Дмитрий Кириллов: 2020 год, в свет выходит фильм режиссера Егора Кончаловского «На Луне». И это новый Кончаловский, более лиричный, трепетный и глубокий, воплотивший в жизнь замысел великого мастера Станислава Говорухина. Станислав Сергеевич незадолго перед своим уходом работал над проектом, рассказывающим о трагедии современной молодежи, и Егор Кончаловский сумел найти ключ к сценарному решению, преобразив задумку Говорухина в современную картину о судьбе мальчика-мажора, стоявшего у черты, за которой начинается ад. Егора Кончаловского раньше, по молодости, сравнивали то с именитым отцом Андреем Кончаловским, победителем Каннского фестиваля, то с легендарным дядей, оскароносным Никитой Михалковым. Но Егор выбрал свой путь в творчестве и как-то незаметно из молодых и начинающих режиссеров преобразился в мастера, давно уже имеющего свой кинематографический почерк – индивидуальный, яркий и ни на кого не похожий. Вы в большом кино, в таком большом кино уже почти четверть века. «Затворник» вышел в 1999-м, и можно поздравить, 20 лет уже «Антикиллеру». Я думал, что этот фильм был позавчера. Егор Кончаловский: А я думал, что вчера, ха-ха, а уже прошло 20 лет. Да, это так. И вот, кстати, мы когда снимали «На Луне» и у нас оказался Саша Балуев в одной из главных ролей, я ему говорю: «Саш, а ты понимаешь, что мы «Затворника» снимали 20 лет назад?» Он посчитал и обалдел. Да, действительно, вот так вот время, к сожалению... У меня была замечательная история с Нагибиным Юрием в этом смысле. Я как-то вот с ним пообщался плотно, потом на неделю уехал, а потом опять приехал и опять с ним увиделся. Говорю: «Юрий Маркович, вот посмотрите, неделя просто вот как один день прошла». А он что-то сидел печатал, еще машинки были, повернулся ко мне, такими глазами своими мудрыми посмотрел, говорит: «Так пройдет вся жизнь». Дмитрий Кириллов: Но за эту стремительно несущуюся жизнь можно же много что успеть сделать, и Егор Кончаловский не сидел сложа руки. Он выучил английский и французский языки, получил диплом престижнейшего вуза, стал разбираться в тонкостях рекламы и продюсерской работы, смог поставить на ноги красавицу-дочь и выдать ее замуж, развестись, жениться и в 51 год снова стать отцом, молодым и полным сил. И еще к тому же снимать полнометражные художественные ленты. Вот в 1999 году, когда вы снимали свой первый фильм... Егор Кончаловский: Да. Дмитрий Кириллов: Это, в общем-то, достаточно было серьезным испытанием. Это не как сейчас, да: «А, сниму, неважно, что скажут», – это надо было сделать шаг. Егор Кончаловский: Вы знаете, тогда вообще, вот 1990-е гг., они вообще для меня были привлекательны тем, что было большое количество людей, которые, не понимая, что он никакой не банкир, а он идиот из Лианозово, через несколько лет становился банкиром. Дмитрий Кириллов: Он не напрягался, да? Егор Кончаловский: Отсутствовало вот это понимание, что это невозможно. Поэтому... И мало того, мы вначале начинали с рекламы, и те, кто нам заказывал эту рекламу, они не понимали, что такое реклама, и мы не понимали. И вот мы вместе, две непонимающие стороны, что-то лепили. А потихоньку лепилось все лучше, а потихоньку приходили всякие не дай бог шоколадки, газированные воды мирового масштаба... Дмитрий Кириллов: Мы это все помним. Егор Кончаловский: И ты начинаешь это делать. А потом вот появляется Игорь Толстунов и говорит: «Давай снимать кино». Но я его предупредил, я сказал: «Игорь, ты должен отдать себе отчет, что я искусствовед, а не кинематографист. Я снял 150 роликов рекламных, но это, понимаешь ли, презервативы, лекарства, я не знаю...» Дмитрий Кириллов: Шоколадки, ха-ха. Егор Кончаловский: Шоколадки, прокладки, ха-ха. Дмитрий Кириллов: Шампуни. Егор Кончаловский: Шампуни, да, обязательно, как без шампуней. Дмитрий Кириллов: Все же помнят это, «Два в одном». Егор Кончаловский: Мы одну девушку просто, ее мыли-мыли, ха-ха-ха, весь съемочный день мы ее мыли, ха-ха. У нее, по-моему, все волосы от этого шампуня выпали в конце, ха-ха-ха! Несчастная! Нет, вообще было замечательное время, потому что у меня в холодильнике, вот я открывал холодильник, я вынимал все перегородки, и там стоял просто ящик, шоколадки, ха-ха, без перегородок, ха-ха. Дмитрий Кириллов: Так слипнется же, это же