Дмитрий Кириллов: Большой театр, Дмитрий Вдовин, опера. Они едины и неразделимы. Главный театр страны, самый значительный и возвышенный жанр вокальной музыки, и самый известный в России оперный волшебник, ежегодно выпускающий в мировой музыкальный океан лучших, наиболее одаренных, крепких, выносливых и профессионально закаленных певцов. Дмитрий Вдовин – это знак качества для любого импресарио в любой точке мира, поскольку все они знают, что, если певец попадает в возглавляемую Вдовиным Молодежную оперную программу Большого театра, то по окончании обучения он выйдет артистом музыкального театра мирового уровня. Вот почему тысячи талантливых девушек и юношей мечтают учиться вокалу именно у Дмитрия Вдовина. Дмитрий Юрьевич, вы помните время, когда вас стали называть по имени-отчеству? Ведь вы очень рано начали преподавать. Педагогическая профессия, она подразумевает, что входит педагог в класс, и говорят, уже все, отчество автоматически приклеивается. Дмитрий Вдовин: Для меня это было странно, потому что первый раз я стал заведовать кафедрой в Гнесинском училище, мне было 38 лет. Это было вообще странное время, когда была дорога молодым. Я никогда никуда не просился, они меня всегда приглашали, прямо с самого первого шага. Дмитрий Кириллов: Но у вас вообще счастливый достаточно путь, потому что я знаю, что вы с юности были в окружении мэтров, людей… Дмитрий Вдовин: Да. Дмитрий Кириллов: «Золотых» людей страны, «золотых» голосов страны, «золотых» педагогов страны. И мне было необыкновенно радостно узнать, что у нас даже есть с вами один общий педагог, это Виктор Сергеевич Попов. Дмитрий Вдовин: Да вы что? Дмитрий Кириллов: Выдающийся хоровой дирижер, музыкант мирового масштаба, Народный артист Советского Союза Виктор Сергеевич Попов дал дорогу многим молодым музыкантам. Он обладал невероятной интуицией, умел разглядеть талант. И музыкальное чутье Попова никогда не подводило. В Дмитрии Вдовине он распознал педагогический дар и взял в семью Хоровой академии. Для Вдовина же встреча с Поповым, кумиром всех детей, влюбленных в музыку, стала событием в жизни. А еще в Димино детство ворвалась итальянская музыка. Мальчишка заводил пластинки, закрывал глаза и переносился из заснеженного Свердловска в сказочную вечнозеленую солнечную страну, где под синим небом рождаются божественные мелодии. Дмитрий Вдовин: По рассказам своих родственников, каким-то коротким воспоминаниям я помню, что мое любимое занятие было – сидеть посредине гостиной комнаты с чемоданчиком, тогда все проигрыватели были в виде чемоданчиков, ну, по крайней мере, у среднего класса, у интеллигенции. И вот вокруг меня эти хрупкие пластинки были разложены. И я вот так вот проводил время. Очень хорошо помню, дети маленькие, четыре года, в детском саду у воспитательницы просили что-то поставить. Дмитрий Кириллов: Да. Дмитрий Вдовин: Ну, все хотели какие-то сказки, там, песни из мультфильмов, ну дети. Дмитрий Кириллов: Ну конечно. Дмитрий Вдовин: А я вот с ума сходил, я хотел слушать Робертино Лоретти, которого до сих пор слушаю с огромным удовольствием, все время ругаюсь со своими коллегами в Италии, которые его не знают. Я говорю: «Ничего вы не понимаете». Я говорю: «Вот лучше ничего не слышал в своей жизни от детей». Дмитрий Кириллов: Откуда у мальчишки такая тяга к музыке? Загадка. В семье Дмитрия Вдовина нет ни одного музыканта, одни сплошные ученые. Мама – преподаватель высшей математики Уральского Государственного университета, папа – физик, директор крупного НИИ. Дядя тоже физик, тетя – алгебраист, брат – зав.