Дмитрий Кириллов: Он единственный человек в мире, у кого в трудовой книжке есть запись «профессиональный путешественник». Он стал первым человеком на планете, которому удалось пересечь на веслах южный Тихий океан, покорить все вершины мира, 5 раз в одиночку проплыть вокруг света и также одному дойти до Северного и Южного полюса. Он совершил кругосветный полет за рекордно короткое время на воздушном шаре, погружался в морские глубины, тонул, замерзал, умирал от жажды и голода; бывал в таких ситуациях, когда, казалось бы, невозможно спасение, и каждый раз побеждал благодаря невероятной силе духа и вере в помощь бога. Федор Конюхов, знаменитый путешественник, священник Русской православной церкви, человек мира и в то же время истинно русский человек, влюбленный в свою страну. Застать его дома невозможно, и если люди узнают, что Конюхов в Москве, приходят к нему в мастерскую и храм, чтобы попросить благословения, чтобы воочию увидеть, что Конюхов – это реальный, живой человек из плоти и крови, но все же особенный. Федор Конюхов: Я люблю людей. Для меня нет ни дня ни ночи, люди у меня и ночуют здесь. У меня ключей нет от моего дома, от моих храмов, от моей мастерской. Я ночую там вот, на чердачке, если, конечно, мне позволено там ночевать, потому что… Дмитрий Кириллов: Там тоже бывает занято? Федор Конюхов: Да, бывает занято, просто у меня люди знают, что я в 2 часа ночи начинаю молиться… Дмитрий Кириллов: У вас с 2-х до 4-х традиционно, да? Федор Конюхов: Да-да, ну не традиционно, так получается. Дмитрий Кириллов: По режиму, да? Федор Конюхов: Да. Я бы хотел, чтобы чуть пораньше. Раньше я молился с 12 ночи и до 2-х, потом ложился спать. Но до 12 у меня люди, и я перенес на 2 часа. Но и сейчас, когда я начинаю молиться, то все остаются со мной, чтобы молиться; когда я заканчиваю молитву, то я вижу 2–3 человека, которые спят на полу в храме, остальные уехали домой. Я их спрашиваю: «Зачем же?» – «Ну мы посмотрели, как ты начинаешь молиться», – а дальше им уже неинтересно, они уже домой пошли, им надо спать, завтра, говорят, на работу. Дмитрий Кириллов: За полвека странствий Федора Конюхова по свету мы, наблюдающие за его героическими подвигами, сидя перед телевизорами в своих теплых домах, не представляем степени тяжести и риска подобных походов, но уже привычно ждем от Конюхова очередного мирового рекорда. Он же герой, его в Москве в метро наверняка и не встретишь. Федор Конюхов: Я, конечно, мало езжу по городу и в метро. Я обычно не одеваю свою морскую фуражку, меня узнают только по морской фуражке, а так никто не догадывается. Дмитрий Кириллов: Ну идет священник, едет утром? Федор Конюхов: Нет, я в метро езжу в гражданском, я в священском не езжу, потому что облачение очень дорого стоит. Я одеваю священное только у себя в храме, в метро езжу в обычной одежде, в джинсах и в курточке. Дмитрий Кириллов: Я так понимаю, что когда вы находитесь в Москве, сюда приходят люди, которые даже просят просто помолиться вместе? – путешествующие, те, которые хотят… Федор Конюхов: Ну это у меня храм для путешественников. Он небольшой, и хотим мы или не хотим, а все равно люди шли на Эверест, в горы, шли в океан, шли к Северному полюсу и будут идти, и мы никак это не остановим. За них надо только молиться. И соответственно те ребята (или альпинисты, или путешественники, полярники, яхтсмены) приходят перед каждым своим путешествием, и здесь мы или служба, или просто молитва, или… Так же после экспедиции всегда, дай бог все благополучно, мы благодарим Господа Бога, что прошло благополучно. Если что-то случилось – бывает, но не так часто, – тогда мы молимся за тех ребят, которые ушли в другой мир. На пути к Северному полюсу таких, как Саша Рыбаков, как Андрей Подрядчиков, они на пути к Северному полюсу, это мои друзья, погибли. Или в горах, или вот сейчас