Дмитрий Кириллов: Даниил Крамер – это отдельная джазовая планета, самый заводной и фонтанирующий, самый веселый и по-моцартовски легкий джазовый хулиган с серьезной академической школой за плечами и собственной методикой обучения этому красочному и самому свободолюбивому музыкальному жанру – джазу. Крамер ворвался на российское телевидение еще в конце 1980-х, появившись сразу в нескольких суперпопулярных программах, на фестивале «Звуковая дорожка» «Московского комсомольца» и в эфире культовой программы «Взгляд», заполучив в число своих поклонников и преданных друзей Павла Гусева, главного редактора «МК», и обожавшего джаз самого Анатолия Григорьевича Лысенко, первооткрывателя самых ярких телезвезд и даже целых телеканалов. Лысенко стал для Крамера крестным отцом на телевидении. Анатолий Григорьевич, услышав однажды виртуозную игру Даниила Борисовича, благословил его создать собственные телевизионные авторские программы, и так Даниил Крамер открыл телевизионную школу, обучая азам джаза многомиллионную телеаудиторию. ФРАГМЕНТ ТЕЛЕПЕРЕДАЧИ Даниил Крамер: Вы, наверное, думаете, что играть на рояле и тем более импровизировать джазовую музыку дано не каждому. Ничего подобного. Я намерен убедить вас в обратном – это может сделать каждый, поверьте мне, я это знаю. Дмитрий Кириллов: Научиться-то можно, вот только обольщаться не стоит: чтобы играть джаз так, как это делает Даниил Борисович Крамер, нужно Крамером родиться. Виртуозный пианист, он играет на рояле с клавишами и без них, на инструментах прекрасно настроенных и совершенно разбитых, выступает на огромных концертных площадках и в маленьких клубах на несколько десятков эстетов. Крамер едет туда, где ждут его музыку. Сегодня это может быть соседняя музыкальная школа, а завтра – далекая военная база в Сирии. Он играет в самых престижных концертных залах мира и в военных госпиталях, где наши ребята, герои специальной военной операции, сейчас проходят лечение. И каждый свой день рождения Даниил Борисович по традиции всегда встречает на сцене. Быть нужным своему народу – это и есть для Крамера главная награда. Он истинно народный артист России. Даниил Борисович, я очень рад вас видеть! Вы – герой «Моей истории», моей программы. Даниил Крамер: Спасибо, Дмитрий! Дмитрий Кириллов: Я совсем недавно прочитал большое интервью, которое вы дали, и поразился просто. Человек, который больше 40 лет выходит на сцену, говорит: «Я каждый раз переживаю, а что я буду говорить своим зрителям, а наполнен ли я, а могу ли я сегодня дать то, ради чего собрались зрители, которые заплатили деньги». Фантастика! Даниил Крамер: Я думаю, что было бы удивительно, если бы это было не так. Дмитрий Кириллов: Обычно когда человек 40 лет работает, он выходит на автомате. Я знаю, что очень много артистов, которые работают, знаете, вот выходишь потом после концерта или после спектакля, и через пятнадцать минут ты уже забываешь вообще, где ты был. Даниил Крамер: Превращение творческой профессии в автомат – это очень частый и очень плохой процесс. Кстати, меня об этом процессе предупреждала еще моя школьная учительница Елена Владимировна. Она мне об этом говорила: «Ты должен научиться...» И мой институтский, кстати, педагог Евгений Яковлевич Либерман говорил: «Сколько бы раз ты ни сыграл произведение, ты должен каждый раз играть его как в первый». Дмитрий Кириллов: Когда маленький Даня Крамер только появился на свет, всем вокруг стало ясно и понятно: у ребенка абсолютный слух и железное чувство ритма. Мама Даниила Борисовича Галина Израилевна, обладавшая тонким музыкальным вкусом, пыталась учить музыке старшего сына Сашу, но первая попытка увенчалась полным провалом: на ухо Сашеньке, оказывается, наступил медведь. А вот младший, Данечка, с 3-х лет бежал к роялю с радостью, и уже к 4-м годам встал вопрос, куда отдавать младенца, на флейту или фортепиано. Даниил Крамер: Она вызвала ко мне вот этого своего знакомого. Этот знакомый ей через месяц сказал: «Все, он все знает». То есть он научил меня нотам, я выучил нотный стан быстро очень... Дмитрий Кириллов: Это вам 4 лет не было?.. Даниил Крамер: Не было. Дмитрий Кириллов: Господи... Дети некоторые не говорят еще в этом возрасте. Даниил Крамер: Я уже читал книжки спокойно в этом возрасте. Дмитрий Кириллов: Понятно... Даниил Крамер: А потом флейтист этот маме сказал: «Теперь ищите ему... Либо я буду его теперь уже на флейте учить, либо ищите ему, на каком инструменте он должен учиться». Мама решила, фортепиано. Дмитрий Кириллов: Ну а как иначе? Мама – дитя войны. Двенадцатилетняя Галя блестяще играла на рояле и мечтала стать пианисткой, если бы не война, она разрушила все ее планы. В эвакуации Галя жила в Ташкенте, и лозунг, что Ташкент – город хлебный, для девочки оказался лишь лозунгом: все 6 лет в эвакуации были 6 годами голода. По возвращении в Харьков стало понятно, что было упущено время – пианистическая техника ушла. Галина Израилевна стала известным на весь Харьков стоматологом, выдающимся врачом; попасть к маме Даниила Борисовича на прием мечтали и министры, и музыканты. Так что мама отдала учить сына в надежные руки, чудному преподавателю по фортепиано Галине Даниловне. Но если в музыкальной школе все складывалось благополучно, то в общеобразовательной учиться Дане было непросто. Даниил Крамер: Были проблемы, конечно, когда