Кирилл Крок: Самое дорогое, что у меня есть в жизни, и, наверное, самое дорогое, что я боюсь потерять, – это именно театр. Когда мне лет было 18–20, я понял, что это то в жизни, чем я хочу заниматься и чему я хочу себя посвятить. Меня очень радует, что я никогда не мучился, чем мне заниматься, куда мне идти, где мне работать, у меня никогда вот этих сомнений, собственно говоря, не было. Марк Варшавер: И все-таки «Ленком» – это бренд, и тянутся сюда просто еще на театр, в текущий репертуар. И новый репертуар наш, который мы создаем, состоит в основном из молодежи. Обязательно во всех спектаклях должны быть вторые составы. Дмитрий Кириллов: Любите ли вы театр так, как его любят Марк Варшавер и Кирилл Крок? Это еще надо поискать в стране таких фанатично преданных почитателей богини Мельпомены, жизнь свою посвятивших целиком и полностью театру: Варшавер – «Ленкому», Крок – Вахтанговскому. Оба театра – ведущие в стране и любимые зрителями. С уходом из жизни Марка Захарова, создавшего свой неповторимый «Ленком», пессимисты и скептики хором заголосили о кончине театра. Не легче обстояли дела и в Театре им. Е. Б. Вахтангова: оставшись неожиданно без художественного руководителя, труппа в одночасье осиротела. И в эти тяжелые для театра времена два директора, Варшавер и Крок, взваливают на себя, казалось бы, непосильную ношу, совмещают административную работу с руководством актерами и режиссерами. И удачно совмещают: все лучшее, что было создано предшественниками, свято бережется, сохраняются великие традиции этих прославленных театров. Кирилл Крок: Я всегда не устаю повторять: театр – это забег на длинную дистанцию, неважно, для актера, для сотрудника. Чтобы в театре, в деле состояться, нужно его изучить, нужно его, так сказать, почувствовать. Никто вас после института, как бы хорошо вы ни закончили, с красным дипломом, вы не можете, вы не имеете навыков, ни опыта жизненного, ничего, чтобы быть сразу руководителем театра и т. д. и т. п. Мне пришлось освоить очень многие театральные специальности, и я этим горд, потому что я прекрасно знаю, будучи директором, и понимаю, как, к примеру, сделать папье-маше, что такое левкас, как он наносится на предмет, как режется фигура из поролона и пенопласта... Притом что, конечно, если сравнивать 80-е и 90-е прошлого века и сегодняшнюю область технологий театра, это, конечно, небо и земля... Дмитрий Кириллов: Да, раньше очень многое от дяди Васи зависело, зависели все. Кирилл Крок: Раньше нужно было залезть, в каждый фонарик вставить фильтр, направить на точку, сузить фокус... Сегодня это делает все, слава богу, компьютер нажатием одной кнопки в компьютерной программе. Но это же только вершина айсберга, которую видит простой зритель. Многие зрители даже не понимают, что в театре-то работа, чтобы вот люстры горели и паркет сиял, а на сцене был сегодня вечером спектакль, – эта работа начинается в 9 утра, а может быть, и раньше, а может быть, еще и ночная смена убирает декорации и монтирует новые. И люди этого порой не понимают. Почему-то есть такие люди, к сожалению, которым кажется, что если он сегодня работал где-то чиновником или управленцем, он может и театром руководить: ну он же там что-то знает. Понимаете, приходит человек, который работал в коммерческой структуре и занимался поставками сценического оборудования, и вот он сейчас стал директором театра. Или другие какие-то примеры, когда вдруг директор цирка приходит в театр и начинает себя вести с актерами, как будто она дрессировщица тигров или львов в клетке. Понимаете, как это ни странно, это учреждение культуры вроде бы, да, бюджетное, финансируемое, но это совершенно иной принцип мотивации и принятия решений. В театре, я всегда подчеркиваю, ничего порой нельзя приказать: в театре