Эссеист Евгений Сидоров: Поэзия замещала собой все - политику, музыку; люди шли, чтобы слушать то, о чем они думают
Дмитрий Кириллов: Он носит одну из самых распространенных фамилий на Руси. Но его судьба, его история жизни достойна отдельной книги. Впрочем, книги самого Евгения Сидорова, известного литературного критика и эссеиста, пользуются читательским спросом. Одна биографическая повесть о Евгении Евтушенко чего стоит! Переиздавалась уже трижды. Действительно, Сидоровых в России много, а Евгений Юрьевич Сидоров, помощник комбайнера и лидер баскетбольной команды ВВС, завотделом критики легендарного журнала «Юность» и ректор Литературного института, он же чрезвычайный и полномочный посол, член комиссии Российской Федерации по делам ЮНЕСКО и самый известный министр культуры России в эпоху Ельцина.
На министерскую долю Евгения Сидорова выпало немало испытаний. Вступив в должность в начале 1990-х, он получил в наследство протекающие потолки в Московской консерватории, голодных библиотекарей, безденежных музейных работников, развалившийся кинематограф и пустые залы в театрах. Сидоров оказался на своем месте. Засучив рукава, он взялся за дело. Культура, финансирующаяся по остаточному принципу, как бы это громко ни звучало, именно при министре Сидорове встала с колен.
Дмитрий Кириллов: Евгений Георгиевич, вы помните, как делать затяжку носка на шпиц-аппарате?
Евгений Сидоров: Конечно. Вот так. Раз, справа налево. Подтянул носок. Гвоздик справа, гвоздик слева прибил. Поставил на конвейер. Следующий.
Дмитрий Кириллов: А чем отличаются муссоны от пассатов?
Евгений Сидоров: Вы знаете, назло не знаю. Потому что когда мне поставили тройку на географии на журфаке, я фактически был отрезан от этого факультета. Я назло не стал узнавать.
Дмитрий Кириллов: А вы знаете, как устроен комбайн?
Евгений Сидоров: Знаю очень хорошо. Сейчас могу показать, конечно.
Дмитрий Кириллов: Помощник комбайнера на целине.
Евгений Сидоров: Да. 1958 год.
Дмитрий Кириллов: Плакаты с вашим изображением висели в столице Австрии в 1959 году?
Евгений Сидоров: Висели. Был такой легкий кастинг. Я был студентом юридического факультета. Выбрали меня как белого человека. Там желтый, черный, белый.
Дмитрий Кириллов: Это был фестиваль молодежи и студентов.
Евгений Сидоров: В Вене. Но я туда, конечно, не поехал. Поехали другие.
Дмитрий Кириллов: Но поехал ваш портрет.
Евгений Сидоров: Но морда моя там есть.
Дмитрий Кириллов: На первенстве Москвы вы забросили решающий мяч в решающем матче за 3 секунды до финального свистка.
Евгений Сидоров: Точно. Мы играли со «Строителем». Но это были юноши младшего возраста. Я играл за команду ВВС. И нашим мэтром был Василий Сталин.
Дмитрий Кириллов: На обувной фабрике имени Капранова вы рабочим читали секретный доклад Хрущева?
Евгений Сидоров: Да. Считалось, что я среди рабочего класса довольно интеллигентный мальчик и у меня хорошая дикция. Я обалдел, честно говоря, когда читал это. И это определило всю мою жизнь.
Дмитрий Кириллов: Активный, спортивный, любознательный, харизматичный, боевой – и это все Женя Сидоров в юности. С таким набором качеств не пропадешь. Его характер закалялся с детства. Оставшийся сиротой, он с ранних лет пробивался, словно зеленая трава сквозь асфальт. И всегда добивался поставленной цели. Отлично учился, был активным комсомольским вожаком и четко представлял себе, каким должна быть его карьера. Еще будучи руководителем отдела в Литературном журнале, уже задумывался о министерском портфеле.
Евгений Сидоров: Было дело. Однажды мы выпили два пол-литра гамзы с замечательным человеком. А, знаете, гамза, была такая очень дешевая…
Дмитрий Кириллов: Портвейн такой?
Евгений Сидоров: Это не портвейн. Сухое настоящее, только очень дешевое болгарское вино. За 1 руб 5 коп большая бутылка. Со Станиславом Лесневским, замечательным литературоведом, писателем, моим другом. И вот как-то мы сидим на скамеечке на Площади восстания. А это было время такое смутное. Хрущева убрали. Вдруг начали восстанавливать идею Сталина. И я говорю: «Если бы я был министром культуры, ситуация бы поменялась в лучшую сторону». Стасик на меня набросился: «Ты, Женька, карьерист».