невозможно. Егор Кончаловский: Слиплось, все слиплось. Дмитрий Кириллов: Ха-ха. Егор Кончаловский: Мальчишка снимался, вот как раз была какая-то шоколадка, он говорит: «Что снимаем?» Я говорю: «Ну вот шоколадку». Он говорит: «А-а-а, отлично». Я говорю: «Подожди». Я говорю: «Ты, пожалуйста, не ешь их, вот красиво укуси и выплюни». Он говорит: «Как?» Дмитрий Кириллов: Драгоценность. Егор Кончаловский: Первые 10 он съел, вторые 10... А дублей... А сидит этот представитель шоколадки и говорит… Дмитрий Кириллов: А ему не жалко. Егор Кончаловский: Значит, вторые 10 он съел то, что откусывал, третьи 10 он выплевывал, а вот на четвертом десятке его уже неудержимо рвало после каждого укуса этой шоколадки. Дмитрий Кириллов: И взгляд был прекрасен, да, его? Егор Кончаловский: Хорошее было время. Дмитрий Кириллов: Искусствоведческое образование – ведь там же каждый кадр должен быть вкусным, красивым, безупречным. Егор Кончаловский: Я думаю, что... Я не могу сказать: о, я помню вот эту картину Рембрандта, сейчас мы здесь вот положим так вот эти самые батончики шоколадные, так их осветим и будет шоколад. Я думаю, что это работает иначе. Это скорее работает подсознательно, чем это работает вот прямо впрямую. Так же как я в результате закончил тем, что снимаю кино, а я никогда не хотел быть режиссером, т. е. у меня были скорее другие, другие, в общем-то, устремления. Я скорее хотел быть адвокатом, вот таким вот, знаете, который говорит: «Уважаемые господа присяжные, посмотрите на этого испитого, несчастного человека...» Вот как бы мне представлялось, какой-то такой barrister, что называется, в Англии это специальный экзамен, это не просто ты lawyer какой-то, нет – это barrister, это ты... Другая каста. Но получилось по-другому. Дмитрий Кириллов: Получилось вернуться из Англии и сделать себе на родине имя, благо фамилия-то была давно на слуху даже у тех, кто и книжек не читал, и хорошее кино не смотрел. Егор Кончаловский: В то время у меня не было фамилии Кончаловский или псевдонима, это меня стали так называть. Я вообще всегда был Егором Михалковым, всю жизнь, вообще даже Георгием, ну Егором. Но почему-то меня стали называть в Москве, когда я вернулся и стал заниматься вот тем, чем я занимался, т. е. рекламой... Дмитрий Кириллов: «Фамилия известная, снимет наверняка чего-нибудь», – да? Егор Кончаловский: Это правда, да, это правда, потому что... Дмитрий Кириллов: Работало же это? Егор Кончаловский: Да. Не было вот этого многим знакомого, наверное, синдрома первой работы. Потому что ты приходишь там к кому-то, сапоги он хочет отрекламировать, он говорит: «Ну а вы что снимали?» – «Я ничего не снимал, я вот с вами хочу попробовать». Он говорит: «Нет, давайте вы сходите, что-нибудь поснимайте, а потом ко мне, на мне учиться не надо». Вот этого синдрома первой работы, его не было. Как раз вот как вы говорите: «А он, наверное, снимет что-то такое». Дмитрий Кириллов: Ну конечно, плохо-то не снимет. Егор Кончаловский: Да: «Мои сапоги, мои итальянские сапоги, которые я лью в Липецке, наверное, он снимет». И меня стали называть Кончаловский, в общем, это вызвало некоторое недовольство отца, но я говорю: «Ну а как? Ну вот меня за тобой же называют, что я могу сделать?» Дмитрий Кириллов: Отец был недоволен сначала, да? Егор Кончаловский: Ну да. Он говорит: «Ну давай, скажи, хоть ты Кончаловский-младший», – ну как-то так. Но потом это все рассосалось, потому что ну понятно, что не так уж плохо, если сына называют за отцом. Дмитрий Кириллов: Выход на экраны полнометражной картины «Затворник» расставил все на свои места: появился новый режиссер Егор Кончаловский, собравший молодую творческую команду с горящими глазами. Егор Кончаловский: В то время, это 1998 год, только Шакуров был народным артистом, все абсолютно спокойно и честно приходили на пробы. И тогда Балуев не был Балуевым еще, который потом сыграл Жукова, у которого... Дмитрий Кириллов: Да, с регалиями. Егор Кончаловский: Да. А вот Амалию Мордвинову выбрала жена Игоря Толстунова, которая была ее агентшей. Ну, это понятно, это бизнес, т. е. мы торговались. Я говорю: «Хорошо, ваша актриса, мой актер». – «Ну давай». Дмитрий Кириллов: Сошлись. Егор Кончаловский: Нет, с другой стороны, понимаете, как бы мне же не приставили паяльник и «будешь снимать», я мог отказаться, т. е. это же я сам согласился. Дмитрий Кириллов: Но она способная актриса, талантливая, поэтому... Егор Кончаловский: Да, она способная актриса, но она злой клоун, а сценарий был написан под романтическую такую журналистку, которой не помешало быстро прыгнуть в постель к писателю... Ну как-то, так сказать, диссонанс был. И просто я поменял характер, по сути все поменялось. То есть когда вот такой изломанный, с вывихнутой психикой писатель, а за ним охотится хищная журналистка, это совершенно другое, кто жертва в результате?.. И на мой взгляд, мы перевернули историю, потому что просто стали трактовать ее под Мордвинову, потому что романтический цветочек из нее не получался никак, ха-ха, совершенно. Дмитрий Кириллов: Нет, ну она там прекрасно и прыгнула в постель, и в бассейн. Егор Кончаловский: Там была вообще гениальная история с этим бассейном, потому что, знаете, эротические сцены, особенно после того, как ты наснимался шоколадок за несколько лет... Дмитрий Кириллов: Ха-ха. Егор Кончаловский: Эротическая сцена – вот как ее снимать? Это же тяжело. То есть: «Давайте вы будете так или так», – ну это как-то такая вещь, объяснять сложно. И я думаю: как же мне снять ее так, чтобы они были голые, но как-то вот... Дебют же еще... Дмитрий Кириллов: И не по́шло, и в то же время сексуально. Егор Кончаловский: Да, вот. И тут: о, в бассейне! В бассейне хорошо, ничего не видно, пошел в воде... Дмитрий Кириллов: Вода. Егор Кончаловский: Понятно, что они там голые, но все как-то, так сказать, культурненько. И как раз у нас бассейн есть в доме, все отлично. Но хозяева, они слегка экономили, а был уже сентябрь, поэтому бассейн не отапливали, вода холодная. Дмитрий Кириллов: А надо снимать. Егор Кончаловский: А надо снимать. Дмитрий Кириллов: То есть вода ледяная? Егор Кончаловский: Мы не подумали об этом. Ну она такая, да, как в реке в сентябре. Значит, какой у нас единственный способ был? – «Давайте водочки выпьем по 50 грамм…» Дмитрий Кириллов: Традиционный кинематографический способ. Егор Кончаловский: «Мы вам дадим водочки, вы прыгаете в воду и изображаете бурный секс». Значит, они хлопнули водочки, а Саша, он такой крепкий мужик, здоровый, и он так покраснел, он такой красный стал... Дмитрий Кириллов: Кровь, кровь. Егор Кончаловский: ...от водочки с холодной водой. А Амалия, она такая худая и рыжая, и она посинела. Дмитрий Кириллов: Конечно, она же веганка. Егор Кончаловский: Она стала синяя, как мертвая курица в советском магазине, и в пупырышках, она дрожит вся. И я смотрю на монитор: красный мужик громадный обнимает такую синюю... Дмитрий Кириллов: Она дрожит от вожделения, ха-ха. Егор Кончаловский: ...синюю курицу. Никакого я там вожделения не видел, я видел, думаю: блин, секс это или не секс? Я вот смотрю на этот монитор... Дмитрий Кириллов: То есть она синяя, а он красный. Егор Кончаловский: И от ужаса наснимал прямо материала и так, и так, вот. Потом Толстунов приезжает, говорит: «Ну покажите мне, что там Егор снимает». А тогда еще на VHS-кассетах давали материал. Мы дали кассету вот эту всю, там вся кассета секса. Он вставил, а там и так, и так, красный мужик... Он мне звонит, говорит: «Егор, слушай, а ты уверен, что мы снимаем вообще то кино, о котором договаривались изначально?» – ха-ха-ха! Дмитрий Кириллов: Кино оказалось очень даже тем: «Затворник» получил пять призов на фестивалях, в том числе во Франции, но был убит в российском прокате. Это очень разозлило молодого режиссера, и следующую картину Егор Кончаловский снимал уже с учетом всех нюансов нашего кинорынка. «Антикиллер» – современно снятый и модно смонтированный – стал самым кассовым отечественным фильмом 2002 года. Егор Кончаловский: Там была смешная история. Мы очень хотели одного корейского монтажера взять, который вот эти корейские страшные, эстетизированное насилие снимал, монтировал. Но оказалось, что к нему очередь типа 3 года. И мы сидим с продюсером, а в это время по телевизору идет «Доберман», помните, такой фильм был Яна Кунена, бельгийца, с Моникой Беллуччи и с Венсаном Касселем. И там какая-то сцена, и она обалденно смонтирована, экшен такой классно смонтированный. Он говорит: «Неплохо смонтировано, неплохо». И мы дождались титров, кто монтировал? – Бенедикт