я могу только убедить. Дмитрий Кириллов: Убеждение – высшее дипломатическое искусство, и, работая в окружении сплошных заслуженных и народных, порой капризных и раздражительных, а чаще всего по-детски трогательно-наивных артистов, нужно обладать стальными нервами, ангельским терпением и всепрощающей мудростью. Ведь театр – семья, а директор – почти что отец, ведь именно он старается сделать так, чтобы все работало, сверкало, блестело, в зрительном зале был аншлаг, а в кошельках артистов – достойные гонорары. Об организаторском таланте энергичного молодого человека, директора учебного театра Школы-студии МХАТ Кирилла Крока стало уже известно всей театральной Москве. Повезло ему с наставниками: справа – Смелянский, слева – Табаков. Кто прошел табаковские управленческо-хозяйственные курсы, тому вообще ничего уже не страшно. К примеру, вчера в зале дышать было нечем – сегодня уже благодать. Табаков только один раз спросил «Где кондиционеры?!», и они появились мгновенно, обдувая зрителей и артистов приятной прохладой. Вот она, школа! Кроку два раза ничего объяснять не надо. Кирилл Крок: Я всегда говорю слова Олега Павловича, присвоив их внаглую себе. Я говорю так, что если в зале нечем дышать, не хватает воздуха, никакой Сергей Маковецкий на сцене не поможет. Поэтому это тоже такие вот, так сказать, жизненные абсолютно уроки, которые Школа-студия и я вспоминаем с теплом. По многим, так сказать, параметрам, когда я пришел к нему, к Смелянскому, в кабинет, это было почти уже 13 лет тому назад, и сказал: «Анатолий Миронович, такая история, я сейчас был на приеме у министра, меня назначили директором Вахтанговского театра». Анатолий Миронович снял очки... Понимаете, реакция руководителя: вместо того чтобы сказать «Кирилл, а как так, почему, а как Школа-студия?», он сказал: «Дай я тебя обниму! Я тебя поздравляю!» Дмитрий Кириллов: Директоров театров назначают не каждый день, тем более если речь идет о легендарном Вахтанговском. За 90 лет здесь сменилось 12 руководителей, Кирилл Крок стал 13-м. Тринадцатого же ноября и день рождения театра – случайное совпадение или судьба? А потом начались будни. Кирилл Крок: Да-да-да. Дмитрий Кириллов: Вы приходите в театр, где висят все вот эти великие люди... Кирилл Крок: Да вот они до сих пор висят, как они висели. Дмитрий Кириллов: Тринадцатый директор. Кирилл Крок: Да, тринадцатый директор. Вот я помню, я сидел здесь, принимал дела у прежнего директора, и, конечно, у меня был страх, потому что я как посмотрю: этот с укором смотрит, этот вообще на меня не смотрит, этот мимо, этот с сомнением, Михаил Александрович Ульянов... Думаю: боже мой, боже мой, куда попал?.. Но, знаете как, я всегда исповедую принцип «глаза боятся, а руки делают», поэтому тут некогда было раздумывать, тут некогда было скучать. Я для себя выработал принцип: как будет, так и будет, вот что будет, то и будет. Вот нужно делать то, что ты должен делать. Дмитрий Кириллов: Но страшно же начинать – Вахтанговский театр! Кирилл Крок: Вы знаете, когда ты приходишь в театр, которому на тот момент должно было через 2 года исполниться 90 лет, твой опыт в театре, да еще в каком-то маленьком, да еще в каком-то московском, – это вообще никого не интересует, твой опыт, когда ты приходишь на такую, так сказать, должность. Дмитрий Кириллов: Вас же не с оркестром встретили. Вот вы приходите... Кирилл Крок: А где вы видели, кого встречают с оркестром? Никого не встречают. Дмитрий Кириллов: Театр – это не только аплодисменты и цветы: это еще и судьбы артистов, судьбы режиссеров. Вчера тебе устроили овацию, а завтра могут и столкнуть в оркестровую яму. Судьба Юрия Петровича Любимова, выдающегося режиссера XX века, человека сложного, яркого, одаренного, тому пример. Свои первые творческие шаги