Дмитрий Кириллов: Но Евгений Юрьевич как в воду глядел. Пройдет более 20 лет – и указом президента Ельцина министром культуры России назначен Евгений Сидоров, проработавший на этом посту дольше всех. Министры менялись в ельцинскую эпоху, как перчатки. А Сидоров просидел целых 6 лет. Это своеобразный рекорд.
Евгений Сидоров: «А кто такой Сидоров? Откуда он взялся? Женька?» Особенно писатели.
Дмитрий Кириллов: Братья по перу.
Евгений Сидоров: Сегодня мы спали спокойно, ничего не знали. А завтра проснулись, и наш Женька – ректор института… Это было очень смешно, очень забавно. Но Ульянов меня немножко вел, потому что там была склока за помещение, знаете, Дом актера. Все, все, все. И Ульянов говорил: «Я тебя прошу – не ссорься ни с кем. Слушай меня. Не ссорься». Я понял, что надо очень считаться, особенно на первых порах. И Ульянов был замечательной поддержкой. Он меня всюду защищал.
Дмитрий Кириллов: Защитил в свое время и легендарный Виктор Розов, когда Евгений Юрьевич Сидоров, будучи ректором Литературного института, раскритиковал на страницах «Правды» роман первого секретаря Союза писателей СССР. За такой опрометчивый поступок Сидорова решили свергнуть с поста ректора.
Евгений Сидоров: И тут очень помогла Коммунистическая партия. Они взяли и избрали Горбачева. Начался 1985 год. И все это дело как-то отпало просто за ненадобностью. Какая-то мелочь…
Дмитрий Кириллов: Тут такие дела начались в стране.
Евгений Сидоров: Да. И все. Я выплатил все эти начеты. И я остался. И через 3 года меня выбрали просто. Выбрали преподаватели. Тех, кто на меня писал анонимки, я уволил в промежутке, отправил на пенсию.
Дмитрий Кириллов: Быть рядом с такими великими людьми нашей страны. Наши золотые поэты-шестидесятники. И вы с юности знали их лично.
Евгений Сидоров: Знал, знал.
Дмитрий Кириллов: Ведь Евтушенко – вообще кореш?
Евгений Сидоров: Кореш.
Дмитрий Кириллов: Вы же все-таки биограф Евтушенко. Вы выпустили замечательную книгу.
Евгений Сидоров: Представьте себе, если бы я писал книжку о каком-то другом человеке, он бы потребовал почитать рукопись. Через редактора. Евтушенко не касался. Я ему ничего не показывал. И это именно Женя. Потому что он в этом смысле совершенно свободен. Он понимает: «Пиши, что хочешь. Как душа лежит».
Дмитрий Кириллов: То есть такой, какой он есть.
Евгений Сидоров: «Но напиши где-то, что ты меня любишь».
Дмитрий Кириллов: Вы помните эти посиделки, когда за столом собирались Окуджава, Евтушенко? Я так понимаю, что даже и Высоцкий там был?
Евгений Сидоров: Высоцкий появлялся, когда его приглашали. Я его видел на дне рождения Евтушенко.
Дмитрий Кириллов: Но Высоцкий – это сразу открывай гитару, давай сыграй.
Евгений Сидоров: Нет. Когда присутствует Окуджава, Высоцкий гитару не открывает. Это давно было. Тогда все-таки Окуджава был мэтр, а Высоцкий был актер, стихи его, что-то блатное. Короче говоря, он тогда совершенно не был кумиром.
Дмитрий Кириллов: И в той компании он не был лидером?
Евгений Сидоров: Нет. Да какой лидер? Он был скромняга, все. Ничего этого не было. Это потом. А после смерти особенно. С «Метрополя» началась. Когда опубликовал большой цикл.
Дмитрий Кириллов: Рождественский еще помог тогда.
Евгений Сидоров: Это когда он умер. А когда был жив Высоцкий, никто из этих шестидесятников не считал его крупным поэтом. И не помогали в печать. Надо было этот «Нерв», который издавал Рождественский после смерти Володи, надо было раньше издать.
