Дмитрий Кириллов: Евгения Крюкова – актриса, обладающая магическим обаянием. «Женщина-омут», как прозвал Крюкову режиссер Сергей Соловьев, в профессии уже давно, со студенческой скамьи. Евгения заставила больших режиссеров говорить о себе: Хомский, Рязанов, Шахназаров – все они вычислили Крюкову из сотен других талантливых девушек, увидели не только красоту внешнюю, но и серьезный актерский потенциал. Евгения Крюкова уже мастер, она ведущая актриса Театра Моссовета и настоящая кинозвезда в обойме самых востребованных актрис страны. Она все так же молода, грациозна, привлекательна и за эти годы собрала внушительную армию преданных поклонников, не пропускающих ни одной театральной премьеры и ни одной киноработы своей любимицы. Евгения, вы – героиня «Моей истории». Я так рад вас видеть! Так долго ждали мы встречи с вами! И мне все время говорят: «Будет, будет, но жди». Мы ждали. Кто вас надоумил, кто вам вообще предложил стать артисткой? Евгения Крюкова: Мы же живем-то, в общем, в системе случайностей. МАрхИ, архитектурный институт, находится рядом с Щепкой, и мы ходили туда смотреть дипломные спектакли. И сидела какая-то помреж с «Беларусьфильма», которая пришла смотреть студентов. Были пробы. Ну и когда меня позвали сниматься в кино, я, конечно, бросила МАрхИ. Я поехала на съемки в Белоруссию. Снимали мы в лесах, это 1941 год, играла я трактористку Райку... Дмитрий Кириллов: Выбрали тоже. Евгения Крюкова: Был у меня трактор «Фордзон», я была вся... Дмитрий Кириллов: Режиссер увидел в вас народный типаж. Евгения Крюкова: Ну вот такая я была трактористка. У меня был, значит, платочек такой завязанный, какая-то такая деревенская одежда... Тогда же не было вагончиков, райдеров, это же все как бы было как положено, на стульчиках, на коробках из-под пленки... В полях тебя там гримировали, под солнцем, ну, может, под каким-нибудь деревцем, и так из канавки брали пыль, фактурили потом лицо на эту липкую жижу, которой, значит, делали загар... Меня практически полностью упразднили из этого фильма, потому что был конфликт с режиссером не только у меня, значит, но и у группы товарищей, и всех нас практически свели на нет... Дмитрий Кириллов: Кто конфликтовал. Евгения Крюкова: Тех, кто конфликтовал. И в общем, кроме двух кадров, крупных планов, которые в принципе остались в этом фильме, больше ничего, и непонятно, кто это и что это, это ничего не принесло мне в моей жизни, кроме того, что я поняла, что, наверное, это та профессия, которая... Выбрав ее, я смогу ни дня в жизни не работать. Дмитрий Кириллов: История девочки-красотки, будущего дизайнера и архитектора Жени Крюковой, превратившейся в яркую и самобытную актрису Евгению Крюкову, достойна экранизации в кино, поскольку ни актеров в роду Крюковых не было, ни блата никакого. Мама и папа – инженеры, Женечка росла ребенком домашним, братика-сестренки не было, но зато была любимая собака, прекрасно справлявшаяся с ролью няни. Первый был кто, Рекс? Евгения Крюкова: Первый был Рекс, да, русский спаниель. Вы все знаете! Дмитрий Кириллов: Вот интересно, вот вы маленькая девчонка, вас облизывает это сокровище... Евгения Крюкова: Он шел, я держалась за холку. Если я падала, он прямо под меня ложился. Мама говорила: «Рекс, иди буди Женю», – он шел меня будил. А когда она с коляской шла в магазин и привязывала около меня Рекса, ставила коляску (тогда это было можно), я начинала плакать в этой коляске, он начинал выть, никого не подпускал, притом что он был русским спаниелем, вполне себе добрая, адекватная собака... И в магазин заходили люди и говорили: «У кого там ребенок с собакой плачут?» Дмитрий Кириллов: Он как сигнализация был. Евгения Крюкова: Он как сигнализация был, да, он плакал. И вот он, когда мне было 4 года, его не стало, я до сих пор помню запах, я помню запах вот этой первой потери. Я не понимала, как это может быть, вот он не может ко мне подойти, что это... Я его ни с чем не спутаю, я его помню. Дмитрий Кириллов: После такого и собаку не хочется заводить, наверное... Евгения Крюкова: Вот, ну и родители не могли долго завести собаку. Завели мне, я уже училась в 3-м классе или в 4-м. Дмитрий Кириллов: Выпросила все-таки друга. Евгения Крюкова: Выпросила, я все время просила. Я всем Дедам Морозам писала, чтобы мне