Любимов сделал на сцене Театра Вахтангова: еще в 1936 году он сыграл эпизодическую роль в «Принцессе Турандот». И через полвека, лишившись «Таганки», Любимов вернется в театр своей юности, чтобы поставить свой последний спектакль и уйти навсегда, уйти туда, где нет ни интриг, ни зависти, ни злобы. Кирилл Крок: Юрий Петрович мне здесь, вот в этом театре, вот сидя на этом диване, он всегда мне говорил: «А вы знаете, Кирилл, почему у этого льва вся грива вот такая почесанная? Вот видите, вся стертая». Я говорю: «Откуда же я знаю, Юрий Петрович?» – «А, не знаете. Здесь проходили партийные собрания, и я от злости сидел и гриву эту расчесывал. Поэтому вот он, видите, весь такой стертый – это я ему стер». Великий Юрий Петрович Любимов. И он, так сказать, пришел со словами, что: «Знаете, я уже старик, я здесь начинал артистом, я же начинал артистом, преподавал в «Щуке», несколько спектаклей на сцене поставил, вот моя жизнь сделала круг: я сюда вернулся умирать. Когда, – говорит, – я умру, я вас прошу, готов вам написать заявление: прощание со мной – на этой сцене, где я делал первые свои шаги в искусстве, в театре, и здесь я должен умереть». И последний спектакль в своей жизни, который поставил Юрий Петрович Любимов, был как раз спектакль «Бесы». И мы всячески ему помогали, успокаивали тут всех и выпускали. Это было тяжело, сложно, но тем не менее уже сегодня тогда еще совсем молодые артисты Театра Вахтангова, никому не известные, сегодня они многие уже заслуженные артисты, они в творческой биографии своей будут это писать, и с восторгом, с пиететом. Потому что те человеческие, жизненные уроки, которые сумел им за этот небольшой отрезок времени, 2,5 месяца, дать Юрий Петрович Любимов, останутся навсегда в их творческой биографии и в их сердце. Я вообще считаю, что я счастливый человек, потому что я застал золотой век Театра Вахтангова: мировое признание, гастроли зарубежные, спектакли... Когда было 90-летие театра и вышел спектакль «Пристань»... Это был потрясающий спектакль, поставили к 90-летию... И действительно, незримо как, мы ничего для этого не делали, коллектив на этой волне успеха, победы, что все практически были заняты в спектакле, объединился, сплотился. Это был такой гимн театру, его величеству театру. Никогда не забуду, когда в дверь этого кабинета заходила Галина Львовна Коновалова, старейшая артистка театра, заведующая труппой много десятилетий, и на тонких каблучках, она в 95 ходила всегда на каблучках, цокая по паркету... Я говорю: «Как репетиции идут, Галина Львовна?» – «Ой, миленький мой, я не знаю, что это будет, что там будет. Сначала Юлька (Борисова) 40 минут, потом Вовка что-то там текст не может выучить (Этуш). Единственный, у кого коротко и ясно, – это Юрка Яковлев: он выйдет, что-то скажет... И у меня еще, я читаю 30 минут. Кто это будет смотреть? Господи, как бы нам это, как бы нам 13 ноября-то... Сколько там у нас спектаклей?» Я говорю: «Как сколько? Вот сейчас, под юбилей, четыре и потом следующий месяц». – «Вы что, с ума сошли, Кирилл Игоревич?! Вы что, это все в репертуар поставили?! Господи, нам бы это только пережить!» На наших глазах произошло чудо: родился великий спектакль. Дмитрий Кириллов: С выходом этого спектакля у театра словно открылось второе дыхание. Кирилл Крок создал целую театральную империю. Еще бы: раньше была одна сцена у театра, а сегодня их уже шесть. Вырос настоящий театральный квартал в районе Арбата, где есть свое арт-кафе и суперсовременная Новая сцена. Студия и прекрасная Симоновская сцена – проект превращения умирающего театра Рубена Симонова в успешное и модное театральное пространство. Кирилл Крок: Один из основоположников Театра Вахтангова Евгений Симонов, сын Рубена Симонова, прямого ученика Вахтангова, создал