Худрук Театра Станиславского Александр Титель: Жизнь человеческого духа – вот, что нужно искать и открывать публике
https://otr-online.ru/programmy/moya-istoriya/hudruk-teatra-stanislavskogo-aleksandr-titel-zhizn-chelovecheskogo-duha-vot-chto-nuzhno-iskat-i-otkryvat-publike-37502.html Дмитрий Кириллов: Александр Титель и Театр Станиславского – эти имена вот уже более четверти века связаны друг с другом неразрывно. «Стасик» (а именно так поклонники оперы и балета с любовью называют столичный академический музыкальный театр) в нынешнем году, провозглашенном года театра в России, отмечает свой 100-летний юбилей. Причем, добрая треть всех этих сезонов на счету Александра Тителя, бессменного художественного руководителя и главного режиссера оперной труппы театра.
Переоценить значение и роль Тителя в жизни Московского академического музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко просто невозможно, поскольку он сам и живая история театра, и его сегодняшний день.
С именем Александра Борисовича Тителя связаны многие победы «Стасика», ставшего в наши дни одним из ведущих оперных театров Европы.
Ваш первый гонорар в опере – это рубль, полученный за работу в мимансе.
Александр Титель: Да, точно.
Дмитрий Кириллов: Ваш отец – скрипач, ученик великого Столярского. Он фронтовик, играл самому маршалу Говорову. А ваш прадед – лесничий из Бельгии?
Александр Титель: Да, он был специалистом по лесному хозяйству.
Дмитрий Кириллов: А вы родом из Узбекистана.
Александр Титель: Я родился в Ташкенте, да.
Дмитрий Кириллов: Скучаете по Ташкенту?
Александр Титель: Да, очень.
Дмитрий Кириллов: У вас за плечами физико-математическая школа, Политех. А вы взяли и пошли в оперу.
Александр Титель: Видите, так бывает. В этом есть вся сила притягательности оперы.
Дмитрий Кириллов: Опера – это игра. Футбол – это игра. А вы член юношеской команды ташкентского «Пахтакора». Футбольное прошлое вам помогло как худруку, как режиссеру?
Александр Титель: Мне кажется, вы схватили какую-то основу. Я действительно люблю играть во все – в футбол, в баскетбол, в волейбол, в ручной мяч, в оперу, в театр, в теннис. Я люблю играть.
Дмитрий Кириллов: А было такое, что американцы писали: «Если был бы оперный Оскар, мы за «Богему» дали бы его Тителю».
Александр Титель: Насколько я помню, не говорили «Тителю». Была такая статья, что если бы существовал оперный Оскар, то его должна была бы получить эта «Богема».
Дмитрий Кириллов: «Золотая маска» за «Богему», «Золотая маска» за «Cosi fan tutti», «Золотая маска» за «Гамлета», «Золотая маска» за «Медею». Можно надеяться, что вы не остановитесь на этом?
Александр Титель: Кто знает? Это же только внешние цацки. Они приятны. Они на самом деле хороши как некие вешки, что театр работает по-прежнему интересно.
Дмитрий Кириллов: Многие ваши солисты уезжают на запад. Там их с распростертыми объятиями принимают. Не страшно, что уедут и не вернутся?
Александр Титель: Очень жалко. Но я их всегда учил и мне так хотелось бы, чтобы они знали, что здесь их дом, что они могут ехать куда угодно, но у них есть своя страна, у них есть своя Москва и у них есть свой Театр Станиславского и Немировича-Данченко.
Дмитрий Кириллов: 1990 год. На работу в Москву по приглашению Большого театра приезжает Александр Титель, прославленный режиссер Свердловского театра оперы и балета, к тому времени уже лауреат Государственной премии СССР. К нему в гостиничный номер приходит группа известных московских музыкантов с просьбой возглавить оперную труппу Театра Станиславского и Немировича-Данченко. Они предупреждают о скором расколе театра, и это происходит. Практически вся молодежь уходит с Евгением Колобовым в «Новую оперу». Театр Станиславского разрушался на глазах. И Титель после 11 триумфальных сезонов в Свердловске возвращается в Москву и, засучи рукава, берется за дело.
Александр Титель: Было очень сложно. Не было практически ни хора, ни оркестра. В хоре и в оркестре осталось, по-моему, по 6-7 человек и там, и там. Цех солистов меньше пострадал. Примерно треть ушла. Но не шли спектакли. Невозможно было их играть. Плюс перед этим за год или пару лет до этого был пожар на складе, где тоже какие-то декорации сгорели, в том числе декорации «Пиковой дамы», знаменитого михайловского спектакля.
