Депутат ГД РФ Олег Смолин: Люди с инвалидностью - не обуза, не балласт, - это часть нашего человеческого потенциала
https://otr-online.ru/programmy/moya-istoriya/deputat-gd-rf-oleg-smolin-lyudi-s-invalidnostyu-ne-obuza-ne-ballast-eto-chast-nashego-chelovecheskogo-potenciala-49288.html
Дмитрий Кириллов: История жизни этого человека – не сказочная пьеса и не фантастический фильм. И вовсе не судьба везунчика, родившегося под счастливой звездой. Напротив, в детстве многие жалели мальчишку: «Слепой от рождения. Ну что поделать? Не повезло. Инвалид. Жалко ребенка». А он доказал всему миру, что можно, несмотря на неуверенную походку, присущую незрячему человеку, идти по дороге жизни смело и только вперед, добиться своим трудом успеха и стать примером для каждого, кто верит в способности человека преодолевать любые препятствия, а несбыточные мечты превращать в реальность. Он не волшебник, он Олег Смолин. Настоящий народный омбудсмен, вот уже 30 лет отстаивающий права каждого человека на образование и труд.
Олег Николаевич, правда, что ваша мама, приведя вас к врачам, услышала такие слова: «Ну что вы с ним носитесь? Он же олигофрен»
Олег Смолин: Сказали – умственно отсталый.
Дмитрий Кириллов: А вы под партой втихаря в школе «Спартака» и «Айвенго» не читали случайно?
Олег Смолин: Читал. И неслучайно. Очень жаль, что сейчас ребята под партой не читают.
Дмитрий Кириллов: Студент Олег Смолин успевал и на пятерки учиться, и на пятом курсе жениться, и ребенка родить, и красный диплом получить.
Олег Смолин: Это правда. Только курс был четвертый.
Дмитрий Кириллов: Правда, что учитель истории вечерней школы Олег Смолин готовился к урокам не только по пособиям, а еще и «Голос Америки» слушал?
Олег Смолин: Я всегда анализировал то, что слушал по «Голосу Америки», и отбирал то, что было достоверно.
Дмитрий Кириллов: Вы можете взять дома и спонтанно устроить для любимой жены концерт?
Олег Смолин: Запросто. К сожалению, последнее время как-то не очень часто, но концерт для одного слушателя – это любимое дело.
Дмитрий Кириллов: Когда вы делаете заплывы в бассейне, допустим, или слушаете музыку в консерватории, вам удается хотя бы на это время отключиться и не думать про своих избирателей?
Олег Смолин: В консерватории – да, а в бассейне – нет.
Дмитрий Кириллов: Это правда, что вы всегда голосуете за уменьшение депутатских зарплат и льгот?
Олег Смолин: Когда представляется возможность – да. Беда в том, что разница в зарплатах между депутатами и обычными гражданами слишком велика.
Дмитрий Кириллов: Вам предлагали большую должность в обмен на отказ от депутатской работы?
Олег Смолин: Было такое. Не знаю, насколько это большая должность – заместитель руководителя области. Но такое однажды действительно было. Я поблагодарил и отказался.
Дмитрий Кириллов: Баян, аккордеон, фортепиано, гитара – вы всеми этими инструментами владеете прекрасно. Что, получается, Смолин – мультиинструменталист?
Олег Смолин: Я думаю, что это преувеличение.
Дмитрий Кириллов: А шахматы – это ваша страсть?
Олег Смолин: Шахматы – это одно из моих любимых занятий. Чемпион института, чемпион области среди незрячих. Но сейчас, к сожалению, в турнирах не играю.
Дмитрий Кириллов: Законотворческая работа – это нудное неинтересное занятие?
Олег Смолин: Законотворческая работа – это занятие довольно сложное. И российские законы написаны так, что иногда, говорят, «без пол-литра не разберешься». Но квалификация позволяет. Поэтому для того и избирались, чтобы готовить законы.
Дмитрий Кириллов: Олег Смолин – депутат Госдумы всех VII созывов. Он абсолютный рекордсмен. Работает уже четвертый десяток лет в законодательной власти. На всей планете Земля второго такого депутата-долгожителя и притом инвалида I группы по зрению больше не найдете. Это не значит, что Смолин не может быть примером для подражания. Как раз наоборот: его жизненный путь – настоящее пособие по борьбе за право жить полноценной жизнью и быть нужным людям.