кафедрой математики. Даже двоюродные братья и сестры, все математики. Правда, отец прекрасно играл на фортепиано, а бабушка – вообще лемешистка, была влюблена в оперу, вернее, в Сергея Лемешева, который целый сезон работал в Свердловском оперном театре. Дмитрий Вдовин: У нас был абонемент в филармонию. А Уральская филармония исторически была очень сильная. И мы каждое воскресенье, мама, прости меня, потому что я проклинал все на свете, утро воскресенья – это был единственный день, когда можно было выспаться, потому что учились-то шесть раз в неделю. Вот, и меня тащили в филармонию. И я до сих вспоминаю свои какие-то впечатления, и этих артистов, и дирижеров, которых уже, наверное, мало кто помнит. Ведь тогда, как бы, ребенку, отроку, ему ведь все равно, Народный ли артист СССР, или это просто молодой, начинающий музыкант. На него большее впечатление производит сама музыка, само влияние музыки. Дмитрий Кириллов: На юного Диму Вдовина произвел впечатление Джоакино Россини, веселый итальянец, подаривший миру бессмертную музыку. Еще будучи школьником, Дима пишет про Россини целый научный доклад. Он пытается разгадать секрет композитора. А где помогут разгадать? Конечно, на театроведческом факультете ГИТИСа. Как вас занесло на театроведческий факультет ГИТИСа? Дмитрий Вдовин: Родители сказали: «Пожалуйста, занимайся дальше, чем ты хочешь, но ты должен получить серьезную профессию». Почему театроведение и театральная критика рассматривалась ими, как очень серьезная профессия, я до сих пор понять не могу. Вот для них магически звучало слово «диссертация». Мой папа, особенно папа, очень настаивал на том, чтобы я защищал диссертацию. И смешно, я даже написал главу этой диссертации, когда уже поступил в аспирантуру. Дмитрий Кириллов: В ГИТИСе Дмитрий Вдовин учится у выдающегося педагога – Инны Натановны Соловьевой, подарившей любимому ученику Диме Вдовину свой огромный мир, где живут великая литература и поэзия, кинематограф и театр, где, словно источник с живой водой, в доме всегда звучит блестящая русская речь. Где нравственность, дружба и служение искусству – не просто фразы, а смысл жизни. Дмитрий Вдовин: Это какое-то совершенно, было какое-то космическое мышление. Даже ее, так сказать, вербальная экспрессия, ее сочетание слов, эта фразеология ни на кого не походили. И до сих пор, когда я ей звоню по телефону, и она начинает говорить, обсуждать, например, сегодняшнюю ситуацию, но как она это делает! Боже, я думаю, нет, догнать ее невозможно. Дмитрий Кириллов: «Голос как средство сценической выразительности в опере». Таково было название диссертации Дмитрия Вдовина. Защитил он ее блестяще, поскольку музыкальный театр и пение занимали все его время. А как же зарабатывать на пропитание? Тут выручили пианистические навыки. Дмитрий аккомпанирует вокалистам. И незаметно распевает то одного, то другого певца, погружается в мир вокальных упражнений и певческих секретов. Пошли слухи, что молодой педагог Вдовин стал неплохо разбираться в этой тонкой материи – человеческий голос. Да и сам поет, почти как мировая звезда. Продюсеры из Бельгии, где стажировался Вдовин, предлагают ему контракт. Какое искушение – стать в 30 лет оперным певцом! Соблазн велик, но Дмитрий сказал себе: «Стоп! Это не твой путь». Тут помимо голоса нужны еще отменная память, богатырское здоровье и железные нервы. Дмитрий Вдовин: Два месяца я провел в страшных раздумьях. Дмитрий Кириллов: Это ужас. Дмитрий