я учился в обычной школе в Харькове. Проблема была в моей пятой графе в еврейской. Это была вообще украинская проблема, антисемитизм. Дмитрий Кириллов: Там серьезно это было, серьезная была история? Даниил Крамер: О да, о да. Я однажды на улице сапогом в живот получил с воплем «жид пархатый!»; меня могли в трамвае оттолкнуть пацана, сказать: «Куда прешь, жиденок? А ну иди назад, жди, пока люди выйдут». Это все было со мной, так что я знаю, что это такое. Дмитрий Кириллов: Однажды в школьном дворе Даню ученики из соседнего класса избили до полусмерти, на мальчишке не было живого места. Даня пытался дать сдачу, защищался как мог, но силы были неравны; он потерял сознание. Позже Даниила назвали зачинщиком конфликта, передали дело в милицию, скрыв при этом, что целый класс бил одного ребенка. На помощь пришла мама. Один ее пациент, высокопоставленный чиновник, узнав, что врач Галина Крамер больше не принимает, вмешался, и дело тут же закрыли. А чтобы сын умел защищаться, мама Галя отдала его в спорт. Даня стал заниматься во всех мыслимых и немыслимых секциях, получал призы и даже спортивные разряды. Как у родителей хватало времени вами заниматься? Они же работали с утра до ночи. Даниил Крамер: Да, мама на полторы ставки, папа – на две. Хватало, умудрялись все находить. Вечером мама приходила усталая с работы, выпивала чашку чая и садилась со мной, сидела рядом: «Покажи, что ты сегодня сделал, какой этюд выучил, как гаммы идут», «Покажи, как эта пьеса». Она тратила на меня свое время, которое было предназначено ей немножко для отдыха, а еще надо было обед нам всем, троглодитам, приготовить. А папа приходил поздно-поздно усталый, потому что надо было деньги, сыночку надо было ноты, надо было красивый костюм на выступление, надо было на курорт свозить... Дмитрий Кириллов: То есть он пахал все время, с утра до ночи. Даниил Крамер: Знаете, чего мне стоило удержаться от рыданий, когда я уже закончил институт, приехал однажды к родителям в Германию, и папа рассказал мне, что пока я учился в Москве, мама продолжала на полторы ставки работать, папа работал на две, но надо было помогать брату, надо было помогать мне, и поэтому они еще, приходя после работы, брали клеить фото свадебные, юбилейные... Знаете, им давали вот эти открытки и фотографии, надо было красиво... Дмитрий Кириллов: В рамочки? Даниил Крамер: Да, вставлять в рамочки, наклеивать, делать все. Им все рассказали... И по 15 копеек за штуку. И вот они сидели по ночам, потому что детям надо было помогать. Дмитрий Кириллов: Да-а-а... Даниил Крамер: Вот такова любовь. Дмитрий Кириллов: В 1990-е гг. независимая Украина бросила своих стариков на произвол судьбы. Отъезд в Германию – настоящая драма для родителей Даниила Борисовича, но это было единственным и, как оказалось, верным решением. Даниил Крамер: Папа был одним из лучших на Украине сурдопедагогов, т. е. учителем глухонемых детей. Дмитрий Кириллов: Вот специфическая работа какая! Тяжелые, больные дети... Даниил Крамер: А какая любовь нужна... И папа следил, что они едят, он знал каждого своего ученика. Папа очень много лет проработал в этой школе. И эта любовь чувствовалась еще и в том, что его ученики, взрослые, нашедшие работу, приезжали к нему, приходили, обнимались с ним... Они жили с ним просто; уже давно став самостоятельными, переженившись, родив детей, они к нему приходили. А некоторые, там, по-моему, двое было, у них тоже дети родились такими, и они сразу – «только туда». Дмитрий Кириллов: К папе, ага. Даниил Крамер: «Только туда». И папа создал музей методик обучения глухонемых и слепоглухих, потому что это разные... У них в школе учились и глухонемые, и глухие, и слепоглухие, это градации. И папа создал музей вот этих методик. Насколько я понимаю, это был единственный в стране такой музей, я про таких больше не знаю. Когда папа вышел на пенсию, когда папу «вышли» на пенсию, насколько папа мне сказал, этот музей просуществовал один день. Его выкинули на улицу со всеми материалами и забрали комнату под кладовку. Папа – мужчина, он это перенес молча, но, Дима, попробуйте себе представить это чувство, когда все, что ты вложил, и все, что ты хотел передать потомкам... Дмитрий Кириллов: ...за один день остановилось. Даниил Крамер: ...просто выкинули на улицу твои коллеги, которые с тобой обнимались: кладовка важнее музея. С тех пор я к этой школе даже близко не подхожу, когда я в Харькове был, рядом не проходил, я не могу на нее смотреть. И потом в наши «замечательные» 1990-е Украина была хуже России. Папе с мамой не платили пенсию около 1,5 лет. Знаете, что спасло? Опять же, не бывает счастья без несчастья: после того как мама была в эвакуации 6 лет, у мамы возник такой, как мы с братом сначала, не понимая, шутили над мамой, «рефлекс кладовки». Насколько я знаю, он был у многих, у тех, кто пережил голод, – кладовка. Дмитрий Кириллов: Запас. Даниил Крамер: Деньги есть, но надо кладовку. Дмитрий Кириллов: Ага. Даниил Крамер: И поэтому, когда покупались новые продукты, значит, из кладовки вынимались которые там были, туда закладывались новые, а готовились те... Мы подсмеивались над мамой. А когда осталась Украина в гордой независимости и перестала платить своим пенсионерам пенсию, кладовка спасла моим родителям тогда жизнь. Но и я уже интенсивно ездил за