только собака... Во 2-м классе мы уехали Новый год встречать к друзьям. Письмо: «Дедушка Мороз, мне ничего не надо, только собаку мне принеси», – и письмо оставила. Естественно, на иголках сидишь, чтобы вернуться быстрее домой, потому что там же тебя собака будет ждать сейчас. И я приезжаю домой, значит, лежит какая-то пижамница голубая, которую я ненавидела всю оставшуюся жизнь, и записка, что «Женечка, я тебе собаку-то принес, но ты форточку не открыла и я не смог пронести ее». Ну и, конечно, вот тут уже были слезы просто: она же уже была, вот она, собака! Дмитрий Кириллов: Вот он, обман. Евгения Крюкова: То есть как это можно было вот так написать?.. Значит, такое получила я письмо. Ну и уже, видимо, мама сама уже была готова, и на следующий год перед Новым годом я прихожу, все соседи в коридоре, значит, и щенок. Я говорю: «Это чей?» Мне говорят: «Твой». Вот тут, конечно, я ушла на кухню, рыдаю... Он по мне ползает, грызет мне волосы, уши, нос... Я рыдаю сижу... Это была уже моя такая осознанная собака. Дмитрий Кириллов: Радость вернулась, счастье вернулось. Евгения Крюкова: Радость вернулась. Дмитрий Кириллов: Солнечное детство омрачилось вновь: отец ушел из семьи. Мама Нина Валентиновна делала все возможное, чтобы дочка ни в чем не нуждалась: она работала за двоих, она воспитывала Женечку за двоих в любви и строгости. А вообще, вы в школе учились как? Евгения Крюкова: Ну, средне училась. Не то что там... Дмитрий Кириллов: Нравилось в школе учиться? Евгения Крюкова: Нет, я не любила школу. У нас были очень дружеские отношения с директором школы. Лоскутов Джан Дмитриевич был чудесный, мы дружили, он ко мне приходил на спектакли потом. У нас была первая учительница, которую, собственно, взяли в нашу школу в тот год, когда я пришла учиться, и выгнали после начальных классов. Она умудрилась перессорить весь класс... Обратиться к кому-то по имени – это просто... Она могла сказать: «Что вы у него списываете, он же придурок!» Дмитрий Кириллов: И это ваша первая учительница в школе?.. Евгения Крюкова: Это вот первая учительница, да. Идти в школу – это как на поле боя. У нас была одна учительница, которая ну просто не любила девочек, и она просто унижала как могла, а я очень стеснялась, например, отвечать у доски, ну вот да. Дмитрий Кириллов: Зажатая была? Евгения Крюкова: Ужасно. Я помню, что, когда был юбилей школы, наш директор попросил меня приехать: «Ты можешь выйти, что-нибудь рассказать, поздравить школу?» Дмитрий Кириллов: Добрые слова сказать. Евгения Крюкова: А я подумала: ну, я же к нему хорошо отношусь, и в принципе были у нас учителя очень хорошие... Я подумала: а возьмем мы сцену из спектакля и сыграем. У нас была «Школа жен», давно уже это было... И мы взяли сцену из спектакля, привезли костюмы и сыграли с моим партнером сцену из спектакля «Школа жен». И я помню, что я потом сижу в зале, и вот эта вот, которая меня унижала, которая прямо [], она ко мне подсаживается и говорит: «Ну это же и нам благодаря!» Дмитрий Кириллов: А то! Евгения Крюкова: И я даже не смогла остаться потом. Это был последний раз, когда я была в школе. Дмитрий Кириллов: А МАрхИ – это ваша была идея поступления? Евгения Крюкова: У нашей семьи был друг, товарищ, художник Григорий Абрамович Дауман. Он был художник-монументалист, архитектор, который увидел, что я рисую, он сказал: «У Жени совершенно академический рисунок, надо в МАрхИ!» Дальше я пошла на курсы в МАрхИ. Это была какая-то такая понятная дорога, по которой надо было идти. Сказать, что не нравилось, – нет, нравилось, но это было очень как-то обычно, т. е. это не вызывало какого-то... Ну, рисовать и рисовать, голову – голову, не получалось – не получалось, получалось – здорово. Поступила, перебрала 9 баллов, исправляла ошибки однокурсникам, своим одногруппникам, потому что мне это, в общем, наверное, ничего не стоило действительно. Но когда все сложное началось, собственно, я уже и ушла. Не потому, что сложности... Хотя, может, где-то, в какой-то степени, конечно... Дмитрий Кириллов: Приуныла. Евгения Крюкова: Приуныла. Дмитрий Кириллов: Решение дочери пойти в артистки мама восприняла буквально в штыки, скандал был грандиозный: бойкот на полгода, хлопанье дверью и отъезд Жени из родительского дома. Крюкова легко поступила