Валера Розов погиб, не вернулся с Гималаев. Если человек идет в серьезное путешествие, он понимает, что невозможно подняться на Эверест, или на К2, или на другие вершины, высочайшие вершины без Господа Бога и без тех святых, которым ты молишься, небесных покровителей, также ангелов-хранителей. И конечно, приезжают и спрашивают или просят, чтобы я молился. Помню, когда мой друг Евгений Виноградский с Екатеринбурга, это была такая сложная экспедиция на К2, это Чогори, это вторая вершина от Эвереста, 8 611 метров… Они предприняли попытку зимой, в феврале месяце зайти на вершину Эвереста. И перед отъездом служба была, батюшка провожал, а потом ночью раздался звонок по спутниковому телефону, Женя звонит (он мне просто говорит «Федор») и говорит: «Федя, помолись! Мы сейчас лежим на 8 тысячах метрах на пути к вершине К2, мороз -56 градусов, а то и выше, ураганный ветер. У нас один (называет фамилию) погиб, один обморозился, и понятно, что уже к вершине не будем идти, спускаться, но это очень сложно. Я тебе звоню, потому что только ты знаешь со всех священников (каждый священник может молиться, и его молитва будет доходить до Господа Бога, если он от сердца молится, у нас так принято) – только ты, Федя, знаешь, что это, на 8 тысячах при таком морозе, при урагане, когда уже рядом погибший друг, погибший и обмороженный…» И соответственно обращается, потому что, правильно, к кому, как не ко мне? Я знаю, что такое высота, что такое кислородное голодание. То же самое, так же, как в океане, когда мне звонят и говорят: «Отец Федор (Федор Филиппович, просто Федор), помолись, мы попали в шторм или надвигается ураганный ветер». Я-то знаю, я прошел через многие ураганы, был во многих штормах, у меня 6 кругосветных плаваний. Конечно, я и ночью и днем молюсь за этих ребят, чтобы они вернулись все живы и здоровы к своим семьям. Вот эти вот все ребята, с которыми… Георгий Седов, это дед у меня такой… Дмитрий Кириллов: Да-да, дедушка. Федор Конюхов: Это Юра, мой учитель, подрядчик… Дмитрий Кириллов: Это в Якутии который, да? Федор Конюхов: Вот Саша Рыбаков. Дмитрий Кириллов: Если вот на много-много лет назад уйти, вспомнить детство, вы хорошо учились? Федор Конюхов: Нет, средне. Двоек не было, изредка пятерки, а так в основном на четыре-три учился. Дмитрий Кириллов: С уроков сбегали? Федор Конюхов: Сбегал? С уроков не столько сбегал, если бы… Были моменты, когда меня из класса просили выйти. Я вот, помню, энциклопедия вышла, спрашивает учительница Татьяна Семеновна, говорит, что бога нет. Я раз… А я всегда любил такие… Я вырос в семье, где все верующие, у меня в роду только рыбаки, моряки и священники. И тут я тяну руку и говорю: «Татьяна Семеновна, вот вы говорите, чтобы мы в бога не верили…» Это была первая Советская энциклопедия, там Иисус Христос Господь Бог наш, а во второй уже Иисус Христос миф. Я раз тяну руку и говорю: «Татьяна Семеновна, вот здесь написано, что Иисус…» А я такой был любопытный, и «Капитал» читал, и энциклопедии читал, соответственно и Евангелие читал, Библию читал по церковнославянски, я от бабушки научился. И тут я тяну руку и говорю: «А вот здесь написано, что миф, – а почему мы говорим, что сейчас 1964 год от Рождества Христова?» Что она могла сказать? Она сразу: «Федя, не дерзи, выйди из класса». Я выйду из класса, иду по берегу моря, сам думаю: «Да, Татьяна Семеновна хорошая учительница, все». Ну и там написано… Ну почему весь мир живет от Рождества Христова? Тут что-то не так. То же самое Марья Васильевна, учительница литературы, говорит, что бога нет, все это… Я раз, снова тяну и говорю: «Марья Васильевна, вот вы хотите, чтобы мы любили Александра Сергеевича Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Толстого и других, Достоевского, а они все были верующие, они были все верующие, Гоголя, они были все… Ну а Лермонтов