рубеж, конечно... Но мои-то деньги в большинстве уходили на лекарства, на мамины инсулины и на папины лекарства против рака. У мамы попытались забрать все эти инсулины в клинике, а дать ей украинские, а мамина подруга сказала, что у украинского тогдашнего инсулина (я не знаю, сейчас он производится или нет) 50%-я смертность, он просто убивал диабетиков половину. Дмитрий Кириллов: А у нее хотели забрать то, что вы привезли? Даниил Крамер: Врач на обходе увидел мешок с моими швейцарскими, французскими, югославскими инсулинами (тогда еще Югославия была), сказал: «Нет-нет-нет, я вам прописываю наш, украинский, а этот я у вас забираю». Мама в ужасе была, сбежала из больницы, просто сбежала оттуда, имея тяжелейший приступ диабета, сбежала. А я в срочном порядке звонил в Германию, во Францию: «Инсулины срочно! У меня послезавтра гастроли, я на день раньше улечу, мне инсулины нужны!» И все мне покупали эти инсулины. Вот так вот. Но тем не менее музыка продолжалась, мама тщательно следила, и следующая моя учительница уже в специальной музыкальной школе, Елена Владимировна Иолис, тоже была моей мамой. Дмитрий Кириллов: У нее с мамой контакт был, да? Она знала все, что Даня делает. Даниил Крамер: Они подругами стали. Дмитрий Кириллов: Они вас в кольцо взяли. Даниил Крамер: Абсолютно. Моя учительница в детской музыкальной школе, Бронислава Анатольевна, на всю жизнь осталась с мамой подругой, и Елена Владимировна тоже была с мамой подругой. Они вдвоем за мной следили. Дмитрий Кириллов: У Даниила Крамера были великие учителя. Вложив все лучшее в своего ученика, они передавали его дальше, более сильным педагогам. Так, преподаватель по фортепиано Елена Иолис вместе с мамой Даниила Борисовича Галиной Крамер повезла мальчишку в Москву показывать профессору Либерману. Евгений Яковлевич Либерман без разговоров взял талантливого парнишку в свой класс, так Даниил Крамер стал студентом Гнесинского института. Правда, места в студенческом общежитии не нашлось, но нашелся угол в квартире в одной многодетной семье. В углу были стул, кровать и чайник, и район, неблизкий от центра, – Чертаново. А еще московскую первую зиму постоянно отключали отопление, Даниилу приходилось спать в одежде и согреваться кипятком. Даниил Крамер: Вот это была моя первая московская зима 1978–1979-х гг., и на Новый год половина Москвы просто замерзала вусмерть. А мне надо было вот ездить, к 07:30 обязательно уже быть первым, стоять в класс... Дмитрий Кириллов: Схватить класс. Даниил Крамер: Класс схватить, потому что не я один такой. И потом еще бегать искать класс вечером, поймать и до 23-х сидеть заниматься, иногда разрешали до 23:30. И потом обратно на метро до Варшавки, в автобус, значит, где-то в час я был дома дай бог, и опять в 5 вставать. Дмитрий Кириллов: Поездки по ночам в Чертаново до добра не довели, даже знакомство с местной шпаной не помогло. Столкнувшись однажды с психически неуравновешенным типом, чудом избежав ножевого ранения, Даниил принял решение записаться на карате. Через полгода упорных тренировок Крамер уже спокойно ходил ночью по Чертаново и без опаски быть избитым или ограбленным спал в метро, катаясь часами по кольцевой линии. Спортивный характер как нельзя лучше пригодился и во время многочасовых занятий за роялем. О Крамере педагоги заговорили как об одном из лучших пианистов Гнесинки. Неслучайно же Даниила направили на самый престижный Международный конкурс им. Чайковского. Даниил Крамер: Дело в том, что я не знаю, как сейчас, я давно не имел контактов с Конкурсом Чайковского, но пусть знают, что в те годы студенты называли Конкурс Чайковского большим цирком. Мы прекрасно все знали... Дмитрий Кириллов: ...что все заранее известно? Даниил Крамер: ...что такое пересчеты баллов и что такое драка педагогов. Собственно говоря, я в эту драку педагогов попал. При первом пересчете баллов я был первым, проходило 12; при втором пересчете баллов я был то ли шестым, то ли седьмым, проходило 12; при третьем пересчете баллов я был тринадцатым, четвертого пересчета баллов не было. Я до сих пор не знаю, что такое пересчет баллов. Мой педагог прошел мимо меня, не глядя даже на меня, бросил вот так вот лицом в землю «Я не смог тебя защитить» и ушел. Я потом два занятия пропустил, он попросил: он не мог на меня смотреть. Паршиво было не это, паршиво было другое. Паршиво было то, что я видел, кто прошел. Мы же все знаем уровень своих коллег, конкурентов. Теперь уже, будучи опытным членом жюри, председателем некоторых жюри... Я, кстати, тогда дал себе клятву, что когда-нибудь я все-таки стану известным, «Я буду!», сказал я себе, и вот тогда я дал себе клятву, что там, где буду я, ничего подобного никогда не будет, я этого не допущу. Дмитрий Кириллов: Студент Крамер умудрялся и в конкурсах участвовать, и за девушками красивыми ухаживать. Самая завидная невеста, за которой гонялась половина Гнесинского института, стала в итоге девушкой Дани Крамера. Даниил Крамер: Это была вообще страннейшая история. За такими девочками в те годы бегали... Помните, тогда был такой термин «упакованная». Дмитрий Кириллов: Да. Даниил Крамер: Это когда у тебя самые лучшие американские джинсы, когда у тебя американские эти пакеты за 5 рублей штука... Дмитрий Кириллов: То есть она была полностью... ? Даниил Крамер: Не то слово! Дмитрий Кириллов: Ах! Даниил Крамер: Теперь надо представить меня в те годы. Харьковский еврейский мальчик... Дмитрий Кириллов: ...