в ГИТИС на курс к Павлу Осиповичу Хомскому, главному режиссеру Театра Моссовета. Крюкова в театре – это же произведение, вылепленное прежде всего Хомским. Мастер поверил в нее, взял к себе в театр еще третьекурсницей и даже позволял сниматься в кино, а это, между прочим, большая привилегия. Несколько удачных работ, и вот уже сам Карен Шахназаров утверждает молодую актрису Крюкову в свою картину «Цареубийца». Вот он, счастливый случай. Карен Георгиевич просто просматривал актерскую картотеку «Мосфильма» и наткнулся на фотографию Евгении. Встреча с Шахназаровым. Вы – молодая актриса, начинающая актриса... Евгения Крюкова: Студентка, еще даже не актриса. Дмитрий Кириллов: Пробы были? Евгения Крюкова: Были, много. Но когда уже все это началось, когда уже начался период съемочный, это тоже было, конечно, такой школой невероятной... Дмитрий Кириллов: Как в омут. Там сплошные звезды кругом! Евгения Крюкова: Янковский и Макдауэлл. Дмитрий Кириллов: А сзади Джигарханян. Евгения Крюкова: С Джигарханяном у нас тогда не было сцен. Дмитрий Кириллов: Не было, ага. Евгения Крюкова: Мы только на озвучании встретились. Когда начались съемки во Владимире, мы снимали там двор Ипатьевского дома, там много всего происходило, как бы сам дом, но в павильоне. И опять же не было актерских вагончиков, постольку-поскольку это почти Голливуд, все-таки звезда, был выстроен большой ангар. И нам сказали: «Значит так, сейчас приедет звезда. Значит, вы понимаете, что это звезда?» Дмитрий Кириллов: Мирового уровня звезда. Евгения Крюкова: Мирового. «К нему нельзя даже приблизиться. Ему нельзя мешать, его нельзя отвлекать. То есть просто никто не подходит». И мы, конечно, такие зашуганные в этом ангаре стоим где-то в углу... Дмитрий Кириллов: Вы – пыль. Евгения Крюкова: И вдруг открываются двери, влетает какой-то просто тайфун, всех отметает ассистентов, которые делают забор между нами и звездой, бросается к нам целоваться. Дальше он был просто в полном восторге. У него седые волосы короткостриженые, и нужно было, чтобы он был такой более темного цвета, и ему копирочкой красили волосы... Дмитрий Кириллов: Да ладно? Евгения Крюкова: А в гостинице во Владимире не было горячей воды. И он был в таком восторге, в таком восторге! Он говорит: «В Голливуде это было бы целой проблемой, покрасить волосы, там какие-то суммы компенсаций... А тут, – говорит, – в тазике вечерком голову помоют мне тепленькой водой!» Он прямо в восторге. А были смешные очень моменты, когда мы снимали, например, в Петродворце обед царский, а это 1990 год, ничего, ничего... Дмитрий Кириллов: Нигде нет. Евгения Крюкова: Нигде. Мы ходим по этому дворцу как дома и вот так вот смотрим в окна, как смотрели раньше, без веревочек, т. е. ты как бы в доме... И вот накрыт стол, и там осетры какие-то, значит, заливное... А мы – дети, мы – девчонки: клубника свежая и сливки взбитые. И мы в кадре едим клубнику в январь месяц, 1990 год, и мы едим клубнику свежую. Где они ее заказали, я не знаю... Дмитрий Кириллов: ...но она была. Евгения Крюкова: ...но она была. Дмитрий Кириллов: Клубнику в январе. Евгения Крюкова: А дублей было много, и мы пытались за дубль съесть все, что лежит. А такая едет камера, значит, и мы должны чинно там положить в рот кусочек клубники... Дмитрий Кириллов: По-царски. Евгения Крюкова: Да. И когда отъезжает камера, мы пытались доесть, чтобы на дубль положили новые сливки и новую клубнику! Дмитрий Кириллов: Но не так-то просто начались съемки Евгении Крюковой у Карена Шахназарова: Женя еще тогда числилась в базе международного модельного агентства, а у этих акул шоу-бизнеса уже были свои планы на Крюкову, и связаны они были отнюдь не с кино. Евгения Крюкова: Когда меня утвердили на съемки «Цареубийцы», ассистенты Шахназарова искали, естественно, молодых девушек, которые похожи на царских дочерей и на молодую императрицу Александру Федоровну. И конечно, был поиск везде, было просмотрено очень много всяких моделей, артисток, студенток. И в агентстве как раз, в московском одном агентстве они нашли прекрасную девушку, которая была очень похожа на Александру Федоровну. И агентство сказало: «Нет, мы не отдадим вам просто так нашу девушку, у нас вот скоро конкурс, дайте нам двух актрис взамен, чтобы отправить от нас на