этот театр 25 лет назад, умер рано, не смог этот театр на ноги поставить... Ну кто как не мы? Дмитрий Кириллов: Когда закончится несчастная судьба. Кирилл Крок: Да. И начался процесс обследования, ремонта. Выяснилось, что все в аварийном состоянии... Но тем не менее, опять-таки, вот моя жизненная позиция: глаза боятся, а руки делают. И через год и девять месяцев мы вместе с министром культуры тогдашним Мединским Владимиром Ростиславовичем перерезали ленточку, собралась вся театральная Москва, в первых рядах сидели все наши аксакалы... Мы это назвали Симоновской сценой Театра Вахтангова. Потому что в один из последних месяцев своей жизни меня позвал Шалевич Вячеслав Анатольевич. Он уже тогда очень плохо ходил... Понятно, что я видел перед собой уходящую натуру. И он мне говорит: «Кирилл, я тебя только очень прошу, одну вещь сделай. Обещай мне, когда вы присоедините этот театр к Вахтанговскому, чтобы он носил имя Симонова. Симонов – мой учитель, мой театральный папа, благодаря ему я актером стал. Выполни это, у меня ведь других просьб нет. Ты обещаешь?» Я говорю: «Вячеслав Анатольевич, так и будет». – «Тогда я могу спокойно умереть». И действительно, через несколько месяцев его не стало. Сегодня это Симоновская сцена. Дмитрий Кириллов: Вахтанговцы чтут традиции свято. С именем Евгения Багратионовича связана и еще одна удивительная история, к которой Кирилл Крок имеет непосредственное отношение. Крок вернул Вахтангову дом его детства. Даже в фантастических снах никто не мог представить, что полуразрушенное аварийное помещение во Владикавказе превратится в место развития театральной жизни, культурный центр столицы Северной Осетии, где будет свой зрительный зал, сцена, кафе, музей. И все это – благодаря сумасшедшей энергии Кирилла Крока. Кирилл Крок: Я боялся, честно скажу, приблизиться и войти в эту историю, чтобы просто не опозориться. Это все началось 40 лет тому назад. На гастроли в город Орджоникидзе (тогда он так назывался) приехал московский Театр Вахтангова с «Принцессой Турандот», играли ее в театре местном. И естественно, Юлия Константиновна Борисова, Симонов, Этуш играли, Лановой. Их, естественно, повели и сказали: «Вот это родной дом, где родился Вахтангов». Но говорят: «Знаете, тут сейчас коммунальная квартира, живут люди, ничего от Вахтангова не осталось, просто он здесь, вот в этом доме родился, чтобы вы знали». И им говорят: «Но тут по генплану нашего города, мы сейчас все эти старые дома будем сносить, этот квартал снесем, будет большая городская красивая площадь». И Юлия Константиновна Борисова, народная артистка Советского Союза, исполнительница принцессы Турандот, на последнем спектакле, когда узнала, что там какое-то партийное начальство республики в зале, после аплодисментов, ни с кем ни о чем не сговариваясь, говорит: «Вот дом Вахтангова, родовой дом, слышала, что его снесут, а его я вас прошу от всех нас сохранить. Вахтангов для нас – имя святое. Не потеряйте этот дом, пускай он будет, повесьте на него мемориальную табличку». И представляете, произошло чудо: дом не снесли, а табличку повесили. Дмитрий Кириллов: Прошло 40 лет. Кирилл Крок: Прошло 40 лет, опять все то же самое. С нами был еще Владимир Абрамович Этуш, который играл «Дядюшкин сон» и т. д., а мы играли «Дядю Ваню». И опять-таки всех нас собирают на экскурсию: «Вот это дом Вахтангова, вот родовой дом, вот видите, здесь табличка...» Действительно, висит какая-то перекосившаяся табличка. «А что здесь у вас сейчас?» – «Как что? Ну вот у нас тут 13 семей, дом разрушается, коммунальные квартиры, удобства все во дворе и т. д. и т. п.» Местные люди говорят: «Мы мечтаем, чтобы здесь сделали какой-то культурный центр, музей Вахтангова, но нет ни денег, никто не хочет этим заниматься...» Все понимали, что