в скромной одежде... Даниил Крамер: Пиджак фабрики «Большевичка»... Дмитрий Кириллов: Так. Даниил Крамер: ...брюки фасона «Муля, не нервируй меня». Выговор с буквой «гэ»... Дмитрий Кириллов: Гэкал? Даниил Крамер: … Дмитрий Кириллов: Не то слово, да? Даниил Крамер: Харьков. Я приехал, у меня, во-первых, полусуржик, хотя я читал много, у меня был литературный язык, тем не менее это Харьков, я приехал, имея часть словаря... Это был харьковский сленг. Дмитрий Кириллов: И вдруг увидел такую красоту. Кошмар! Ее же надо как-то веселить... Даниил Крамер: Не в этом была штука. Штука была в том, что никто не понимал, что она во мне нашла. Дмитрий Кириллов: Ее что-то зацепило. Может быть, талант? Даниил Крамер: Вот это была загадка, над которой весь первый год бился институт. Дмитрий Кириллов: «Что она в нем нашла?» Даниил Крамер: «Что она в этом лохе нашла?» Дмитрий Кириллов: Не просто нашла, а еще и повела своего возлюбленного Даниила на джазовый концерт. Девчонка страстно увлекалась джазом. Даня сопротивлялся как мог, просил, умолял: «Только не джаз! Я эту гадость слышал в Харькове – мне джаз не нравится!» Но что ни сделаешь ради любимой... Даниил Крамер: Я скривился, но она сказала «хочу». Дмитрий Кириллов: Отказать нельзя. Пошел. Даниил Крамер: Что я, не могу поскучать два часа ради своей девушки? Да просто посидеть рядом. Я уже себе сказал: ладно, она будет слушать, а я буду сидеть рядом. Дмитрий Кириллов: «Я буду смотреть». Даниил Крамер: А я вышел оттуда с отвисшей челюстью. Играл Леонид Чижик. Я увидел высококлассного музыканта, работающего и с элементами классики, великолепного свингмена, и все это на моих глазах делалось, я видел, что такое импровизация... Я впервые увидел эту магию в деле. И по гроб жизни буду ей благодарен вот за тот день, когда она заставила меня с ней пойти на этот концерт. А потом я пришел к Чижику через свою учительницу. Его харьковская учительница и моя харьковская учительница дружили. Дмитрий Кириллов: Чижик дал Крамеру всего шесть уроков, казалось бы, капля в море, но этого хватило, чтобы перевернуть все музыкальное мышление будущего джазмена Даниила Крамера. Пройдет совсем немного времени, и его педагог, профессор Евгений Яковлевич Либерман, услышав первые джазовые импровизации своего студента, скажет: «Занимайся, сынок! Это твое!» И ровно за год до окончания Гнесинского института студент Даниил Крамер становится победителем конкурса джазовых пианистов-импровизаторов в Вильнюсе. Хотя эта победа для Крамера была просто кровавой. Даниил Крамер: Мне позвонили из Вильнюсской консерватории с вопросом: «Так вы едете или нет? Мы вам прислали приглашение». У меня глаза на лоб. Дмитрий Кириллов: Именное? Даниил Крамер: Именное, на товарища Крамера. Я побежал в деканат... И моя обида заключалась не в том даже, что скрыли, а в том, что тогда скрыли, когда я прибежал в деканат и декан, глядя мне в глаза, сказала: «Я не знаю ни о каком приглашении». А когда я все-таки его нашел через комитет комсомола, я в комитете... опять же, видите, не сдался... Я побежал в комитет комсомола, я нашел телефонограмму, подтверждающую то, что прислали мне именное приглашение. С этой телефонограммой я пришел в деканат и сказал: «Где?» И тогда мне на голубом глазу, не извинившись за вранье, сказали: «Мы вас считаем недостойным». Дмитрий Кириллов: Это декан сказала? Даниил Крамер: Да. Дмитрий Кириллов: Личная у нее была неприязнь. Даниил Крамер: Не знаю. И послали вместо меня двух человек, занимавшихся баховской импровизацией, на джазовый конкурс их послали. Почему я об этом знаю? Я их в поезде встретил. Я сделал неправильную вещь, потому что, будучи студентом любого университета или академии, ты не можешь без разрешения университета поехать на соревнование. Дмитрий Кириллов: А вы поехали без разрешения, что ли? Даниил Крамер: Да. Дмитрий Кириллов: Вот это да! Даниил Крамер: Я купил билет и поехал. Дмитрий Кириллов: «Меня же там ждут». Даниил Крамер: Меня ждали, и я выиграл первую премию, только это меня спасло от отчисления из Гнесинки. Конечно, меня вызвали в ректорат... Но тут спасибо: половина педагогов за меня вступилась – они пришли со мной в ректорат и защищали меня перед ректором. Когда уже ректор сказал: «Ну смотри!» – но все-таки не отчислил, конечно, я получил такую нахлобучку от Евгения Яковлевича, что потом неделю с красной рожей ходил, не знал, как ему в глаза смотреть. Дмитрий Кириллов: Но в душе-то он понимал... Даниил Крамер: С другой стороны... Дмитрий Кириллов: ...