И я даже не мог понять, кто в какой форме, кто как поет, что ставить следующее. Для того чтобы понимать, что ставить, надо знать, какие голоса.
Дмитрий Кириллов: Вызывать народного артиста и говорить «Ну, спой».
Александр Титель: Я должен был это видеть в реальной жизни, в реальном спектакле. Я бы пришел, тихонечко сидел бы, слушал и понимал: «Ага, этот отлично. Здесь надо позаниматься. Здесь, может быть, уже поздно. А здесь надо…» А я не мог. Поэтому первые 1.5 сезона я вместе с моими коллегами-режиссерами, которые здесь работали, вместе с актерами мы положили это время только на то, чтобы возобновить несколько спектаклей, чтобы публика начала ходить, чтобы оркестр заиграл.
И только на исходе второго сезона я поставил свой первый спектакль «Руслан и Людмила» Глинки.
Дмитрий Кириллов: И вы потихонечку стали собирать этих людей, эти голоса.
Александр Титель: Да.
Дмитрий Кириллов: Феномен успеха театра Станиславского – это еще то, что, наверное, сложилась такая команда единомышленников: Титель, Урин, Арефьев. Это такая команда людей, которые пошли делать новый театр, в общем-то.
Александр Титель: Нас троих бы не хватило. Конечно, мы были едины в этом смысле. Но с нами был сначала Проваторов, потом Вольф Михайлович Горелик, замечательный дирижер, который просто всей душой отдавался работе. Он был страстным музыкантом.
Евгения Михайловна Арефьева, которая была у нас ведущий концертмейстер, при этом профессор Московской консерватории. И она просто поставляла сюда голоса молодые.
Дмитрий Кириллов: Она Хиблу привела?
Александр Титель: Она привела Хиблу, она привела Олю Гурякову и многих-многих других. И Ахмеда Агади, и Мишу… и Лену Максимову. Поэтому это так.
Хибла Герзмава: Александр Борисович Титель – это такая отдельная глыба в моей жизни, в моей карьере, потому как я абсолютно убеждена в том, что у каждой певицы должен быть свой режиссер. Вот мой режиссер – это Титель. Он умеет растить, он умеет видеть, он умеет любить и он вообще очень разный. Он для меня шефочка. И я очень счастлива, что судьба меня свела с этим человеком и что я 25 лет служу в этом театре под руководством Александра Борисовича Тителя.
Дмитрий Кириллов: За эти годы Александр Титель создал не просто творческую лабораторию, а настоящую фабрику оперных звезд. Сегодня они блистают по всему миру. И большинство из них, кстати, обязательно возвращается домой, служат в родном театре. А как может быть иначе? Ведь они все из одного тителевского гнезда.
Александр Титель: Мы сразу отделили от штатного расписания шесть мест для стажеров. Это называлась стажерская группа для молодежи. Потом она расширилась до 10 мест. Это в рамках штатного расписания. Никто ничего нам не добавлял – ни финансово, ни организационно. Все в рамках штатного. Из этой стажерской группы в 6-10 человек постепенно выросли все.
И сегодня наша труппа на 90% - это те, кто прошел эту скромную стажерскую группу. Кто-то не прошел. Кто-то предпочел уехать или пойти в другой театр. Кто-то нас не устроил. Но все наши нынешние звезды оттуда.
Дмитрий Ульянов: Я решил пойти в этот театр. И действительно у меня не было каких-то рекомендаций, ничего не было. Было объявлено полноценное официальное прослушивание по всей Москве. Оно было заявлено. И я точно так же со всеми кандидатами подал заявку и прошел абсолютно весь цикл. Попал сначала в 50 лучших, потом в какие-то еще. И так далее. И после этого мне уже предложили, как я спел с оркестром… Как сейчас помню – я пел арию Бойто – Мефистофеля со свистом. И я помню – Александр Борисович спросил: «А свистеть точно будешь?» - «Свистеть тоже буду». И отсвистел все, что положено. И потом мне предложили поступить в театр. Но, опять же, сначала как стажеру. Можно сказать, на самую низшую ступень. И буквально вся дорога в 20 лет, можно сказать, с самого низа. И надеюсь, что верх еще впереди.
Дмитрий Кириллов: Музыканты с Тителем работают годами: кто 20, а кто уже и 30 лет. Секрет такого многолетнего сотрудничества – умение Александра Борисовича собрать единомышленников в крепкую команду профессионалов.
