Дмитрий Кириллов: Игорь Головатенко – наше родное, всероссийское явление мирового масштаба. Это аномалия: человек, доказавший, что невозможное – возможно. Головатенко – это ворвавшийся в оперный мир виолончелист, композитор, дирижер, ставший всемирно известным певцом. Его бархатный баритон – один из лучших на планете. Игорь Головатенко – ведущий солист Большого театра России, покоривший самую капризную и избалованную публику в Европе и Америке. Зарубежные импресарио забрасывают Игоря Головатенко заманчивыми предложениями, а он где бы ни находился, все время спешит на родину, домой, в свой любимый Большой театр. Как добиться всемирного признания? Открыть секрет Игоря Головатенко несложно: нужно уметь мечтать и очень много работать. Игорь, вы герой «Моей истории». Я рад встречи с вами! Пересматривал недавно запись. Вот слушаешь Головатенко – голос звучит, как звучит виолончель. И вот эта такая баритональная глубина и красота... За вот этой красотой, вот за этой видимой легкостью стоит такой огромный труд и характер. Дирижер, оперный, симфонический дирижер, человек, который может руководить всеми этими артистами, сам пошел в артисты. Игорь Головатенко: Я когда начал заниматься дирижированием профессионально, мне было... Я был очень молод, мне было лет 15–16. Если бы мне кто-то тогда сказал, что я буду петь в Большом театре, я сказал бы: «С ума сошел?!» Потому что, конечно, я собирался быть дирижером. Меня вообще мало что кроме дирижирования интересовало, потому что ради дирижирования я бросил виолончель свою любимую, которой я тоже посвятил достаточно большой период своей жизни. Дмитрий Кириллов: Как ребенок может иметь такую мечту? Не космонавтом быть, не летчиком, а дирижером. Откуда эта мечта появилась? Игорь Головатенко: Ну, начать надо с того, что все-таки я вырос в оперном театре практически. Дмитрий Кириллов: Так. Игорь Головатенко: Именно так я это называю, потому что я был закулисный ребенок совершенно точно. Мама работала, она и сейчас работает, кстати, там же, в Саратовском оперном театре, и вот лет с 7–8, т. е. уже в таком более-менее сознательном возрасте, она брала меня и на репетиции, и на спектакли... Дмитрий Кириллов: На работу. Игорь Головатенко: На работу. И я туда ходил как на работу, сын полка такой. И я мог и в яму зайти, и, кстати, я мог в яме сидеть во время спектакля и наблюдать, как вот внутренний процесс происходит. Дмитрий Кириллов: А мама служит в театре, она какой... ? Игорь Головатенко: Она скрипачка. Дмитрий Кириллов: А, она в оркестре! Игорь Головатенко: В оркестре, да. Дмитрий Кириллов: Так вы рядом с мамой в яме и сидели? Игорь Головатенко: Ну практически, да, практически. И поскольку я уже начал на виолончели играть, то, конечно, виолончельная группа меня так: «Давай-давай, занимайся, потом сядешь сюда». Дмитрий Кириллов: Все оркестранты не сомневались, что Игорь станет скрипачом, а первые уроки игры на скрипке будет брать у своей мамы. Но не тут-то было! Мальчик заявил, что его скрипка вообще не интересует, а увлекает виолончель. Какая виолончель?! Хороший инструмент стоит больших денег. Мама была в ужасе. Она еле упросила, чтобы сынок хотя бы пошел на фортепиано. Игорь Головатенко: Ну, где-то вот годик я на фортепиано походил, и потом все-таки я добился того, что меня перевели на виолончель... Дмитрий Кириллов: А где ее услышал? В оркестре, в этой яме? Игорь Головатенко: Вот где-то услышал. Мне сейчас сложно вспомнить, где именно я услышал, но вот именно виолончель. Потому что у меня поскольку и мама скрипачка, и папа скрипач тоже... Дмитрий Кириллов: Папа тоже в оркестре в этом же? Игорь Головатенко: Да. Ну, папу я не знал никогда, вот, но я просто знаю, что он скрипач, они вместе познакомились тогда, учились... Дмитрий Кириллов: Скрипач, ага. Игорь Головатенко: Но скрипичная постановка у меня от природы, вот я могу скрипку взять хоть сейчас и какие-то звуки издать, меня учить не надо. Дмитрий Кириллов: Генетическая память. Игорь Головатенко: И мама все время сокрушалась, говорит: «Ну что ж такое, вот на скрипке ты... Лучше бы на скрипке учился. А нам теперь вот...» Дмитрий Кириллов: «Переучивать тебя». Игорь Головатенко: «Мучиться, инструмент покупать и так далее». Это же все-таки траты большие... Дмитрий Кириллов: Мамина зарплата оркестранта не позволяла купить ребенку инструмент. И тогда Центральная музыкальная школа предоставила Игорю виолончель, казенную, но вполне приличную, во всяком случае подходящую для начинающего музыканта. Игорь и на такой научился виртуозно играть. Поступил в консерваторию, где ему преподавал мастерство ученик самого Мстислава Ростроповича. Головатенко стал лауреатом престижных премий, в т. ч. и денежных, и наконец-таки купил себе вожделенную виолончель, дорогую, не фабричную, а ручной работы, знакомый музыкант уступил. Дела идут отлично, Игорь Головатенко – начинающая саратовская звезда. Он исполняет с симфоническими оркестрами Боккерини, Сен-Санса, Дворжака, Чайковского, выпускает с Горенштейном и «Молодой Россией» концерт Шостаковича. Казалось бы, карьера складывается успешно. Кто тогда мог предположить, что виолончелист Головатенко развернется на 180 градусов и взойдет за дирижерский пульт? Был успешным виолончелистом, а стал начинающим дирижером. Игорь Головатенко: Когда мне было 17 лет, я первый раз приехал в Москву на консультации к вступительным экзаменам, Рождественский тогда меня слушал. Дмитрий Кириллов: Приехал оттуда: «Хочу поступать». Игорь Головатенко: Хочу. И конечно, мама так в штыки все это восприняла поначалу. Но потом она сдалась, потому что, как и в случае с виолончелью в школе музыкальной, у нее просто не было выбора. Маме вообще низкий поклон, потому что все-таки в условиях... Мы жили в условиях тотальной нищеты, просто такой, в коммуналке... Это конец 1980-х, представляете... Мама, бабушка, т. е. мы жили... Дмитрий Кириллов: Две женщины воспитывали. Игорь Головатенко: Две женщины. То есть... Дмитрий Кириллов: А отец вообще не появлялся? Игорь Головатенко: Ну, они развелись, вот мне был годик где-то, они развелись. Папа уехал... Дмитрий Кириллов: И вы так с ним не общаетесь? Игорь Головатенко: Нет, нет, к сожалению. Ну, так жизнь сложилась... Дмитрий Кириллов: Сейчас бы, наверное, увидел, мировая звезда сын-то... Игорь Головатенко: Ну... Ну, слушайте, жизнь все-таки такая штука непредсказуемая, может, когда-нибудь и пересечемся. Я как-то не теряю надежды. Но у меня нет никаких ни обид, ни претензий, никаких, потому что я понимаю, что так жизнь сложилась. Дмитрий Кириллов: Вы чувствовали, что вам чего-то не хватает, мужского воспитания, отцовского внимания? Или они компенсировали как-то это? Игорь Головатенко: Ну, они пытались это компенсировать, хотя были все-таки... Вот у нас в школе общеобразовательной были замечательные педагоги-мужчины, к которым тоже хотелось как-то тянуться. У нас был потрясающий физик совершенно, из университета, кстати; у нас был замечательный математик... У нас все-таки были еще старшего поколения педагоги. У меня был потрясающий профессор по виолончели в консерватории, с которым мы где-то лет с 14–15 занимались, еще будучи в школе в музыкальной. И я к нему очень тянулся, он очень многому меня учил, и ремеслу тоже, но еще какой-то музыкантской и