конкурс «Мисс Фото», которое проводит агентство «Элит»», – вот так все было. Дмитрий Кириллов: Бартер такой. Евгения Крюкова: Да, бартер. И я и одна очень известная артистка на данный момент были делегированы на этот конкурс, на «Мисс Фото». Дмитрий Кириллов: Поехали. Евгения Крюкова: Понимая, что нам это вообще не надо, что мы просто обязаны, мы пришли, там отсматривали моделей, отсматривали желающих, которые сидели грызли ногти, волновались, тряслись... Дмитрий Кириллов: Конечно: для них это событие в жизни. Евгения Крюкова: И мы говорим: «Можно мы быстро выйдем? Нам надо ехать по своим делам, нам не надо ничего тут». Нам говорят: «Ну ладно, идите». И так получилось, что вот ей сказали «спасибо», а я заняла второе место, ну так получилось, это случайность, какая-то случайность. И агентство «Элит» пригласило меня к себе в Париж, через год после I курса моего пригласило меня попробовать поработать. Я ехала туда, понимая, что у меня есть, конечно, месяцок, а дальше-то 1 сентября, у меня II курс, «у меня же елки», я уже все, я студентка театрального института, какое там парижское агентство «Элит»... Дмитрий Кириллов: Крюковой вручили в космос путевку. Евгения Крюкова: Да. Но у Крюковой были «елки», поэтому я точно знала, что... Ну и вот приехала я в Париж... Дмитрий Кириллов: Это какой был год? Евгения Крюкова: Это был 1990 год. Дмитрий Кириллов: Красота. Здесь талоны... Евгения Крюкова: Здесь не то что талоны... А там сразу меня, значит, начали... А я как-то так приехала... Притом что я там встретила топовых людей, которые туда захаживали, там было серьезно все. Дальше фотографы снимали портфолио, это оплачивало агентство, и потом уже модель начинает с этим портфолио работать. И она, работая, уже возвращает за это деньги, уже начинает самостоятельно жить. И вот у меня была квартира на втором этаже, маленькая, и нужно было начинать уже работать, и тут я понимаю, что я хочу домой, я не хочу этим заниматься. Я поняла, что это надолго, что за месяцок ничего не получится. Я поняла, что это не то, чем я хочу заниматься. Дмитрий Кириллов: Опять ужас, что МАрхИ, что это... Евгения Крюкова: Я начинаю рыдать... А вот ты чувствуешь, что не знаешь, что нужно, но что точно не нужно, ты понимаешь. Дмитрий Кириллов: Какая интуиция. Вокруг вас сплошные профессиональные французские какие-то менеджеры, фотографы, да? Евгения Крюкова: Вот не хочется, не твое, хочу домой и все. Дмитрий Кириллов: И рыдания, да? Евгения Крюкова: И рыдания, сижу плачу. Девчонки-модели побежали на улицу искать кого-то, кто говорит по-русски. Нашли какого-то молодого человека средних лет. А он говорит: «Я не могу сейчас, вот у меня мама, вот вам телефон». Они позвонили маме, и мама звонит мне. Я этот разговор не забуду никогда. Звонит мне очень пожилая женщина, у которой сын этот родился уже в Париже, т. е. она уже много-много лет находится в эмиграции, которая уже не эмиграция, и звали ее Полина Ильинична. Вот она мне говорит: «Здравствуйте, Женечка! Меня зовут Полина Ильинична, я звоню вам, чтобы дать немножечко души». И вот мы с ней минут 40 разговаривали, с Полиной Ильиничной, я ей вот рассказала. Она говорит: «Вы понимаете, что у вас все? Вы вырвались, у вас все! Вы будете... ! У вас все!..» – и расписывает мне картину топ-моделей, которые... Я говорю: «Да-да-да...» Дмитрий Кириллов: Вы птицу счастья поймали за хвост. Евгения Крюкова: Да, я соглашаюсь с ней, да, все понимаю. И вот мы с ней заканчиваем разговаривать, я говорю: «Вы знаете, Полина Ильинична, я, наверное, все-таки уеду». Она делает паузу и говорит: «Если бы вы знали, как я вам завидую». И все, и я поняла, что я все делаю правильно. Дмитрий Кириллов: Понимаете, что Полина Ильинична – это Бог вам послал этот разговор? Евгения Крюкова: Абсолютно, абсолютно. Дмитрий Кириллов: Двадцатилетняя Евгения Крюкова, ребенок еще, по сути, сделала сознательный, взрослый выбор: она осталась в России с любимым театром, с любимым мастером Павлом Хомским. И, как показало время, судьба вознаградила актрису невероятными встречами с самыми известными в стране режиссерами. Крюкову стали приглашать в большое кино. Как вы встретились с Сергеем Александровичем Соловьевым? Евгения Крюкова: Наверное, уже были какие-то картины, наверное, они уже знали... Мне