Даниил Крамер: Здравствуйте, дорогие друзья. Вы, наверное, думаете, что играть на рояле и тем более импровизировать джазовую музыку дано не каждому. Ничего подобного. Я намерен убедить вас в обратном. Это может сделать каждый. Поверьте мне, я это знаю. Дмитрий Кириллов: Научиться то можно. Вот только обольщаться не стоит. Даже если вы будете очень стараться. Исполнять джаз так, как это делает Даниил Крамер, невозможно. Это тайна, загадка, парадокс, аномалия – как угодно. Крамер играет на рояле с клавишами и без них, на инструментах прекрасно настроенных и совершенно разбитых, в самых престижных концертных залах мира и маленьких клубах на несколько десятков эстетов. Он влюблен в джаз до мозга костей и смог привить свою любовь миллионам людей в нашей стране и за ее пределами. Талантливый педагог и композитор, виртуозный исполнитель и просто хулиган-импровизатор, способен из самой простой мелодии создать разноцветную радугу музыкальных образов и ритмов, имя которой – джаз. Дмитрий Кириллов: Крайнев, Чижик, Крамер – харьковская земля богата на таланты? Даниил Крамер: Да, весьма. И Гинзбург, и многие поэты, и, скажем, Гурченко. Дмитрий Кириллов: Правда, что в 11 лет перед вами встал выбор: счастливое беззаботное детство или многочасовые занятия музыкой? И вы выбрали… Даниил Крамер: Этот выбор мама поставила напрямую. Она рассказала мне не только как я буду жить, но и что она со мной сделает, если я уже выберу, а потом начну отказываться от выбора. Дмитрий Кириллов: Вы играете любой сложности произведения. Слабо сыграть без клавиш? Даниил Крамер: У меня такое было. На звуковой дорожке «Московского комсомольца» я импровизировал. Дмитрий Кириллов: А если рояля нет поблизости, может, тогда поиграть не на рояле, а, допустим, в компьютер, в танчики порезаться? Даниил Крамер: В танчики – нет. У меня более интеллектуальные игры. Role-playing game, где я живу в виртуальном мире и могу уйти из бытового мира. Дмитрий Кириллов: А ваша жена Нелли ругает вас, когда вы зависаете в компьютере? Даниил Крамер: Я не зависаю. Нелли тоже любит компьютер. Она в одной из очень известных игр. И она прекрасно в нее играет. Дмитрий Кириллов: Говорят, на концертах Крамера публика уходит голодной. Голодный зритель лучше сытого? Даниил Крамер: Да, намного. Я каждый раз делаю так, что публика уходит недоевшей меня до конца. Дмитрий Кириллов: Может ли за 10 секунд поменяться вся жизнь? Даниил Крамер: Моя поменялась. Дмитрий Кириллов: Музыка может вылечить человека? Даниил Крамер: Искусство – как змеиный яд. Оно может лечить, может отравить. Дмитрий Кириллов: Вас все с детства называли Моцартом? Даниил Крамер: Нет. Я был вечным вторым. Всегда кто-то был лучше меня. Где-то в 14 лет, когда я впервые почувствовал свою силу и взял первое место на конкурсе, вот тогда я уже стал первым и с тех пор старался эту позицию не упускать. Дмитрий Кириллов: Если вспомнить себя, маленький Даня, харьковский мальчишка, что остался в памяти? Даниил Крамер: Осталась мама, которая терпеливо сидит рядом со мной, следя за моими руками, следя за правильной постановкой рук, следя за ними строго, зная, что от этого зависит моя будущая карьера и жизнь. Осталась моя первая учительница. Я помню ее смутно, но я помню, что ее звали Галина Даниловна. И она была мне как вторая мама. Все мои учителя были вторыми мамами и папами. У меня не было других учителей. Мой учитель по литературе в школе делал из меня человека дома. Он брал наш класс, звал к себе домой. Мы сидели, пили чай. Он нам читал книги и рассказывал не то, что в учебниках, а то, что в жизни. И моя учительница по математике добилась, что я, гуманитарий, участвовал в городской математической олимпиаде. Мне было