Брюне, вот, некий человек Бенедикт Брюне смонтировал. Значит, мы дали поручение... Дмитрий Кириллов: Записали фамилию. Егор Кончаловский: Нашли, нашли этого Бенедикта, эту Бенедикт Брюне. Но когда я ехал во Францию к ней монтировать «Антикиллер», я как-то вдруг понял, что я не знаю, мужчина это или женщина, т. е. я как-то забыл спросить. Оказалась женщина с коляской, с новорожденным ребенком, которая, ха-ха, села монтировать эти страшные отрубленные... Дмитрий Кириллов: Кормящая мать. Егор Кончаловский: Да, практически отрубленные руки, вот. То есть там... «Антикиллер» делался очень, так сказать, творчески. Мне удалось, что на все роли я мог пригласить, в общем, великих артистов, на роли бандюганов, жуликов и мошенников у меня снимались Ульянов, Шакуров, Белявский, Бортник из более старшего поколения, затем Балуев, Куценко, Сидихин, Сухоруков... И вот эта вот рядовая бандитская история приобрела вот такую выпуклость личностей, стоящих за этими характерами. Мы развили характеры Данилы Аркадьевича Корецкого до вот амбала, которого сыграл Сухоруков, потому что, конечно, там викингами этими никакими и не пахло. Дмитрий Кириллов: Но Сухоруков, он же жадный до роли, ему дай маленькую роль – он из нее сделает... Егор Кончаловский: Да, он потрясающий, потрясающий и преданный. Сейчас вот, конечно, сравнивать с артистами, которые сегодня выходят на площадку, получающие запредельные гонорары, и забавно, что ты иногда, вот уже актеры на площадке, они уже в микрофонах, все, а еще свет устанавливают или там кейный фон натягивают, а ты уже в наушниках, и ты слышишь, о чем они, пока вот сцена готовится, о чем они разговаривают. И конечно, разговаривают они в основном о покупках, ха-ха, что кто купил, ха-ха. Дмитрий Кириллов: Так настраиваются на роль. Егор Кончаловский: Да, то есть это забавно, вот. И вот эта совокупность, вот эти артисты, плюс мегапопулярный в то время Корецкий, плюс ко мне пришел оператор Антон Антонов и говорит: «Я сниму бесплатно фильм, вот возьмите меня, я вам бесплатно сниму фильм». Дмитрий Кириллов: О подарок. Егор Кончаловский: Мы говорим: «Нет, давай мы тебе чуть-чуть заплатим, но ты все-таки будешь получать зарплату, а то не спросишь ничего». И вот мы открыли оператора Антона Антонова, с которым я потом все фильмы снял, вплоть до крайней картины, которая еще не вышла. И вот эта вся совокупность этих факторов создала, наверное, какую-то картину, которая действительно всем нам очень помогла потом в результате в нашей, не побоюсь слова, карьере. И Гоша стал звездой, действительно вот такой российской звездой, до этого он не был... Дмитрий Кириллов: Да-да. Это выстрелило, конечно. Егор Кончаловский: И у меня появилось огромное количество работы. Дмитрий Кириллов: Сам Миронов пришел со сценарием, насколько я помню, да? Егор Кончаловский: Господи, это было 15 лет назад, 16 лет назад. Мы снимали «Побег», и, конечно, вот эта огромная разница в подходе артистов сегодня к роли, сегодня и тогда. Тогда тоже были артисты, которые снимались... У меня даже был один артист, он снимался в трех фильмах параллельно и в трех фильмах играл подполковника милиции, поэтому ему не нужно было даже переодеваться, когда он шел с одной площадки на другую, из-за этого мы его в нашем фильме замочили. Дмитрий Кириллов: Ха-ха. Егор Кончаловский: Вот, но он остался жив в других двух. Миронов никогда не снимается параллельно в двух фильмах, ну помимо того, что он очень избирателен относительно вообще того, где он снимается, очень серьезный человек, который может из инструкции по использованию микроволновой печи сделать Шекспира. Дмитрий Кириллов: Актеру Евгению Миронову, сценаристу Олегу Погодину и режиссеру Егору Кончаловскому пришлось приложить немало усилий, чтобы сделать фильм, не похожий на знаменитую американскую картину «Беглец» с Харрисоном Фордом. Но до конца уйти от этого все же не удалось. Егор Кончаловский: Вначале это было совершенно, вообще, как бы было ощущение, что просто, так сказать, какому-то десятикласснику показали фильм и сказали: «Напиши изложение». Я говорю: ребят, это как-то... Дмитрий Кириллов: «По-своему изложи». Егор Кончаловский: Да. Или назовите это ремейком, или это будет называться плагиатом, одно из двух. Дмитрий Кириллов: Ха-ха. Егор