позвонили. И он, конечно, художник, вот художник в полном понимании этого слова, потому что никаких проб он не делает вообще, он делает только фотографии, которые снимает сам. Он доверяет, и он видит, что как бы будет так. И дальше вот съемки у него, они были таким наслаждением просто... Дмитрий Кириллов: Настоящий художник, который физически может атмосферу создать, не только духовно. Евгения Крюкова: Да, абсолютно. И очень интересно, он давал задачи. Он точно знал, про что он пишет свою картину, вот он точно это знал. Когда мы только приступили к этой работе, он нас собрал всех и говорит: «Я вот просто хочу сейчас поговорить о чем? Вот я был на выставке фотографий, и была фотография, старая фотография скамейки. Это была старинная скамейка на старой фотографии. И я, – говорит, – понимаю, что людей этих нет на этой скамейке, и скамейка старая, и фотография старая... В общем, я хочу про скамейку». Дмитрий Кириллов: Хорошо начал. «А поподробнее, Сергей Александрович?» Евгения Крюкова: Нет. Вот когда поподробнее: «Сергей Александрович, а что?» – «Она женщина-омут». Все. Дмитрий Кириллов: Ну... Евгения Крюкова: Думай, все, «я все сказал». Дмитрий Кириллов: «В ней тонут», да-да. Евгения Крюкова: Вот это он на откуп отдавал абсолютно артистам. А были сцены, когда мы сидим втроем и смотрим проектор, я в центре и два Александра, Гавриилович и Викторович, Збруев и Абдулов по краям, и спит на лошадке сын, качается на лошадке и спит. И он говорит: «Значит, сейчас будете делать то, что я скажу». Значит, все трое смотрим на проектор, снимаем. «Саша Викторович, скоси глаз на сына». Значит, он смотрит на сына. «Вернись обратно. Гавриилович, выйди из кадра», – Гавриилович выходит из кадра. «Вернись в кадр. Женя, посмотри исподлобья туда-то...» – вот так вот, как бы прямо руководит. Смотрим сцену: все понятно. Дмитрий Кириллов: Это как импрессионист, который какими-то мазками, которые не видно... Евгения Крюкова: Он абсолютный импрессионист, он абсолютный импрессионист! Дмитрий Кириллов: А когда ты отходишь, ты понимаешь: а уже картина-то написана. Евгения Крюкова: Вот это абсолютно точное сравнение, наверное, его в кино: вот он абсолютный импрессионист. А мы еще хулиганили. У нас, значит, был как раз рассказ «Доктор», и там были очень смешные моменты всякие разные, смешно это было снято, и мы с Александром Викторовичем Збруевым подшучивали над Гаврииловичем, что он будет зайчиком на Новый год. Там должен был сниматься Новый год, и он говорит: «Будешь зайчиком». – «Каким зайчиком?» – «Старший сказал, будешь зайчиком». Он говорит: «Я не буду никаким зайчиком!» – «Ну как, зайчиком. Сказал – будешь зайчиком». Значит, и мы этим зайчиком его две недели... Дмитрий Кириллов: ...троллили. Евгения Крюкова: ...троллили, да. Доходит до съемок Нового года, мы уже забыли про зайчика, а Гавриилович говорит: «А где мои уши?» – «Какие уши? Александр Гавриилович, какие уши?» – «Ну как, я же зайчик». – «Какой зайчик?» – «Ну я же зайчик». Дмитрий Кириллов: А он уже смирился. Евгения Крюкова: Он пошел клеить себе уши. Он себе склеил уши, обклеил их ватой, надел. Или, например, мы снимаем-снимаем-снимаем и он в штатской одежде. Приходит Сергей Александрович, и первое, с чего начинается утро: «Значит так, я всю ночь не спал. Мальчик должен в трусах смотреть в окно и рассматривать там дохлых мух». И Наташа Иванова, художник: «В трусах – где ему дадут трусы? Так, значит, мне надо пойти вот туда, сейчас на склад, туда...» И все возмущались, но это был творческий процесс. Дмитрий Кириллов: А каково рядом работать с Абдуловым? Эти друзья, они же друг друга подначивают, они же бесконечно... Я просто знаю это, что они очень дружны. Евгения Крюкова: Да, они были очень дружны. Вот как бы в момент работы это все уходило. Сергей Александрович был фантастическим рассказчиком. Мы когда ездили снимать на Финский залив и там долгое время проводили в машине или на фестивале, мы просто лежали, умирали, рыдали, когда он рассказывал всякие разные истории. Я ему подарила на день рождения, я делала ему зеркало из бетона с каким-то стеклом. И он всем потом рассказывал, что он должен был перестроить беседку, чтобы можно было повесить это зеркало, потому что оно не выдерживало ничего, и вот я ему удружила, значит, что он должен