интересно. Единственные предметы, которые мне, к сожалению, никогда не давались, совсем никак – это физика и химия. Ну и что? Они были учителями, а не продавцами менеджерских педагогических услуг. Поэтому, поняв, что это просто не мое, и поняв, что я весь нацелен на музыку, на композицию, на гармонию, на сольфеджио, они мне просто автоматом тройки-четверки ставили, понимая, что… Я до сих пор не знаю разницы между переменным и постоянным током. Что, я от этого хуже играю? Мы когда рождаемся, нам природа кое-что дает. На мой взгляд, все дети гениальны. Родители совершают ошибку, не найдя у своего ребенка то, в чем он гениален. Дмитрий Кириллов: Какими были ваши родители? Какая была мама? В одном из ваших интервью вы писали о том, что она самоотверженно бросалась, чтобы вас выучить, на любую работу, ночами что-то делала. То есть вы жили очень небогато. Даниил Крамер: Мы жили не небогато. Мы жили достойно. Это достойная жизнь осуществлялась благодаря тому, что папа работал с 6 утра до 10 вечера. Он был сурдопедагог. Это значит – он занимался с глухонемыми детьми. И чтобы подрабатывать побольше, он ходил на подъемы. Там была школа-интернат. Он ходил на подъем к 6 утра (вставал, соответственно, пораньше). И потом на отбой еще оставался, укладывал детей и приходил после 10. Папа работал адски – годами, десятилетиями. При этом он был одним из лучших сурдопедагогов не знаю, как насчет прям всей страны, Советского Союза… Дмитрий Кириллов: Но Харькова – точно, да? Даниил Крамер: Украины. Мама играла сольные концерты в 7 лет. Она была талантливой пианисткой. Но мама 1929 года рождения. Соответственно, в 1941 году ей было чуть меньше 12 лет. Мама уехала в эвакуацию в Ташкент. И там единственная задача была – не умереть с голоду. Я не знаю, что там пишут про наше военное время. Но мама получала, будучи подростком, 125 грамм хлеба в день. Дима, можете себе представить этот кусочек хлеба? 125 грамм хлеба в день. И то не каждый день, потому что часть советских чиновников не стеснялись воровать, сидя в Ташкенте на интендантских местах, поэтому мама не каждый раз получала этот хлеб. 6 лет голода. Дмитрий Кириллов: Какая учеба? Война остановила все. Даниил Крамер: Все, конечно. Кстати, это потом сыграло свою роль. Мама никогда не могла жить без кладовки. У нее всегда была кладовка. Дмитрий Кириллов: Запасы. Даниил Крамер: Самое интересное – мы с братом издевались над мамой из-за этой кладовки в советские времена. А когда распался Советский Союз и Украина перестала платить и пенсии, и зарплаты, мама с папой год жили на этой кладовке и мама издевалась надо мной. Живя в России, я приезжал тогда к маме с папой, будучи очень небогатым музыкантом, буквально выживающим. Потому что в этот момент Николай Арнольдович Петров мне звонил: «Даня, я разорен». Спиваков в этот момент, если я не ошибаюсь, в Испанию уехал вместе с оркестром. Невозможно было здесь ничего сделать. И многие музыканты просто уезжали за гроши работать в Европу, в Америку, на корабли – куда хотите, только выжить. И, тем не менее, приезжая в этот момент к родителям, я чувствовал, что я еще ничего, у меня еще есть кусок хлеба, еще ничего не страшно. И вот когда мама вернулась после войны, ее автоматом предлагала Харьковская консерватория (или Институт искусств, как потом она стала, по-моему, называться) забрать. Но мама была разумным человеком. И она понимала, что это все. Когда родился мой старший брат, они попытались обучить его музыке. Но брату слон наступил на оба уха. Поэтому, когда родился я и было ясно с детства, что я как раз в маму… Дмитрий Кириллов: Забрезжил свет, да? У мамы появилась надежда. Даниил Крамер: Она все в меня вложила. Буквально все. Но при