. Потому что из тех, кто пришли на прощание с Арменом, было много певцов, которые, в свою очередь, они служат и поют в церквях. Это было светлое прощание. В общем, отец Дмитрий мне потом пишет. Он говорит: «У меня есть одна песня. Я ее однажды написал, когда у меня умер друг-священник. А когда случилось с Аркой, я понял, что я ее точно отдам вам». Когда он мне отдал эту песню, я услышала… Ну, это про нас с Арменом. Вечная жизнь и вечная любовь. И никуда она не девается. Никуда она не девается. Просто моя задача – не тяготить его душу сейчас своим горем. Дать возможность ему дальше проследовать. У него дальше путь. Моя задача, оставшись здесь, продолжать свое дело. И наших детей поднимать. И как-то наше дело продолжать. Дмитрий Кириллов: Ты помнишь состояние молодой мамы? Первый ребенок. Тут надо петь, тут надо ребенка… Мариам Мерабова: Конечно, помню. Я носилась. Ездила, с работы срывалась, чтобы прийти газоотводик сделать. Потому что бабушка боялась. Мама. И обратно на работу петь. И все в таком режиме. А вот уже с Соней и с Жориком мне помогает Ирма. Мне просто, можно сказать, без нее никак. Дмитрий Кириллов: Как хорошо, что есть старшая дочь, на которую ты переложила часть. Мариам Мерабова: как хорошо, что оно такая ответственная, что ей можно доверить это. Вот это круто. Только заканчивается школа, начинается следующая школа. А потом ты думаешь: «Ну, слава Богу, все, школа прошла». И потом рождается Жорик. И ты снова идешь в первый класс. Дмитрий Кириллов: Жорик – это тоже такой… Да? Поздний ребенок, в общем-то. Мариам Мерабова: Конечно, поздний. 40. Сколько мне было? 42, по-моему. Дмитрий Кириллов: В советские времена сказали бы старородящая. Мариам Мерабова: Это моя мама меня в 41 родила. Она меня первую. А вот Жорик – это как подарок такой. Арка столько вымаливал. Я говорю: «Армен, я уже старенькая, больше не могу. Я устала». Говорит: «Сына давай. Давай сына». Дмитрий Кириллов: И Бог послал сына. Мариам Мерабова: Бог послал такого сына, вообще. Он поступил в Гнесинскую школу на хоровое отделение. Ему так нравится, что его не надо даже уговаривать заниматься. Дмитрий Кириллов: Представляешь, какие гены. Вот так все передается. Мариам Мерабова: Крокодилы Гены. Дмитрий Кириллов: Здорово. Ну, главное, конечно, пусть вырастет порядочным, добрым человеком. Мариам Мерабова: Он говорит: «Я тебе буду аккомпанировать. Я вырасту, буду как папа с тобой выступать», Я говорю: «Конечно. Я тебя жду.» Дмитрий Кириллов: Вот я слушаю тебя. У тебя горят глаза. Ты за любую движуху. Рванула в шансон, допустим. Снобы бы сказали: «А куда это ее понесло?» Мариам Мерабова: А снобы и сказали. Но я честно тебе скажу, мне кажется, я справилась. Спасибо и низкий поклон Юрию Викторовичу Аксюте за то, что… Дмитрий Кириллов: Разрешил? Мариам Мерабова: Нет, он с трудом разрешил. Мы отвоёвывали. Доказывала, что нет, это будет уместнее. «Окурочек», например. Дмитрий Кириллов: «Окурочек» – это просто феноменально. Мариам Мерабова: Знаешь, что со мной было? У меня настоящий катарсис. Самый настоящий. Вот с таким догоном еще на сутки. Я не могла. И Арочка со мной сидел, говорит дома: «Ну, что-то, чувиха, вообще, что ли?» А я все. Рыдаю. Догоняет и догоняет вот эта история белого ада. Из колымского белого ада. Эта же, знаешь, какая эротика. Вот этот красный окурочек. Ужас. Дмитрий Кириллов: Я так понимаю, что ты, вообще, сейчас не боишься, мне кажется, никакого жанра. Мариам Мерабова: Не поверишь. Я сейчас знаешь, что делаю? Мы сейчас прорабатываем. Выбираем сейчас арии. Хочу сделать в одном театре, уже почти договорились. Любимые оперные арии из любимых опер. Причем неважно – мужские или женские. Чтобы партитура оставалась классической. А я буду петь в своей манере, то есть интерпретировать партию. Дмитрий Кириллов: Но мы будем ждать. Вот представляешь, сколько еще впереди. Мариам Мерабова: Очень много в голове проектов. Это хочу, и это хочу. Военные. И хочу реанимировать последний концерт Клавдии Ивановны Шульженко. Хочу прям реконструкцию полную сделать. Дмитрий Кириллов: Дай Бог, чтобы все родные и близкие были живы. Дай Бог тебе сил. Дай Бог, чтобы твой голос звучал много-много лет также прекрасно. Мариам Мерабова. Только вперед! Мы тебя обожаем. Пой, радуй нас, мы тебя очень любим! Мариам Мерабова: Спасибо! А я всех люблю, ты знаешь. Я люблю человечество, я очень верю в то, что люди вернутся к любви.