Кончаловский: Но он был серьезный, хороший очень сценарист Олег Погодин, с которым я и сейчас мечтал бы поработать, замечательный, он и режиссер, замечательный сценарист, который написал мне на самом деле 150 страниц вместо 100. Если у тебя история размазана на 150 страниц, то потом ее... Ты не можешь вырезать каждую десятую сцену, это надо перезавязывать концы все, а мы уже не успевали этого сделать. И это был первый и единственный в моей жизни фильм, когда у меня не было сценария, у нас был поэпизодный план, «Ссора с женой», допустим, в начале фильма есть «Ссора с женой». Дмитрий Кириллов: Что снимаем, да? Егор Кончаловский: Вот мы пришли на площадку, да, что мы снимаем. Давай начнем? – давай начнем: «Где мой сраный галстук?» – там произносится фраза, вот и пошло вот такое, почти импровизационная такая история. Потом она закреплялась, это не то что мы вот такие из балды пришли, такие: «А давай что-нибудь снимем», – нет, как бы мы внутренне были все очень готовы и понимали, что происходит. Действительно, очень интересный процесс, много тоже было забавного и смешного. Женю Миронова мы изваляли в болотах, конечно, на всю жизнь. И когда вот мы его валяли в болотах, то приехала какая-то местная валдайская газета, взяла там какие-то интервью, поснимали, а на следующий день вышла в местной газете огромная статья... А он только что Достоевского сыграл, Миронов. И вышла огромная статья, которая называлась вот такими буквами: «Ох и трудная это работа – идиота тащить из болота!» – ха-ха-ха! Дмитрий Кириллов: Ха-ха-ха! Егор Кончаловский: И Миронов так обиделся, причем обиделся на меня почему-то... Нет, шучу. Он вообще мог обидеться и обидчивый человек, но очень быстро отходил, вот. Но работал он просто как зверь, самоотверженно. Мне кажется, что этот фильм получился. Дмитрий Кириллов: Егор Кончаловский занял свое место в плеяде кинематографистов не сразу. Найти себя – вот что было важно. У него была возможность не служить в армии, но он служил, а учиться в Англию поехал потому, что поспорил с отцом на машину «Жигули», что окончит Кембридж. А перед тем, как отдать долг Родине, он по окончании школы перепробовал кучу профессий. Егор Кончаловский: Я в 1984 году проработал полгода водителем бетоновоза в Москве. У меня профессиональные права на грузовик, забавно. Дмитрий Кириллов: Хоть сейчас пойти, да? Егор Кончаловский: Да-да-да. Интересный период жизни, потому что, конечно, ты понимаешь, откуда что растет. Вот зима, автокомбинат, 6 утра, -30 – это все серьезно, хоть и Москва. Поэтому это, конечно... Я еще работал продавцом батареек в радиоэлектронике. Дмитрий Кириллов: А это как занесло? Егор Кончаловский: Ну, тоже был такой недлинный период. Вот там я научился феноменально, по-советски, по-продавщически хамить. Дмитрий Кириллов: Так. Егор Кончаловский: Ну: «А, че, сколько взяла? Че те столько много? Куда берешь?» – помните советских продавцов, ой... Вот у меня три профессии. Уборщица... Дмитрий Кириллов: Тоже уборщица? А это как? Егор Кончаловский: Ну, это все были звенья одной цепи. Дмитрий Кириллов: Ага. Егор Кончаловский: То есть я сначала там пробовал... Дмитрий Кириллов: Пробовал себя в разных жанрах. Егор Кончаловский: Да, пробовал в разных пролетарских профессиях. И устроился, ну куда устроиться? Уборщицей устроился в кооператив «Советский драматург». Значит, все, ну как положено, халатик, это самое, ведро, швабра, тряпка. Мою шестой этаж, мою пол, открывается квартира, выходит Аркаша Вайнер: «О, Егор, здорова!» Ну Аркаша, Аркадий Вайнер, писатель, ну, для меня Аркаша все равно как бы... Дмитрий Кириллов: Знает, да-да. Егор Кончаловский: Вот. Я говорю: «Да вот я тут пол мою». Он говорит: «Ну молодец», – сел в лифт и уехал. Дмитрий Кириллов: «Ну молодец», ха-ха. Егор Кончаловский: Спускаюсь на пятый, открывается дверь, выходит Гурин: «О, Егор, здорова! Что делаешь?» Дмитрий Кириллов: «Что тут делаешь?» Егор Кончаловский: «Пол мою». – «Ну давай», – все, сел, уехал. И так я по этажам, и там четырех знакомых встретил, вот пока один раз помыл пол. Значит, второй день выхожу, опять мою пол, а все же писатели, вот. Я, значит... Тогда было такое понятие «висеть», спекулянты этим пользовались, фарцовщики всякие. То есть я нанял старушку, стал отдавать ей