Дмитрий Кириллов: Эта девушка свела с ума весь Советский Союз, во всяком случае добрая половина нашей страны, а точнее, мужская ее часть, в 1960-е гг. произносила имя Ларисы Лужиной с придыханием. Красотка? Безусловно! Талантливая? Да никаких сомнений! Казалось бы, в нашем кино в это время было множество чудных актрис, ярких, талантливых, амбициозных. Но Лужина с ее ослепительной улыбкой и огромными бездонными глазами была вне конкуренции. Камера ее обожала, а уж операторы – и подавно: не надо заморачиваться с ракурсами и часами ставить свет. В жизни Ларисы Лужиной был шумный успех и безжалостное забвение, яркие романы и горькие расставания – все, как и подобает в жизни настоящей кинозвезды. Самая улыбающаяся актриса советского кино! Ну что? Это же все, это уже писали газеты, писали журналы: «Улыбка Лужиной растопила (не знаю) один континент, второй континент, мужские сердца»... Лариса Лужина: Ой, я не читала, не знаю. Дмитрий Кириллов: Ну вот Бог подарил улыбку. А вообще, вы знали, что это ваше оружие? Лариса Лужина: Я не знала. Ну просто, когда еще молоденькая была и жила в Таллине, и попала я в манекенщицы так называемые, работала в доме модели, то меня называли «улыбающаяся манекенщица», потому что манекенщицам же нельзя было улыбаться. Мечтала о сцене, для меня вот это... А ведь подиум, смотрите, он тоже на метр выше, да, так же как и сцена. Дмитрий Кириллов: Оторвалась от земли уже, да. Лариса Лужина: Да, на метр выше, сцена же на метр выше от пола. И поэтому я ощущала себя на сцене. И потом, я улыбалась, меня так и называли, я ничего не могла с собой поделать, так и называли «улыбающаяся манекенщица», но я не знала, что это мое оружие или там что-то. Дмитрий Кириллов: В 1960-е гг. Лариса Лужина представляла собой новый тип актрисы. Женственность вроде совершенно не советская, а героини получались узнаваемыми и родными – вот такое редкое сочетание невероятной привлекательности и невинной чистоты, когда так и хочется сказать: товарищи, любуемся произведением издалека, руками не трогать! Разве можно было узнать в смотревшей на нас с экрана счастливой девушке с лучезарной улыбкой ребенка из блокадного Ленинграда, чудом оставшегося в живых? Лариса Лужина: У меня была старшая сестра, мне там 3, а ей 6 уже было. И мама всегда наказывала, что «вот как только начнется воздушная тревога, ты хватай Ларису, Ларочку и бегите в бомбоубежище». Помню вот этот звук сирены. Ну, Люсе, видно, тоже 6 лет, тоже ребенок. Естественно, она... Она почему-то хватала, мы залезали под кровать, вот для нас было это наше бомбоубежище. Дмитрий Кириллов: Говорят, что люди, которые пережили войну, у них есть какой-то синдром страха войны, синдром голода... Лариса Лужина: Кто пережил блокаду, особенно ленинградцы имею в виду, они очень бережно относятся вот к еде, именно к продуктам, очень бережно. Я ничего не могу выбрасывать. Естественно, еду я не могу... Я на тарелке тоже не люблю оставлять еду, мне нужно, чтобы... Дмитрий Кириллов: ...все крошечки съесть. Лариса Лужина: Хочу не хочу – нужно доесть до конца, потому что знаешь, что потом это выкидывается. Дмитрий Кириллов: Смерть и ужас вцепились в семью Лужиных, буквально окружили маленькую Ларису и ее маму Евгению Адольфовну. Ларочке было всего 3 года, когда от голода умерла старшая сестра Люся. Позже погибает бабушка, а за ней следом – раненый боец Анатолий Иванович Лужин, папа. Такой любимый, красивый, добрый, а было ему всего 29 лет. Лариса Лужина: Он был ополченцем, ранен был, он защищал форт «Серая Лошадь», есть такой форт около Кронштадта. Рана была легкая. Его привезли домой, оказав, вероятно, первую помощь. А дома его кормить-то нечем было. Мама работала, «Красный треугольник», он до сих пор существует, этот завод «Треугольник», он еще с царских времен остался. И... Ну что там, 120, как все знают, сколько хлеба приносилось... Она, видно, ему, пыталась как-то поддержать его силы... Но вот как бы он не в лазарете был, не в госпитале, не в больнице. Может, он попал бы в больницу, может, он бы жив остался... Когда папу хоронили, поскольку гробов не было, ничего тогда не было, просто же подъезжали грузовики, просто собирали умерших. Кто во что-то был завязан там, мама там в одеяло, по-моему, папу зашила, все это... Ну так вот. И поэтому мама, когда уже их увезли всех, этот грузовик ушел, мама стала, подняла так подушку, а там лежали кусочки хлеба. Дмитрий Кириллов: Толя прятал хлеб для своей маленькой Ларочки. В сердце отца поселился страх потерять младшую дочь, этого Анатолий Иванович допустить не мог. Он умер от ран и истощения в январе 1942-го, так и не узнав, что Лариса выживет, будет невероятной красавицей, увидит