Вдовин: Это на самом деле было очень тяжело. В 28, 29, 30 лет, да еще не все получается. Просто ты кипишь. И я вот эти два месяца, это было страшных мучений. И в результате я отказался. И правильно сделал, какой я молодец! Дмитрий Кириллов: Да, Вдовин не стал оперным певцом. Но стал выдающимся педагогом и продюсером, создавшим настоящую международную фабрику оперных звезд. Сегодня о нем с придыханием говорят будущие примадонны большой оперы. А буквально еще вчера о Вдовине говорили, как о талантливом организаторе театрального процесса. Недаром же его после армии, где были и служба в войсках ПВО, и солдатский музыкальный ансамбль, пригласили работать в Союз театральных деятелей. Вчера ты еще солдат, а сегодня уже помощник самого Олега Ефремова. Дмитрий Вдовин: И Валерий Иванович Шадрин, который сейчас руководит Чеховским фестивалем, он был, как бы, так сказать, образующей фигурой в Союзе театральных деятелей СССР. Я прихожу, он говорит: «О, пиши письмо!». Я говорю: «Какое письмо?». – «Пиши письмо в ЦК КПСС о том, что будем проводить Всесоюзную театральную конференцию». Дмитрий Кириллов: Эпистолярный жанр – это конек Вдовина. Не зря ж его учили точно и сочно излагать свои критические мысли на театроведческом факультете. В Союзе театральных деятелей Дмитрию Юрьевичу Вдовину доверили «командовать» музыкальным театром. Работа в окружении профессиональных певцов, зацикленных исключительно на своем голосовом аппарате, – дело нелегкое, ведь почти каждая примадонна считает себя отдельно взятой планетой. Дмитрий Вдовин: К сожалению, время больших звезд прошло. Это раньше люди могли себе позволить, так сказать, нахлобучить на себя меха, взять собачку маленькую, значит, опаздывать, конфликтовать. Дмитрий Кириллов: Примадонна в капризе. Дмитрий Вдовин: Да, да, ну, представляете все это. Сейчас это практически невозможно. Ну, буквально вот единицы могут себе это позволить, и то не позволяют. Дмитрий Кириллов: Ушло то время. Дмитрий Вдовин: Ушло то время, и с одной стороны, это хорошо, потому что были ужасные проявления такого характера и поведения. И это, как бы, сделало театральную жизнь немножко более коллективной что ли, более дружелюбной. Дмитрий Кириллов: Но она и унифицировала все как-то, да? Дмитрий Вдовин: Звезд нет. Вы понимаете, звезды в хорошем смысле этого слова, этой харизматики, этого ума, этой яркость поведения. Дмитрий Кириллов: Годы учебы Дмитрия Вдовина пришлись на «золотое» время Большого театра. Слышать чуть ли не ежедневно великие голоса Советского Союза, эксклюзив такой, что ни за какие деньги не купишь. Вчера пела Елена Образцова, сегодня – Ирина Архипова, завтра – Владимир Атлантов или Евгений Нестеренко, а то и все вместе в одном спектакле на главной сцене страны. И это ли не настоящее счастье? Дмитрий Вдовин: Поскольку я был практикантом ГИТИСа, у меня был пропуск, я мог в любой момент войти на спектакль. И я уже знал, ну вот я, например, мне нужно было идти на лекции, я не мог смотреть весь утренний «Евгений Онегин». Но я мог прибежать на ариозо и заключительную сцену, в которой пел Юрий Антонович Мазурок. И я лучше ничего не слышал. Это было просто что-то необыкновенное. Дмитрий Кириллов: Что такое – быть педагогом классических артистов-вокалистов? По пальцам можно пересчитать в мире людей, некоторые даже артисты знаменитые выезжают куда-то, летят к своему педагогу, чтобы проверить, все ли в порядке, все ли у него с голосом, или у нее, нормально. Потому что доверяют педагогу больше, чем самому себе. Как