Дмитрий Кириллов: Понятно, что братские отношения между поэтами – явление редкое. У каждого своя правда, у каждого свои амбиции. А вот дружба двух Евгениев – Евтушенко и Сидорова – продлилась более полувека. Евгений Юрьевич был интересен Евгению Александровичу, поскольку прекрасно разбирался в поэзии, сам писал стихи, при этом никогда не претендовал на звание поэта-шестидесятника, властителя дум. Эта поэма первенства принадлежала, конечно же, Евтушенко.
Евгений Сидоров: Женя – замечательный друг. Может быть, неудобно сейчас рассказывать, но когда у меня случались какие-то неприятности, уже по здоровью, то первый в больнице или где-то появлялся всегда он. Причем, он так появлялся, что про меня забывали, естественно. Я лежал в палате на 6 человек, допустим, на Пироговке. Он появлялся. И все сестры, вся больница кидалась к нему.
Дмитрий Кириллов: Звезда пришла.
Евгений Сидоров: А я был забыт в углу, совершенно несчастный и измученный. Вот так вот. И так же на свадьбе. Когда мы с Верой пришли в обычный загс, не какой-то важный загс, а на Садовом кольце в обычный загс, то все кланяются… Все смотрели на него, а не на нас.
Дмитрий Кириллов: Не на брачующихся, да?
Евгений Сидоров: Абсолютно. И Вере даже в паспорт забыли поставить штамп. И когда очнулись после гулянки и посмотрели на паспорт, пришлось обратно ехать и требовать.
Дмитрий Кириллов: Конечно, для Евгения Сидорова и Веры Индурской не штамп в паспорте стал залогом крепкой семьи, а любовь. Вместе они уже почти полвека.
Вы стоите в буфете Дома литераторов.
Евгений Сидоров: Всегда.
Дмитрий Кириллов: Всегда. И перед вами…
Евгений Сидоров: «И немедленно выпил», как писал Венечка.
Дмитрий Кириллов: И перед вами появляется она, та, которая станет вашей самой дорогой, любимой и единственной на всю жизнь.
Евгений Сидоров: О, да.
Вера Индурская: Журнал «Юность» начинал работать с 12 часов. Без четверти двенадцать Сидоров приходил в нижнее кафе, где все хохмили, острили. В кафе была запись – «Сидоров». Кассир пришел. А он сидел. Рюмочка и яблочко. И вот так мы и познакомились с ним.
Дмитрий Кириллов: Вот судьба, да? Все-таки Вера, дочь очень известного главного редактора «Вечерки».
Евгений Сидоров: «Вечерки», да. Я, кстати, не знал.
Дмитрий Кириллов: Вы не знали?
Евгений Сидоров: Я знал. Я был незнаком с отцом Веры, пока мы не стали близки. В это мало кто верил. Даже один критик, такой Огрызко, редактор «Литературной России», в какой-то книге лет через 15 написал, что Сидоров женился ради карьеры. Я уже тогда был членом редколлегии журнала «Юность». Какая мне карьера?
Дмитрий Кириллов: Но надо отдать должное организаторскому таланту Евгения Сидорова. В 36 лет он стал заместителем заведующего кафедры литературы Академии общественных наук при ЦК КПСС. В управленческой системе он был заметной фигурой. И неслучайно президент Борис Ельцин взял его в свою команду.
Министр культуры Сидоров вручает диплом народной артистки Советского Союза Алле Борисовне Пугачевой.
Евгений Сидоров: А, я помню. Этому предшествовало знаете, что? Этому предшествовало то, что дважды комиссия по государственным премиям отказывала Алле Борисовне в присуждении. Я был зампредседателя всей этой комиссии, которая присуждала. А глава был Филатов.
Дмитрий Кириллов: Сергей Филатов.
Евгений Сидоров: Сергей Филатов, который был главой администрации президента. А я был зам по культурным вопросам.
И ее рубит музыкальная секция, ее рубят коллеги с диагнозом «попса». Это раз было. Через год опять ее выдвигают. Я говорю: «Знаете, кончайте. Потому что все-таки массовая культура бывает разная – хорошая и плохая». Я лекцию прочел.
Дмитрий Кириллов: Пришлось прочитать им лекцию, да? Что такое Пугачева.
Евгений Сидоров: Пугачева – это класс. У нас лучше нету в этом жанре.
Но поскольку указ был подписан Горбачевым, где пятерым было присвоено звание «народный артист СССР». И Борис Николаевич Ельцин сказал: «Что это я буду вручать это звание…»
Дмитрий Кириллов: Не за моей подписью типа.