нужны сумасшедшие деньги хотя бы для расселения квартир. От меня все отмахиваются как от мухи назойливой, говорят: «Да вы что, с ума сошли, Кирилл Игоревич? Какой, кто? Да сейчас это расселение... Да вы только скажите, что расселение, – там сейчас будет сто человек прописано, мы в жизни не расселим!» В общем, все мне говорят: «Нет денег на это, даже не проси, никто на это не даст. Найдите деньги, у вас много друзей, Кирилл Игоревич, спонсоров, пускай они вам дадут». Я стал искать у друзей, спонсоров, и мы смогли за буквально 4,5 месяца расселить эти 13 коммунальных квартир. И вот уже сегодня можно смело говорить, что мы там открываем дом-музей, культурный центр им. Евгения Вахтангова. Там закончены все ремонтные работы, выполнены все реставрационные работы, потому что как только это стало федеральной собственностью, тут же это поставили как вновь выявленный памятник... До этого он не был памятником... Дмитрий Кириллов: Не был, никому не нужен был. Кирилл Крок: Как только стал, тут же его сделали памятником. Сегодня это будет потрясающее место туристической привлекательности. Это будет структурное подразделение Театра Вахтангова, там будет такое же арт-кафе, как здесь, в Москве. Туда два-три раза в месяц будем приезжать мы. Там будет много что интересного. Мы уже покупаем туда антикварную мебель времен, когда жил Евгений Багратионович Вахтангов, это начало XIX века. Так что еще немножечко и мы сможем туда вас всех и наших зрителей в том числе пригласить в прекрасный город Владикавказ. Дмитрий Кириллов: Вот сейчас, во время сложное, театр нужен как никогда. Люди ходят в театр, билеты все проданы. Вот в этой ситуации вам приходится брать в руки все, и художественное, и организационное, – все в одних руках. Вот как в этой ситуации не поддаться панике и как в этой ситуации... ? Как вы говорите, «работаем», «глаза боятся, а руки делают». Кирилл Крок: Только много репетировать, много играть, много выпускать премьер – ничего другого. Дмитрий Кириллов: Может ли не режиссер и не актер, а административный работник, директор стать настоящей легендой театра? Оказывается, может, пример Марка Варшавера перед глазами. У молодого театрального актера Варшавера талант руководить открылся не сразу, процесс-то шел эволюционный. Ну не дают в вузах дипломов директоров театров – их рождает жизнь. Марк Варшавер: Идем по улице Горького, что ныне Тверская, и написано, маленький такой вот [] «Московский областной драматический театр» на стене около Елисеевского магазина в Козицком переулке. Я говорю: «Люб, пойдем, я устроюсь туда работать». Дмитрий Кириллов: Это маленькое объявление на стене словно ждало именно Варшавера: его взяли в театр. Причем с этого клочка бумаги началась история превращения провинциального актера Варшавера в театрального администратора, а позже – и в знаменитого директора Марка Борисовича Варшавера, которого узнала вся Москва. На пути Марку Борисовичу встречались лучшие театральные администраторы столицы. Его учителями были знаменитый директор Театра Вахтангова Исидор Тартаковский, отдавший 46 лет жизни Московскому областному театру, и Николай Басин, создатель театра «Балет Москва», продюсер и театральный режиссер, директор многих эстрадных артистов, работавший в конце 1970-х главным администратором Театра Ленинского комсомола. Марк Варшавер: Коля Басин меня познакомил с директором театра, Экимян Рафик Гарегинович. И, познакомив с Экимяном, я уже в то время умел общаться с людьми. И вот Экимян то одно меня просит: «Марк Борисович, вы смогли бы это сделать?», «Вы смогли бы?» Я говорю: «Ну давайте попробуем», – все, и я помогал ему. И вот прошло какое-то время, он говорит: «Может быть, вы перейдете сюда?» Надо идти. И пришел, чем был, конечно, Экимян очень