вы нашли этот путь? Дмитрий Вдовин: Я думаю, что я Левша. Это ведь не будет так нескромно сказать? Левша был, так сказать, русский мужик… Дмитрий Кириллов: Подковал блоху. Дмитрий Вдовин: Который что-то там подковал. Вот я своих блох подковываю. Вы знаете, я считаю, что в любом деле можно добиться успехов, если ты фанатик. Я был фанатиком абсолютным. Где-то лет с 13 я влюбился в человеческий голос. Тогда ведь фильмов много было об этом. Тогда вышли, ну, намного раньше, правда, но их все время показывали, все фильмы с Марио Ланца, «Музыкальная история» с Лемешевым. И были очень смешные всякие тоже и комедии, и интриги. «Антон Иванович сердится», музыкальное кино, фильмы-оперы. Без конца по радио все это звучало, об этом писали в газетах, в журналах. Вообще, конечно, к классическому искусству тогда относились совершенно иначе. И этот яд каким-то образом вот в мои поры проник. Дмитрий Кириллов: Но одно дело – ты слышишь, а другое дело – ты можешь научить, подсказать певцу, как петь. Многие певцы не в состоянии научить. Дмитрий Вдовин: Да. Дмитрий Кириллов: Поют-поют, но… Дмитрий Вдовин: Да, причем очень большие артисты, они могут что-то дать на мастер-классе, подсказать какие-то верные вещи. Но вот так взять ничего не умеющего человека и довести его, так сказать, до вершины, это такое своего рода подвижничество, самоотверженная работа, на которые многие большие артисты не способны. Они не готовы к этому психологически, потому что быть звездой – это быть все-таки эго. Дмитрий Кириллов: Вокруг себя любимого. Дмитрий Вдовин: Эго. А ведь в певце молодом, в студенте или в молодом певце, в нем раствориться надо, понимаете, забыть немножко о себе. Дмитрий Кириллов: Дмитрий Вдовин знает, что такое ревностное служение делу. Яркий пример – Виктор Сергеевич Попов, пригласивший Вдовина на работу в Хоровую академию. А началась-то дружба с инцидента. Вдовина попросили позаниматься вокалом с учеником Попова Дмитрием Корчаком. Мало того, что занятия проходили без ведома Попова, так еще умудрились в афише концерта класса Вдовина написать имя чужого ученика, Дмитрия Корчака. Дмитрий Вдовин: И кто-то еще умудрился эту афишу повесить в Хоровой академии. Виктор Сергеевич… Дмитрий Кириллов: Прочел. Дмитрий Вдовин: Вы не представляете, мне эту сцену описывали с восторгом. Увидел эту афишу, он аж позеленел, потому что я же не преподавал тогда в академии, он был моим, как бы, приватным учеником. В общем, Виктор Сергеевич с дикими криками, ну, вы знаете, что это такое, сорвал, значит, со стены эту афишу, бросил ее на пол и топтал ее ногами с проклятьями в адрес Корчака, в адрес мой. Ну, в общем, страшное зрелище было. И буквально спустя, там, может быть, полгода после этой истории вдруг уходит из жизни заведующая кафедрой Академии хорового искусства. Раздается звонок, и ангельским голосом, абсолютно ангельским голосом Виктор Сергеевич приглашает меня на встречу. Ну, понятно, зачем. И я не видел его раньше практически никогда. И сидит потрясающий человек, которому уже лет-то было немало, под 70. Абсолютно седой, белый как лунь, загоревший, потому что он вернулся после отпуска, с голубыми-голубыми глазами. И я уже потом понял, что, обладая каким-то фантастическим обаянием человеческим и харизмой, он его врубил, значит, на все 300. Я не мог противостоять, и, хотя терпеть не мог всю эту бумажную вообще эту работу заведующего, я согласился. Дмитрий Кириллов: Началась настоящая дружба молодого зав.