Евгений Сидоров: Когда указ Горбачева. А они тогда вообще были соперники на политической ниве. Это любимая фраза Ельцина: «У нас есть министр культуры. Пусть он…» И такой жест в сторону министра.
Дмитрий Кириллов: То есть Пугачеву повесили на Сидорова?
Евгений Сидоров: Да.
Дмитрий Кириллов: «Иди и вручай».
Евгений Сидоров: Да, Горбачев. И в министерстве собирается вся эта… Алла сидит мрачная. «Чего такая мрачная?» Она говорит: «Мрачная. Министров много». А я только недавно стал. Она еще меня не знает. «Министров много, а Пугачева одна». Я говорю: «Замечательно сказано. Как это учтиво, как это точно! И действительно так. Давайте поаплодируем Алле Борисовне».
И все аплодируют Алле Борисовне. Она блистательно, конечно, сказала.
Дмитрий Кириллов: Вы все перевели в шутку.
Евгений Сидоров: Нет. Я ее в этом уличил. Но довольно весело. Она дивная совершенно, она чудо. Я ее знаю, потому что Евтушенко любил ее звать на свои вечера.
Дмитрий Кириллов: Приходила?
Евгений Сидоров: Приходила с кучей всяких каких-то бабушек, тетушек, приживалок. И она даже не выступала. Она сидела в первом ряду. И Женя время от времени обращался к Алле Борисовне, подчеркивая тем самым и свое огромное влияние на мир, на публику.
Дмитрий Кириллов: Она чем-то ему нравилась, да?
Евгений Сидоров: Да. Так она и мне нравилась. Мы были с Верой на ее концерте, когда она была молодая еще. Два часа без перерыва, без всякого антракта она работала потрясающе. Без фонограммы. Она работала замечательно. Она потрясающая артистка.
Дмитрий Кириллов: Вручать почетные звания и награды министру Сидорову приходилось не только Пугачевой, но и многим ярким личностям. Возвращение в страну Ростроповича, Вишневской, Солженицына, Любимова, гонимых при Брежневе – плоды работы команды Бориса Ельцина. И тут министру культуры приходилось отдуваться за всю советскую власть – устраивать приемы, вручать награды. Дело, как оказалось, неблагодарное. Так вернувшемуся на родину Юрию Любимову Орден трудового красного знамени показался мелкой наградой.
Евгений Сидоров: Юрий Петрович только что вернулся из заграницы. Во-первых, ему мало кажется…
Дмитрий Кириллов: Не госпремия.
Евгений Сидоров: Мало, да? Во-вторых, неохота показывать, что он не отказывается, понимаете?
Дмитрий Кириллов: Берет, что дают.
Евгений Сидоров: Знаете, вот Евтушенко мог отказаться. Дружбы народов ему давали. Он отказался от ордена. «Не приму» - и все. А Любимов решил по-другому. Он сказал: «Знаете, Евгений Георгиевич, вручите мне…» И я в субботу в выходной день поехал. И так я ему сунул все это дело.
Дмитрий Кириллов: Тихо.
Евгений Сидоров: Тихо.
Дмитрий Кириллов: Вроде орден. Почетно, но тихо.
Евгений Сидоров: Тихо. Не хотел, чтобы видели, что новая власть его…
Дмитрий Кириллов: Не теми орденами награждает.
Евгений Сидоров: Это все тщеславие, понимаете?
Дмитрий Кириллов: Но все великие немного тщеславны. Вот Евтушенко молодой… у вас же был соцопрос на улицах – кто главный в стране?
Евгений Сидоров: Поэзия замещала собой все – политику, музыку… На Маяковской площади.
Дмитрий Кириллов: Поэтому тогда отдушина у людей была. Они шли на эти выступления.
Евгений Сидоров: Они шли, чтобы услышать то, о чем они думают.
Дмитрий Кириллов: Евтушенко был здесь первый. Он раньше всех все это…
Евгений Сидоров: Потому что он говорил языком этих людей. Не как Вознесенский – метафоры… Там уже сложность некоторая возникала. Ранний Пастернак вспоминался. А Евтушенко говорил языком площади, языком народного звука.
Но и он сам был прекрасным. И фигура длинная, эти руки, загребающие пространство и одновременно как бы открывающие душу всем людям. Этот взгляд на людей, мгновенно полюбленных, а потом брошенных. Потому что он забывал уже, кого он полюбил, и переходил в следующий этап своей любви. Это Женька. И никого рядом. Надо ценить, что такие люди появляются. Это счастье, что они были, и мы их не забываем.