этом меня никогда родители не терроризировали. Я хитрил иногда в занятиях. Когда папа иногда, пока был обед, он приходил хотя бы чуть-чуть вздремнуть, он ложился на диван, а я сидел, занимался упражнениями. И я слышал, что папа засыпал – я ставил книжку. Папа ничего не понимал в музыке. Он знал – ребенок сидит, занимается. А ребенок в этот момент, играя этюды Черни, читал Дюма, читал Вальтера Скотта. Я так громадное количество литературы прочел. Как побочное следствие, мне не нужна клавиатура. Я когда играю, я с клавиатурой не связан. Мне не обязательно на нее смотреть. Я просто ее чувствую. Дмитрий Кириллов: Вернемся к маме. Смотрите, получается, что когда она поняла, что из вас может быть толк, она вызвала вас на разговор. Вам было 11 лет. Даниил Крамер: Это было так. До этого, как я потом узнал, она имела разговор с моей учительницей в детской Бетховенской музыкальной школе №1 города Харькова, где я учился. И она ей сказала: «Не здесь ему место. Он должен пойти в профессионалы». И вот я первый раз услышал совершенно другой голос мамы, другой тон: «Я за тебя делать выбор не буду. Ты сейчас будешь делать выбор сам. И если ты его сделаешь, то все, я с тебя не слезу, я тебе назад пути не дам. И не смей потом меня за это винить». Через пару лет и мама научилась, и я научился так распределять свое время. Я получил возможность играть на конкурсах, участвовал в математической олимпиаде. И у меня хватало времени на все наши классные сабантуйчики и междусобойчики. Я бегал, танцевал и флиртовал – и все, что положено делать подростку и уже взрослому подростку, я все делал. Дмитрий Кириллов: Идем дальше. Мальчик делает успех, Харьков начинает быть тесноват. Даниил Крамер: Нет. Это не совсем так. Я мамин сынок. Я вырос как мамин сынок, под маминой юбкой. И перспектива уехать учиться одиноко в Москву меня пугала. Я понимал, что… Но, тем не менее, я и мои родители начали зондировать возможность поступления в Харьковский институт искусств. Но вот тут в очередной раз моя пятая графа, согласно советскому паспорту, мое еврейское происхождение, оно сыграло. Естественно, неофициально, естественно, никак иначе. Сказали: «Нет, вам не надо поступать. Вы не поступите». Дмитрий Кириллов: А что, действительно был в то время такой в том же самом Харькове антисемитизм? Вы чувствовали какие-то… Даниил Крамер: Да, я чувствовал. Но не в музыкальной спецшколе. Дмитрий Кириллов: А в общеобразовательной школе было? Даниил Крамер: Да, еще как! Меня били. Еще как! И был скандал, когда меня били всем классом и чуть не забили насмерть. И уже поняв, что я чуть ли не умирать там начну сейчас, я начал, как загнанный волчонок, драться. По-моему, я что-то сломал кому-то из нападавших. Мне переломали лицо. Сломанный нос. У меня он так до сих пор и остался. И на следующий день моим родителям объявили, что меня отправят в колонию для несовершеннолетних. Но тут спасло то, что мама была очень известным стоматологом. Дважды она включала… Помните, как профессор Преображенский позвонил и сказал: «Операция отменяется» (ну вас всех нафиг, я уезжаю из страны). Но мама не говорила «Я уезжаю из страны». Это был Советский Союз. Попробуй сказать «я уезжаю из страны»! Но вот «Операция отменяется» мама сказала. И вдруг выяснилось, что я не виноват. Дмитрий Кириллов: Неожиданно, да? Даниил Крамер: Да. Я испытывал украинский антисемитизм. Хотя не знаю, был ли он украинским. Наверное, это был советский. Я не знаю. Но на Украине это был украинский. Я его испытывал неоднократно. Мне могли в трамвае сказать «Куда прешь, жиденок? Жди здесь, пока люди выйдут». Дмитрий Кириллов: А правда там ваш друг как-то по башке даже… Даниил Крамер: Было дело. Ленечка Яновский, мой