доволен, директор, где я многое делал для театра. И все, что вы видите в театре, – это моих рук дело. Дмитрий Кириллов: Исполнительный и в то же время инициативный, шустрый, четкий, Марк Варшавер не просто моментально встроился в ленкомовскую систему, а стал с первых же месяцев работы тянуть на себя еще и все директорские заботы. Экимяну это было удобно. Вы помните первую встречу с Захаровым? Как он вас принимал на работу? Марк Варшавер: Он меня никак не принимал. Дмитрий Кириллов: Не принимал? Марк Варшавер: Потому что Рафик Гарегинович, конечно, меня не допускал до него. Дмитрий Кириллов: Ага. Марк Варшавер: Потому что все, что я делал и для Захарова, и для него, шло от него. Дмитрий Кириллов: Ну понятно, да-да-да. То есть вы прикрывали ему... Марк Варшавер: Я не возражал, ради бога, нет проблем. И только где-то вот после смерти Экимяна, когда мы ехали с Марком Анатольевичем из Ленинграда еще, в СВ вдвоем мы ехали, и он говорит: «Марк Борисович, принимайте театр, директором будете». Для меня это был шок, конечно, потому что я был замдиректора. Я говорю: «Марк Анатольевич, как при вас директором театра? Я думаю, я не справлюсь. Наверное, я должен отказаться». Он: «Что вы! О чем вы говорите?» – сказал он. Дмитрий Кириллов: У него тени сомнения не было. Марк Варшавер: Никаких совершенно. Дмитрий Кириллов: Захаров ставил спектакли и не думал о лампочках, зарплатах, социальных выплатах, о кассе и буфете. В театре все работало как часы, лишь бы Марк Анатольевич творил и не отвлекался по мелочам. А потому рождались гениальные спектакли. Марк Варшавер: Когда мы «Юнону и Авось» выпустили, конную милицию я вызывал: здесь били мне стекла на служебном входе, невозможно было войти вообще просто, потому что стояли люди сотнями, ночами занимали очередь на предварительную продажу. Я как главный администратор один раз в десять дней продавал на десять дней билеты, и ко мне шла очередь... Дмитрий Кириллов: Ходоки, ага. Марк Варшавер: ...прямо как по Некрасову: «Вот парадный подъезд. По торжественным дням, Одержимый холопским недугом, Целый город с каким-то испугом...» И вот они все шли, заходят ко мне в кабинет: «А можно не 10, а 20 билетов?» Я говорю: «Ребята, там стоит очередь километр, а им же тоже хочется». Дмитрий Кириллов: Это же было какое-то сумасшествие. Карден же, по-моему, посмотрел этот спектакль. Марк Варшавер: Карден позже, когда спектакль шел, уже год прошел. Дмитрий Кириллов: Ага, уже пошел слух. Марк Варшавер: И вдруг, я дежурю на спектакле, встречаю гостей, вбегает потный Абдулов... Дмитрий Кириллов: Он притащил. Марк Варшавер: «Марк Борисович, я привел Пьера Кардена в театр! Можно мы его посадим куда-то?» Я говорю: «Куда посадить?» Клянусь вам... Но всегда у меня было несколько билетов... Дмитрий Кириллов: Заначка. Марк Варшавер: Одним словом, Пьер Карден смотрит первый акт, выходит со своей помощницей-японкой, метр двадцать ростом, вот такая, но умница невероятная совершенно, это видно даже по глазам, а как она рассуждала... И она его так и так, и так и сяк... Он говорит: «Через месяц едем в Париж». Сто с лишним человек в спектакле занято... Дмитрий Кириллов: Вывезти в Париж. Марк Варшавер: Через месяц, в советское время, это даже не сегодня... Представляете? Дмитрий Кириллов: За годы работы в «Ленкоме» судьба сводила Марка Варшавера с поистине уникальными людьми, и некоторые становились настоящими друзьями Марка Борисовича. К примеру, драматург Григорий Горин, прибежавший однажды спасать Захарова от смерти. Марк Варшавер: Пришел испуганный Горин, я такого не видел, с такими глазами. Говорит: «Марк Борисович, вы знаете, мы Марка можем потерять, если сейчас, в течение двух-трех дней не отправим его за границу». Потому что мы тогда про шунтирование даже не слышали, я даже не