Вы с самого раннего детства плохо видели?
Олег Смолин: Да, с самого раннего детства плохо. Потом чуть-чуть получше, а потом совсем по нулям. Собственно, потому я и не схватил ту самую игрушку, из-за которой врач решила, что у меня проблемы с интеллектом.
Дмитрий Кириллов: Они забеспокоились? Они стали искать врачей, да?
Олег Смолин: Они увидели, что есть какие-то проблемы. Я уже не помню, какие. Или не хватал игрушки, как другие дети. Еще какие-то были вещи. Поэтому сначала в Омск. Потом в Алма-Ату. Потом в Одессу. Дважды я ездил в Одессу.
Дмитрий Кириллов: То есть это с врачами какие-то консультации бесконечные?
Олег Смолин: Да, это были консультации с врачами.
Дмитрий Кириллов: «Ваш ребенок никогда не будет видеть». Как справиться с бедой? На семью Смолиных обрушилось горе. Но родители Олега не собирались показывать свою растерянность или отчаяние, прятать боль в глубине сердца. А настроились действовать, учить сына, воспитывать в нем самостоятельность, ответственность и ни в коем случае не жалеть, а только поддерживать и помогать.
Олег Смолин: У меня были свои обязанности по саду. У нас был колодец (водопровода не было). Потом на него установили ворот. А сначала таскали ведрами воду из колодца. У меня была задача – накачать бочку. Потом отец стал строить дом. Не могу сказать, что играл там какую-то значительную роль. Но забивать гвозди, выдергивать неудачно забитые гвозди, еще какие-то задачи вместе с отцом я пытался решать соответственно.
Копали картошку, собирали овощи, собирали ягоды, яблоки в саду. То есть все, что можно было пристроить, все делали.
Дмитрий Кириллов: То есть никаких поблажек не было? «Бери лопату, пошли…»
Олег Смолин: Да. Учили всему, чему могли. И это было, с моей точки зрения, абсолютно правильно.
Дмитрий Кириллов: Роль мамы. Я знаю, что она с самых ранних ваших лет где-то около печки сажала вас рядышком и читала вам книжки.
Олег Смолин: Была Агния Барто. Хорошо помню: «Тете Оле напишу, лучше дома подышу». Были какие-то совсем детские вещи. А что помню очень хорошо – ездили в Одессу, например. Весть о взлете Юрия Гагарина нас с мамой застала в поезде. Незабываемое впечатление. Никогда не забуду. Когда по радио объявили, что советский космонавт Юрий Алексеевич Гагарин взлетел над Землей, ощущение такое, знаете, и волнение, и гордость, и все вместе: «Чем же закончится? Как же?» Чуть больше чем через час сказали: «Благополучно произведена посадка». Всеобщая радость в вагоне.
Дмитрий Кириллов: В Одессе Смолины ехали по важному делу – очередная консультация с очевидным светилом медицины. Этот город был последней надеждой на чудо.
Олег Смолин: Потому что там жил знаменитейший тогда глазной доктор Филатов. Мы уже к нему не попали, попали к его ученику – профессору Кальфе. Помню очень хорошо. И профессор Кальфа дал моим родителям, как я считаю, совершенно правильный совет. Он сказал, что вы, конечно, можете оставить его в семье, попытаться обучить в обычной школе. Может быть, он что-то даже будет видеть с первой парты, хотя вряд ли. Но имейте в виду, что полноценного образования в обычной школе он получить не сможет. И повезли в специальную школу-интернат в город Омск.
Дмитрий Кириллов: Вы дома жили в окружении любви: с вами занимались, учили, читали вам. И тут вас просто привозят в казенное заведение. Какое первое ощущение?
Олег Смолин: Первое ощущение – одиночество и тяжесть. Я, конечно, мечтал как можно быстрее поехать на каникулы домой. А с каникул в школе в первые самые годы, несмотря на успешную учебу, я, конечно, ехал с трудом. Мама со слезами. Маменькин любимец, бабушкин любимец.