приятель, виолончелист. Я даже не знаю, помнит ли он эту историю. Мы с ним шли и дрались портфелями. И шел мимо какой-то пожилой человек и пнул меня сапогом в живот. Леня взял и огрел его портфелем по затылку. Тот так обиделся, говорит: «Я ж за тебя. Ты же украинский мальчик». Видимо, по моей роже уже тогда было видно, что я еврей. Это была как красная тряпка для некоторых людей. Не для всех. Я подчеркиваю. У меня была масса приятелей, в том числе украинцев, которым вообще было плевать на мою национальность. Мы дружили с очень многими. Дмитрий Кириллов: То есть нормальных людей было больше, конечно же? Даниил Крамер: Да, их было больше. Но когда тебя бьют целым классом, ты об этом не думаешь. Дмитрий Кириллов: Вы не выглядите задохликом. Широкие плечи. Вы их накачали потом, чтобы давать сдачу? Даниил Крамер: Дима, я перечислю свои спортивные достижения детского и студенческого возраста. Бег на длинные дистанции – 2-й взрослый, плавание – 3-й, велоспорт – 2-й. В институте уже бадминтон через сетку, желтый пояс школы… шахматы – 2-й взрослый. Дмитрий Кириллов: Браво! Даниил Крамер: Мама, видя, что я достаточно хорошо занимаюсь спортом, как только я чего-то добивался, она меня оттуда забирала, отправляла в другой спорт, просто для того чтобы я был нормально спортивно развит. Тот образ жизни, который я вел, требовал здоровья и энергии. Поэтому она сделала из меня не задохлика-еврейского музыканта, а достаточно спортивного. И я должен сказать, Дима, что очень многие удивляются моей сегодняшней выносливости. Даниил Крамер: Я поступил в Гнесинку. Денег не хватало. Мама с папой уже просто не знали, как работать, потому что в этот момент уже и брат был в Подольске, ему надо было помогать, и я только поступил. И я снимал угол в Чертаново на улице Газопровод в четырехкомнатной квартире у многодетной семьи. Естественно, там у меня не было ни инструмента. У меня стояла кровать, у меня стоял стул. И чтобы заниматься музыкой, я должен был вставать каждый день полпятого, где-то к половине седьмого приходил в институт, чтобы взять класс до всех и успеть позаниматься. Занимался, в 8:30 начинались пары. Слава богу, если у меня первой пары нет. Остаешься, молясь всем богам, чтобы сейчас не пришли и не выгнали тебя из класса, потому что у кого-то же по расписанию. Потом, после пар, когда тебя выгоняют, что-то поклевал к гнесинском буфете, и я шел на Баррикадную и досыпал, катаясь по кольцу на метро. Там я досыпал и очень злился, когда объявляли «Поезд дальше не идет». Дмитрий Кириллов: Освободите вагоны. Прерывался сладкий сон. Даниил Крамер: Я злился страшно. Вот так, собственно, я жил. Дмитрий Кириллов: Полуголодная студенческая жизнь, недосыпания – с этим можно смириться. Но порой возникали проблемы и посерьезней. Пришлось стать обладателем желтого пояса по каратэ. Даниил Крамер: Чертаново в советские времена – это был не самый сладкий район. Я познакомился с местными ребятами. Среди них был один сумасшедший. И этот сумасшедший однажды ночью, когда я возвращался, напал на меня с ножом. Я обратился к одному из моих приятелей. Я понял, что мне нужно уметь себя защищать. Я не умел драться. Будучи очень спортивным и быстро обучаемым человеком с хорошей реакцией, через полгода меня уже поставили в первый ряд, я получил эмблему на пояс. Так что… Дмитрий Кириллов: За собственную жизнь теперь можно было не волноваться и спокойно продолжать заниматься любимым делом – классической музыкой. Но только не джазом. С джазом Даниил Борисович столкнулся впервые еще в Харькове. И одного раза оказалось вполне достаточно. Игра музыкантов в подвале на разбитых роялях не произвела на него никакого впечатления. И вот в Москве у меня появилась