знал слова такого иностранного, понимаете. Что я делаю? Юрий Михайлович Лужков был, необыкновенно хорошо к нам относился. Я звоню ему, а у меня были всегда его прямые телефоны... Потому что Марк Анатольевич не звонил сам никогда, очень боялся руководства... Дмитрий Кириллов: Ну да. Марк Варшавер: Ну такое из советского времени отношение. Дмитрий Кириллов: Марк Борисович есть, позвонит. Марк Варшавер: Во, вы правильно говорите: зачем? Если нужно будет, мы позвоним. И вот это «нужно» появилось. Я звоню, он говорит: «Немедленно приходите ко мне». Я говорю: «Разговор идет о жизни и смерти Марка Анатольевича». Прихожу к нему, рассказываю. Он сразу нажимает кнопку: «Иосиф, зайди ко мне». Он говорит: «Как быть? Вот Марк Анатольевич Захаров, такая ситуация». Он говорит: «Юрий Михайлович, тут только одно, в Германию. Но это 100 тысяч долларов». Не хочу говорить тем словом, которое сказал Юрий Михайлович. «О чем ты говоришь? Это же Захаров!» Все, через три дня Захаров... а в то время, 1992 год, не было паспортов... улетел с женой, с Ниной Тихоновной. И через, по-моему, не буду врать, приблизительно две-три недели он вернулся обратно уже даже после реабилитации. Дмитрий Кириллов: Это дало возможность ему сколько лет еще после этого... Марк Варшавер: Сколько прожить, конечно, дополнительно, сколько поставить! Притом он полностью восстановился после операции, полностью совершенно. Дмитрий Кириллов: Большая дружба связывала Марка Варшавера и со всенародным любимцем Евгением Леоновым. Марк Варшавер: Идем после спектакля, закончился спектакль: «Марк Борисович, есть хочу!» Я говорю: «Проблем нет, сейчас». Подходим в один ресторан – закрыт, уже даже замок; в другой... Вдруг выбегает какой-то дядька. Я говорю: «Где здесь покормить? Вот видите, Евгений Павлович». – «Как, живой? Все, сейчас, секунду!» Закрывает ресторан, машину подогнал: «Поехали к нам домой!» Приезжаем – там 12 детей по лавкам. Всех поднял, все увидели живого Леонова – вот такая была любовь. Накрыли такой стол, что передать нельзя. Вот к чему я говорю? Сегодня все-таки нет такого, сегодня нет такой любви. Дмитрий Кириллов: Такого обожания. Марк Варшавер: Такого обожания к актерам. Ну конечно, к актерам, кого любили. Дмитрий Кириллов: Но они были действительно все штучные, да, уникальные. Захаров собрал, в общем-то, бриллианты. Марк Варшавер: Инна Михайловна Чурикова, первая которая появилась в этом театре... Ему сказал кто-то, что вот в ТЮЗе есть, прекрасно играет Бабу-ягу, она тогда играла. И он пригласил ее. Это ж надо было... Появился «Тиль», появился «Автоград» с Янковским, который приехал в Малый театр... Дмитрий Кириллов: Это же первый спектакль, да, у Янковского был? Марк Варшавер: Первый спектакль «Автоград», где Янковский с Саратовским театром приехал в роли Мышкина, и ему тогда как раз Рафик Гарегинович говорит: «Марк Анатольевич, пойдемте посмотрим, говорят, неплохой артист». А потом я узнаю, это Евгений Павлович сказал про Янковского. Они пошли посмотрели в Малом театре, и Захаров приглашает его. Дмитрий Кириллов: А Броневой, по-моему, киевский, да? Марк Варшавер: Броневой все-таки давно уже работал в Москве. Я забыл, театр какой-то провинциальный, где он работал, играл Сталина там и Ленина, по-моему... Он актер уникальный. Дмитрий Кириллов: Но по-человечески он сложный был, говорят, да? Марк Варшавер: Это мягко сказано. Дмитрий Кириллов: Да? Но вы как-то к нему нашли подход. Марк Варшавер: Единственное, мне всегда Марк Анатольевич говорил: «Я вас прошу, возьмите его на себя!» Он его боялся как огня. Дмитрий Кириллов: Правда? А что у него такое? Он был такой суровый, да? Марк Варшавер: Он входит в театр вот такой. «Что случилось?» – «А что спрашиваете? Делать нечего больше?» – «Нет, Леонид Сергеевич, я спрашиваю, может