сильно был верующий. А вы хотите, чтобы мы любили их, изучали, а говорите, что бога нет». Ну она снова так же примерно: «Федор, Федя, выйди из класса». Я так же иду и думаю: «Что-то не так». Дмитрий Кириллов: В роду Федора Филипповича 5 канонизированных святых, пострадавших в годы гонений на церковь. Зверски убитые большевиками, они приняли мученическую смерть, но не отреклись от бога, и маленький Федя знал, что они не враги народа, а герои, знал, что, когда вырастет, станет священником, а еще путешественником, как его дед, и обязательно достигнет Северного полюса. Федор Конюхов: Мой дедушка указывал в экспедиции Георгия Яковлевича Седова, 1901 год. Когда Георгий Седов на судне «Пахтусов» исследовал Новую Землю, наносил на карту, глубины измерял. У меня же дедушка с помором, с Архангельской тогда губернии, сейчас области, и он с ним участвовал. И дедушка хотел, чтобы я стал как Георгий, как Седов. Почему с 8 лет? Я так говорю, что мне было 8 лет, дедушка умер в 1958 году, мне 8-й год шел, и он умер, дедушка. Но он хотел, и я-то знал, что я буду, как Георгий Яковлевич Седов, пойду к Северному полюсу, и с тех лет… Дмитрий Кириллов: …уже было внутри ощущение. Федор Конюхов: …я уже внутри знал, что я пойду. Только как искать пути, чтобы достичь? Чтобы дойти до Северного полюса, я после 8 классов пошел в мореходное училище одесское. Я закончил судоводителя, штурмана, потому что я знал, что без навигации я не найду Северный полюс. Северный полюс – это математика, тогда еще не было GPS, сейчас-то легко по GPS можно найти, а тогда же не было, нужно было вычислять по звездам, по луне, по солнцу. Дмитрий Кириллов: То есть вы в мореходке с радостью учились, да? Федор Конюхов: Я с радостью от мореходки, что-что… И в школу когда я ходил, я не очень, можно сказать, склонен к математике, но я знал, что если я не буду знать математику, то я не смогу… Дмитрий Кириллов: …вычислять вот это все? Федор Конюхов: …найти, чтобы вычислять правильно координаты. Даже среднее мореходное училище, но там для навигации надо знать азы высшей математики, тогда ты сможешь высчитать математически Северный полюс или другие координаты. А когда закончил, я стал, начал работать, в море ходить, понял, что к Северному полюсу такой далекий путь… Тогда я уехал в Ленинградское арктическое училище. И вот я пошел на механика, чтобы на полярных станциях быть ближе к Северу. Дмитрий Кириллов: Учась на механика в мореходке, Федор как истинный романтик начал заниматься рисунком и пробовал себя в прозе, записывал самые яркие впечатления в свой дневник. Так формировался писательский талант Конюхова. Федор Конюхов: Дедушка научил меня вести дневники. Он был парализованный, не мог ходить; он все время у нас на лавке лежал или на улице на такой, можно сказать… Тогда же не было колясок, была тачка, мы на тачке вывозили его, оставляли под деревом… Дмитрий Кириллов: Бабушка ухаживала за ним… Федор Конюхов: Да, бабушка, папа, мама… Ну папа в море ходил, а моя мама, бабашка, сестры еще, дедушкины дочки… А дедушка всегда, когда лежал, он меня всегда просил, чтобы я написал, сколько крольчат у нас, когда виноград поспеет, когда деревья, какие птицы прилетели. Я ходил, видел, записывал, прибегал к нему, забирался к нему, у него такая борода большая седая, в голове иконка всегда, здесь книги лежали… Почему я люблю, потому что для меня такие, как Гоголь, Достоевский, Лев Николаевич Толстой, – это все… Были у него и Куприн, и… Дмитрий Кириллов: Дед читал, да? Федор Конюхов: Он читал, и мне запомнилась полочка такая коричневая. Вот я залезу и ему читаю или он сам читает, а я по нему прыгаю, а мама все кричит: «Ты деда задавишь», – я же уже большой был, а я прыгаю по нему, а он все лежал и смеялся. И он все говорил: «Ты должен быть как Георгий Седов». Он любил Седова, он смелый, и ушел из жизни с