Директор – такой сталинского типа полковник жестковатый, говорил, извиняюсь, российской интеллигентке: «Чего орешь, дура? Подожди, он еще отсюда уходить не захочет». Самое интересное, что оказался во многом прав. Потому что в старших классах прибежишь домой на выходные, побудешь, пообщаешься – и обратно в школу. Потому что там все: там не только уроки, не только интересы (спортивные, шахматные, музыкальные), там друзья, там девушка – там всё.
Но я точно так же понимаю, что ни в какой другой школе такого качественного образования я бы никогда не получил.
- Мы хотели дать ему образование. О каких-то высотах – нет, конечно, не думали. Но то, что институт должен закончить – это безусловно.
Олег Смолин: Моя семья, учителя, мои деды – крестьяне. Я интеллигент, соответственно, во втором поколении. После фронта отец, соответственно, мама – труженица тыла, оба встретились в педагогическом институте в городе Омске.
Дмитрий Кириллов: А свадьба когда у них была?
Олег Смолин: Свадьба у них была точно до того, как я родился.
Дмитрий Кириллов: Это понятно. Это студенческая свадьба была?
Олег Смолин: Студенческая свадьба. Мама уехала раньше. И, будучи в селе, родила мою сестру. И когда отец сдавал экзамен (он всегда про это вспоминал), собрался идти на экзамен – а тут приходит телеграмма: «Поздравляю, у тебя родилась дочь». Приходит на экзамен, отвечает, получает хорошую оценку, выходит: «Парни, у меня дочь родилась!» Дальше не рассказывал, но я предполагаю, что было, как положено в России – наверняка дочку обмыли.
Дмитрий Кириллов: Сестра старшая у вас, да?
Олег Смолин: Сестра старшая на 1 год 8 месяцев. Это тоже большая удача. И ребятишки (друзья) в селе. Активно там играли, что-то делали. И по огородам, и не по огородам. И какие-то книжки пытались читать. Деревенское детство – это шикарное воспоминание. Потом, когда родители собрались переезжать в город, они собрались это делать ради меня.
Дмитрий Кириллов: Еще не раз родителям Смолина, директору сельской школы математику Николаю Трофимовичу и учителю русского языка и литературы Анне Фоминичне придется жертвовать комфортом, надеждами, планами ради будущего своих детей. Со старшей дочкой Светланой полегче. Она видит белый свет своими глазами. А вот младший – это объект вечной родительской тревоги. Как сложится его непростая жизнь? Тут, конечно, главное – не бросать учебу, стремиться к знаниям.
Абсолютно естественным было ваше желание поступать в университет. И я так понимаю, что исторический факультет – это не просто так, да?
Олег Смолин: Исторический факультет – это не просто так. Вообще я собирался заниматься философией. В конце концов, 2 диссертации по философии получились. Но в Омске не было философского факультета. И я не решился бросать родной город, близких людей и отправился на исторический факультет.
Дмитрий Кириллов: Вы же понимали, что действительно будут проблемы? Что вы будете учиться наравне со зрячими студентами на дневном отделении. Поблажек вам не будет. Вы понимали это?
Олег Смолин: Я это понимал. Я на поблажки не рассчитывал. Начать с того, что каждое утро рано-рано надо было идти в институт и переходить две дороги. Для человека незрячего это большая проблема.
Дмитрий Кириллов: А тут стресс был.
Олег Смолин: А тут большой стресс.
Дмитрий Кириллов: Это тогда трамвай вас чуть не задавил?
Олег Смолин: Да. Это было как-то вечером. Я возвращался домой от своей девушки и немножко сбился с пути. Остановился, слышу – трамвай… Думаю: «Постою, пойму – где». И вдруг легкий удар по носу. Спасибо кондуктору, что она… Я не понял, что я остановился между рельсами. Такое тоже бывает. Кондукторша: «Ты что?!» Я извинился, отошел. Ну, все обошлось. Зато понял, где нахожусь, сориентировался, добрался до дому.
В институте я обзавелся друзьями. Один товарищ (Виктор) помогал мне. Соответственно, он жил недалеко. Мы достаточно часто вместе ездили в институт, вместе периодически готовились к экзаменам. Другой мой товарищ (Юрий) – мы вместе с ним писали курсовые работы.
Дмитрий Кириллов: Да очень удобно, Олег Николаевич. Вы всегда на занятиях. Олег всегда даст списать. Можно, например. куда-нибудь свалить – Олег все равно будет…
Олег Смолин: Олег дать списать не может. Он может только продиктовать, потому что с моей азбуки никто списать ничего не может.