был полдома перестроить, чтобы пристроить это зеркало. Дмитрий Кириллов: Во время съемок у Сергея Соловьева Евгению Крюкову заприметил еще один легендарный человек – Эльдар Рязанов. Неслыханное дело: великий режиссер, мэтр отечественного кино просто так, запросто подошел к Евгении в коридоре «Мосфильма» и заговорил о работе, как будто он – начинающий, а Крюкова – уже звезда. Парадокс. Евгения Крюкова: Он когда пришел звать меня в кино, а это было именно так... Потому что обычно же режиссеры вызывают, согласовывают... Дмитрий Кириллов: Или звонят ассистенты. Евгения Крюкова: Звонят ассистенты всегда. Дмитрий Кириллов: «Вас приглашает...» Евгения Крюкова: «Вас приглашает такой-то», – ты уже начинаешь дрожать или наоборот... В общем, ты идешь на аудиенцию, тебя за столом встречают, ты садишься в такой ожидательной позиции. А здесь прекрасный фильм «О любви» на «Мосфильме», и я сижу, меня гримируют, я такая, значит, беременная, с подложенными подушками, в благостном таком настроении, у нас там сцена должна быть такая очень красивая, у меня какие-то цветочки в волосах... То есть такая. И мне говорят: «Там тебя спрашивают». Я выхожу, стоит Эльдар Александрович и говорит: «Здравствуйте, Женя! Я Элик, пришел вас звать в свое кино». Дмитрий Кириллов: О! Евгения Крюкова: Вот это о нем сказало все для меня. И я вернулась в таком ошарашенном состоянии совершенно, и мне Таня Друбич, Александр Гавриилович Абдулов говорят: «Ну что?» Я говорю: «Он меня позвал в кино». – «Женя, не думай даже! У него такой вздорный характер! Он ужасный! Он тиран просто! Он следит, он скандалит, он просто жуткий! Он тебя уничтожит вообще!» И я думаю: «Наверное, надо отказываться... Как я сейчас должна, что мне придумать?» Потом думаю: ну есть же мозг, ну он же есть... Дмитрий Кириллов: Он включился. Евгения Крюкова: Он включился, слава богу, и он подумал: пускай, ну вот, значит, я это выдержу, значит, я это выдержу. Дмитрий Кириллов: Это называется, статья в газете: «Молодая актриса отказала Рязанову». Евгения Крюкова: Ага. И дальше вот две картины какого-то просто счастья, просто счастья. Он нас собрал всех на пробы. Он же всегда снимал пробы не потому, что ему нужно было попробовать артиста, а потому, что он продлевал этот момент съемок фильма... Он уже кайфовать начинал... Дмитрий Кириллов: Да, он любил сам процесс. Евгения Крюкова: Да, он уже у себя включал какие-то настройки... И вот эти пробы, они для него уже были, это уже начало этого процесса. И вот он нас собрал, нас там было... Все: и Сережа Безруков, Володя... Нас была команда. И он говорит: «Я люблю, когда артисты импровизируют. Давайте!» Мы, конечно, все зажались абсолютно. И вот он научил импровизировать, потому что мы сочиняли просто как дети. Он очень многое брал из того, что мы предлагали. Он всегда говорил: «У нас дурошлепская комедия». Вот она действительно «дурошлепская комедия», потому что мы валяли дурака просто как хотели. Мы сочиняли абсолютно вот... Была рыба сценария, а дальше мы фантазировали. Более творческого, более хулиганского, обаятельного бесконечно, бесконечно хотящего это сделать, творить я, наверное, не встречала человека. Абсолютно как мальчишка. Вот он сидит на Финском заливе в песке, мы снимали там бесконечно, и он сидит, он въезжает в песок, ему поправляют... Он сидит перед этим монитором, жарко... Ему говорят: «Эльдар Александрович, смена закончилась». – «Как закончилась?» – «Ну все, артисты устали, они же...» – «Как? Ну хорошо, до завтра...» То есть он мог бесконечно снимать. Первый человек, кто меня поздравлял с днем рождения, был Эльдар Александрович. Всегда он передавал приветы детям, он всегда знал, как... Он спрашивал: «Как дома?» Он фантастически умел дружить. Он какой-то был просто чудесный, уникальный абсолютно волшебник. Дмитрий Кириллов: Если равняться на таких, тут уже можно понять, почему не в каждую картину вы идете сниматься, потому что даже если сериалы (вам повезло даже с сериалами), ведь вы снимались где? Например, «Петербургские тайны»: Гундарева, Караченцов... Это же крутейшие люди вокруг! Евгения Крюкова: А все возмущались тогда: «До чего мы докатились! Как мы низко пали! Мы снимаемся в сериалах – как мы теперь будем людям в глаза смотреть?» Дмитрий Кириллов: Жажда наживы, да? Евгения