кафедры с мэтром, гуру дирижерско-хорового искусства. Вдовину, как новобранцу, доставались разные по таланту певцы. Но это его совершенно не пугало. Еще работая в Гнесинке, на факультете актеров музыкального театра, ему частенько доставались ученики, которых никто и брать не хотел. Таким, к примеру, был студент Родион Погосов. Дмитрий Вдовин: Его взяли по дополнительному набору, потому что не хватало мальчиков. А он не поступил, он хотел быть драматическим артистом. Драматический театр, вот видите, как-то все время у меня рядом. И, в общем, вот его мне одного дали. Молодой педагог, ну вот, берите парня, который не пел до этого и петь не хотел. Дмитрий Кириллов: Неликвид. Дмитрий Вдовин: Да, всегда так бывает. И он, значит, мне что-то там стал петь. Слава богу, у него слух был. Что-то там пел, пел, и вдруг одна нота проскользнула, потом другая. И я говорю своей пианистке: «Наталья Афанасьевна, а у него вроде как, по-моему, голос есть. Мы найдем, вот смотрите!». Наталья Афанасьевна: «Да о чем вы говорите, Дмитрий Юрьевич, вон там какой-то Миша в другом, вот это голос! А вот это что?». Спустя еще несколько месяцев, я не знаю, что, ну, мы же все амбициозные педагоги, мне 33 года, и я ему говорю: «Слушай, Родик, ты будешь петь в «Метрополитен-Опера». Дмитрий Кириллов: Дмитрий Юрьевич, как шахтер, стал выдавать уголь на-гора. В итоге поставил производство звезд оперы на конвейер. Как ему это удалось, до сих пор остается загадкой. И даже самые маститые вокалисты, легенды театра, такие, как Ирина Константиновна Архипова, не могли до конца разгадать этот феномен. Дмитрий Вдовин: Она пошла на наш концерт в Рахманиновский зал консерватории. Это была Международная школа вокального искусства, которую я тогда организовывал и собирал тоже хороших певцов. Она сказала, прослушав там певцов и весь концерт, она сказала: «Как это у вас получается? У меня не так». Представляете себе? Архипова такие вещи говорит. Дмитрий Кириллов: Как же это ценно – услышать от Ирины Архиповой слова поддержки и восхищения! Архипова, Образцова, Касрашвили. Эти имена – лучшие примеры для подражания, лучшие примеры отношения к делу, к зрителю, к театру. А с великой Ириной Константиновной Архиповой у Дмитрия Вдовина вообще завязалась настоящая дружба. Бывает же такое счастье! Вот, как говорится, сошлись характерами. Дмитрий Вдовин: Я выступал на пресс-конференции, которую проводила дирекция Большого театра. Это были, соответственно, начало 1990-х годов, что-то в этом роде. Очень плохой период для Большого театра, очень плохой период. И я сказал: «Почему ведущие советские певцы, или российские певцы не выступают на сцене нашего театра? Почему не поет Хворостовский? Почему не поет Гулегина?». И так далее, так далее, так далее. В общем, я там закатил им такую речь. И выхожу из старого Бетховенского зала, сейчас это Императорское фойе красное. И у меня на выходе стоит представительная фигура Ирины Константиновны. И говорит: «Молодой человек, подойдите ко мне, пожалуйста!». И говорит: «Как вы правильно сейчас все сказали». И вот с этого началось наше сначала сотрудничество, потом дружба, что там скрывать, дружба, близкая дружба. Это личность была какая-то феноменальная. Очень противоречивая, но какие-то вещи я сейчас уже, спустя много лет после ее ухода, я анализирую и поражаюсь, как она, опять же в будущее смотрела. В те времена, когда все смотрели назад, она была потрясающим патриотом. И то, как она пропагандировала русское искусство, русское наследие, русскую музыку, для меня, я считаю, что я сделаю все