что вот она, первая премия. Даниил Крамер: Да, он сказал: «Он вернулся с первой премией, а те, кого послали вы, выбыли с первого тура». И все начали узнавать мое имя. Спасибо «Москонцерту», спасибо Московской филармонии, которая взяла меня солистом сразу после института, а Николай Арнольдович Петров побежал в министерство выбивать для меня получше ставку, подкормить бедного студента. Тоже педагог, я об этом узнал уже потом, когда пришел в министерство, в … кабинете кто-то мне говорит: «Крамер, Крамер, Крамер... Слушай, а ты не тот Крамер?» А я же еще там пацан совсем. «Ты не тот Крамер, из-за которого Николай Арнольдович ругался в кабинете замминистра?» Я говорю: «Что? Господи, ругался в кабинете замминистра! Что такое, что случилось?» – «Да он там орал: «Крамеру надо дать высшую категорию ставку!», а министр ему: «Какая высшая?! Я не знаю, кто такой твой Крамер!» Петров ему кричит: «Тебе не надо знать – это я знаю, кто он такой!»» Дмитрий Кириллов: Как важно встретить людей, которые тебя протягивают руку. Ведь я помню историю, когда вас не хотели в Москве оставлять. Ведь вы когда окончили Гнесинку, вас, по-моему, куда-то послали далеко... Даниил Крамер: Опять же, это личные отношения. Дмитрий Кириллов: Когда вас распределяли в Пермский край, по-моему... Даниил Крамер: В город Чайковский Пермской области. Мне сказали, что меня будут распределять на эстрадное отделение в детскую музыкальную школу, в которой, как потом оказалось, никакого эстрадного отделения не было. Я так понимаю, что я, может быть, должен был его там создавать... Но представляете, я еще не умею играть джаз, я ничего, мне нужна школа, я только начинаю заниматься, а меня уже куда-то отсылают учить других. И плюс у меня уже к тому времени была невеста, хотя моя нынешняя жена, тогдашняя невеста, сказала: «Я с тобой поеду», – и меня это поразило: москвичка... Дмитрий Кириллов: А, уже Неля была? Даниил Крамер: Неля была. Дмитрий Кириллов: А-а-а, вы уже познакомились! Даниил Крамер: Да. И москвичка Неля сказала: «Я с тобой уеду, что ты волнуешься? Куда тебя пошлют, я с тобой поеду». Я думаю: господи, какую женщину я нашел!.. Всем желаю иметь не просто женщину, не просто жену, не просто мать ребенка – всем желаю иметь друга. И вот тут... Вообще, я убежден, что карьера музыканта без того, чтобы за тобой не наблюдала богиня Фортуна, невозможна. Меня спасли десять секунд. Как раз я поругался, помню, с деканатом и с горя пошел в гнесинский буфет попить чаю и подумать, что мне делать. Там два входа, вот институт и училище, посередине буфет. Вот я со стороны института зашел в буфет, а со стороны училища идет Михаил Ильич Ковалевский, заведующий джазовой кафедрой Гнесинки, которая тогда базировалась на Ордынке. А я в плане своих занятий иногда помогал, это одновременно была и учеба, и практика, я помогал джазовым вокалистам, заодно учил, какие тут аккорды, а как тут, значит, сделано, какой тут пассаж; ага, интересно, а как тут... И Михаил Ильич... Заодно немножко подрабатывал концертмейстером. И Михаил Ильич мне кричит: «Даня, Даня! Как раз я тебя ищу». Мобильных телефонов же не было. «Я тебя ищу, ты мне нужен! У меня экзамены начинаются – куда ты пропал?» Я говорю: «Михаил Ильич, мне не до экзаменов, знаете...» Дмитрий Кириллов: «У меня тут жизнь ломается». Даниил Крамер: Да, «у меня тут беда». Он мне говорит: «А чего ты молчишь? Ты мне нужен! Мне нужен концертмейстер». А я наглый, я говорю: «Я концертмейстером не пойду, я не концертмейстер. Вы меня педагогом возьмите хоть на полставки, чтобы у меня сразу стаж пошел и чтобы я мог сдавать спокойно на тарификацию в Московскую филармонию и в «Москонцерт»». И Михаил Ильич сказал: «Да, на полставки. Но ты мне даешь обещание, что ты мне будешь год помогать как концертмейстер». Дмитрий Кириллов: Да ради возможности слушать джаз, учиться джазу, вариться в этом джазовом бульоне Даниил был готов бесплатно сутками сидеть в классе Ковалевского. Какое же счастье, попасть в этот прекрасный омут под названием джаз! Молодой джазовый музыкант Крамер достаточно быстро стал концертирующим пианистом, и первый концерт не где-нибудь, а в Тимирязевской академии: после доклада о сорняках Нечерноземья – концерт Даниила Крамера. Даниил Крамер: Я приехал за два часа, потому что у меня же школа: я знаю, что надо приехать, разыграться, руки размять, приготовить... Потому что одно дело ты дома руки размял, но пока ты ехал (а у меня машины не было, значит, автобусы, трамваи, метро), руки уже обратно [] – надо позаниматься, тепленьким, руки наготове, минут за десять уже можно готовиться, и выходишь на сцену. Дмитрий Кириллов: Так в Тимирязевской академии никто не делает, Даниил Борисович. Даниил Крамер: Я приехал за два часа, на меня посмотрели как на полного дурака. Дмитрий Кириллов: «А что, сразу нельзя сесть?», да? Даниил Крамер: «А что вы сейчас будете делать? У нас для вас ничего нет». Нервничаю. Мне играть рапсодию Листа, по-моему, вторую. Ладно. Иду как на казнь: я же не разыгранный, боже мой, первый концерт, сейчас я опозорюсь, меня вообще выгонят из филармонии, боже мой! Сажусь, начало знаменитое, [напевает]. Беру первую ноту, «па-пам», ногой ищу педаль – педали нет. Дмитрий Кириллов: Без педали? Даниил Крамер: Ага. Дмитрий Кириллов: А куда ее дели? Даниил Крамер: А там, видимо, забрали на ремонт лиру педальную... Они же не разбираются: ну нету педали – ну и что? Дмитрий Кириллов: А как Листа играть без педали? Это же... Камикадзе. Даниил Крамер: Камикадзе. Дмитрий Кириллов: Сыграл? Даниил Крамер: Ага, «сыграл». Зубы сжал так, что чуть не крошились от ужаса: как, как? Меня ужасало не то, как я играл, – меня ужасало то, что они слушают. Дмитрий Кириллов: А были же настоящие овации! Крамера ничего не может остановить: ни отсутствие педали, ни отсутствие у рояля клавиш (такое тоже было, ну и сыграл же). Гастрольная жизнь закалила молодого пианиста. К примеру, первые гастроли в Архангельск. Да, там педаль у рояля была, зато отопления в зале не было. Не зря же фестиваль назывался «Русская зима». Даниил Крамер: Мы выступали в первом отделении, и мы когда приехали, а там минусовая температура, по-моему, минус 3 или минус 4. Дмитрий Кириллов: В помещении?.. Даниил Крамер: Да. И люди сидели в этих, значит, шапках, в тулупах овчинных этих теплых... А у меня такой бежевый костюмчик не то что на рыбьем меху – он на рыбьей чешуе, т. е. он чисто концертный. Я еще был в выигрышном положении: у балета «Росконцерта» была кубинская программа – девочки в двух лоскуточках... Дмитрий Кириллов: Голенькие почти... Даниил Крамер: ...