Дмитрий Кириллов: 1987 год. Студенты Суриковского художественного института присутствуют на спиритическом сеансе. Ребята посмеиваются. И в то же время очень волнуются. Еще бы, каждому хочется заглянуть в будущее. Когда очередь дошла до парнишки из бурятского села Дульдурга Бато Дугаржапова, воцарилась звенящая тишина. На спиритической тарелке было написано лишь одно слово – «гений». Пройдут годы, и это слово художник Бато Дугаржапов будет слышать в свой адрес часто. Не нравится оно ему. Считает, что люди из разных стран мира, полюбившие его картины, обладают хорошим вкусом, не более того. А Бато, простой в общении и открытый людям, так и остается загадкой для миллионов ценителей прекрасного во всем мире. А правда, что вы свою профессию выбрали по запаху? Бато Дугаржапов: Обоняние я считаю тут самым главным. Раньше были скипидары, они вкусные. Дмитрий Кириллов: Ваша самая любимая передача в детстве – программа «Здоровье» с Юлией Белянчиковой. Это правда? Бато Дугаржапов: Да. Дмитрий Кириллов: Вы мечтали быть врачом? Бато Дугаржапов: Да, мечтал. Дмитрий Кириллов: Ярчайшее детское впечатление – это Ленин, нарисованный на стене в школе. Бато Дугаржапов: Кстати, да. Я во 2 классе выбегал. А там художники стоят взрослые и красят трехметровую картину – «Ульянов во ржи». Дмитрий Кириллов: В 12 лет мама вас отправила в Москву. Вы уже в том возрасте понимали, что будете всемирно известным художником? Бато Дугаржапов: Нет, конечно. Мне нравилось, что куда-то отправили. Родителям сказали, что они сумасшедшие. Дмитрий Кириллов: Вы бережно храните свои юношеские работы? Бато Дугаржапов: Я половину сжег, конечно. А то, что осталось, остается беречь. Дмитрий Кириллов: Знатоки рынка утверждают, что солнечные и радостные картины продаются гораздо быстрее, чем печальные и серые. Бато Дугаржапов: Где-то 70% на 30%, в таком соотношении. Дмитрий Кириллов: Роспись купола Храма Христа Спасителя – для вас это знаковое событие в жизни? Бато Дугаржапов: Да, крупнейшее. Дмитрий Кириллов: У вас имеются награды от святейшего Патриарха Алексия II? Бато Дугаржапов: Медаль Сергия Радонежского II степени. Дмитрий Кириллов: И грамота, по-моему, патриаршая есть? Бато Дугаржапов: Да, одна грамота. Дмитрий Кириллов: Вы пишите картины на заказ? Бато Дугаржапов: Бывает. Я заказы не люблю. Я сразу предупреждаю заказчиков, что будет так и так. Ничего не переделываю. Дмитрий Кириллов: Росту цен на ваши картины способствовали парижские аукционы. И сегодня самый верхний ценник вашей картины – 1 млн долларов. Бато Дугаржапов: Это, конечно, легенда. Я так предполагаю. Любая картина может стоить любых денег. Дмитрий Кириллов: Ваш небесный покровитель – Преподобный Кириак отшельник. Это имя в крещении вы сами выбрали? Бато Дугаржапов: Да. Было три варианта. Вот этот мне больше понравился. И в день крещения я стал Кириаком. Дмитрий Кириллов: Все, что выходит из-под кисти Бато Дугаржапова, преисполнено невероятной нежности и неги. Бато сегодня один из самых известных в мире импрессионистов. Он впервые посмотрел на это, казалось бы, ушедшее безвозвратно течение в искусстве с позиции художника XXI века, где есть место и реализму, и абстракции. Глядя на его полотна, люди буквально застывают, поскольку эта палитра невероятных красок и света вызывает в человеке неподдельный восторг. Вы помните себя маленьким? Каким вы были? Бато Дугаржапов: Был в полушубке, в зимних в валенках. Меня родители оставили у бабушки, а сами уехали в Хабаровск на полгода по учебе. Я жил