именем Седова, и я, соответственно, хотел оправдать азовских рыбаков, он же из азовских рыбаков был, и дедушку не подвезти, дойти до Северного полюса. Та же бабушка молится на коленях, и мы всегда… Я или молился, или сидел слушал… Дмитрий Кириллов: Маленький учился, да? Федор Конюхов: Да. Дмитрий Кириллов: Храмы были? В деревне был? Наверняка не было. Федор Конюхов: В нашей деревне не было, он закрылся, стоял, при Хрущеве вообще его снесли. А соседняя деревня, было 11 километров, там был храм, никогда его не сносили и сейчас он есть. И в Киев бабушка ходила, тогда же не было паломничества в Иерусалим или… А я как раз бабушке говорю: «Ну что вы идете в Киев?» Она шла по 20 дней… Дмитрий Кириллов: В Лавру хотела. Федор Конюхов: Да, в Лавру. И только они приходят, свечечки поставила в Лавре, там негде было особенно становиться, и через день они возвращаются. А бабушка говорит… Я говорю: «Ну вы же там совсем мало были». На говорит: «Так сам путь, когда идут, они идут и молятся и так же возвращаются». А там понятно, что долго нельзя было задерживаться, в Киеве. Мое детство – все время мне вспоминается солнце, все время вспоминаются птицы… Дмитрий Кириллов: …и конечно же море. Родившись на азовских берегах, Федор после школы шел на берег и часами смотрел вдаль, представляя себя покорителем морских просторов. И в 15 лет он переплыл Азовское море втайне от родителей. Федор Конюхов: Я в библиотеке брал книги, как построить лодки. Я начал строить свою лодку, чтобы переплыть Азовское море. Когда папа увидел, пришел с путины, с рейса, пришел и увидел, что эта лодка непригодна ходить, что она не такая мореходная (ну и потом понятно, как я строил, он взял топор и порубил ее. Он думал, что он меня остановит, что я за это время подрасту и откажусь. А я на «тузике», мы их называли, маленькая лодочка весельная, а я этого «тузика» знал, потому что я папу встречал, папу отвозил, я уже знал его. И я его взял и уплыл, ушел, так сказать, украл. А когда я вернулся… Причем папа ругал меня за это; ему не столько было опасно и страшно, что я переплыл Азовское море, пошел, а ему было стыдно перед рыбаками, его, как говорится, коллегами, что сын украл и их оставил без «тузика». Понятно, что они все говорили: «Филипп, у тебя сын такой-сякой», – папе было стыдно перед ними. И он говорил: «Ты меня позоришь, ты меня опозорил, что ты украл лодку!» Так что… Ну и с тех пор мы начали считать мои путешествия, так если сказать. Мне все преподаватели говорили: «Федя, ты хорошо рисуешь». А там стенгазеты, я рисовал с детства, так же как дедушка: я зарисовывал голубей, кроликов, ласточек, кто прилетает, деревья, я не только писал, а еще зарисовывал. И все говорили: «Ты хочешь рисуешь, тебе надо идти в художественное училище». А я хотел в мореходку, а сам начал уже, какое-то было сомнение. Тогда решил, что если я переплыву Азовское море и не испугаюсь моря… Я с папой-то ходил, но это вдоль берега… Дмитрий Кириллов: …а то один. Федор Конюхов: Да, если не испугаюсь, тогда пойду в мореходку; если испугаюсь, укачает, тогда пойду в художественное училище. Ну перешел и, видите, пошел в мореходку. Дмитрий Кириллов: А потом получилось и художественное, и все… Федор Конюхов: Ну потом уже, когда я служил в армии… Я рисовал всегда, и мне мои друзья, с кем я дружил, говорили: «Федор, ты хорошо рисуешь, – у меня целые папки были зарисовок. – Тебе надо научиться». А мы служили в таком месте, Коля Галушко, как сейчас помню, он говорит: «У меня брат сейчас учится в Белоруссии на художника, езжай туда, там тебя встретят». Я приехал… Дмитрий Кириллов: Бобруйск? Федор Конюхов: Бобруйск. Меня встретили хорошо. Увидели мои рисунки и сразу сказали: «Без экзаменов мы тебя берем», – рисунок не надо сдавать, потому что там целые папки я нарисовал. Ну я так и все, и потом дальше пошло, пошло. Дмитрий