возможное, чтобы эту ее линию продолжать. Дмитрий Кириллов: Одним из знаковых событий в культурной жизни страны в период перестройки стал уникальный концерт, организованный Дмитрием Вдовиным и Раисой Максимовной Горбачевой в помощь солдатам, пострадавшим в афганской войне. Это был продюсерский триумф Вдовина. На его предложение откликнулись буквально все самые именитые артисты оперы и балета страны. Мария Биешу, Ирена Милькявичюте, Юрий Марусин, Маквала Касрашвили, Фарух Рузиматов, Галина Мезенцева, начинающая оперная звезда Мария Гулегина и примадонна Большого Елена Васильевна Образцова. Дмитрий Вдовин: Я считаю, что это был исторический концерт. Насколько недальновидны и неумны были люди, которые его не записали. Его открывала Ирина Константиновна Архипова, ариозо Воина из кантаты «Москва». И когда она пела: «Мне ли, господи, мне по силам ли трудный подвиг сей? И достоин ли я такой любви?», у всех комок в горле стоял, я до сих пор не могу спокойно об этом говорить. Дмитрий Кириллов: Архипову никогда не перепутаешь с Образцовой, Атлантова никогда не перепутаешь с Соткилавой. Почему сейчас голоса, какой-то унифицированный звук? И когда вот эти уникальные тембры, Каллас, которую не спутаешь ни с кем. Да, она, наверное, может быть, не до конца филигранно обладала какой-то вокальной школой, да, не той. Почему сейчас нет вот тех, которых закрытыми глазами, ночью проснешься, услышишь, сразу скажешь: «О, это Образцова». Дмитрий Вдовин: А вот то же самое, что случилось с актерской школой в драматическом театре. Это все явления одного порядка. Во-первых, отсутствие крупных личностей. А тембр, как один умный человек сказал, это квинтэссенция человеческой души и человеческой личности, тембр голоса. И то, о чем вы говорите, меня все время мучает. Потому что слушаешь запись, ну, или трансляцию с какого-нибудь большого театра серьезного, и не можешь отличить, если это «Свадьба Фигаро», где Графиня, где Сюзанна, где Барбарина. Все голоса похожи. И это причина, почему опера теряет популярность. Во-первых, звезд мало стало. И второе, вот сама техника вокальная улучшилась. И превратили всех в средних, хорошо поющих. А что может быть ужаснее в искусстве, когда кто-то средне хорошо все делает? Понимаете? И даже, вот вы правильно сказали про Каллас, у нее были элементы несовершенства, но это были божественные неправильности. Это мое личное выражение, божественные неправильности. Так же, параллель, опять же, например, с балетом. Если смотришь на записи молодой Плисецкой, где она танцует классическую хореографию, то так смотришь с удивлением, вообще, как такое было возможно? Эта стопа, там, эта спина, и так далее, и так далее. Но это были божественные неправильности. Дмитрий Кириллов: У Образцовой все знали вот эти ее низы, немножко рыкающие, это же ее, образцовская божественная неправильность была, вот эти, да, вот? Дмитрий Вдовин: Абсолютно. Дмитрий Кириллов: Всегда все узнавали вот эти вот… Дмитрий Вдовин: Абсолютно. Действительно, включаешь запись великого артиста прошлого, ты сразу слышишь: Карузо – это Карузо, Ди Стефано – Ди Стефано, Образцова, Архипова, Нестеренко, Мазурок. Так это же потрясающе. Дмитрий Кириллов: Так воспитать непросто хорошего певца, а личность на сцене. Для Дмитрия Вдовина это вопрос номер один, который он всеми силами пытается решить. И получается же, однако. Так, ученик Вдовина Максим Миронов, приехавший, как Фрося Бурлакова, из глухого поселка, превратился в суперпевца, которого заметил сам Лучано Паваротти. А