у бабушки. Приходили куча друзей тех же бабушек и дедушек. Они рубились в карты на спички. Курили махорку. Солнце пробивалось сквозь окна. Солнце играло в этом дыму. Они на табуретках, на кроватях играли. И это солнце, которое пляшет среди дыма – невероятно, конечно. И махорка пахла потрясающе, конечно. Мне сейчас иногда показывают, что такое махорка. Я открываю эту пачку. Я сам не курю, конечно. Там вместо листьев какие-то обрубки деревьев, веточки какие-то. Даже ничего нет похожего. Дмитрий Кириллов: Мать Бато мечтала, чтобы один из ее сыновей обязательно занялся живописью и отдала среднего сына Баира в художественную школу. Но, попав однажды под колеса троллейбуса и чудом оставшийся в живых, Баир твердо решил, что будет хирургом. А вот Бато, прекрасно стрелявший из лука и мечтавший лечить людей, становится известным на весь мир художником. Вот такие метаморфозы. Свои первые уроки рисования Бато получил в сельской художественной школе в поселке Агинский Читинской области. Бато Дугаржапов: Там дом культуры. Мне сказали: «Иди сходи туда, сам запишись». Я везде ходил сам. Дмитрий Кириллов: Вы подходите к директору и говорите: «Я хочу рисовать». Бато Дугаржапов: Да, а он уже знал, в курсе, конечно. Он сказал: «Вот бери рисуночек, рисуй мне туесочек», – там такой горшок стоял. Лежат вкусно пахнущие краски. Дмитрий Кириллов: Надо же, вкусно пахнущие краски. Они действительно пахнут приятно? Бато Дугаржапов: Вообще невероятно, можно было их съесть, так как там, видимо, скипидар, еще что-то. Особенно белила нравились, еще какая-то голубая, какая-то заморская… Они еще так выдавлены, круглая палитра вот такая огромная. Стояла картина Гамбуева, которую он писал в акварельном классе, то есть это как мастер-класс своего рода, то есть он, оказывается, дал больше. То есть не то, что там нас учили «рисуй так», а вот человек рисует отдельно, в стороне, и это дает гораздо больший эффект. Дмитрий Кириллов: Когда наступил момент, что вам сказали: «Бато, тебе надо учиться дальше»? Бато Дугаржапов: Ну вот когда я немного поболел, воспаление легких и так далее. Естественно, в больнице скучаешь. Короче, я выписался, смотрю, лежит газета с Лениным, по-моему, это тоже был рисунок или портрет, фотография, или портрет маслом, я не помню. Я решил срисовать, какая-то тяга была прямо. Нарисовал, бросил и ушел. А отец смотрит: надо показать. Он понес на собрание, учителям показал, они говорят: «Слушай, у нас тут три года учатся, не могут похоже нарисовать, а тут срисовал сразу все…» Дмитрий Кириллов: Вылитый Ленин! Бато Дугаржапов: «Давай, у нас есть школа МСХШ в Москве, попробуйте». Мы собрали, что было. Естественно, ничего такого гениального не было. Что было, то было, за три месяца нарисовано в детской художественной школе. Отправили почтой, но ответа нет; прошел июнь, июнь, уже экзамены прошли. А я их спрашиваю, родителей, как там, что. Засылаем туда нашего родственника, депутата Верховного совета, Дондоков Дамби-Жалсан, и он забегает на Лаврушинский, где Третьяковская галерея, и случайно сталкивается с молодым человеком. Тот спрашивает: «Что вы ищете?» – «Я ищу художественную школу». – «Вот она. А кого ищите?» – «Директора». – «Я директор». А он, оказывается, убегал уже, то есть он забежал на час во время отпуска. Говорит: «Вот у нас такой случай, прислали рисунки, ответа нет». – «Пойдем искать». Они зашли в директорскую, нашли конверт, затянутый пылью. Дамби-Жалсан так говорит: «Как же так? Прислали, а вы даже не открыли». Может