Дмитрий Кириллов: Знакомство с Ельциным – тоже событие такое. Не каждый человек смог поработать с Борисом Николаевичем.
Евгений Сидоров: Я вам честно скажу. Я его в основном видел за границей.
Дмитрий Кириллов: В поездках? С собой министра брал.
Евгений Сидоров: Он всегда… Это как бантик на теле.
Дмитрий Кириллов: Вишенка на торте – «А вот наш министр культуры».
Евгений Сидоров: Да. Потому что никакой культуры близко не было вообще. А министр культуры был. Это любимая шутка первого зама бывшего… И он как меня видел. А он вообще директор завода был. Он разговаривал со мной, как с профсоюзным активистом, которого вызвал на беседу. «О, Сидоров пришел. Культуры нет, а министр культуры есть». Это его любимая шутка. Он считал, что это очень смешно.
Дмитрий Кириллов: Потому что такой культорг.
Евгений Сидоров: Да. И вот так приходилось работать.
Дмитрий Кириллов: Вы рассказываете, что часто с Ельциным были в командировках. Вот эта знаменитая история, когда Борис Николаевич решил подирижировать все-таки оркестром – это при вас было?
Евгений Сидоров: Да. Еще бы! Это было в Берлине. Играли «Калинку-малинку». Канцлер Коль с нами. И Ельцин, уже выпимши, взял, подошел, выхватил у кого-то дирижерскую палочку и начал дирижировать этим немецким оркестром и притопывать еще. И я рядом, конечно, стою там. Он поворачивается ко мне и говорит: «Ну как, министр, здорово?» Я говорю: «Да, замечательно». Тут меня вбок начальник протокола, чудная личность, Владимир Николаевич Шевченко, мне говорит: «Ты что говоришь? Это же позор» Что я должен был сказать в тот момент? «Борис Николаевич, это ужасно!» При Коле, при всех. Слаб человек. Я сказал неправду.
Дмитрий Кириллов: Дворцы культуры сохранились, библиотеки превратились в казино. В провинции вновь заработали театры, стал пробуждаться кинематограф. Ну что же, Сидоров сделал свое дело. В Министерстве культуры России работа была налажена. И в 1997 году он был уволен с поста министра. Его эпоха закончилась.
Это в стилистике Ельцина было – увольнять людей, не предупреждая?
Евгений Сидоров: Да. Но только когда? После 1995 года. Он был уже нездоров. И его охмуряли все – и Березовский… Там много несправедливости.
Дмитрий Кириллов: Но вас коснулось, что вы даже не знали, что вас собираются увольнять?
Евгений Сидоров: Нет. «Тебя вызывают». Приезжаю. «Евгений Юрьевич, такие дела».
Дмитрий Кириллов: Вы освобождены.
Евгений Сидоров: Я говорю: «А что я сделал?» - «Ничего. К вам никаких претензий. Езжайте сейчас прямо к Примакову». А Примаков тогда был министром иностранных дел. Тот меня встретил. Говорит: «В Париж поедешь? Вот, ЮНЕСКО». – «Конечно, поеду. Позвоню Вере. Не могу сразу сказать». Прямо из кабинета позвонил Вере. Она в ужасе.
Дмитрий Кириллов: Ни сном, ни духом.
Евгений Сидоров: Отправила меня. Мы из отпуска приехали вдвоем с ней. И вдруг уже Париж. «Какой Париж? Зачем?» Все решилось в один день. Это счастье. Потому что я скинул с себя всю эту культуру-мультуру наконец и поехал в Париж.
Дмитрий Кириллов: Вздохнул.
Евгений Сидоров: И все эти артисты, включая всех моих тут, они все переместились туда. Потому что там в Париже мы с фондом культуры устроили музыкально-поэтический салон.
Дмитрий Кириллов: И русские сезоны начались.
Евгений Сидоров: Русские сезоны. И в течение 5 лет 400 человек туда приехало по моему приглашению. Я перенес туда свою работу. Да. Потом меня и оттуда сняли.
Главное – не утратить радость. Что бы ни было, господи, ты утром встаешь, думаешь: «Елки-палки, все болит, как-то неприятно». И думаешь: «Еще один день жизни бог дал. Какая это радость, какое это счастье! Господи, что мы думаем о чем-то неприятном?»
Дмитрий Кириллов: И пусть будет здоровье, много солнца и света в жизни.
Евгений Сидоров: И радости главное.
Дмитрий Кириллов: Спасибо вам огромное.
Евгений Сидоров: Спасибо.