девочка на первом курсе. А она очень любила джаз, она знала джаз. И однажды она мне сказала: «Пойдем на джазовый концерт». Я сразу… Дмитрий Кириллов: Тоска. Даниил Крамер: Тоска, конечно. Я говорю: «Давай куда-нибудь в другое место». Она уперлась: «Нет, хочу». Я, собственно, пожал плечами – ну, поскучаю два часа, тоже мне проблема. Дмитрий Кириллов: Желание дамы – закон. Даниил Крамер: Так что я пошел. И это был концерт Чижика. У меня отвисла челюсть. Я вышел, не понимая. Дмитрий Кириллов: А что же тогда было раньше, да? Даниил Крамер: Именно так. Дмитрий Кириллов: Но вы услышали совершенно гениального музыканта. Даниил Крамер: Да, выдающийся музыкант. Дмитрий Кириллов: Революция произошла просто в голове? Даниил Крамер: Я захотел это уметь делать. Я заболел. Я позвонил своей учительнице в Харьков. Моя учительница позвонила его учительнице. Его учительница позвонила ему. Потом они совершили эти звонки в обратном направлении. И таким образом я познакомился с Леонидом Аркадьевичем Чижиком. Дмитрий Кириллов: Вы помните первую встречу? Даниил Крамер: Я пришел к нему на урок с полной уверенностью, что сейчас я обрету хвалебные отзывы, потому что я же уже лауреат, я же уже умею играть. Я получил такой разгром со своими несчастными регтаймами, с которыми я пришел к Чижику. Я ему буду благодарен за этот разгром, опять же, по гроб жизни. Потому что он меня просто отрезвил, спустил на землю. Он сел и начал играть мне прямо вот здесь. Дмитрий Кириллов: Чтоб почувствовал разницу. Даниил Крамер: И эта игра – это был лучший урок, который он мог мне дать. За всю жизнь я получил у Леонида Аркадьевича 6 уроков. Дмитрий Кириллов: И этого было достаточно, чтобы… Даниил Крамер: Нет, конечно! Я бы хотел их 600 получить. Дмитрий Кириллов: Но он дал шесть. То ли на втором, то ли на третьем уроке он сказал мне: «Сегодня мы будем учиться чувству времени. Я тебе сейчас несколько раз поиграю квадрат блюза, а потом мы пойдем на кухню, ты будешь делать мне бутерброды, будешь меня кормить, будешь заваривать чай и будешь мне рассказывать анекдоты. И все это время ты будешь стучать, когда будет первый такт следующего квадрата блюза». Дмитрий Кириллов: Во школа! Даниил Крамер: Потом, когда был вильнюсский конкурс фортепианных джазовых импровизаторов, который я выиграл, это было благодаря этому уроку, потому что там на третьем туре поставили будильник. И если ты закончил бы импровизацию раньше, чем на 30 секунд до звонка, с тебя снимаются баллы. А если ты закончишь после звонка, вот звонок прозвенел, а ты еще играешь – ты вообще выбыл. Чувство времени. Дмитрий Кириллов: И чувство стиля. Умение импровизировать, способность принять неожиданное решение и воплотить это в музыку. Недаром же студенту Крамеру прислали в адрес Гнесинского института именное приглашение – принять участие в конкурсе джазовых импровизаторов в Вильнюсе. Даниил Крамер: Классический мир – это мир интрижный. И от меня это приглашение скрыли, отдали его другим. Я это обнаружил только потому, что ко мне позвонили из Вильнюса и сказали: «Так вы едете?» - «Куда мне ехать? Кто звонит?» – «Из Вильнюса. Мы вам отослали именное приглашение. А нам никто ничего не сообщает. Вы купили билет уже? Мы же должны вам гостиницу… Мы должны вас поставить в программу». Я в полном недоумении ринулся в деканат. Моя декан, мир ее праху, она очень хороший музыкант, но у меня с ней были плохие отношения. Она на голубом глазу сказала мне: «Я не понимаю, о чем вы говорите, товарищ Крамер». Но я упрямый. Я пошел в комитет Комсомола и начал рыться, потому что они мне сказали: «Мы еще и звонили к вам туда. Мы искали телефон и дозвонились в комитет Комсомола. Вы проверьте, там должна быть запись, что