быть, конверт запоздал, может такое быть. И они решили на год испытательного срока меня принять. Если я не справлюсь, то назад. Дмитрий Кириллов: Это была школа полного дня, да? Вы там учились и жили, как интернат? Бато Дугаржапов: Да, это был интернат. Он был на четвертом этаже, пятый – мастерские, остальное – мастерские и классы общеобразовательные. Я считаю, что это самое лучшее место. Высокие классы для живописи, спортзал, столовая, то есть чтобы дети приезжали со всей страны, то есть интернат отдельный. Мы жили там: спустился, поднялся в классы, очень много уходило времени на дополнительные рисунки, изучение. Рядом Третьяковка. Сходили в Большой театр. Потому что кто-то узнал, что мы никогда не были в Большом театре, тут же всех отправили в Большой театр. В Кремлевский дворец ходили на балет. Такая заполненная жизнь. Дмитрий Кириллов: Вы скучали по дому, по родителям? Бато Дугаржапов: Вот удивительно, но нет. Видимо, так захлестнули вот эти впечатления… Как импрессионист, он эмоциями захлебывается, здесь то же самое произошло. Дмитрий Кириллов: Кто формировал ваш вкус? Были люди, которые такие компасы, на которых вы равнялись? Бато Дугаржапов: Обычно влияют друзья, сама среда, в которой ты живешь. Вокруг меня одни гении жили: Кротов, Ларионов, Беломыцев, Бабайлов. Третьяковская галерея вся, так как мы бегали каждую перемену. Если что-то надо посмотреть, мы туда. Потом музей МСХШ уникальный, там очень много работ послевоенных, написанных просто невероятно, даже в Третьяковке такого нет. У директора в кабинете просто что ни работа, то Тициан, Рембрандт, в таком качестве были написаны работы учениками. Дмитрий Кириллов: Вот вы окончили институт, вы вернулись домой. Какие были планы? Какие были надежды? Бато Дугаржапов: Я же сразу попал в Париж. То есть закончил институт и сразу уехал в Париж через несколько месяцев. Дмитрий Кириллов: Это какой? 1992 год, да? Бато Дугаржапов: Ну да. Там обычно галеристы скупали все, весь советский период, то, что было очень легко вывозить и вывозили вагонами, составами, кораблями. Дмитрий Кириллов: Вы прилетаете во Францию, и вам говорят: «Контракт, сэр»? Бато Дугаржапов: Да-да, надо подписывать. Решили подписать сдуру, теперь уже профессионал, ничего не подписываю. Дмитрий Кириллов: То есть вы не читали, просто подписали? Бато Дугаржапов: Нет, читали. Нас удивляло слово «эксклюзив», подписали вот это слово «эксклюзив». И мы с потрохами стали их. Дмитрий Кириллов: Предприимчивые французские галеристы быстро сообразили, что взяли в оборот невероятно талантливого парня. Бато, приехавший из голодной России, тогда цены себе не знал. Он радовался, что его картины нравятся людям, что появилась возможность увидеть Париж, воспетый любимыми импрессионистами. Бато Дугаржапов: Писали, что хотели, иногда писали постановки, то есть там очень большой натурный фонд. Можно было за месяц написать 60-70 работ, то есть выставка сразу готовая. Дмитрий Кириллов: Так. И как вам платили, интересно мне знать, если вы 70 картин в месяц выдаете на-гора, как уголь? Бато Дугаржапов: Там, во-первых, есть нечего, надо на что-то купить, они говорят: «Давайте мы у вас вначале купим», – и покупали за 5% стоимости работ. Работы забрали за 100 долларов, продали за 7000 долларов. Разница же есть. Тут возникли вопросы. Вроде контракт подписан, а ничего не выполняется. Естественно, народ побежал с этих полей. Мы поработали 2-3 сезона, то есть это здорово, конечно. Дмитрий Кириллов: Но вам было обидно? С каким чувством