житейской мудрости. Вот именно музыкантской мудрости, т. е. вот охватить форму как-то, понять, не просто что ты ноты играешь, а что это музыка, структура какая-то есть, и каким-то тоже житейским вещам именно с мужской стороны, потому что я этого был лишен. Дмитрий Кириллов: Слух о том, что Игорь Головатенко переквалифицировался в дирижеры, быстро распространился по консерватории. Игорю было всего 19 лет, когда он впервые встал за дирижерский пульт. Симфонический оркестр Саратовской консерватории готовился к очередному выступлению, и тут катастрофа – заболел дирижер. Концерт под угрозой срыва. Что делать? И кто-то вспомнил, что есть в консерватории Головатенко. Игорь Головатенко: Концерт надо было спасать. И так получилось, что никого, ни ассистентов, ну никого вообще не было. И поскольку руководство консерваторское знало, что я уже занимаюсь дирижированием профессионально, они мне сказали: «Спаси концерт!» Что там дирижировать? Там Моцарт, «Концертная симфония для скрипки и альта с оркестром», и 3-й концерт Бетховена – «что там дирижировать»? Дмитрий Кириллов: Очень смешно! Игорь Головатенко: И я вот этот 3-й концерт Бетховена, я пианиста ловил, там же рондо очень трудное, там каденции разные все время, разные каденции, и вот я ловил, иногда попадал, иногда не попадал, было очень смешно. Конечно, я волновался дико, у меня вот так коленки тряслись, вот... Ну, ничего, пережил, пережил. Дмитрий Кириллов: Ну это судьба. Представляете, да, Бог вам дал такой шанс просто вскочить за дирижерский пульт в 19 лет, потому что заболел... Игорь Головатенко: Да. Но я был к этому готов. Дмитрий Кириллов: Да. Игорь Головатенко: Я был к этому готов и морально, и ремесленно я был готов. Конечно, движения руками я совершал невообразимые, потому что я еще не учился в Москве и я не был научен технически. Но все-таки то, что я делал, было понятно, видимо, музыкантам, раз они играли. Дмитрий Кириллов: Оркестр не развалился. Игорь Головатенко: Нет, они не развалились, они играли. Дмитрий Кириллов: И, получив боевое крещение, Игорь Головатенко помчался в Москву к знаменитому дирижеру Василию Серафимовичу Синайскому. Пора уж наконец взять столицу штурмом, не зря же он 2 года подряд брал у Синайского частные уроки по дирижированию. Игорь подает документы в консерваторию и на вступительных экзаменах попадает в руки народного артиста Советского Союза Геннадия Рождественского. Игорь Головатенко: Выдержал все экзамены. Синайского не было, принимал у меня Рождественский, хотя я поступил не к нему. Я помню прекрасно, как он слух проверял. Он так нажал мне кластер 8 нот, а потом нажал 7, говорит: «Чего нет?» Я ответил, чего нет, и он говорит: «Все, берем». Дмитрий Кириллов: Дирижер, как и режиссер, профессия авторитарная. С мягким характером тут долго не протянешь. А нужно добиться необходимого звучания, слаженности, сыгранности. Это не просто сделать в огромном коллективе, состоящем из амбициозных музыкантов, талантливых или не совсем. Одним словом, Игорю Головатенко эта махина оказалась по плечу. Он получает красный диплом и возвращается в родной Саратов: в Москве-то дирижеров оказалось больше, чем оркестров. Игорь Головатенко: Выяснилось, что никому не нужен с красным дипломом. Из Саратова меня попросили, потому что я слишком там бурную деятельность... Дмитрий Кириллов: Сильно засветился. Игорь Головатенко: Сильно как-то, это многим очень не понравилось... Дмитрий Кириллов: А-а-а, т. е. они поняли: «Сейчас он уже приедет со своим дипломом...» Игорь Головатенко: Ну нет, меня вообще там не воспринимали серьезно, если так вот называть вещи своими именами. Слава богу, я