ведь нигде до встречи с Вдовиным он не учился пению. Просто по телевизору услышал знаменитый концерт трех теноров – Каррераса, Доминго и Паваротти. И решил, что он так тоже может. Дмитрий Вдовин: Будучи студентом химико-какого-то там биологического факультета пединститута в Туле, из очень бедной семьи, родившийся в частном доме без воды и отопления, он мне рассказывал… Дмитрий Кириллов: Это только… Дмитрий Вдовин: Он пошел на кухню и открыл рот. Вы представляете. И подумал: «Ну чем я хуже?». А был уже ноябрь месяц, как сейчас помню. И притащился, значит, в Москву. Родители при этом его практически, ну, я вам сейчас могу, наверное, об этом сказать, в общем, выгнали его из дома: «Ах, мы не хочешь получать нормальное образование, серьезное образование?». Дмитрий Кириллов: Чтоб человеком стать. Дмитрий Вдовин: Да, ну, в общем, короче говоря: «Иди, катись и живи сам». И вот он пришел ко мне, худющий, в каком-то пальто жутком. Ноябрь месяц, куда, что? Никого взять невозможно. Дмитрий Кириллов: Точно Фрося. Дмитрий Вдовин: Да, абсолютно. И я тогда попросил своего коллегу Владимира Девятова, известного народного, исполнителя народной музыки, у него была школа. Я говорю: «Ну возьми его, хороший, талантливый парень. И у него есть голос». И Володя его взял, и он его там даже поселил. Он спал в классе. Но я с ним занимался. А уже на четвертом курсе он уже победил в огромном конкурсе в Германии «NeueStimmen», один из самых трудных и престижных конкурсов в мире. И вот уже, а еще через год он уже дебютировал в Венецианском театре «LaFenice» в опере «Магомет II». В 2005-м, уже спустя лет пять-шесть, он дебютировал в Пезаро. И Паваротти звонит и говорит: «Я вот слышал, что у вас тут новый тенор есть. Давайте, привозите его ко мне!». И мы, значит, поехали. И я, к счастью, поехал. Ну и вот, он его послушал, дал ряд каких-то советов. И когда мы вернулись, а дальше была репетиция уже в Пезаро, когда вернулись, Миронов пел так, как никогда. Действительно, каждый приход яркого студента – это отдельная история. Пришел Игорь Головатенко в 2006-м году. Игорь, который закончил десятилетку в Саратове, консерваторию в Саратове, как виолончелист, поступил в Московскую консерваторию к Синайскому, как оперный симфонический дирижер. Потом перешел к Геннадию Николаевичу Рождественскому. Закончил Московскую консерваторию, поступил в аспирантуру, как оперный симфонический дирижер к Геннадию Николаевичу Рождественскому. И вдруг ему, что называется, приперло петь. И он приходит ко мне, уже, так сказать… Дмитрий Кириллов: Готовый оперный дирижер. Дмитрий Вдовин: И говорит: «Хочу петь». Я, когда услышал его биографию, я чуть в обморок не упал, я говорю: «Игорь, ты… Дмитрий Кириллов: Ты должен этими артистами руководить. Дмитрий Вдовин: Я говорю: «Зачем?». – «Вот хочу петь». Понимаете? Эта работа была очень тяжелая, очень тяжелая, но быстрая, потому что сразу ему дал Спиваков «Мессу жизни» Делиуса, труднейшее произведение для баритона. Где-то через полгода после начала нашей работы. Потом его взяли в новую оперу, ну, и так далее. В данный момент он в Чикаго, поет французскую версию «Дон Карлоса» Верди. Дмитрий Кириллов: А Романовский как появился? Дмитрий Вдовин: А Романовский, было очень сложно, потому что Сережа такой человек с Кавказа, с Минеральных вод. Там все такие, знаете, физически крепкие, а душевно он очень хрупкий человек. И жил он очень бедно. Он четыре года ел макароны только. И мне нужно было этого мальчика раскрепостить и воодушевить. Он