вы улетали из Франции обратно домой? Бато Дугаржапов: Я просто вовремя остановился и все. Чувство хорошее. Обычно улетаешь с чувством вины и благодарности, всегда, что бы ни случилось. Нормально. Дмитрий Кириллов: Тонкий духовный мир художника, его разговор с создателем посредством красок, света и тени оказался для Бато неполным, пока он не нашел свою дорогу к Богу. Открыв однажды Евангелие, он пришел к истине, которую так долго искал. Бато Дугаржапов: Наткнулся на Нагорную проповедь. И пронзило, то есть там все понятно, ясно, никаких фантастических теорий. С этого момента я и шагнул в христианство. Я крестился у Дмитрия Дудко, он в это время служил в Песках. И к нему очень много приезжало знакомых, друзей. И мой друг, Сергей Худяков, он сейчас отец Лука в Оптиной Пустыни, пчеловод, он был моим крестным отцом. Он сподвиг меня. Дмитрий Кириллов: Бурятия – это известный центр буддизма. Как восприняли родственники ваше решение? Бато Дугаржапов: Мама, конечно, переживала. Для нее было два потрясения: я крестился, а второе потрясение – бороду отрастил. Два было потрясения. Нормально, пережила. Они думали, что потеряли сына, а на самом деле нормально все. Дмитрий Кириллов: В 1992 году Бато встретил свою будущую жену Аюну. Причем, сначала о женитьбе договорились их отцы, обменявшись ремнями по старой бурятской традиции. Бато Дугаржапов: Они знали, что у отца сын есть, у него дочь. Обоих надо женить. Потом начали знакомить уже нас. Вот так понравились друг другу. Дмитрий Кириллов: Екнуло? Бато Дугаржапов: Екнуло, да. Дмитрий Кириллов: В 1994 году в семье Бато и Аюны родился первенец – сын Баясхалан. Молодого перспективного художника приглашают в Москву на роспись Храма Христа Спасителя. Бато приезжает с женой и маленьким сыном в столицу. Открывается новая страница в творческой жизни художника. Что самое запоминающееся было в этой росписи, в этой работе в Храме Христа Спасителя? Бато Дугаржапов: Ну, допустим, лик архангела два метра, а расписывали валиками, то есть кисти уже не помогли, вот такие валики. Самое интересное было: мы сделали гризайль, умбра натуральная, черная краска почти. Когда все закончили, мы все это покрыли желтой охрой. Охра все закрыла, все исчезло, все были в шоке. Но через день все это проступило, стало более прозрачным, и уже пошла живопись. Дмитрий Кириллов: После Храма Христа Спасителя как ваша жизнь складывалась? Бато Дугаржапов: Ну решили, может быть, купим квартиру, а раз купили, то тогда и остались. Вроде бы случайно уезжали, временно, а остались, до сих пор не выковыряешь. Дмитрий Кириллов: Бато влюбился в русскую природу. Удивительно, но ему, искуснейшему колористу, красок нашей скромной средней полосы для вдохновения оказалось вполне достаточно. Бато Дугаржапов: Вообще средняя полоса самая красивая. Ты потом возвращаешься из других стран и понимаешь, что это лучше. У нас лучшие весны, ледоходы, снег, все это жемчужное такое для живописи. Дмитрий Кириллов: То есть вам в России… Бато Дугаржапов: Здесь лучше. Дмитрий Кириллов: И хватает и цвета, и света, и красок? Бато Дугаржапов: Здесь больше всего и круче. Допустим, мы приехали в Гурзуф – там снег тает, ручьи текут; выбегаешь с этюдником – уже ничего нет, ни снега, ни ручьев, все сухое, то есть мгновенно все исчезло. Мы приезжаем в Гурзуф, допустим. Через два часа мы уже пишем, и с утра до вечера. Это практически Мекка для художников. Гурзуф находится на обрыве, на наклонной плоскости, на горе; все дома и улицы для художника воспринимаются