телефонограмма была от нас». Я нашел эту телефонограмму. И там было написано, что в институт пришло именное приглашение на Даниила Крамера. И я с этой телефонограммой пришел в деканат. Тогда декан мне сказала: «Ну и что? А вы недостойны». Так я узнал, что она мне солгала. Пойдя и самостоятельно купив билет, я совершил поступок, за который меня положено было отчислить из института. Дмитрий Кириллов: А если б вы не привезли первую премию? Даниил Крамер: Меня бы отчислили. Дмитрий Кириллов: А вы привезли первую. Даниил Крамер: А я привез первую премию. Дмитрий Кириллов: Такой наглости декан Крамеру простить, конечно же, не смогла и, дождавшись удобного момента, решила его наказать – отправить по распределению на Урал. Даниил Крамер: Несколько раз я стоил на грани того, что моя жизнь должна была пойти по совершенно другому пути. Точно так же с распределением. 10 секунд, которые сыграли роль в моей жизни. Дмитрий Кириллов: Куда вас вообще направляли? Даниил Крамер: Есть такой в Пермской области город Чайковский. Я не помню, тысяч 50 в нем. И тогда мне сказали, что там есть детская музыкальная школа, в которой есть эстрадное отделение. Потом я выяснил, что вроде никакого эстрадного отделения в этой детской музыкальной школе не было. Это была ложь. Надо было меня выслать из Москвы. Высылали меня ни по каким - ни по политическим, ни по национальным, а именно в силу этих личных неприязненных взаимоотношений. Декан сказала: «Я тебя либо вышлю, либо, если ты не подпишешь распределение, сядешь в тюрьму за тунеядство». Помните этот советский закон? Месяц без работы – и ты тунеядец. Дмитрий Кириллов: В общем, она нашла точку на географической карте. Даниил Крамер: Меня пытался спасти Чижик, сделал мне распределение в Москонцерт. Институт не признал это распределение. Я понял, что я все равно не подпишу. И моя жена уже будущая меня утешала, с тем что «не волнуйся, я же с тобой поеду». Дмитрий Кириллов: Как жена декабриста. Даниил Крамер: «Потом мы вернемся обратно». На меня тогда это произвело громадное впечатление, когда москвичка говорит мне, харьковскому провинциальному мальчику: «Ну, не волнуйся. Я с тобой поеду. Мы найдем, как выжить. В конце концов, везде живут люди». Но меня это не устраивало. Меня не устраивала ситуация «везде живут люди». Хотя они действительно живут везде. Но я думал в этот момент о профессиональной карьере. Я хотел играть. И я готов был драться. Но тут сыграла судьба. И я прекрасно помню этот случай. Тогда в эстрадном училище на Ордынке кафедрой заведовал Михаил Ильич Ковалевский, великолепный ударник, прекрасный педагог, замечательный человек. Он идет ко мне навстречу. А я до этого просто чуть-чуть подвязался, уже занимаясь любительски джазом, я помогал то концертмейстерам в училище немножко, аккомпанировал джазовым вокалисткам, студенткам. И он говорит: «О, Даня, Даня, стой! Ты мне нужен». Если бы я на 10 секунд позже вошел или разминулся с ним, или раньше вошел – вот этого не было бы всего. И вы бы сейчас не сидели и не брали у меня интервью. Я говорю: «Ой, Михаил Ильич, мне не до экзаменов. У меня распределение». Дмитрий Кириллов: Город Чайковский. Даниил Крамер: «У меня горе». И вот тут он мне говорит: «Так что ты мне молчал? Мне позарез нужен концертмейстер. Ты же видишь – я тебя ищу». А я наглости сразу набрался и сказал Михаилу Ильичу: «А я не хочу быть концертмейстером. Я педагог и исполнитель». Он на меня посмотрел, улыбнулся и говорит: «Год будешь концертмейстером и по совместительству педагогом. Потом я тебя делаю педагогом». Но он меня сразу сделал педагогом. Дал мне полставки. И вписал меня в трудовую книжку не как концертмейстер, а сразу как педагога. Он сделал даже больше, чем