так быстро у меня пошел. И я согласился на его дебют в «Ла Скала». А ему было 23 или 24 года. И как только он подписал контракт с «Ла Скала» на главную партию, это тоже как-то психологически на него воздействовало. Вот мне не нужно было этого делать. Было много сложностей с ним. Ну, тем не менее, вот видите, как, его творческая жизнь очень интересная. Дмитрий Кириллов: К Вдовину приезжают учиться со всех концов Земли. Самые талантливые девчонки и ребята становятся на ноги и разлетаются, как птенцы из родного гнезда, по странам и континентам, в самые престижные театры мира. Дмитрий Вдовин: У меня сейчас 20 молодых артистов. Из этих 20 человек 14 национальностей. Вы такое слышали? Ну, помимо русских, естественно, и белорусы, армяне, азербайджанцы, грузины, немцы, китайцы, корейцы. В общем, кого только нет. У нас очень теплая атмосфера. И вообще у нас в театре очень неплохая обстановка. Почему я люблю преподавать именно в России больше всего? Ну, помимо того, что это мой родной язык, я знаю, как с этими людьми разговаривать, это несколько семейная традиция педагогики. Она у нас сильна, как нигде. Дмитрий Кириллов: Конечно, как отец, берешь потом и запускаешь каким-нибудь тапком, если не понимает человек, как петь. Или можно сказать. Дмитрий Вдовин: Ну, у каждого свои представления о семейных отношениях. Дмитрий Кириллов: Ну, это же так? Дмитрий Вдовин: Нет, так. Дмитрий Кириллов: Ведь можно же… Дмитрий Вдовин: Я же в некоторых странах… Дмитрий Кириллов: Попробуйте где-нибудь за границей какому-нибудь человеку, там, крепко скажи ему что-нибудь. Дмитрий Вдовин: Ну вот это меня немножко, да, угнетает. Может быть, у нас тоже есть своего рода… Дмитрий Кириллов: Перегибы. Дмитрий Вдовин: Перегибы, да. Но все-таки я считаю, что… Дмитрий Кириллов: Ну, у вас такие учителя тоже были, и коллеги. Дмитрий Вдовин: Не то слово. Дмитрий Кириллов: Дмитрий Вдовин старается быть честным со своими учениками. Иногда они расстраиваются, потому что ругает их сразу после спектакля, когда все вокруг хвалят. Но умные-то не обижаются. Так кто ж еще скажет правду, пусть даже самую горькую? Солист оперы – это овации и цветы, это великая музыка и постоянная зависимость то от фортуны, то от дирижеров и режиссеров, то от оркестра и своих партнеров по сцене. В конце концов, это зависимость от собственного голоса. Дмитрий Вдовин: Нестеренко в книге потрясающе писал: «Утром проснулся – низа нет, на следующий день проснулся – верха нет, на следующий день проснулся – вообще голоса нет». А надо петь. Жуть. А перед тобой сидит толпа из тысячи или двух тысяч человек, а то и больше, как в «Метрополитен» или в «Колоне». И среди них десять мерзопакостных личностей, которые на следующий день растопчут тебя в своих блогах в социальных сетях в самых нелицеприятных выражениях. И вот эта огромная ноша зависимости и ответственности, вот ты с ней выходишь, и должен божественным голосом петь необыкновенно красивую музыку. Это же какую нервную систему надо иметь! И никто тебе ничего не прощает. Выход только один – быть на десять голов выше остальных. А для этого нужно в десять раз больше работать. Вот тот, кто это сделает, ничего не помешает, ничего не может помешать. Дмитрий Кириллов: И сквозь асфальт трава прорастет. Дмитрий Вдовин: Абсолютно. Но зато мы закаленные. Дмитрий Кириллов: Я желаю, чтобы впереди было еще много-много звезд, которые были бы на десять голов выше. И только вперед! Дмитрий Вдовин: Спасибо! Спасибо, мой дорогой тезка! Дмитрий Кириллов: Спасибо!