просто от этого периода получил то, что мне было необходимо, ту практику, которая мне была нужна... Дмитрий Кириллов: Но возвращаться уже туда нельзя было? Игорь Головатенко: Возвращаться... Я бы вернулся, но меня никто не звал. Дмитрий Кириллов: Не звал. Игорь Головатенко: Вот. И я понял, что у меня работы-то нет. В Москве как-то туда-сюда я сунулся, а все занято... Дмитрий Кириллов: Ужас. Игорь Головатенко: А кушать-то надо. Дмитрий Кириллов: То есть, получается, дирижер без коллектива. Игорь Головатенко: Кушать-то надо. Поступил в аспирантуру. Ну хорошо, аспирантура, там диссертация... Дмитрий Кириллов: Вечный студент, что ли, да-да-да. Игорь Головатенко: Да. Дальше-то что? Я был в таком отчаянии... Я был просто в отчаянии. Дмитрий Кириллов: Где взять деньги? Где найти работу? Профессия «безработный музыкант» – самая распространенная в мире. Безнадега просто висела дамокловым мечом. Будущее вырисовывалось Игорю совсем туманным и нерадостным. Но появилась отдушина. Головатенко как-то послушала вокалист Мария Рядчикова и сказала поистине пророческие слова: «Парень, а ты, похоже, певец! Ты хоть в курсе, что у тебя шикарный голос?» Так виолончелист, дирижер Головатенко попал в Академию хорового искусства на прослушивание к молодому, но уже тогда модному педагогу-вокалисту Дмитрию Вдовину. Игорь Головатенко: Я пришел к нему в академию, Светлана Григорьевна Нестеренко меня привела. Дмитрий Кириллов: Так. Игорь Головатенко: «Послушай мальчика». Я спел, и Дмитрий Юрьевич говорит: «А что вы от меня хотите, собственно? Вы дирижер, вы как бы... Зачем вам вот это все? Дмитрий Кириллов: Взрослый человек пришел... Игорь Головатенко: Я ему сказал: «Я хочу петь». Он так посмотрел... «Ну давайте, – говорит, – попробуем». И вот мне оформили там какую-то стажировку, потому что я исчерпал уже все возможности учебы вообще бесплатной в нашей стране, вот. А потом, когда стажировка закончилась, поскольку у меня не было работы, я перешел к нему в класс концертмейстером официально. Это была потрясающая школа, т. е. вот я сутками проводил в классе. Я сутками там сидел и впитывал, смотрел, как он занимается, играл там что-то, потому что я хорошо читал с листа... Дмитрий Кириллов: Это круглосуточные уроки были, получается. Игорь Головатенко: Да-да-да. Дмитрий Кириллов: Одно дело он позанимался час и «вали». Игорь Головатенко: И вот в неделю, сколько там, сколько дней он занимался, практически каждый день. Дмитрий Кириллов: В классе Дмитрия Вдовина рождался будущий оперный певец. Вдовин понял, что Головатенко втянулся в пение не на шутку, его уже и не остановить, и профессиональные успехи не заставили себя долго ждать. Игорь пошел в гору семимильными шагами: голос-то шикарный, крепкий. 25 лет ничего не пел, а тут как запел! И судьба снова дала ему шанс. Маэстро Владимир Спиваков репетировал «Мессу жизни» английского композитора Фредерика Дилиуса. Произведение архисложнейшее, там солист поет почти без остановки, а это настоящая пытка для голоса. Вдруг солист-баритон заболевает или сделал вид, что заболел... Спиваков в ужасе – петь некому! И вновь, как когда-то в Саратове, а теперь уже в Москве, наступает момент истины. На сцену Московского дома музыки выходит дебютант Игорь Головатенко. Игорь Головатенко: Полтора часа произведение идет, ну оратория такая, нормальная, хорошая оратория, но львиную долю всего поет баритон, потому что это текст «Заратустра» Ницше и вещает этот текст все время баритон, поскольку он как бы главный герой. Дмитрий Кириллов: Ну то есть он основной идет... Игорь Головатенко: Да. Дмитрий Кириллов: Кошмар... А как это выучить? Игорь