Крюкова: Да. Дмитрий Кириллов: Мэтры играли, плевались, но понимали, что... Нет, они с удовольствием играли все-таки, да? Евгения Крюкова: С удовольствием, конечно, с удовольствием. Дмитрий Кириллов: Просто никто не понимал, что за формат такой. Евгения Крюкова: Да, никто, это было ново. Но это еще был не тот сериал, который, конечно, сейчас, мы его снимали 6 лет, мы снимали как кино. Но оказалось, что этому сериалу, наверное, можно поставить памятник. Дмитрий Кириллов: Я обратил внимание: вы настолько преданный театру человек, одному театру... Это удивительно, потому что как бы ну что театр? А для вас он все-таки, видимо, дом, если вы прописались-то 30 лет назад уже с лишним и так же вот в этом доме продолжаете жить. Евгения Крюкова: Дом, это правда, потому что он меня, в общем, сформировал. Кино, мне кажется, – это все-таки такая уже пост-, т. е. ты используешь то, чему ты научился. Дмитрий Кириллов: База-то здесь. Евгения Крюкова: База-то здесь, и она все время база. И ты чувствуешь, когда долго нет выпуска какого-то, ты чувствуешь, что тебе это нужно, потому что ты начинаешь растренировываться. То есть играть спектакль – это одно, а репетировать спектакль – это другое; ты немножко начинаешь чувствовать потребность в этом. Дмитрий Кириллов: Как спортсмен, которому нужна тренировка. Евгения Крюкова: Да. Это постоянный тренинг, ты постоянно находишься в тонусе, постоянно это новые задачи. Это тот мой мир, в котором я знаю все, в котором я знаю ступеньки в зале, на которых мы сидели студентами и смотрели спектакли, где там с кулис каких-то сверху, с колосников... У нас было очень ценно то, что мы были студией театра и у нас были педагоги наши, они были артисты театра, и мы могли сразу смотреть то, что они нам говорят, как они это воплощают. Дмитрий Кириллов: А потом пошли роли, роли, роли, спектакли... Евгения Крюкова: С 3-го класса... Ой, господи, «с 3-го класса»... С 3-го класса! Дмитрий Кириллов: Ну правильно. Хомский – он же как отец родной. Евгения Крюкова: Абсолютно. С III курса я уже, у меня была первая работа на III курсе. Дмитрий Кириллов: Поверил. Он видит, что девчонка справляется, и потихоньку начал давать возможность играть. Евгения Крюкова: Ну вот все, да, с III курса я уже... Первый спектакль у меня был «Рюи Блаз». Дмитрий Кириллов: Но сейчас у вас прекрасные спектакли, Шекспир, между прочим. Как, каково оно? Замахнулись на Уильяма нашего. Евгения Крюкова: Это был необычный Шекспир. Я очень люблю этот спектакль. Марчелли сказал: «Я хочу сделать спектакль, который мне был бы интересен. Я видел многих «Гамлетов», но вот, наверное, я эгоист и хочу, чтобы это было мне интересно». И мы стали искать вот эти интересы, и нам же тоже должно быть интересно, мы же никогда не идем в то, чтобы нам было неинтересно. Мы, конечно, обнажили какую-то одну историю чистую, взяли вот историю семьи... Ну, спектакль, все-таки ты не можешь вместить... Дмитрий Кириллов: Конечно, объять все нельзя. Евгения Крюкова: Как говорил Эльдар Александрович Рязанов, «трамвай не резиновый», он всегда это говорил. Трамвай не резиновый, и в рамках одного спектакля очень... Либо он должен идти три дня... Наверное, очень сложно это сделать. И мы взяли вот историю, историю любви, наверное, историю непонимания, историю каких-то и комплексов, и обид, но в то же время любви, потому что любви – это, конечно... То есть это действительно любовь, вот у моей героини это любовь, потому что без этого невозможно. Мы хотели сделать очень чистую историю, и, мне кажется, это получилось. Я очень этот спектакль люблю. Дмитрий Кириллов: Когда спектакль заканчивается, а потом идет какой-то шлейф, как от духов, когда долго-долго еще такое послевкусие, тогда вот это и есть эффект, который... Евгения Крюкова: Да. Дмитрий Кириллов: Я думаю, что и «Восемь женщин», как раз вот спектакль я смотрел, как раз из того же разряда. Евгения Крюкова: Да, да. Дмитрий Кириллов: Со своим потом шлейфом. Евгения Крюкова: Все выходят с ощущением, что выпили шампанского, и все идут продолжать. Ну, если есть такая возможность. Дмитрий Кириллов: Ваши творческие начинания, ваши рисунки – они переросли потом в вовлечение в профессиональную работу художника, который создает какие-то рисунки, а потом фарфор, целая коллекция... А