зарплату, она, значит, лифтерша в этом же подъезде, я ей отдавал зарплату, а она мыла за меня, ну чтобы, так сказать, не разговаривать каждый день со всеми этими писателями. Дмитрий Кириллов: Не объяснять им, что я тут делаю. Егор Кончаловский: Да, что я тут делаю в халате и с ведром. Дмитрий Кириллов: Почему полы моет внук Сергея Владимировича Михалкова, знаменитого детского писателя, депутата Верховного Совета СССР, члена Комиссии по Ленинским и Государственным премиям и к тому же автора гимна Советского Союза, понять не мог никто. Вообще же, каждая выходка, поступок, перемещение по оси координат любого члена семьи Михалковых-Кончаловских всегда изучалось обществом под микроскопом. Жизнь в окружении самых известных людей страны Егору казалась совершенно обыденным делом. Егор Кончаловский: К сожалению, понимание вот этого такого сокровища ментального, оно приходит позже, ты не понимаешь. Потому что для тебя в 15, в 14, в 13 лет, а ты не знаешь другого, ты с детства, они приходят, это для тебя норма: Рихтер, спящий под диваном или под роялем, или Тарковский, который оставался ночевать, спал под роялем, не было другого места, ему стелили под роялем. Или там... А, Рихтер сломал, значит, рояль, его отругали, ха-ха, нажимал на педаль, так играл, что отломалась педаль, вот. Дмитрий Кириллов: Ха-ха. Егор Кончаловский: Или там, я не знаю, ну там Валентин Ежов, который прятал бутылку водки в конуре в собачьей, и не могли понять, где же он с утра... Он так бам! – где? Ха-ха-ха, ну все спрятал. А он в собачьей конуре держал, а пес лежал, ха-ха-ха, охранял. Да, и Мастроянни, Де Ниро, Табаков, Рихтер, т. е. совершенно какой-то немыслимый... Или там пришел Дроздов, «В мире животных»... Дмитрий Кириллов: Николай Николаевич? Егор Кончаловский: Николай Николаевич пришел, а они дружили с бабушкой. Пришел Дроздов, сидит обедает, и я сижу рядом. Ну сидит. И вдруг у него из рукава выползает змея. И он ей так тык! – и она так у-у-у, обратно. Дмитрий Кириллов: «Спи», ха-ха. Егор Кончаловский: «Спи», да, ха-ха-ха! Клянусь! Но это норма. И только потом ты понимаешь... И конечно, в 15 лет, Новый год, собрались гости, все, знаменитости, а у тебя мысль такая: так, вон стоит плохо бутылка шампанского, вон стоит отдельно, специально сделали, отлили... Дмитрий Кириллов: Никто не контролирует. Егор Кончаловский: Да, и это надо потихоньку слить. Вот первый бокал шампанского, первая рюмочка и все, и можно потихоньку алкоголь красть со стола, потому что через 2 часа ты пойдешь к друзьям и т. д. А эти разговоры, о чем там рассказывает Табаков или там – да ну, кому это... Понимаете? И вот не понимали мы этого совершенно, и это было нормой, а так прошла вот вся юность, все детство, великие люди везде причем. И в этом, конечно, была невероятная привилегия, вот это была привилегия настоящая. Потому что, да, конечно, я мог прокатиться на дедовской «Волге» без техпаспорта, ну понятно, техпаспорт на деда, я внук, ну как-то отпустили, миллионеры я имею в виду. Но это не было, мы не катались, мы не гонялись с милицией по Кутузовскому проспекту на спорткарах, конечно, вся эта советская золотая молодежь, вообще советская номенклатура – это все было стыдливо. То есть вот эти все магазины, с заднего хода распределитель, в коробке водитель тихонько, лишь бы чего не сказали... Дмитрий Кириллов: Было неудобно. Егор Кончаловский: Было неудобно, и такого, как сейчас, не было, и расслоение было другое, финансовое расслоение между людьми. Да и мало людям надо было, в общем, я имею в виду, люди не покупали себе по три дома, ну как бы... Моему деду не могло в голову прийти купить вторую дачу в Крыму, ну как бы неприлично это было. Конечно, были какие-то моменты, да, условно говоря, в армию я пошел, но я служил недалеко от Москвы в Алабинском кавалерийском полку. Хорошего там было только то, что он близко от Москвы, в остальном это все было довольно тяжело. Дмитрий Кириллов: То же самое. Приходилось, наверное, навоз выносить, нет? Егор Кончаловский: Да нет, я мастер по навозу был. Дмитрий Кириллов: Да? Егор Кончаловский: Мастер по уборке навоза. И навоз, и лошади, и ты чистил их... Я, отслужив первый год, вот первый год молодым, по-жесткому, второй год я уже нашел себе место в полку, меня перевели на «Мосфильм», на киностудию «Мосфильм» заместителем командира взвода. Мой командир на «Мосфильме» был поэт, картежник и спекулянт, ха-ха, вот. Дмитрий Кириллов: Набор такой. Егор Кончаловский: Да, вот. При этом, значит, по военной специальности он был трубач: ту-туру-ту-ту-ту-ту-ту. Дмитрий Кириллов: Понятно. Егор Кончаловский: Вот и все, что он умел. Дмитрий Кириллов: Дудел. Егор Кончаловский: Да. И мы, значит, очень быстро подружились, и вот это была уже такая полная лафа, малина... Нет, была дисциплина, т. е. это не было хулиганство какого-то, залетов почти не было, ну почти. Дмитрий Кириллов: Егора по окончании армии ждала поездка во Францию, где жила третья жена отца Вивиан Годе. Сам же Андрей Сергеевич уже в то время перебрался за океан в Голливуд. Егор Кончаловский: Мой отец, он никогда не ненавидел советскую власть, никогда не ссорился с ней. Дмитрий Кириллов: Прекрасно, но всегда мечтал поработать в Америке, ну на Западе, вот хотел поработать... Егор Кончаловский: Да, он хотел во Франции, Франция скорее была его, и он женат был на француженке, и вообще вся как бы его эпопея на Западе началась в Париже. Но в Париже... И у него был уже, у меня письмо сохранилось, он писал мне письмо, что вот сейчас начинает фильм, Ален Делон, Симона Синьоре, а потом кто-то шепнул Симоне Синьоре, что он агент КГБ, и все это... Ха-ха, смешно. Хотя это не было правдой, но проект развалился. Надо сказать, что вот меня тоже вербовало КГБ, да. Сразу же после моей первой поездки во Францию меня вызвали в ОВИР, но разговаривал со мной не работник ОВИРа, а работник Комитета госбезопасности. И он мне рассказал вот все, что я делал во Франции. И он, значит, мне предложил... Честно скажу, я тогда, я вот потом уже сожалел, что я не согласился, потому что могла бы быть гораздо более интересная жизнь потом у меня в Кембридже, если бы я был агентом. Честное слово, сейчас я не лукавлю и не шучу. Дмитрий Кириллов: Ха-ха, ну конечно, еще бы. Егор Кончаловский: Но я пришел к деду сразу же после этой беседы, я говорю: «Слушай, по-моему, меня вербует КГБ». И он кому-то позвонил, говорит: «Слушай...» При мне разговор был: «Пусть твои пацаны там оставят внука в покое, не надо», – и все, больше меня не трогали. Но смешно было то, что я стал работать секретарем-водителем у одного режиссера, т. е. ничего не делать, вот перед отъездом на Запад. И соответственно, стал членом профсоюза работников коммунальной промышленности. Соответственно, какой-то там председатель, тебе же на выезд документы подписывает профком, местком, партком, ну три подписи ты должен был получить. И я вот помню, что от этого профсоюза уборщиц мне должен был подписать характеристику товарищ Першунькин. Я к нему пришел, к этому товарищу Першунькину, говорю: «Вот я собираюсь съездить во Францию по приглашению, мне нужно характеристику подписать». Он говорит: «Так, товарищ Михалков, я вас обязан спросить – вы не собираетесь остаться на Западе?» Я говорю: «Товарищ Першунькин, ну как я...» Дмитрий Кириллов: «Посмотрите на меня». Егор Кончаловский: «Я комсомолец, сержант советской армии – ну какой Запад? Ну честное слово, ну нет. Я и тут неплохо живу, что...» Он говорит: «Ну ладно», – подписал. Я съездил во Францию и вернулся. На следующий год я опять должен был ехать во Францию, и опять Першунькин. Я прихожу к Першунькину, говорю: «Товарищ Першунькин, здрасьте». Он говорит: «О, здрасьте. Ну вы, да...» Он говорит: «Я не буду, я просто чисто формально обязан спросить – вы во Франции не собираетесь остаться?» Я говорю: «Товарищ Першунькин, я же уже, вот если бы мог, остался же бы, честное слово». Он говорит: «Ну да, да, действительно», – все подписал. Третий раз... А в третий раз я собирался остаться уже на Западе. Дмитрий Кириллов: Ага. Егор Кончаловский: И я пришел к Першунькину. Он говорит: «А, товарищ Михалков? Ну да, хорошо», – и он меня не спросил, и я остался, ха-ха. Дмитрий Кириллов: Ха-ха, потому что не спросил. Егор Кончаловский: Ха-ха, потому что не спросил, ха-ха. Дмитрий Кириллов: Все честно. Егор Кончаловский: Першунькин меня не спросил, и я остался на Западе. Дмитрий Кириллов: Прожив на Западе несколько лет, Егор Кончаловский, магистр истории искусств Кембриджского университета, тонкий знаток Дюрера и Рембрандта, вернулся в Россию. Егор Кончаловский: Я о Западе думал абстрактно достаточно, а потом оказался там, и Запад, конечно, совершенно оказался другим, чем ты представлял из Советского Союза... Дмитрий Кириллов: Чем представление, да? Егор Кончаловский: Вот ты будешь жить на Западе... Я вот помню, я ложился в постель, включал Walkman, вот этот вот плеер, и представлял себе, как я еду на красной открытой машине по побережью, пальмы, и рядом со мной блондинка, и у нее так волосы развеваются назад. Дмитрий Кириллов: Развеваются. Егор Кончаловский: Да, а я еду за рулем, Голливуд, на Западе я. Кстати, я поехал-таки на красной открытой машине на Гавайях с этими пальмами и с блондинкой, поехал, съездил я, было это. Дмитрий Кириллов: То есть кино было? Егор Кончаловский: Да, вот конкретно как кадр было в какой-то момент, спустя 10 лет. Но, оказавшись на Западе, я понял этот Запад, и очарование у меня прошло, вот эта американская мечта, она оказалась, в общем-то, такой не мечтой для меня. То есть ну мне не хотелось, я вот... Я не знаю, я ехал в Москву из Англии и радовался каждый раз: вот я в Москве. Дмитрий Кириллов: Домой. Егор Кончаловский: Хотя Москва, девяностые, вообще... Дмитрий Кириллов: Все в кино... Егор Кончаловский: Чернуха какая-то вообще страшная... Дмитрий Кириллов: Красные пиджаки. Егор Кончаловский: Да, ларьки... И вот я радовался. А еду обратно в Англию к этим, да, профессорам и Кембриджу, и как-то вот мне... Я думал: ну что я себя буду обманывать? Меня потом очень разочаровала Великобритания... Потому что я общался с профессурой, понимаете, ну вот это все, академики. «Вы думаете, я вижу синий пол? Нет, я думаю по-синему», – вещал чувак на философии. То есть ну абсолютно вне... Ну философ, ну Кембридж, философы, искусствоведы... У меня был искусствовед, который мог пропасть, француз, пропасть на три дня. Я ему говорю: «Где ты был?» Он говорит: «О, ты не поверишь...» Вот у него такое было: он садился на свой старый велосипед (с корзинкой вот этот, кембриджский), ехал на вокзал, на вокзале садился в поезд второго класса, потому что ну зачем первый, дорого, ехал в Хитроу. В Хитроу его ждал частный самолет и вез его в Колумбию. В Колумбии его приводили в комнату люди с автоматами и говорили: «Это Хуан Грис?» Картина, кубисты, из плеяды, помните, да, Пикассо, Брак, Хуан Грис третий по величине, вот есть Пикассо, Браг, третий Хуан Грис. Ему говорили: «Это Хуан Грис или не Хуан Грис?» – им долг отдали за кокаин, им отдали долг Хуаном Грисом. Дмитрий Кириллов: Да-да-да, эксперт нужен. Егор Кончаловский: Да, а он эксперт по Хуану Грису. Его вот вывезли на частном самолете. Он говорит: «Нет, это не Хуан Грис», – ему 100 тысяч евро, на самолет и домой. И он приезжает в Хитроу, садится во второй класс, приезжает в Кембридж, садится на свой старый велосипед, говорит: «Ой, устал», – ха-ха-ха. Дмитрий Кириллов: И 100 тысяч. Егор Кончаловский: А там кому-то отрубили башку: «Нет, это не Хуан Грис, это подделка», – вот такой был человек, вот такие люди. А потом я приехал в Москву и встретился с тем, что называлось в России «экспаты». И вот эти экспаты, конечно, мне раскрыли глаза на Запад. Более коррумпированной нации, чем англичане, я не знаю. Более подлой нации, чем англичане, я вот теперь не знаю. И конечно, у меня было очень сильное разочарование. Я, если честно, никогда не хотел жить на Западе. Мне лично сейчас кажется, я понимаю, что мой выбор был правильный, потому что отец переехал в Россию, в общем, он очень сильно разочаровался в той Америке, например, которую мы видим сегодня, или в той Великобритании, в той Франции я вообще молчу. И конечно, встает вопрос, вот если бы я был сейчас американцем, как бы я смотрел на то, что вот происходит сейчас в моей той стране. Поэтому, конечно, я очень рад, что я живу в России, и я хочу, чтобы мои дети жили в России. Но я лично считаю, что Россия сейчас самая лучшая страна, хотя много всего здесь. Но мне кажется, что у России все больше и больше перспектив открывается. Дмитрий Кириллов: И пусть будет возможность снимать новое кино! Егор Кончаловский: Это да. Дмитрий Кириллов: И снимайте, пожалуйста, вот эти лирические картины, пусть они у вас появляются все больше и больше. Нам это нравится. Егор Кончаловский: Спасибо, спасибо большое. Постараемся, ха-ха.