обещал. Дмитрий Кириллов: Ангел-хранитель ваш. Даниил Крамер: Вы знаете, похоже, что да. Потому что не один, а несколько случаев в моей жизни, когда действительно похоже, что есть ангел-хранитель. Я утонул в детстве – меня спасли. Я упал в пропасть – меня спасли. Дмитрий Кириллов: И чуть не замерз зимой под Магаданом, оказавшись впервые на гастролях на краю Земли. Даниил Крамер: Я был счастлив, что они меня пригласили, я готов был любым советским самолетом лететь куда угодно. И концерт сыграть, и денег заработать. У меня уже была маленькая дочка, у меня была молодая жена. Мне надо было работать. Дмитрий Кириллов: Прилетел, сыграл концерт. Даниил Крамер: Я сыграл концерт утром рано. Из Магадана, по-моему, и сейчас ранние утренние рейсы. Но тогда, я помню, была совсем рань. Когда мы переехали через перевал, там было далеко за 50. Этот старый-престарый филармонический дребезжащий УАЗик, он тут же сломался от мороза. Дмитрий Кириллов: Не выдержал. Даниил Крамер: У нас сломалась ось. Мы сели и заглохли. Хорошо, что скорость была медленная, водитель был осторожный. Мы выехали сильно заранее, скорость была медленная. Поэтому мы никуда не перевернулись, ничего. Но мы заглохли – и все, и он не может завестись. Мороз. Он тут же вытащил запаску, поджег ее, облил бензином, и мы стоим, греемся. А у меня был тогда такой советский плащ с меховой пристегивающейся… Для Москвы дойти до метро годится. На 50-градусный мороз – нет. В общем, минут через 5-6 я понял, что я помираю. Кстати, больно, должен я сказать. Помирать от холода – это больно. И вот мимо ехала машина, обыкновенный «Жигуль». И там, по-моему, уже с водителем трое сидели. Вот тоже, ни слова не говоря. Водитель даже руки не поднял. Они просто увидели, что машина стоит вот так неестественно, что мы около горящей запаски. Но эта горящая запаска не спасала. Пока ты повернулся к ней животом, твоя спина уже вся отморозилась. Это моментально. Тем более там был небольшой ветерок. Но в такой мороз этот небольшой ветерок – это… И они остановились, перетаскали наши вещи, усадили. Мы аккуратно садились. Металл хрупкий становится. Мы аккуратно садились, вот так дверцы старались… А в «Жигуле» помните, как двери закрывают? Надо хлопнуть… Дмитрий Кириллов: Как следует. Даниил Крамер: Да. Но мы вот так эти двери… И медленно, потому что на большой скорости печка не тянет в такой мороз. Поэтому надо ехать медленно, чтоб машина хоть как-то отапливалась. И вот мы молча, так скукожившись, доехали до аэропорта. Они нам помогли. Все это молча. Эти сибиряки нас спасли. Дмитрий Кириллов: Гастрольный график молодого джазмена Даниила Крамера был расписан на несколько месяцев вперед, но в 1990-е годы все изменилось. Народу стало не до музыки. И потому контракт от итальянских продюсеров воспринимался как подарок судьбы. Вот только умудренный опытом старший товарищ пианист Николай Петров кричал Крамеру: «Даня, не вздумай контракт подписывать. Тебя обманут. Это жулики». Даниил Крамер: Как только начался этот кризис, наша милая Европа почуяла, что можно за бесплатно брать российских музыкантов, что они согласны будут на все, и именно этим она начала заниматься. Европа очень хорошо умеет наживаться на чужих проблемах. Это тоже я испытал на себе. Мне позвонили и предложили контракт, что я поеду на 2 недели в Италию с оркестром Кадерского. У меня должна была быть база в джаз-клубе, где я должен был играть, по-моему, 2 концерта в неделю. И мне гарантировались гастроли по Швейцарии, по Германии, по Франции и так далее. Дмитрий Кириллов: Красиво. Даниил Крамер: Да. И я оставил Нелю с маленькой Аней и уехал зарабатывать деньги. Я не думал, что я буду гастарбайтером. Я думал, что я буду