а мальчики – в трико. Ой, боже... Дмитрий Кириллов: «Русская зима» фестиваль, что хотите. Даниил Крамер: Да. И минусовая температура. Значит, меня там спиртом растирали... Дмитрий Кириллов: Внутрь? Даниил Крамер: Я не могу играть, когда выпью, т. е. я бы и рад был внутрь принять, но я тогда бы просто не сыграл. У меня была единственная задача не загубить жизнь, расслабить руку. И когда я вышел, девчонки из балета начали мне обе руки спиртом растирать и закрывать рубашкой, у кого-то там платок был... Это называется «кукла», «шерстяная кукла». А потом они сами на сцену пошли... Ой, боже... Дмитрий Кириллов: Тоже растертые? Даниил Крамер: Они друг друга растирали, потому что иначе... Ну я не знаю, как они выступали. Я просто поражался героизму этих девочек, просто удивительно: выступали, улыбки, все, танцуют... Народ сидит так, в тулупах, у каждого пар изо рта... Девочки... ! Потрясающе просто! Дмитрий Кириллов: Архангельский мороз – это цветочки, легкий прохладный бриз по сравнению с магаданским. В очередные гастроли на край света, а точнее, в континентальную часть Магаданской области, Даниил Крамер поехал, не подозревая, что там будет минус 55. Возвращаясь уже домой по дороге в аэропорт, машина заглохла, а вокруг ни души... Откуда взялись люди, затащившие окоченевшего музыканта в свою машину? Их там не должно было быть, но они появились и спасли. Ангел-хранитель всегда стоял рядом и невидимо оберегал Крамера и в институтские годы, когда он чуть не сорвался со скалы, содрав спину в кровь, и в семилетнем возрасте, когда тонул в реке Северский Донец на глазах у матери. Даниил Крамер: Она увидела, что что-то я как-то ненормально барахтаюсь, а потом я прекратил барахтаться, и тут маму за сердце схватило и она начала орать... Какой-то мужчина плыл недалеко. Она начала орать: «Спасите моего сына!» Этот мужик услышал, мама ему отчаянно показывает: «Сюда, сюда! Правее, левее!» Дмитрий Кириллов: Она плавать не умеет, да? Даниил Крамер: Вообще как камень. Мама не плавает. Потом мне мама все это... Дмитрий Кириллов: Вы не помните это состояние, что было, когда вы тонули? Даниил Крамер: Я помню, что вода хлынула очень больно, я задыхался... Последнее, что помню, – это цветные круги маленькие, куча, [в глазах]. А потом я очухался, когда меня вытаскивали на берег и жали на грудь. И меня откачали. Дмитрий Кириллов: Мама схватила Даню в охапку и потащила учить плаванию, в результате у Крамера по плаванию второй взрослый разряд. Спорт воспитал в Данииле Борисовиче характер победителя, и что бы ни случилось в жизни, он стиснув зубы идет вперед. Так, к примеру, оставшись без гроша в кармане в голодные 1990-е, Крамер не потянулся на Запад вслед за многочисленными соотечественниками, хотя соблазн был велик. Даниил Крамер: На одном из фестивалей мы познакомились с испанским менеджером, и он сказал: «Я хочу, чтобы мой музыкант приехал к вам и поиграл». Мы ему сказали честно, что советский рубль не конвертируется. Он сказал: «Ничего, хорошо, но мы хотим поиграть». Окей. Мы сказали: «Мы тоже хотим поиграть в Испании», – я тогда играл дуэтом с Александром Фишером. «Мы тоже хотим поиграть в Испании». Он говорит: «Хорошо. Вы делаете нам тур, а я вам делаю аналогичный». И мы договорились о гонорарах. По советским временам, конечно, мне пришлось стиснуть зубы, взять откуда-то денег, занять, чтобы выплатить все. Сначала он говорил: «А что я буду с ними делать?» Но мы сделали так, чтобы он просто купил хорошую шапку меховую, мы ему купили золотое кольцо... То есть он уехал довольный... Дмитрий Кириллов: Упакованный! Даниил Крамер: Он потратил эти рубли на хорошие вещи, которые в Испании стоили намного дороже. Потом мы приехали в Испанию, нам честнейшим образом была выполнена договоренность, и наконец-то у меня появилась валюта. Нет, это была моя вторая поездка, первая поездка была во Францию, но тогда всю валюту я потратил на телевизор и на то, чтобы выплатить первые долги и одеть семью, так что у меня денег не осталось вообще. А вот тут я понял, что я могу сделать две вещи, которые мне очень нужны, – купить квартиру и купить машину. И поскольку я не разбирался в машинах вообще, а я увидел, какой красивый «Москвич» тогда 41-й ездит, и я решил, что раз он красивый, значит, он хороший. Дмитрий Кириллов: «Надо брать». Даниил Крамер: Я купил вне очереди, т. е. он мне стоил дороже... Проклял все на свете. Но опять же, эта машина сделала меня сильным, потому что я научился таскать аккумулятор домой в морозы, потому что иначе не заведешь; я научился менять ремни; я понял, где генератор; я понял, как меняют свечи в мороз; я понял, как заводить машину, чтобы свечи не заливало... Я все понял про эту машину, я научился ездить, я стал автомобилистом, который может починить свою машину, не всю, но... Дмитрий