быть, помочь что-то, водички вам?» – «Какой водички? Идите своей дорогой!» Вот такая... Я потом начал только понимать, что происходит с ним: он себя перед спектаклем... Дмитрий Кириллов: А-а-а, электричество вырабатывал. Марк Варшавер: Понимаете? Дмитрий Кириллов: Ему завод нужен был. Марк Варшавер: Себя завести надо «человеконенавистностью». Дмитрий Кириллов: Времена изменились, изменился и зритель, но неизменна осталась его любовь к «Ленкому». Возглавив театр после ухода Захарова, Марк Варшавер дал работу многим молодым актерам и тем, кто годами сидели на скамейке запасных. Сегодня в «Ленкоме» заняты практически все артисты. Рождаются новые спектакли в постановке модных режиссеров и опытных актеров, решивших попробовать свои силы в новом качестве. Марк Варшавер: Приходит ко мне народный артист Соколов Андрей, чудный человеческий, чудный творческий, не игравший, к сожалению, многие годы, ему не повезло, он не играл. И говорит: «Марк Борисович, можно я поставлю спектакль?» Я говорю: «Андрюша, замечательно, но при таком условии, у меня же уже намечено на 2 года уже и с многими режиссерами подписаны договора. Вы приносите мне список актеров, которые хотят с вами работать во внеурочное время, в свободное от работы время: утром репетиция, а дальше в любое время планируйте». Он говорит: «С удовольствием! Я на это иду». Приходит через несколько дней, приносит список, там Катя Гусева из «Моссовета»... Я говорю: «Она согласилась?» – «Да, будет ходить, будет работать». Проходит месяц, приходит ко мне: «Марк Борисович, посмотрите, пожалуйста! Мы сделали зарисовку такую на 40 минут». Мы пошли, я говорю: «Потрясающе!» И в эту минуту я повесил на стену приказ о том, что создается творческая группа. Мгновенно декорации мы должны сделать, костюмы заказали. Спектакль называется «ЛюБоль», «любовь» и «боль». Следующая работа – приходит Лазарев, увидев, что и Андрей Соколов это делает: «Марк Борисович, можно мне попробовать вот себя в Булгакове, «Бег»?» Я говорю: «Сашенька, вопрос, не что ставить, важно, как ставить». Дмитрий Кириллов: И с кем. Марк Варшавер: С кем – это тоже просто. «Но важно, чтобы они также в свободное от работы время». А в «Беге», как вы помните, порядка 20 персонажей... Дмитрий Кириллов: Да-да-да. Марк Варшавер: И вот он приносит мне... Дмитрий Кириллов: ...список согласившихся. Марк Варшавер: ...список согласившихся и час рассказывает, кто там появился у него: Домогаров, Максим Аверин и все наши чудные артисты. Дмитрий Кириллов: В «Ленком» зрители всегда ходили на имена. Плотность народных и великих на один квадратный метр здесь невероятно высока. История «Ленкома» – это легендарные Броневой, Леонов, Пельтцер, Янковский, Абдулов, Караченцов. Сегодняшний день «Ленкома» – это Кравченко, Захарова, Хазанов, Лазарев, Миронова, Збруев, Певцов, Степанченко, Железняк, Соколов. Успех театра – это аншлаги, это объявления в кассах, что билетов нет. Кирилл Крок: Мы должны каждый день открывать занавес и выходить на сцену. Это наша миссия, именно это называется театром. Мы должны ездить на гастроли по российским регионам и показывать все самое лучшее, что есть у нас, наши спектакли, созданные за эти годы. Дмитрий Кириллов: А в регионах запрос большой. Кирилл Крок: Огромный, огромный. У нас каждый месяц по несколько гастрольных поездок. И, как говорит Министерство культуры Российской Федерации, «Росконцерт», что если посмотреть на количество заявок, кто просит кого поддержать приезд, поддержать гастроли, говорят, что 80% – это Театр Вахтангова. Дмитрий Кириллов: Это какое счастье – знать, что ты востребован, что ты нужен! Кирилл Крок: Безусловно, это самое главное, что ты нужен. А если ты нужен, значит, жизнь все сама расставит по своим местам и жизнь все сама поправит.