гастролирующим пианистом, завяжу хорошие контакты и потом позову семью. Дмитрий Кириллов: А что вышло? Даниил Крамер: А вышло то, что меня тут же обманули, как и всех. У нас забрали паспорта на полицейскую регистрацию, и ты не можешь не сдать этот паспорт. А потом их не вернули. И ты превращаешься в нелегала. Мы прошли там суровую школу. Нам не платили деньги. Мы устраивали забастовки. Приезжала полиция, арестовала наших менеджеров. Потом, конечно, когда полиция все это выяснила, нам вернули паспорта, нам начали выплачивать зарплату. В общем, я там прошел будь здоров. Я в жизни обычный человек, ничем не отличающийся от остальных. Но что-то происходит, когда я сажусь за инструмент. И моя жена мне не раз это говорила, и мои друзья. Что-то во мне меняется. Я могу сказать, где вы будете сидеть в зале. Я могу на вас пальцем показать. Я могу показать пальцем, кто хуже слушает, кто лучше, не смотря в зал. Бывали случаи, подходили ко мне люди: «Вы мне вылечили головную боль. У меня болел живот. Вы вылечили». Это происходит только когда я сижу за инструментом. Я ни на что не способен, пока нет рядом со мной моего инструмента. Дайте мне самый плохой рояль – и я вытяну из него все, что только можно. Я заставлю этот «Запорожец», даже если он «Запорожец», стать «Феррари». Дмитрий Кириллов: 38-ой год вы женаты с Нелли. Даниил Крамер: 36 лет. 37-ой пошел. Дмитрий Кириллов: 37-ой год вы женаты на одной единственной женщине. Это тоже судьба? Вы представляете, прожить жизнь с одной и не смотреть ни налево, ни направо? Даниил Крамер: Нет, я смотрел. Меня моя жена отбила у невесты. Дмитрий Кириллов: Отбила, да? Даниил Крамер: Да. Она это отрицает. Она говорит, что это я… Дмитрий Кириллов: Как было дело? Ваша версия. Даниил Крамер: Моя еврейская мама, естественно, тревожилась, что я не женат, и она хотела, чтобы я все-таки остался в Москве и жил здесь и работал. И она начала подыскивать мне кандидатуру. И наконец меня вывели на дочь одного из тогдашних советских генералов. Причем, хорошая девочка такая, миловидная. Она, в общем, мне понравилась. Я жил в тот момент в Сокольниках, снимал комнату в двухкомнатной квартире, где одна комната принадлежала какой-то бабушке, а вторая комната принадлежала тогдашней подруге моей жены. Вот там я познакомился с подругой моей жены. А подруга моей жены позвала нас куда-то на какую-то там… Пикник, я не помню, что такое было. И первый раз я встретил свою жену в метро. Мы познакомились в метро. Причем, Неля была очень зла на кого-то. Я уже сейчас не помню точно, на кого. Она была очень злая. Она не обращала на меня внимания. А я, видите ли, к этому не привык. Дмитрий Кириллов: «Как это так?», да? Даниил Крамер: Да. «Как это так?» Я привык пользоваться женским вниманием. И меня это слегка задело. И, уже имея невесту, я, тем не менее, начал слегка ухаживать за своей будущей женой. А потом получилось так, что моя жена решила и здесь мою судьбу, но не без моего согласия. Я не подкаблучник, нет. И я сам решал свою судьбу, что это та женщина, с которой я могу прожить. Дима, это не значит, что у нас всегда все было гладко. Отнюдь. Дмитрий Кириллов: Ну, это жизнь, конечно. Даниил Крамер: Это жизнь. И мы очень не схожи характерами. И я далеко не сахар в жизни. Быть женой гастролирующего музыканта – это со всех сторон не сахар. И быть моей женой – это не всегда легко. Это так. Но мы прожили 37 лет, потому что мы сумели найти общий язык. И у нас был ребенок. И мы оба его любим. Дмитрий Кириллов: И пусть дальше так и продолжается. Пусть так будет. А вам здоровья. Даниил Крамер: Спасибо. Дмитрий Кириллов: И с юбилеем! Даниил Крамер: Спасибо большое. Да, от здоровья не откажусь. Выносливость нужна очень сильно.