Головатенко: Нет, я это выучил, мои мозги мне, так сказать, позволили это довольно быстро выучить, тем более музыка, я обожал немецкую музыку, я был вагнерианец, значит, малерист и прочее все, штрауссист и т. д., поэтому эту музыку я вот так, проглотил просто... Дмитрий Кириллов: Как родную. Игорь Головатенко: Как родную. Но я не понял, куда я попал. То есть я потом где-то месяца на два потерял голос практически. Дмитрий Кириллов: Два месяца тревожных ожиданий – когда же вернется голос? Пока он восстанавливался, Игорь зря времени не терял и, будучи фактически на больничном, учил потихоньку Верди. А что, Джузеппе писал для баритонов много, а Игорь уже представлял себя поющим в его хитовых операх. Так все и получилось: голос вернулся, репертуар стремительно расширялся. Игорь становится солистом театра «Новая Опера». Игорь Головатенко: И там первые 3 года я пел только маленькие партии. Они мне ничего не давали, ну потому что я не мог еще, как сказать, проявиться в полную силу. И за эти 3 года я выучил все партии Верди. Дмитрий Кириллов: Да у вас просто вообще какая-то фантастическая... Игорь Головатенко: Ну, это мне потом очень помогло, потому что, когда мне позвонил агент мой итальянский и предложил мне первый контракт в Неаполе и спросил: «Ты знаешь «Сицилийскую вечерню» по-французски?» Первая версия французская оригинальная. Я говорю: «Да, конечно знаю», – хотя я ее не знал. И я за месяц ее выучил. Я говорю по-французски – чего мне не выучить по-французски «Сицилийскую вечерню»? Дмитрий Кириллов: Во авантюра. Игорь Головатенко: Я сказал: «Я знаю». Авантюра, но она была как бы... Дмитрий Кириллов: ...продуманная. Игорь Головатенко: Авантюры должны быть все-таки управляемые на какой-то процент, иначе, конечно, это ты подвергаешь себя риску. А тут я знал, что я справлюсь. Ну и Дмитрий Юрьевич тоже благословил, говорит: «Езжай-езжай, по-французски – это не по-итальянски». Дмитрий Кириллов: Вот это первая ваша была большая такая вылазка на Запад, да? Игорь Головатенко: Да, это 2011 год, это апрель – май, это был дебют уже в Европе, в Италии. Дмитрий Кириллов: Конечно. А до этого был дебют, «Летучая мышь», 2010 год. Игорь Головатенко: Да-да-да, здесь, в Большом театре. Дмитрий Кириллов: Между прочим, всего-навсего 3,5 или 4 года прошло, как вы так плотно занимались в Доме. Игорь Головатенко: Да-да. Дмитрий Кириллов: И будьте любезны, солист Большого театра. Игорь Головатенко: Еще нет. Дмитрий Кириллов: Стажер? Игорь Головатенко: Я был приглашенным солистом. Я был тогда солистом «Новой Оперы» и приглашенным солистом Большого театра. Дмитрий Кириллов: Но тут ежику было понятно: если человек приходит, солист «Новой Оперы», в главный театр страны, что это дорога уже все... Какое было ощущение, когда вы поняли, что Большой театр вам открывает свои двери, что вы зайдете на эту сцену, где пели все великие? Игорь Головатенко: Я бы сказал так, что «Летучая мышь» – это скорее была репетиция дебюта. Потому что все-таки это было на Новой сцене, это было довольно удачно. Но вот когда через 2 года... Значит, «Летучая мышь», это был 2010 год, а в 2012 году была «Травиата», постановка на Исторической сцене. Дмитрий Кириллов: А вот это уже... Игорь Головатенко: Вот тогда я понял, что... Дмитрий Кириллов: «Я в Большом театре». Игорь Головатенко: ...