постоянно по-разному, и можно бесконечно писать на фоне гор, моря. Кипарисы. А когда улетаешь или уезжаешь на поезде, то… Там же цветение продолжает взрываться, то есть ты уезжаешь с таким сердцем, что ты рано уходишь, и все время возвращаешься с радостью. Дмитрий Кириллов: С чего начинается ваш рабочий день? Бато Дугаржапов: Вначале открывается глаз, как у Крамарова, со звуком таким же, как у него: «Где я нахожусь?» Дмитрий Кириллов: Прийти в себя, да? Бато Дугаржапов: Да-да. Дмитрий Кириллов: Так. Бато Дугаржапов: Нет, самое главное – высыпаться, потому что если этого нет, то это уже, видимо, понедельник. Я вообще работаю 20 дней в году, 25 дней чистого рисования, живописи, а остальное время – это галереи, храмы, общение, дом, то есть все, что вокруг творится. На живопись не так много уходит. Дмитрий Кириллов: Как рождается ваша новая картина? С чего? Бато Дугаржапов: Ну я готовлюсь, краски выдавливаю, очистишь палитру. Я когда пришел на место, обычно что-то цепляет, какой-нибудь узел живописный, состояние: лодки лежат на песке, группа людей возится, что-то делают. Идет потом массаж пальцев, то есть во время подготовки – раскручивание тюбиков, наводишь порядок – при массаже пальцев возникает озарение, приходит решение. Оно сразу не может прийти. Но решения нет, берешь кисть, как только кисточка касается холста, идет физическое соприкосновение, кисть касается холста, в этот момент линия идет так, как нужно, по-другому, не так, как ты предполагал. Это истина настоящего момента, что все рождается в настоящем времени, это прикосновение кисти, как настоящее все это идет, тут же все это возникает, идея, краски, все тут же меняется, чувствуешь лучше, острее. То есть нужно действовать. Допустим, сидя придумать эскиз можно, но это будет теория. Как прикоснулся, все это в хлам превращается, ты делаешь другое. Дмитрий Кириллов: Музыка как-то вам помогает в жизни? Бато Дугаржапов: Ну как? Я иногда сочиняю, потом слушаю и рисую. Дмитрий Кириллов: Вы сочиняете музыку? Бато Дугаржапов: Ну я не сочиняю, просто наигрываю в записи, слушаю. Дмитрий Кириллов: Как хобби? Бато Дугаржапов: Да, пошуметь клавишами. Дмитрий Кириллов: Сочинение музыки похоже на живопись? Бато Дугаржапов: Похоже на импрессионизм, кстати, на Рахманинова, когда все это рассыпается. Но это я, конечно, громко говорю. Дмитрий Кириллов: Жизнь Бато Дугаржапова наполнена красками и смыслом. Он продолжает творить. Пишет картины, музыку, воспитывает детей – сына Баясхалана, мечтающего о карьере повара, и дочь Викторию, делающую успехи на музыкальном поприще. Дмитрий Кириллов: Когда смотришь ваши картины, погружаешься в какую-то очень теплую, теплую атмосферу радости и счастья. Что бы вы хотели еще сделать в жизни, чтобы мир стал лучше? Бато Дугаржапов: Не бросать профессию и продолжать. Многие певцы перестают петь, оказывается, он уже ресторатор. То есть когда профессия у человека меняется, за ней уже неинтересно следить, он как личность угасает, и вот так со многими происходит. Дмитрий Кириллов: Что хочется себе самому пожелать? Бато Дугаржапов: Не знаю. Вот когда загадывают желание обычно, такая неизвестная пустота в голове. Дмитрий Кириллов: Пусть то, что вы загадали, останется тайной. Бато Дугаржапов: Нет, хочется, чтобы всех помиловали, обычно так. Дмитрий Кириллов: Чтобы было спасение для каждого? Бато Дугаржапов: Да. Дмитрий Кириллов: Дай бог вам сил, и чтобы Господь ваш талант и дар не отбирал, чтобы он всегда был с вами. Бато Дугаржапов: Спасибо.