Кириллов: За плечами Федора Конюхова Бобруйское художественное училище, Одесская мореходка, Ленинградское арктическое училище. В списке учебных заведений также значится Санкт-Петербургская духовная семинария. Федор Конюхов: Лет 50 будет, мне казалось, в 50 лет я буду «древний»… Дмитрий Кириллов: «Древний». Федор Конюхов: Да, я уйду в свою деревню и буду в деревне деревенским священником, буду с бабушками в деревне молиться и все, такая была… Дмитрий Кириллов: …картина. Федор Конюхов: Ну и так, конечно, я в 50 лет не стал, я стал в 57 лет, когда… Я чуточку задержался. А потом то, что я пережил, то, что я увидел… И вот я думаю: кто же будет, кто же почувствует тех людей, которые… Вот сейчас мы сидим, а кто-то же идет к подножью Эвереста или на вершину Эвереста, кто-то идет в океане, кто-то летит на самолете, как и в армии, сейчас на границе ребята кто-то в болоте, кто-то в снегах, кто-то в жаре. Вот за них… Я понял, что священнику не только надо в деревне с бабушками быть, надо и с таким… Сколько? Кто-то сейчас пасет оленей на Чукотке, кто-то в море рыбу ловит, контейнеровозы идут, тысячи-тысячи тонн идут… Я так смотрю, думаю: вот православные, вот за них надо тоже молиться, и не тоже молиться, а надо молиться. Нас много, путешественников. У нас храм не должен быть только для… Это хорошо, что ходят бабушки, дедушки, дети маленькие. Но есть храмы, как вот у меня… Здесь у нас, как говорим мы часто с моим помощником, мы часто говорим: «Плохо, что к нам не ходят бабушки, нам некому даже (ну так, шутя) в храме свечечки поправить, почистить…» Дмитрий Кириллов: Да-да, традиционные. Федор Конюхов: Нет, у нас приходят только такие мужественные все… Дмитрий Кириллов: Отчаянные, да. Федор Конюхов: Да, обмороженные… Дмитрий Кириллов: Прошедшие ветра и шторма люди. Федор Конюхов: Да, прошедшие. Они свечечки не чистят, подсвечники, и полы не моют в храме. Но это я шучу, я и сам могу помыть, у меня храм небольшой, и мою. Так что здесь для этих тоже нужно. Господь Бог создал человека по образу и подобию себя, и человек идет к разгадке божественной. Нет на земном шаре, если точно сказать, я объездил много, а нет стран, чтобы там были плохие люди, нет таких стран. Господь Бог не мог позволить, Господь Бог – это любовь, он не мог сделать плохих людей и хороших людей, нет, все хорошие. Я был в том же Сомали 2 раза, я был в 1993 году и сейчас в 2013 году. Когда скажешь «Сомали», сразу: «А-а-а, бандиты!» Дмитрий Кириллов: Пираты. Федор Конюхов: «Бандиты, пираты». Это очень красивые люди. Там, знаете, красивая пустыня… Но политическая система, экономическая система, военная система, религиозная система их сделали пиратами. То же самое арктические страны красивые, джунгли Амазонки красивые… Дмитрий Кириллов: И все время хочется взять кисть и писать, да? Федор Конюхов: Да. Я жил 5 лет на Чукотке, и чтобы сделать свои работы, серию таких картин про жизнь и быт народов Севера, я сам по профессии..., жил 5 лет на Чукотке. Приезжал на 2 месяца в Москву, выполнял работы свои на станках тогда от Союза художников СССР. И вот когда я путешествовал со своим другом Ататом по Чукотке, он охотник, эскимос, и я его рисовал портреты, много портретов. А мне хотелось еще рассказать о нем, какой он есть, рассказать, как он говорит. Вот собираемся утром… Дмитрий Кириллов: Что в душе у человека, внутри. Федор Конюхов: Да. Мы собирались утром ехать проверять капканы, все. Я встаю, выхожу с яранги и начинаю там говорить: «Надо… Котелки взяли? Ружья взяли? Капканы надо взять. Одежду, собак запрячь», – и полчаса я только… Атата курит-курит, встает и говорит: «Однако пора капканы проверять», – все, и поехали. Вот эта философия его… Этим же сказано, что надо и котелок взять, надо и оружие взять, надо и капканы взять, надо и палатку взять, и собак запрячь, понимаете? Видите, вот это… Дмитрий