это моя сцена. Дмитрий Кириллов: Все говорят о том, что Большой театр – ну это вообще особый театр, и эта сцена либо принимает, либо не принимает. Игорь Головатенко: Может быть. Сейчас время немножко другое, потому что, когда был Советский Союз и достаточно закрытая была все-таки система, в Большом театре тоже были звезды... Дмитрий Кириллов: Еще какие! Игорь Головатенко: Еще какие. Нам... Мы муравьи по сравнению с Архиповой, не знаю, с Атлантовым и т. д. Но эта сцена требует голосов определенного типа, с определенной проекцией, очень должна быть хорошая проекция. Голоса должны быть большие. То есть маленький голос... Есть прекрасные, красивые маленькие голоса небольшого объема... Дмитрий Кириллов: Для камерных залов. Игорь Головатенко: Для камерных залов. Дмитрий Кириллов: А здесь надо пробить. Игорь Головатенко: А здесь надо просто пробивать это все и наполнять этот зал. Все-таки он очень большой по объему. Я в разных театрах пел, и я могу сказать, что не везде такие залы. И это еще и ответственность, потому что все-таки ты понимаешь, что за плечами, как бы за твоими плечами история Большого театра, где были такие имена, что просто мороз по коже. Дмитрий Кириллов: Всегда сравнения начинаются. Игорь Головатенко: Всегда начинаются сравнения, особенно когда, например, была постановка «Онегина». Конечно, я понимаю, что, если я выхожу на Историческую сцену в роли Онегина, конечно, невольно люди будут сравнивать с теми великими певцами, которые пели эту партию. Дмитрий Кириллов: Ну это нормально. «А теперь я буду свое делать». Игорь Головатенко: Да, да. Дмитрий Кириллов: «С учетом вот этих...» Игорь Головатенко: Да, это совершенно верно. Дмитрий Кириллов: А как же по-другому? Игорь Головатенко: И в этом нет ничего зазорного, да, поскольку, раз уж ты вышел... Дмитрий Кириллов: ...будь любезен. Игорь Головатенко: ...то будь любезен, да. Дмитрий Кириллов: Всегда за успешным мужчиной стоят женщины. Где нашли свою любимую? Игорь Головатенко: В классе у Дмитрия Юрьевича, как, кстати, многие мои коллеги по классу. Дмитрий Кириллов: Сидите вы играете, концертмейстер, да... ? Игорь Головатенко: Да-да. Дмитрий Кириллов: В этот момент... ? Игорь Головатенко: Моя будущая супруга, она тогда занималась с Дмитрием Юрьевичем, приходила на занятия, и, как говорится, тогда ничего не предвещало. Но я с некоторыми студентами Дмитрия Юрьевича занимался как коуч, потому что я хорошо знал языки, и когда надо было, например, подправить итальянский или французский и еще, так сказать, материал подучить, то меня всегда брали в оборот. И она тоже вот попросила как-то заниматься. По-моему, год мы занимались, потом стали встречаться. И потом как-то вот это все закрутилось... Дмитрий Кириллов: Как-то чего-то щелкнуло, да? Игорь Головатенко: Да, да. Дмитрий Кириллов: Трудно с певицей жить, певцу с певицей? Игорь Головатенко: Ну, потом уже, когда дети пошли, она уже, так сказать... Дмитрий Кириллов: Она все-таки поняла, что нужно дать одному человеку возможность развиваться. Игорь Головатенко: Да-да-да. Дмитрий Кириллов: То есть пожертвовала в принципе? Игорь Головатенко: К сожалению, у нее сольную карьеру сделать не получилось, хотя я думаю, что, наверное, если бы я не помешал, она могла бы ее сделать... Дмитрий Кириллов: Она пожертвовала. Это любовь. Игорь Головатенко: Она пожертвовала, да, пожертвовала своей какой-то, наверное, мечтой своей жизни. Конечно, это большая жертва... Дмитрий Кириллов: Но, когда человек любит, он просто... Он дарит часть себя. Игорь Головатенко: Это большая жертва с ее стороны, да, для того чтобы я мог сделать карьеру. Потому что те годы, конечно, мы не нищенствовали, но жили... Дмитрий Кириллов: ...очень скромно. Игорь Головатенко: ...