Кириллов: А потом она еще кормить начала в 1990-е гг. Даниил Крамер: Мне приходилось, когда вообще исчезли концерты, были очень тяжелые времена, да, мне пришлось, потому что у меня был ребенок, у меня была жена, мне нужно было содержать семью, и несколько раз... Неля нервничала страшно, потому что я это делал по ночам, днем я работал, а по ночам, вместо того чтобы поспать, я садился за руль и ездил бомбить. Мне нужны были деньги, мне иногда не на что было завтра прокормить семью, было и такое. Я не стесняюсь этого, это моя жизнь. Дмитрий Кириллов: Но вы и гастарбайтером поработали. Даниил Крамер: Побывал в Италии. Дмитрий Кириллов: В 1990-е гг. музыканты мечтали поработать на Западе. Такое счастье сваливалось далеко не каждому, а потому контракт от итальянских продюсеров воспринимался тогда Даниилом Крамером как подарок судьбы. Вот только умудренный опытом старший товарищ, пианист Николай Петров кричал: «Даня, не вздумай подписывать контракт! Тебя обманут, это же жулики!» Даниил Крамер: Я оставил последние деньги семье, а сам поехал в Италию. Как сейчас к нам приезжают из Средней Азии, так я поехал в Италию зарабатывать деньги для своей семьи. Дмитрий Кириллов: Это были рестораны какие-то? Даниил Крамер: Нет, это был Гардаланд, Лаго-ди-Гарда, и там такой итальянский Диснейленд, который называется Гардаланд. Дмитрий Кириллов: Ага. Даниил Крамер: По контракту я должен был там быть две недели, а потом меня обязались перевезти в Швейцарию в Лозанну в джаз-клуб, где я должен быть на постоянной работе джазовым пианистом, на этих условиях я подписал контракт. Когда я приехал в Италию, у нас забрали паспорта на полицейскую проверку, мы обязаны их сдать, но паспорта нам не вернули и мы стали нелегалами, вся русская группа, вся, двести человек. После того как забрали паспорта, нам перестали платить деньги, просто кормили. Дмитрий Кириллов: За еду? Даниил Крамер: Да. И каждый раз обещали: «Вы идите на работу, у нас там небольшие проблемы, но мы...» Дмитрий Кириллов: И сколько это продолжалось? Даниил Крамер: Два месяца. Знаете, россияне – народ терпеливый, это я познал на себе. Мы терпели два месяца. Дмитрий Кириллов: И как вы вырвались из этого рабства? Даниил Крамер: Через два месяца образовалась небольшая инициативная группа, в которой был и я, и мы устроили забастовку. Не предупреждая никого, вся русская группа в один прекрасный день не вышла на работу. Гардаланд пустой; люди приехали, никто не выступает, ничего нет, концертов нет, парады не ходят, балета нет – ничего нет, только сидят кассиры у аттракционов, все. К нам приезжает в панике большая итальянская делегация владельцев Гардаланда: «В чем дело?» И мы им говорим: «Ни в чем. Вы нам не платите». У итальянцев отвалились челюсти: «Как не платим? Мы вам все регулярно выплачиваем». Мы говорим: «Извините, денег нет». Итальянцы поступили правильно – они вызвали полицию. Полиция арестовала наших менеджеров, и выяснилось, что на наши деньги был снят шикарный особняк, куплены машины, взяты девочки, ну и т. д. Нам выплатили все до копейки итальянцы. Мы прекрасно вышли на работу, я играл концерты. Меня хотели оставить в Вероне преподавать в академии, я прошел собеседование. Я прошел собеседование в джазовой школе в Вероне. Я прошел интервью, отыграл сольный концерт, а потом ко мне подошел директор и сказал: «Синьор Крамер, мы не можем вас взять. Я вам скажу откровенно: ваш класс выше. Мы не можем обижать наших преподавателей, они не могут отыграть с вами джем-сешн, это понизит их в глазах студентов. Мы не можем вас взять на работу, ваш уровень высок для нас». Я их прекрасно понял. Сидя в Италии, тоскуя по семье и по России, я никогда не хотел остаться нигде – я хотел к себе в семью. И я разрабатывал план тогда, в Италии, абонементов по России, как мне сделать так, чтобы я не ждал концерта как манны небесной, а создал рынок. На самом деле я преподаю с 1979 года, т. е. со II курса. Моя первая ученица пришла ко мне, была моим большим испытанием, девочка с характером, принесла мне первую гамму до мажор, играла ее вот так [показывает]. Дмитрий Кириллов: Как могла. Даниил Крамер: Да. Когда я ей сказал, что так нельзя, она мне сказала: «Почему? Ну я же играю!» А моя учительница по педпрактике Берта Львовна сидела сзади и ехидно на меня смотрела. Дмитрий Кириллов: Умилялась, что же будет. Даниил Крамер: «Ну и как ты справишься? Как ты объяснишь ребенку, что так нельзя? Давай, вот тебе, ты получаешь свою первую педагогическую практику. К тебе пришел ребенок, он все делает». А я нашел выход. Я сел, там два рояля стояло, я сел за второй, посадил ее за первый, сказал: «Давай кто быстрее? Ты вот так, а я – вот так. Ты вот так, и я вот так. У кого лучше получится?» – «Ну давай». В результате выяснилось, что я могу в разы быстрее. Дмитрий Кириллов: Были предложения остаться на Западе, поработать, вообще уехать из страны? Даниил Крамер: Такое предложение было в Италии, как я вам говорил, в начале 1990-х. И у меня, в общем, мысль была, потому что тогда в России не было работы, просто невозможно было для музыканта. Дмитрий Кириллов: Что-то остановило? Даниил Крамер: Моя мудрая жена, когда я ей позвонил оттуда, из Италии, мне сказала: «Ну что, будешь каждый день ходить на работу, будешь сидеть с учениками, которые совсем не такие, как в Гнесинке? Хочешь