Дмитрий Кириллов: Точно. Это же Брайль.
Вспоминая ту историю с трамваем благополучную (ну, она разрешилась прекрасно, вы остались живы, здоровы, и слава богу), вы упомянули: «Я возвращался от девушки». То есть получается, что учеба учебой, а девушки уже были?
Олег Смолин: В школе.
Дмитрий Кириллов: Не мешали учебе?
Олег Смолин: Вы знаете, это теперь такая жизнь, что первым делом – самолеты, а девушки потом. А тогда все было параллельно. В молодости девушки потом редко бывают. Разве что у героев фильмов. Поэтому все было, естественно. Студенческая жизнь. Она тем и хороша, что в ней всего много: и работы, и учебы, и интересных развлечений. И дружбы, и любви. Всего.
Дмитрий Кириллов: А если любовь не мешает учебе, то можно и со свадьбой не тянуть. Олег предложил своей любимой девушке Наде руку и сердце. Так образовалась новая ячейка советского общества. Свадьбу сыграли, как положено, широко и весело. А на бытовые трудности супруги старались внимание особо не обращать. Главное – теперь вместе.
Подходят уже старшие курсы (4-5 курс), вы идете на красный диплом, и у вас рождается сын!
Олег Смолин: Да. Это чистая правда. Родился прямо во время государственных экзаменов. Мне было, соответственно, 22 года. Это был 4 курс института.
Дмитрий Кириллов: Что у человека в 22 года в голове? Как воспитывать вот этого маленького кричащего младенца? Было какое-то ощущение ужаса, непонимания? Или «это не со мной»?
Олег Смолин: Ужаса и непонимания, конечно, не было, но, если честно, то в 22 года еще не самый зрелый отец получается. Хотя, естественно, любил, старался помогать, ухаживать и все остальное прочее.
Помню, когда, бывало, уже подрос парень, годика 3 или 4, я какое-то время мог оставаться дома, но мне надо было дома работать, готовиться к урокам и к занятиям в институте. И вот я сижу, работаю.
Нос засовывает: «Папа!» Я говорю: «Слушай, я с тобой поиграю, когда будет перерыв». Проходит некоторое время, опять нос засовывает: «Папа! Ну когда у тебя перерыв?»
С тех пор, когда я стал уже вузовским преподавателем, все знали: если девушка на госэкзамене плохо отвечает… И если я говорю «слушайте, это ни в какие ворота, надо ставить неуд», мне говорили «беременная» или «кормящая», я говорил: «Тогда, конечно, удовлетворительно».
Дмитрий Кириллов: Преподавателя Смолина в институте студенты любят: двоек не ставит, да еще и реальные знания дает. На его лекции по истории набивается аудитория под завязку. Вот так бы и работал спокойно работал Олег Николаевич со студентами, да не тут-то было! Грянула перестройка. И развернула его жизнь на 180 градусов.
Олег Смолин: Это был рубеж 1989-1990 годов. И поскольку тогда я уже по линии Общества знания, по линии перестроечных партийных клубов получил некоторую известность в моем родном городе, 2 человека, в то время ректор университета Константин Чуркин и мой друг и учитель, незабвенный, по кличке «Профессор» Виктор Николаевич Худяков, вдвоем выкрутили руки.
Дмитрий Кириллов: Прижали к стене.
Олег Смолин: Вытащили на собрание коллектива, на альтернативной основе выдвинули кандидатом в народные депутаты России. Среди соперников у меня были с одной стороны лидер омского народного фронта и известный журналист, а с другой стороны ни больше ни меньше, как председатель облисполкома тогда, а потом, соответственно, многолетний губернатор Омской области Леонид Полежаев.
Я понимаю, что во многом первым выборам я обязан ситуации. Тогда было модно голосовать за так называемых простых людей против высоких начальников. Сейчас трудно себе представить. Хотя бывает и такое, что доцент выигрывает у губернатора.
А потом я выдвинулся в Совет Федерации I созыва. Моим соперником тогда был мэр города Омска, такой молодой активный из новых русских. И он заявил, что людям с инвалидностью нечего делать в парламенте. И мы этот вопрос ему и задали на дебатах. Он подтвердил свою позицию, я думаю, тем немало проиграл.