потом это превратилось в производство... Вы могли себе представить, что у вас будет такое маленькое свое производство, которое... ? Евгения Крюкова: Нет, нет. Это случайность, абсолютная случайность. Была мастерская, был там художник-керамист, который занимался шамотной керамикой, и я очень хотела попроситься к нему на мастер-класс, просто чтобы сделать какую-то плитку для дома, ну вот как бы... И так получилось, что он некрасиво себя повел, осталась мастерская бесхозной, и мне друзья сказали: «Не хочешь забрать это?» Я сказала: «Да». А потом думаю: а что я делать-то буду с этим?.. Дмитрий Кириллов: Вот авантюра. Евгения Крюкова: «А что я с этим делать-то буду дальше?..» И я приехала, понимаю, что я ничего про это не понимаю, а мне надо с этим разобраться. Я говорю: «Сколько вам нужно времени, чтобы воплотить любую свою фантазию? Вот любую. Вот у вас все есть, мощности все есть, материалы есть, зарплата идет, все есть. Творите – вот сколько вам нужно времени? Любую фантазию». Они говорят: «Ну, 2 месяца». Я говорю: «Хорошо, через 2 месяца встречаемся там же, тогда же». И я за эти 2 месяца проехала все... тогда было все открыто... куча галерей керамики, фарфора в европейских... Нидерланды – у них же очень креативная керамика... Я собрала кучу образцов, я посмотрела кучу литературы... Дмитрий Кириллов: То есть зря 2 месяца времени не теряла. Евгения Крюкова: Я прочитала все про керамику и фарфор, все статьи, поняла, какая она была, что, чего, как... То есть я приехала с образцами, с багажом, с огромным количеством собранной информации. Приезжаю: передо мной стол накрыт такой, значит, метр на полтора, ну и стоят какие-то такие пендюрочки, какие-то маленькие такие, как в сувенирных лавочках такие. И я думаю: а что делать-то дальше?.. И я думаю: ну ладно, хорошо... Дмитрий Кириллов: Это вот то, что за 2 месяца сочинили? Евгения Крюкова: Да-да. И я думаю: это все, о чем вы мечтаете, ребята, это все ваши мечты?.. И дальше я начинаю им просто читать лекции, показывать образцы, начинаю с этим работать. Кто-то не выдерживает, уходит, кто-то остается. Я приношу первый кусок фарфора, массы фарфоровой пластичной. Я говорю: «Давайте попробуем». – «Мы никогда не делали». – «Давайте попробуем». Вот это «мы не делали», «так не делают». Я говорю: «Вы пробовали?» – «Нет, так не делают». – «Давайте попробуем». – «Ой, получилось». Дмитрий Кириллов: Все-таки не зря МАрхИ был в жизни Евгении: в ней продолжает жить художник, а потому стремление создавать красоту из фарфора поддержал ее муж Сергей. Роман Евгении и Сергея – это история взрослых людей, переживших разводы и разочарования, влюбленности и расставания и нашедших друг друга вопреки всем невзгодам и людским пересудам. Евгения дождалась своего семейного счастья. В браке с Сергеем родился сын Михаил, и теперь у них в общей сложности шестеро детей на двоих. Евгения Крюкова: Я очень благодарна Сергею за то, что он подарил мне меня. Он мне позволил заниматься тем, чем я хочу заниматься. Он сказал: «Ты девочка, а я мальчик: я буду зарабатывать, а ты занимайся чем ты хочешь». Он действительно меня поддерживает, он гордится, он всегда рассказывает об этом. Я стала настолько счастливо расслабленной, но в то же время это не так, но я могу себе это позволить, и я получаю от этого удовольствие. Я не нахожусь в состоянии, в таком все время... И мне кажется, это так ценно для женщины вообще... Дмитрий Кириллов: Так у вас еще сколько, еще дети маленькие. Мишка – сколько ему сейчас? Евгения Крюкова: Будет 16. Дмитрий Кириллов: Вот это уже подросток. Евгения Крюкова: Это классный возраст, классный возраст. Дмитрий Кириллов: Классный, да? Спорит с мамой? Евгения Крюкова: Не то слово, хотя он хороший парень. Я надеюсь, что лень все-таки трансформируется в какие-то большие дела, я надеюсь. Потому что Дунечка – она уже артистка, мы работаем в одном театре, мы с ней делим одну гримерку. Я очень рада, я горжусь ею абсолютно. Миша пока еще так, в таком состоянии, но очень хочется, чтобы был хорошим человеком, это главное, наверное. Дмитрий Кириллов: Дай Бог, чтобы вы гордились своими детьми, чтобы у вас получилась куча еще разных проектов. Мы ждем новых коллекций одежды и новых ролей в кино и в театре! Евгения Крюкова: Спасибо, спасибо большое!