Кириллов: Это такой пример тоже учит, да, как быть собранным? Федор Конюхов: Да, учит, и мне хотелось именно, и тогда я начал писать дневники, книгу, рассказы, чтобы о таких людях рассказать. Дмитрий Кириллов: Что ощущает человек, оставшись один на один с собой, когда вокруг на тысячи километров нет ни единой живой души, а только звезды, пустыня или океан? Когда невозможно предугадать, что тебя ждет в следующую минуту, а время словно остановилось. В мае 2019 года Федор Конюхов за 154 дня на одиночной весельной лодке преодолел путь от Новой Зеландии до чилийского мыса Горн. Он прошел в Южном океане ревущие сороковые и неистовые пятидесятые – те точки на карте Земли, которые моряки стараются обходить стороной. Федор Конюхов: Время можно спрессовать и можно растянуть. Время живое; нет точно секунд, часов. Все одинаково? – нет. Я почему люблю, много читал, много смотрел о Пикассо? Он прожил 92 года. Что меня у него вдохновило, я хотел бы так? Он написал столько, написал, нарисовал, что до сих пор не могут посчитать, сколько он картин, скульптуры, графика, еще техника, литография, керамика, все в тысячах. А сейчас, уже вот в таком преклонном возрасте, я уже почувствовал, что время растяжимо. Даже когда я себя беру, у меня написано 3 тысячи картин, но даже если каждую картину по одному дню писать… Конечно, я пишу не по одному дню, а я пишу годами, бывает, картину, но бывает, что и минуты. Как сказано в Святом Писании: если ты находишься с телом и находишься с духом, то тебе бесполезно – сначала надо духовно, а потом уже физически. То же самое и картину или книгу: ты ее должен духовно писать, и она пишется сама, а потом уже физически ее доводишь. Господь Бог на каждого человека указывает перстом, это значит дает талант, дает свою судьбу, но не каждый человек следует. Дмитрий Кириллов: А бывает такая ситуация, что человек живет и ничего не успевает сделать, он говорит: «У меня время пролетело, вот и старость пришла». Федор Конюхов: Да. Я вот люблю, я с ним встречался, с Владимиром Высоцким. Он прожил очень мало, 43 года, но написал столько, что мы до сих пор не можем, я даже, все послушать стихи. Видите, он мог прессовать время, мог, а он же был и в театре, постановки делал, занимался еще другими вещами. Кажется, только сидеть писать тебе не хватит. Нет, время надо не бояться, и особенно никогда нельзя говорить, что мне мешают, мне не дают. Если тебе мешают, не дают, значит, это не твое. Я путешествую уже 50 лет, у меня там сколько экспедиций, я запутался. У меня внуки собирают, в каких я странах был, сколько стран; старший сын, сколько я миль прошел… Дмитрий Кириллов: Это, знаете, как анекдот есть: «Федор Конюхов купил 5-й холодильник…» Федор Конюхов: Да-да. Дмитрий Кириллов: «Зачем? Магнитики некуда…» Федор Конюхов: Ну да. Вот вы сейчас начинаете… У меня 6 внуков, 4 внука и 2 внучки… Дмитрий Кириллов: Они летописцы уже, да? Федор Конюхов: Да, они спорят, что дедушка или в 120 странах был или в 125 странах, там даже спорят, так или не так. Но я говорю, что я сам не знаю, я больше чем 10 стран уже не помню, а остальное так уже, идет валом. Старший сын уже собирает, сколько я был, прошел в океане морских мил, как если перевести их примерно в километры, примерно от Земли до Луны. Младший сын, сколько я проехал; другие, жена собирает, сколько дней я бываю дома. Я говорю: «Ирочка, давай мы отметим наше 30-летие совместной жизни, ну когда мы расписались». А она говорит: «А почему 30-летие? Мы еще и 10 не живем. Когда вот будет 10, мы отметим». Я говорю: «Как? У нас уже по паспорту 30 лет». Она говорит: «Ну ты считаешь по паспорту, а я считаю, сколько ты дома». Оказывается, она ведет… Дмитрий Кириллов: У нее свое летоисчисление. Федор Конюхов: Да, свое. И говорит: «Ты должен наверстывать». Я говорю: «Ну как это наверстать?» Дмитрий Кириллов: Ну вот если про Ирину как раз вспомнили, вот Бог дал вам спутницу, которая разделила с вами вот такую вот… Знаете, не каждая жена… Федор Конюхов: Ну она не делит, она любит меня просто. Она просто знала и знает, что если я не буду заниматься тем, что я, это уже будет не Федор Конюхов. И она понимает, что я не смогу. Я хочу на воздушном шаре подняться на 110 километров в малый космос, как Ричард Брэнсон будет летать, возить туристов, только я на воздушном шаре на гигантском гелиевом. И потом не я буду лететь, там ветра нет, а я буду стоять на воздушном шаре. Земля 3 раза оборот сделает, 3 оборота, и я начну спускаться. Но это только в разработке. А такие, как планер, 42 километра, 25 километров в стратосферу – это уже в работе, финансируется. Ну и дальше пошли те же яхты, те же… Сейчас катамаран мне строят на солнечных батареях, чтобы пересечь Атлантический океан под энергией Солнца. Дмитрий Кириллов: Видя ваши экспедиции, мы следим за ними, я думаю, что лучше Конюхову не подражать, вот так вот… Ведь очень многие люди… Федор Конюхов: Нет, это не надо, не надо. Дмитрий Кириллов: …говорят: «А что? Я сейчас тоже, рвану-ка я!» Федор Конюхов: Нет, это хорошо, надо любить нашу планету, надо любить… Я всегда говорю, что люблю людей-романтиков. Если человек любуется Млечным путем, значит, он уже романтик, может пойти со мной в экспедицию. Но только не всем дано. Я же не претендую быть банкиром, или финансистом, или каким-то конструктором, я же не претендую, на это все талант. Когда ко мне приходят молодые люди и говорят: «Мы хотим (как вы сейчас сказали) быть похожими на вас, Федор Филиппович, быть такими, как вы». Я говорю: «А почему вы не хотите стать композитором?» Он говорит: «А у меня таланта нет». Я говорю: «А, может быть, художником?» Он говорит: «У меня таланта нет». – «А юристом стать?» – «Мне это не нравится». Я говорю: «А почему ты хочешь стать путешественником? Ты знаешь, есть ли в тебе талант быть путешественником? Путешественник – это так же талант». Да, болтаться по миру можно, а путешествовать – это талант. Ко мне сейчас, недавно пришел один молодой человек, он знает, что я хочу сплавляться по самой большой такой реке, по Амазонке, от верховий до Атлантического океана. Он говорит: «Я, Федор Филиппович, узнал, что вы хотите сплавляться, я хочу с вами, я путешествую, я все». Хороший, красивый молодой человек, сильный. Я говорю: «Да, у меня есть в плане, через 5 лет я буду сплавляться с озера Титикака и до Атлантического океана на плоту через все эти джунгли амазонские». Он говорит: «Ой, как, через 5 лет? Ну тогда я пошел». Он ушел, я так думаю: «Да, этот человек не сможет». Дмитрий Кириллов: Настоящий путешественник – это не турист: он выбирает самый рискованный маршрут ради достижения заветной цели. А потому их, отчаянных и бесстрашных, на земле не так уж и много, и Конюхов среди них первый. Он видел те места, которые не видел никто другой; на его глазах погибали друзья. Федор Конюхов: Замерз Саша Рыбаков… Дмитрий Кириллов: На руках практически? Федор Конюхов: Да, я его грел, сам уснул, не смог отогреть, он умер. Ну это я молюсь… Вот вы же видели, на часовенке, на моем храме висят доски? – те ребята, которые ушли от нас в другой мир как раз на пути к Северному или к Южному полюсу или на пути к высочайшим вершинам. Ты когда теряешь своих друзей, то, конечно, там ощущение горя и ощущение невозвратности того или иного человека – это чувства совсем другие. Я молюсь и буду молиться, буду благодарить Господа Бога, в том числе молюсь за них, потому что я остался, а они ушли, а мог бы я уйти, а я остался, я же не лучше их. Дмитрий Кириллов: Спасибо вам! И у вас еще впереди множество открытий, которые вам Бог даст. И здоровья вам. Федор Конюхов: Спасибо! Дмитрий Кириллов: Мы будем следить! Федор Конюхов: Спасибо! Я буду молиться за вас.