Александр Титель: Еще надо назвать, конечно, Феликса Павловича Коробова, который уже тоже скоро 20 лет как главный дирижер. Он пришел сюда стажером. И, конечно, Владимир Анатольевич Арефьев, чьи работы и чьи заслуги в период реконструкции просто трудно переоценить, потому что здесь многое сделано по его планам. Во всяком случае, вся технологическая цепочка декорационных мастерских, их подачи в монтажный цех и оттуда на сцену.
Вот здесь большой грузовой лифт для доставки декораций на малую сцену. Отсюда виден наш атриум, где сейчас проходит выставка нашего главного художника Владимира Арефьева. Вот под потолком крутятся вертушки из спектакля «Обручение в монастыре, или Дуэнья». Давайте мы развернемся. Вы увидите фрагмент декораций из оперы «Кармен». Булыжники – видите, как они правдоподобно изготовлены? А на самом деле они легкие. Это люстры из спектакля «Война и мир». В нем участвовало около 500 человек. Вот фотография второй части спектакля. Это самая масштабная и крупная наша постановка.
Дмитрий Кириллов: Многие постановки, которые идут в вашем театре – все на плечах труппы. Очень мало приглашенных звезд. Вы, наверное, решили поставить «Войну и мир», когда поняли, что у вас есть все? То есть «Бабу Ягу не будем брать со стороны».
Александр Титель: Конечно, я понимал, что у нас есть состав на этот спектакль.
Дмитрий Ульянов: 64 или больше солистов, поющих все партии, начиная от самых… И это все были солисты Театра Станиславского. Это, мне кажется, как раз подтверждение той самой команды и ансамблевости, когда у нас есть возможность это сделать своими силами без какого-то собирания со стороны. Практически нигде сейчас это невозможно.
Александр Титель: Так же как и с «Хованщиной» у нас есть состав. Не на все есть. Репертуарный театр не может иметь труппу на любую музыку, равно квалифицированную труппу. Потому что есть вагнеровские голоса, есть россиниевские голоса. Но для мейнстрима, для основного корпуса опер второй половины XIX и первой половины XX века, конечно, у нас был хороший состав. И то, что мы могли своим составом играть «Войну и мир», «Хованщину», «Медею» или «Кармен», мы этим гордимся. Но это не значит, что мы не приглашаем. По меньшей мере, 3-4 раза в год обязательно кто-то приезжает. И для того, чтобы немножко что-то новенькое внести. Знаете? А иногда бывает, что у нас нет… Допустим, для «Севильского цирюльника» мы все время приглашали россиниевского тенора, для того чтобы петь графа Альмавиву. Но не только тенора. Мы приглашали и знаменитого итальянского дирижера Альберто Дзедду, который был главным россиниеведом в мире. Он приезжал сюда и дирижировал…
Дмитрий Кириллов: Вы же как-то смогли его заполучить. Он, по-моему, не хотел ехать.
Александр Титель: Он не то, что не хотел. Когда я ему написал, он сказал: «Вы знаете, я видел одного «Севильского» в Москве, он мне не понравился. Если у вас такой же спектакль, то вы мне скажите – я лучше не поеду». И написал вкратце свои соображения по поводу того, что это такое, что это за опера. А я был с ним абсолютно согласен. И тоже написал, что, с моей точки зрения, это не комедия положений, а комедия характеров. Это совсем другое. И я просто прислал ему диск, потому что спектакль уже был поставлен. У меня такое ощущение, что я буквально на следующий день получил от него письмо: «Я к вам еду».
Дмитрий Ульянов: Он очень яростный в работе. Когда он входит в какой-то кураж, он начинает и показывать, и что-то очень… И когда особенно начинает получаться, он начинает: «Да, да, вот так давай!», «Нет, не то!». Очень эмоционально. Бывает по настроению. Бывает: «Так, сегодня Александр Борисович пришел какой-то немножко в себе, настроенный. Готовьтесь, сегодня нам предстоит грозная тяжелая работа».
Мы все друг друга знаем. Мы все друг друга любим. Мы все замечательные партнеры. Какие-то пристройки нам не нужны. Поэтому у нас есть возможность работать над более глубинными пластами, более интересными смыслами, создавать более тонкий психологический спектакль. Таких оперных театров, мне кажется, нет.
Дмитрий Кириллов: За эти годы уже сформировалась публика, которая ходит на определенных звезд. Вы тут воспитали целую кучу звезд. Кто-то идет на Мурадымову, кто-то идет на Герзмаву, кто-то идет на Ульянова.
Александр Титель: И на Мавлянова, и на Дудникову, и на Гусеву, и на Ерохина.
Дмитрий Кириллов: На Согомоняна.
Александр Титель: И на Согомоняна. И на Липарита Аветисяна, который часто к нам приезжает и с нами сотрудничает. Он здесь начал свою карьеру.