такую жизнь?» И я помню, что я стоял вот в этой телефонной будке, как я себе представил это... Неля все это поняла, говорит: «Покупай билет и двигай домой», – и я купил билет и двинул домой и никогда об этом больше не пожалел. Мне предлагали остаться в Австралии, когда у меня был тур по всей Австралии, но там был не столько рабочий, сколько политический подтекст... Но когда началось СВО, ко мне в личку пошли: «Ты когда уезжаешь?» Дмитрий Кириллов: Сразу, да? Даниил Крамер: Моментально. Причем никто не спрашивал, уезжаешь или нет, – «ты когда уезжаешь?». Когда я написал, что я никуда ехать не собираюсь, здесь моя семья, здесь моя страна, здесь все, о боже... Из Киева мне написали: «Ну ты потом приезжай, когда вы все проиграете, ты приезжай на гастроли, только не забудь взять полиэтиленовый мешок, чтобы было в чем тебя обратно отправить по частям». Дмитрий Кириллов: Многие люди отвернулись, отказались с вами общаться. Вот что произошло? Даниил Крамер: Да, очень многие. Причем это началось не сейчас, это началось с 2014-го. Мой украинский менеджер в тот момент готовил для меня большой тур по всей Украине, и вот этот украинский менеджер внезапно просто замолчал. В Европе есть такое англоязычное выражение making dead, «сделал себя мертвым», «притворился мертвым». Он замолчал, и больше я его никогда не видел и не слышал. Потом, когда началось СВО, со мной прервали общение множество людей, но не все, не все. И до сих пор у меня есть люди, с которыми я аккуратненько общаюсь. Я не знаю, что они думают сейчас и до чего довели Украину, в которой я родился. То, что я вижу в соцсетях... Я ушел из соцсетей (хотя, наверное, надо вернуться) просто потому, что, наверное, есть долг не только у музыканта, но есть долг и у публичного человека. Тогда я просто... Был такой хейт, что я просто сказал: я не хочу. Я не хочу не только на это отвечать – я даже видеть это не хочу; я музыкант, я хочу играть. Сейчас я прихожу к мысли, что, наверное, надо вернуться. Надо, чтобы люди знали о твоих концертах, и надо, чтобы они знали твое мнение, и не бояться его сказать, и не бояться этих хейтов. Но они меня тогда настолько поразили... Люди, которым я ничего не сделал, желали моей смерти, причем расчленить меня и отправить домой в полиэтиленовом мешке... Это притом, что я сыграл множество и благотворительных концертов на Украине, и в своем родном Харькове, потому что это мой город... Хотя я недавно был в Европе, в декабре, меня попросили приехать наши культурные центры, и я отыграл в Люксембурге, в Брюсселе, в Париже. Мне было очень приятно видеть, что на низовом уровне ненависти нет. Это, видимо, там у них, на правительственном уровне. Но когда мы с моей коллегой-контрабасисткой приходили в какой-нибудь ресторанчик, они видели, что мы там не французы, не бельгийцы: «Where are you from?» – «Мы из Москвы». – «А, ребята, welcome. Чем вас покормить?» Господи ты боже! Я сначала даже побаивался, думал, сейчас они [скажут]: «Из Москвы? Не в наш ресторан!» Нет, этого нет. И второе: конечно, мне было очень приятно видеть, как слушает публика. Они мне честно сказали (они!), что с потерей русской культуры они теряют часть своей. Дмитрий Кириллов: Я знаю, что у вас есть медаль за посещение Сирии. Что это была за история? Даниил Крамер: Когда меня спросили, готов ли я помогать нашим ребятам, которые выполняют свой воинский долг где бы то ни было, я еще и до Сирии сказал «да», поэтому я играл в Донецке открытые концерты и сейчас готов в любой момент поехать. И не боялся ездить в Крым, не боялся быть занесенным, как это называется, «Миротворец», блин горелый, этот их знаменитый сайт фашистский... В Сирию мы поехали целой делегацией помогать там нашим ребятам. Ну а как же? Видите, особенно в тяжелой ситуации, когда воюют тело телом, жить-то чем? Мы же живем не хлебом единым. Проблема и трагедия заключается в том, какой хлеб сейчас мировая культура дает человеческим душам. Конвейеризация искусства... Дмитрий Кириллов: Чем питает, да. Даниил Крамер: Совершенно верно. И мы удивляемся, думаем: они там что, поглупели? Нет. Чем их души кормят? Какие у них интересы, какие пристрастия у них? Без культуры никуда, особенно в тяжелые времена. Дмитрий Кириллов: Как важно сейчас, в эти времена, быть рядом со своими зрителями. И я знаю, что вы в госпитали ездите. Даниил Крамер: Мы туда ездили, ездили в госпитали. Какое же счастье я испытывал... ! Я не кокетничаю, я не лгу сейчас – я говорю: эти ребята слушали джаз на этих клавишах, которые мы туда привезли... Боже мой! Они: «Еще, еще!» Причем я там познакомился с Ансамблем ВДВ Тихоокеанского флота – слушайте, это такие профессиональные ребята! И мы с ними джем сыграли. С ритм-секцией Ансамбля ВДВ Тихоокеанского флота мы сыграли джем-сешн, настоящее буги, прямо там, на сцене! Дмитрий Кириллов: Я вот слушаю сейчас, с каким воодушевлением вы рассказываете о своих зрителях, слушателях, которые приходят на концерты, и неважно, где это, в каком это городе находится, солдаты, студенты... Даниил Крамер: Мои учителя учили меня: кто бы ни сидел в зале, сколько бы ни сидело в зале – все твои. Дмитрий Кириллов: Пусть и в будущем будет еще больше ваших, которые будут вот в этой ауре Даниила Крамера находиться, где есть джаз, где есть искусство, где есть жизнь. Даниил Крамер: Душа! Музыкант играет душой.