Дмитрий Кириллов: Подписал себе приговор просто.
Олег Смолин: Да. В итоге из 4 кандидатов на два места я оказался вторым, а он четвертым. На сей раз выиграл губернатор области, в каком-то смысле взял реванш. И мы оказались оба в Совете Федерации.
Дмитрий Кириллов: Олег Николаевич оказался на своем месте. С первых дней работы он начал бороться за права тех, о ком в годы лихого накопления капитала даже и не вспоминали. Так, благодаря Смолину, в парламенте наконец-то заговорили о прожиточном минимуме, появились на свет законы о защите инвалидов и об образовании. И Олег Николаевич стал на защиту простого народа. Мотается по самым глухим сибирским деревням без малого уже 30 лет, и везде его ждут: вот приедет Смолин и поможет.
Олег Смолин: В деревне по официальным данным бедность в три раза больше, чем в городе. Я уже не говорю про то, что инфраструктура, дороги, больницы. Если в России за послесоветское время закрыли около 30 000 школ (если быть более точным, то 29 700, что ли, примерно), то есть примерно 40% всех школ, то в селе закрыли каждую вторую школу. Большая часть школ, которые закрыли – это школы сельские.
Медицинские учреждения. 4500, по-моему, по данным аграрного комитета, больниц и поликлиник в селе мы потеряли за послесоветское время. А что, люди в селе не болеют? А продолжительность жизни? В моей родной Омской области средняя продолжительность жизни мужчины на селе – 64.5 года.
Проблемы села – это особенные проблемы. До сих пор, когда не спится (бывает), начинаю представлять себе свой сельский дом, детство - как-то успокаивает.
Однажды для дня работников сельского хозяйства сделал попурри из популярных советских песен. Так вот «Городские песни целый день пою я, а душа ждет – не дождется, чтобы ночь пришла. Но, как прежде, ночью снится мне деревня, Отпустить меня не хочет родина моя».
Незабвенный Иосиф Давыдыч. Я приведу только один пример из его жизни. Как известно, у него была онкология. И вот как-то перед очередной операцией… Я тогда еще не знал, что ему предстоит операция. Я к нему обратился по поводу одной проблемы, связанной с Московской организацией общества слепых. Иосиф Давыдыч, как известно, был вхож к Леониду Михайловичу Лужкову. И вот накануне операции Иосиф Давыдыч зашел к Лужкову и эту проблему Общества слепых решил. Согласитесь, далеко не каждый (подавляющее меньшинство) поступили бы так, потому что человек, естественно, поглощен прежде всего своими проблемами.
Кстати, когда у меня был юбилей, Иосиф Давыдыч пришел на юбилей, пел песни, периодически подставлял мне микрофон и говорил: «Слушай, надо же – все песни знает».
Дмитрий Кириллов: Но вы же пели на два голоса, потому что вы же тоже музыкальное образование и слух имеете. Поэтому…
Олег Смолин: Я имею музыкальное образование и слух, хотя в школе музыкальной… Слух был почти абсолютный, очень хорошо тренированный, а вот петь мне было совершенно трудно – координации не было. Это произошло гораздо позже, где-то году на 37 жизни я взял в руки гитару. И тогда мой друг, настоящий музыкант Юрий, сказал: «Да, Смолин совсем с ума сошел. Кто же на 37 году жизни в руки гитару берет?» Играть по-настоящему я не научился. Но вот на уровне «у костра» - вполне.
Однажды была история довольно интересная. Австралия, 2000 год, Паралимпийские игры. Русская община приглашает нас на вечер. Подходит ко мне человек: «Здравствуйте. Я Геннадий. Я лауреат Сочинского конкурса. Мне сказали, что вы умеете играть на фортепиано». – «Немножко умею». – «Скажите, вы можете сыграть мне «Москва златоглавая»?» Я говорю: «В какой тональности?» - «А вы и в тональности можете?» Я говорю: «В какой скажете». – «А вы можете сыграть «Только раз бывает в жизни встреча»?» - «Могу». – «А еще можете?» Короче, вышли мы с ним, а пел он прекрасно. А когда человек хорошо поет, тебе хочется соответствовать. Я думаю, что у меня получалось в тот вечер успешно играть на фортепиано, причем без репетиций. Он вытащил меня за руку на стол и говорит: «Вы знаете, первый раз, чтоб репетиций – и так получилось».