Дмитрий Кириллов: Они ощущают себя такими звездами внутри? Это не образуется террариум единомышленников?
Александр Титель: Нет. Почему? Поймите, что это, конечно, любой театральный коллектив уникален. Для того, чтобы вызвать доверие зрителя, нужно быть в своей работе очень искренним, очень распахнутым. А если ты очень распахнут, ты уязвим. Надо снимать с себя кожу. Люди трутся друг с другом, все время на виду часто без кожи. Это не может не порождать конфликтов. Важно, чтобы это были конфликты, которые заканчиваются позитивом. А позитив какой? Сцена, спектакль, роль. Настоящая роль, настоящий спектакль. Аплодисменты, слезы в конце.
Это очень странное существо – оперный артист. Его кормит голос. Это две связочки. Любая простуда может лишить его не только счастья, аплодисментов, цветов, а просто заработка. Куда он или она пойдет? Они учились только этому.
СЮЖЕТ
Александр Титель: А какой замечательный и певец Чингиз Аюшеев, а какой ас Роман Улыбин. Мои девочки, которые пришли из ГИТИСа – Даша Терехова, Маша Макеева и Инна Клочко. Есть Феликс Кудрявцев, Андрей Батуркин. Очень талантливые есть. Дмитрий Зуев, Наталья Петрожицкая. Лариса Андреева, меццо-сопрано. Наташа Зимина.
Дмитрий Кириллов: Вы перечисляете с такой любовью. У вас знаете, сколько их, оказывается? Вы богатый человек.
Александр Титель: Я богатый человек.
Дмитрий Кириллов: Как в шкатулке открываете – а у вас там звезды.
Александр Титель: Конечно. Поэтому я, с одной стороны, ревную, конечно, когда они уезжают куда-то, но, с другой стороны, я рад: они должны хлебнуть этого, они должны показаться, они должны набраться там опыта, они должны взять все хорошее, как пчела, оттуда и принести сюда. Понимаете? Это обменный такой ветер. Он нужен театру. Пусть ездят. Главное, чтобы это было в рамках цивилизованных…
Дмитрий Кириллов: Театру, видимо, нужны еще и другие режиссеры. Например, когда приходит Кончаловский.
Александр Титель: Во-первых, он музыкальный человек. Он учился в Московской консерватории. Во-вторых, он очень любит музыку. В-третьих, он обожает и хорошо знает культуру Италии. Он свободный человек. Он выдающийся кинорежиссер. Я видел его туринского «Бориса Годунова». И где-то еще он ставил спектакли. Может быть, даже в «Ла Скала».
Дмитрий Кириллов: То есть у вас давно уже была Кончаловского как-то привлечь?
Александр Титель: Мне показалось, что для «Отелло» это было бы интересно.
Хибла Герзмава: Андрей Сергеевич – он такой очень для меня элитарный, красивый во всем, абсолютно музыкантский, стильный, дорогой, очень странный, который видит, смотрит и хочет сделать немного другой спектакль. Он видит и смотрит на нас по-другому. Он любит певцов отдельно. Он, конечно, потрясающий человек. Просто гениальный человек. И я очень благодарна небу и моему театру, и Александру Борисовичу, что сделали все, для того чтобы Андрей Сергеевич Кончаловский был у нас. И что он для нас делает спектакль.
Александр Титель: Мне хотелось всегда, чтобы сюда приходили самые замечательные режиссеры, в том числе и драматические. Потому что в Европе очень часто режиссер ставит и оперу, и драму. А, может быть, и кино. Важно, чтобы у него было какое-то музыкальное чутье. Он может не знать нотной грамоты, но он должен быть внутренне музыкален, он должен это чувствовать. И все режиссеры, которых мы сюда приглашали, а среди них, помимо Кончаловского, был и Адольф Шапиро, и Римас Туминас, и Кама Гинкас, и Женя Писарев, и многие-многие другие. Музыкальные. И Оливье Пи, и Петер Штайн, и Кристофер Олден, и Георгий Саакян. Многие очень. И Андрейс Жагарс, к сожалению, недавно ушедший от нас. Они все относились к опере с огромным пиететом. Они, как минимум, заранее предполагали, а в процессе работы и убедились в том, что это значительно более сложная и высоко организованная материя, чем драма.
Дмитрий Кириллов: Как родилась «Медея», за которую вы, кстати, «Золотую маску» получили?