очень скромно. И я очень много занимался, у меня не все получалось, как-то я так и психовал, и депрессии у меня были, потому что у меня ничего не получается... Дмитрий Кириллов: То есть вышла замуж за начинающего певца, кошмар. Игорь Головатенко: Да, вот, кошмар. И она все время меня поддерживала, старалась как-то обеспечить такой быт, чтобы мне было комфортно, удобно, чтобы я мог только работать и ни о чем не думать. И тот результат, к которому я сейчас пришел, вот в плане карьеры, работы, – это в огромной степени ее заслуга. Это заслуга, конечно, я считаю, двух человек – Дмитрия Юрьевича, и вот Лена, моя жена, она, конечно, очень тоже в меня верила. И я думаю, что вот за счет этого, так сказать, такого тройственного союза, «Антанты» такой нашей... Дмитрий Кириллов: Да-да-да, окружили, и получилось. Игорь Головатенко: Да, все получилось. Дмитрий Кириллов: А когда появились дети, это уже ответственность: надо же, папа должен быть богатым и знаменитым, а как же по-другому? Они же по телевизору или в театре видят своего папу. Игорь Головатенко: Да, но... Дмитрий Кириллов: У вас двое детей сейчас? Игорь Головатенко: Двое, да, сын и дочка. Ну, это, конечно, большое счастье, но это и большая боль тоже, потому что они меня не видят. Вот в этом году я отсутствовал сколько, месяцев, наверное, шесть или больше, вообще отсутствовал. Дмитрий Кириллов: Узнают хоть? Игорь Головатенко: Нет, они узнают, но я понимаю, что я им необходим, и это для меня особенно трагично, потому что я-то знаю, что такое, так сказать, расти в неполной семье. А у нас семья вроде полная, но... Дмитрий Кириллов: ...а папы все время нет. Игорь Головатенко: Да. Дмитрий Кириллов: Когда дети знают, что папа любит, это уже большое дело. Игорь Головатенко: Слава богу, спасибо тому человеку, который придумал интернет, или группе людей, потому что это большое благо. Хотя это, конечно, эрзац, это никакая не замена... Дмитрий Кириллов: Но все равно, можно сказать по видеосвязи сыну: «Ты сделал уроки?» Игорь Головатенко: Хотя бы можно по видео, да. Да, и уроки... Дмитрий Кириллов: «Ты опять получил три?» Игорь Головатенко: Да, можно сказать... Дмитрий Кириллов: Было такое? Игорь Головатенко: Ну конечно, конечно. Он весь в меня, лентяй жуткий, вот, но талантливый, талантливый, зараза... Дмитрий Кириллов: О, если в вас, тогда я спокоен. Игорь Головатенко: Я очень счастлив, что... У меня замечательная семья, дети замечательные, талантливые, тоже оба музыканты. Дочка, кстати, пошла по моему пути. В свое время я захотел ужасно играть на виолончели, меня ничто не могло остановить, и так же она захотела играть на арфе. Дмитрий Кириллов: Сама? Игорь Головатенко: Сама. Говорит: «Все, хочу арфу и все». Дмитрий Кириллов: Вот на этой бандуре?.. Игорь Головатенко: Вот на этой бандуре. И в общем, нам пришлось и арфу покупать, и нацелиться на обучение. Дмитрий Кириллов: Ну, как это, все начинается с начала. Игорь Головатенко: Я не знаю, станут ли они музыкантами. Я всегда им говорю, что музыка для вас будет всегда таким отдохновением и большим другом, который никогда не предаст, если вы ее не предадите. Потому что музыка – это нечто, чего мы не до конца понимаем, и это самое непонятное из всех искусств, но самое близкое к нашей душе, к нашему сердцу. Дмитрий Кириллов: Вы приверженец академической школы, и это академический театр. Но все-таки XXI век и, конечно, много всяких режиссеров, «дирежоперу» никто не отменял, это модное течение, «а я хочу так», а другой говорит, не понимая аппарата голосового, «а ты будешь кверх ногами, как мартышка, крутиться»... Вот насколько вам это близко, вот эти все новаторские вещи? Потому что я видел вас, вот «Дон Карлос» – это мегапостановка, по-моему, какая-то... Игорь Головатенко: Но она очень академическая при этом. Дмитрий Кириллов: Да. Игорь Головатенко: Это притом, что