У нас проводились в Думе музыкальные вечера. Обычно два раза: перед Новым Годом своеобразный капустник и в день поэзии в марте. И формула там была такая – две звезды. Один депутат и, как правило, депутаты приводили кого-нибудь из известных светил эстрадных. А я обычно поступал по-другому. Я приводил кого-то из ребят из второго интерната для слабовидящих и пел с ними. Причем, сопровождал. Это была такая воспитательная работа среди депутатов, а не среди ребят. Я приводил и говорил: «Вот, коллеги, я вам много раз с этой трибуны говорил, что люди, в том числе дети с инвалидностью – это не обуза, не балласт, это часть нашего драгоценного человеческого потенциала. Вот сегодня я вам привел еще одно доказательство».
Дмитрий Кириллов: Дай человеку образование, дай человеку культуру, воспитание – он горы свернет, независимо от того, зрячий он, незрячий, есть инвалидность, нет инвалидности.
Олег Смолин: Я уже несколько лет веду на радио программу, которая называется «Равные среди первых». На «Радио России» эта программа выходит. И я сам удивился, до чего много людей с ограниченными возможностями здоровья среди выдающихся деятелей культуры, политики, не говоря уже о спорте и других вещах.
Гомера знают все. А вот Джона Мильтона, второго после Шекспира в английской литературе, я, например, не читал, до того как стал вести программу. А Байрон? Наверное, третий в британской литературе. Человек с нарушениями опорно-двигательного аппарата. А Федор Михайлович Достоевский? Человек с эпилепсией, или, как говорят профессионалы, с эпилепсИей. Он стал Достоевским вопреки тому, что у него была эта болезнь. Хотите – пожалуйста, Михаил Исаковский. Мы знаем три самые знаменитые русские песни на весь мир. Это «Очи черные», «Подмосковные вечера» и «Катюша». Михаил Исаковский – автор «Катюши».
Мы даже еще не знаем, сколько людей с нарушениями здоровья составили этот самый золотой фонд.
Поэтому да, образование резко повышает шансы человека занять достойное место в жизни. Как-то выступая у нас в Думе, Алексей Леонидович Кудрин сказал: «Россия будет поддерживать программы образования для всех в Азии, Африке и Латинской Америке». Я спросил: «Алексей Леонидович, а можно и в России тоже?»
Люди с инвалидностью нужны стране не меньше, чем страна нужна людям с инвалидностью. Разве у нас лишний миллион почти рабочих рук людей с инвалидностью, которые готовы работать? Так дайте им такую возможность. Поддержите их. Они будут работать, приносить пользу и себе, и стране.
Почему нужно показывать паралимпийские игры, вообще соревнования людей с инвалидностью? Это нужно не инвалидам. Это нужно здоровым людям. Это называется реабилитация здоровых в отношении инвалидов. Почему?
Если здоровый молодой парень или девушка посмотрят на то, как человек на протезе мчится по горнолыжной трассе, где вчера мчались просто обычные горнолыжники, или человек, лишенный зрения, мчится за лидером по той же самой горнолыжной трассе, он подумает: «Слушай, ну если они это могут, то я, наверное, и подавно больше могу». То есть это должно, по идее, способствовать пробуждению желания бороться за себя, за свое место. В конце концов, и за свою страну тоже.
Дмитрий Кириллов: А еще бороться за право просто быть счастливым человеком.
Олег Смолин: Когда, душа, просилась ты
Погибнуть или любить,
Когда желанья и мечты
В тебе теснились жить,
Когда еще я не пил слез
Из чаши бытия, -
Зачем тогда в венке из роз
К теням не отбыл я!
Дмитрий Кириллов: В жизни неудержимого романтика, «опоздавшего шестидесятника», как сам себя называет Олег Смолин, произошли серьезные перемены. Судьба приготовила ему подарок – встречу с той, которая готова терпеть его нешуточный ритм жизни, не обращать внимания на условности, видеть сердце, а еще слушать стихи и песни под гитару, скромно оставаться в тени, но при этом быть всегда рядом. Ее зовут Ольга. Она врач, много лет занималась проблемами детей-аутистов. А сегодня – главный и надежный помощник во всех смолинских начинаниях.