Александр Титель: Когда-то замечательный тенор Большого театра Зураб Лаврентьевич Соткилава предложил мне поставить «Медею» для Маквала Касарашвили. Я должен был это делать в храме Баграти в окрестностях Кутаиси. Но пошла череда тех политических событий, которая привела к тому, что Советский Союз перестал существовать. И этот проект не осуществился. А мне было ужасно жаль, потому что я влюбился в эту музыку и почувствовал, насколько она мощна, драматична и современна. Вот так бывает, что партитура опережает свое время. И настала пора, когда идея «Медеи» снова могла показаться актуальной, потому что у меня подрастали здесь две певицы – Хибла Герзмава. А Медея родом из тех краев, понимаете? И Наташа Мурадымова. И появились уже могущие спеть Ясона тенора. И Нажмиддин Мавлянов, и Николай Ерохин. И когда есть два таких состава, как не сделать такой спектакль?
Дмитрий Кириллов: То есть уже есть, с кем ставить?
Александр Титель: Я никогда не беру сочинения, на которые у нас нет хорошего состава, а лучше двух или трех. Может кого-то не хватать, и мы возьмем россиниевского тенора или пригласим на «Тангейзера» немецкого Тангейзера. Или пригласим замечательного россиниевского тенора Миронова петь главную роль в «Итальянке в Алжире» петь Линдоро. Только опора все равно на сильных сваях. Так же было и с «Отелло», так же и с «Пиковой дамой».
Труппа строится в расчете на те сочинения, которые хотелось бы в дальнейшем иметь, а, с другой стороны, сочинения подбираются к тому составу труппы, к тем голосам, которые сегодня могут это осуществить на достаточно качественном, высоком европейском и мировом уровне.
Дмитрий Кириллов: «Енуфа» - это та опера, которую вы поставили исключительно, когда уже подросла Мурадымова?
Александр Титель: Было время, когда Наташа Мурадымова пела здесь и Татьяну, и Фьордилиджи, и Микаэлу. Она продолжает петь «Тоску». Она пела когда-то «Баттерфляй». Но тоже стала старше, голос стал плотнее, фигура и все. И родилась после идея, чтобы ей спеть не саму Енуфу, потому что на Енуфу была очень хорошая наша Леночка Гусева и молодая девочка Лена Безгодкова, а вот Костельничку, куда с удовольствием пришла и Оля Гурякова. Вот так у нас появились здесь два состава.
Дмитрий Кириллов: И опять «Золотая маска».
Александр Титель: Наташа получила «Маску», а у Мурадымовой совершенно справедливо эта роль, по-моему, одна из выдающихся ролей. Она там отдает себя очень сильно.
Дмитрий Кириллов: Театр создавали отцы-основатели Станиславский, Немирович-Данченко как лабораторию, как такую экспериментальную студию. Прошло 100 сезонов. Как вы думаете, старики довольны были бы, основатели, что творится сейчас?
Александр Титель: Я надеюсь, что за что-то покорили бы, поругали бы, но в целом, я думаю, мы их не забываем.
Дмитрий Ульянов: Мне кажется, Константин Сергеевич пришел бы и сказал: «Ребята, хорошо, хорошо, мне нравится».
Дмитрий Кириллов: «Верю».
Дмитрий Ульянов: Да, «Верю».
Александр Титель: Это главные принципы – строительство репертуара, сохранение и воспитание ансамбля, своей труппы, подбор голосов, обязательно, чтобы была современная музыка, чтобы не забывать оперетту. К сожалению, мы ее играем меньше, чем следовало бы. А это очень хорошая школа. И самая главная задача – это жизнь человеческого духа. Вот, что нужно искать и открывать, и давать публике.
Хибла Герзмава: 100 лет нашему театру. Вы знаете, это огромное событие не только для меня, а для очень многих и в театре, и вообще в театре в целом. 100-ый сезон мы начали с «Войны и мира». У нас изумительная «Хованщина», у нас полотна. И я этим очень горжусь.
Александр Титель: В каждой репетиции и в каждом спектакле есть такие моменты, когда кажется, что эти 150-200 человек объединились, и им ничего не надо, кроме того, что они сейчас вынесут и положат туда, в зал. Больше ничего не надо. И зал это всегда чувствует. И залу больше ничего не надо. И вот эта передача оттуда сюда и отсюда туда чего-то трудно объяснимого, невидимого, неслышимого, какого-то чувства человеческой всеобщности, родства, единства – это настолько дорогого стоит, и в этот момент не надо ничего. Правда, таких моментов немного. Но их, наверное, и не может быть много. Они все-таки редкость.
Дмитрий Кириллов: Такие моменты истины.
Александр Титель: Может быть. Не знаю. Театральной такой истины. Все равно это театр.