ставил режиссер Эдриан Ноубл, который был директором Шекспировского театра в Лондоне, в общем, довольно такой продвинутый и довольно новаторский. Но тем не менее он поставил, я считаю, сделал одну из лучших постановок Большого театра за последние, наверное... Как раз вот, кстати, 10 лет будет. Дмитрий Кириллов: 10 точно, да-да-да. Игорь Головатенко: Что значит академизм? Это значит, что ты владеешь ремеслом, что ты понимаешь, о чем произведение, и пытаешься в хорошем смысле проникнуть в замысел композитора до каких-то сокровенных глубин. Я всегда ратую за логику, вот я хочу, чтобы было логично, чтобы было понятно. Онегин – ну как можно Онегина, тем более в России, воспринимать в отрыве от пушкинского контекста, от эпохи? Ну как? Для меня это немыслимо. Дмитрий Кириллов: Да вы сколько, пять раз подряд, по-моему, перечитали его, пока внутрь... ? Игорь Головатенко: Был один год, по-моему, 2010-й или 2011-й, я уже сейчас плохо помню точно, я перечитал раз восемь, наверное, за год. Потому что я просто впитывал этот текст... даже текстом его назвать как-то, да, сложно, потому что ну это... Дмитрий Кириллов: ...великие слова. Игорь Головатенко: Это, ну, как бы... Как для верующего человека Библия, так для, наверное, русской литературы «Евгений Онегин» – это вот такая, как Непомнящий сказал, «корневая книга русской литературы». Мне повезло с карьерой, я могу так сказать, потому что она пошла достаточно успешно практически с самого начала. Были моменты, когда было немножко, как-то поменьше контрактов, побольше контрактов... Но, наверное, вот после Зальцбурга, после 2018 года, после «Пиковой дамы» как-то, что называется... Дмитрий Кириллов: ...открылись... ? Игорь Головатенко: Да-да-да, уже, мне кажется, я перешел на какой-то новый уровень. Потому что все-таки Зальцбург – это место очень такое... Дмитрий Кириллов: И это такой клуб, уже другая лига. Игорь Головатенко: Другая лига. Дмитрий Кириллов: А петь с Кауфманом? Это же вообще с ума сойти? Игорь Головатенко: Петь с Кауфманом, да. Но потом уже был и Metropolitan, и все на свете. Да, я добился довольно многого, но, во-первых, это не повод останавливаться. А потом, все-таки ну даже то, чего я добился в сравнении с какими-то другими карьерами, певцами и так далее... Я всегда стараюсь апеллировать все-таки к великим прошлого, и я понимаю, что я даже близко так не пою, как, допустим, великие какие-то баритоны прошлого, и что есть еще к чему стремиться. Потому что все-таки... Дмитрий Кириллов: У вас еще все впереди! Игорь Головатенко: Ну, может быть... Дмитрий Кириллов: Вы в центре, в самом расцвете сил. Игорь Головатенко: Есть куда расти еще, есть партии, которые я еще не пел, которые я мечтаю попробовать, и в этом плане довольно богатое поле еще. Дмитрий Кириллов: Большой театр – это родной дом, это само собой разумеется... Игорь Головатенко: Это да, это правда. Дмитрий Кириллов: Это святое место. Игорь Головатенко: Я его очень люблю, очень люблю. И я, кстати, когда возвращаюсь, приезжаю, я с какой-то особенной теплотой... Вот я когда иду от метро к театру через площадь Революции, все-таки я смотрю и думаю: какой же у нас потрясающе красивый театр! Дмитрий Кириллов: Все равно он особенный театр, правда? Игорь Головатенко: Особенный, особенный, с богатейшей историей. Я надеюсь, что вся эта история будет дальше продолжаться и как-то развиваться... Дмитрий Кириллов: И вместе с вами. Игорь Головатенко: Вместе со мной обязательно. Дмитрий Кириллов: Впереди будут новые премьеры. Пусть все будет у вас, а мы будем вас с наслаждением слушать! Спасибо большое! Игорь Головатенко: Спасибо, спасибо, спасибо!