Олег Смолин: Когда я выступаю перед студентами медицинского университета в городе Омске, я говорю: «Помимо всего прочего, что у нас замечательный медицинский университет, я думаю, что педиатрический факультет готовит лучших в мире жен».
Дмитрий Кириллов: А вы помните свою первую встречу с Ольгой?
Олег Смолин: Не буду рассказывать. Не велено рассказывать. Конечно, помню. И первую, и не первую.
Дмитрий Кириллов: Олег Николаевич говорит, что он нашел свое счастье. А счастье не любят, когда о нем громко говорят. Не будем и мы нарушать эту тишину.
Олег Смолин: Когда меня отправят под арест
Без выкупа, залога и отсрочки,
Не глыба камня, не могильный крест -
Мне памятником будут эти строчки.
Ты вновь и вновь найдешь в моих стихах
Все, что во мне тебе принадлежало.
Пускай земле достанется мой прах, -
Ты, потеряв меня, утратишь мало.
С тобою будет лучшее во мне.
А смерть возьмет от жизни быстротечной
Осадок, остающийся на дне,
То, что похитить мог бродяга встречный,
Ей - черепки разбитого ковша,
Тебе - мое вино, моя душа.
Дмитрий Кириллов: Олег Николаевич, вы богатый человек. У вас семья, жена, сын, внуки. Чем занимается Евгений? Как он себя нашел в жизни?
Олег Смолин: У него малый бизнес. Был туристический, сейчас он думает о сфере просветительской деятельности и образовательной деятельности. Если удастся пойти по стопам батьки, то, может быть, это будет и не худший вариант. Но могу, пожалуй, рассказать.
Как-то пришел ко мне в кабинет в Государственной Думе. А там у меня были люди из социально ориентированно бизнеса, и довольно большого. «Я представляю моего сына Евгения. А он в свою очередь представляет свой бизнес, к сожалению, малый». Он говорит: «Ну ты же принадлежишь к политической оппозиции, поэтому у меня бизнес малый». В этом есть изрядная доля правды.
Дмитрий Кириллов: Он еще и с юмором у вас.
Олег Смолин: Ну да.
Дмитрий Кириллов: А Женей назвали в честь кого?
Олег Смолин: Просто назвали. Ни в честь кого. Хотя, наверное, потом уже мама как-то сказала мне: «Могли бы и Коленькой назвать». На самом деле могли, конечно. Я думаю - ну, как назвали, так назвали. Ему его имя нравится во всяком случае. А дальше, может быть, у нас будет семейное чередование. Когда у детей была свадьба, я их поддразнил, говорю: «Ну что, внук будет. Олегом назовете. Кормить стану». Сын тут же сориентировался, говорит: «А что? Не самое плохое имя». Так вот и получилось.
Дмитрий Кириллов: Когда вы общаетесь с внуками, вы чувствуете, что существует какая-то большая пропасть между поколениями?
Олег Смолин: Нет. Они, конечно, не такие, как мы. Как пел и поет Андрей Макаревич. Но я думаю, что любые расстояния, в том числе и во времени, в поколениях преодолеваются любовью. И хочу, чтобы мои внучонки унаследовали все, что знали мы, пошли дальше нас, были счастливее. А если говорить о стране в целом, я хочу все-таки, чтоб мы делали шаги по направлению к социальному государству.
Неправильно, когда в нашей стране по официальным данным 20 с лишним миллионов бедных, а по данным социологов – где-то процентов 40 от населения. Если от 146 млн посчитать, то это будет почти 58 миллионов. Неправильно, потому что страна имеет возможность помочь людям и должна это делать.
И я вас уверяю, что люди отдадут стране то, что они от нее получили. Вообще что такое патриотизм? Это естественная реакция человека на отношение к нему государства. Давайте будем больше помогать своим гражданам, чтобы они могли помогать стране.
Я вспоминаю дискуссию XIX века заочную, когда Бисмарк заявил, что он обеспечит единство Германии железом и кровью. Тогда, помните, Федор Иванович Тютчев ему написал: «Единство возгласил оракул наших дней, быть может, спаянных железом лишь и кровью, но мы попробуем спаять его любовью, а там увидим, что прочней». Я считаю, что нам нужно сплачивать наше государство и наше общество не железом и кровью, а социальной любовью.