весь мир, что поклонники будут караулить ее у подъезда, а поэты и композиторы – посвящать ей свои стихи и песни. Она станет известной артисткой не только в СССР, но и в Чехословакии, Иране, Франции, Норвегии, Германии. Кто бы мог подумать, что спустя всего 20 лет после окончания войны его дочь Лариса Лужина будет сниматься в ГДР на студии DEFA и станет любимой артисткой у немецких зрителей? Лужина – русская актриса, но европейцы всегда принимали ее за свою, все-таки внешность-то не советская. А как иначе? По отцовской и по материнской линии в роду Ларисы Анатольевны есть шведы, немцы, эстонцы. Дед Ларисы – барон Иоганн Шведе, действительный статский советник. В преклонном возрасте он познакомился с молодой крестьянкой из Тверской губернии, приехавшей в Санкт-Петербург на заработки. У них родилось четверо детей, один из которых – отец Ларисы Анатолий Иванович, получается, Анатолий Иоганович. История рода Лужиных уходит корнями в середину XVIII века. В роду Ларисы Анатольевны были выдающиеся промышленники, строившие фабрики, железные дороги и электростанции, участники морских сражений, командующие флотами, музыканты, ученые, художники. Так, к примеру, прадед Ларисы Лужиной – член Академии художеств, известный портретист Роберт Шведе, написавший с натуры известную картину «Лермонтов на смертном одре» на следующий день после гибели поэта. Лариса Лужина: Еще при Петре I, когда воевали со шведами, то этот вот наш предок предал Карла, шведского короля, и сдал его, по-моему, то ли в Нарвский форт, то ли в какую-то там крепость отдал. А был он комендантом, и его Петр I прятал у себя при дворе, потому что его хотели повесить. Его прятали, и никто не знал, как его правильная фамилия, потому что скрывали, и просто говорили, спрашивали: «А кто это там при дворе?» – на этого мужика. – «Да какой-то швед, какой-то швед, der Schwede, der Schwede» И вот так der Schwede, эта фамилия и получилась. Дмитрий Кириллов: И прицепилась. Лариса Лужина: Да, вот таким образом он стала Шведе. У нас тогда советская власть, все советская власть... Вот она нам уничтожила то, что мы не знали свои корни. Дмитрий Кириллов: Корней нет... Лариса Лужина: Вот, к сожалению, мы ничего не знаем о своих предках, понимаете. Вот так обидно! Потому что это так интересно, мне было так любопытно... Дмитрий Кириллов: Сама открывала, да, своих предков? Лариса Лужина: А мама, да, мама поскольку была Адольфовна, то она, конечно, в Ленинграде, она... Дмитрий Кириллов: Ой... Лариса Лужина: Она отчество не называла свое... Дмитрий Кириллов: Да конечно... Лариса Лужина: Она скрывала свое отчество. Такая вот, да, Евгения Адольфовна Трейер. Дмитрий Кириллов: Немецкие, наверное, корни... Лариса Лужина: А дядя у нас Карл Густав. Адольф Густав Трейер – это мой дедушка, Карл Густав Трейер – это мой дядя. Дмитрий Кириллов: Швед. Лариса Лужина: Там тоже какая-то своя родословная, там эстонцы или шведы тоже какие-то. Хотя я считаю себя русской. Дмитрий Кириллов: Евгения осталась в блокадном Ленинграде одна с трехлетним ребенком на руках. Лариса была крайне истощена. В январе 1943 года после прорыва блокады их эвакуировали в Сибирь. Поезд шел несколько недель, и на каждой станции блокадников встречали машины и развозили по семьям. Истощенную молодую женщину с ребенком никто не хотел брать, и Лариса с мамой продолжали свой путь, доехав до конечной станции, Ленинск-Кузнецкий. Лариса Лужина: И как-то получилось так, что всех взяли, а нас не взяли. И вот мы... Я почему рассказываю эту историю? Почему-то мы с мамой остались, а поезд-то уже ушел, все... И мы стоим так вот, и уже что делать? А уже все разошлись. И вдруг женщина говорит: «Мы уже тоже шли домой, уходили, и меня что-то в спину толкнуло, какой-то так, то ли, как будто меня вот заставили оглянуться. Оглянулась – стоит женщина с девочкой с маленькой, у которых глазищи такие полные слез». И она говорит: «Мне так стало как-то жалко их и больно, я забрала, говорю: «Наденька, давай заберем их с собой к себе»». Вот они нас забрали к себе. Вот так мы оказались у тети Наташи с Надей. Дмитрий Кириллов: Чужие люди стали ближе родных. Мама устроилась работать на фабрику, а Ларисе нашлось место в детском садике. Жизнь без воя сирен и бомбежек, да еще с куском хлеба, кипятком, а иногда даже с кусочком сахара – вот оно, счастье. Новый 1944 год рабочие местного мясокомбината решили встретить по-особенному: была организована елка для самых маленьких. К празднику воспитанники детского сада учили стихи. Без пяти минут пятилетняя Лариса Анатольевна Лужина и тут отличилась: она подготовилась к новогоднему празднику серьезно. Лариса Лужина: Ну, как всегда, около елки все что-то там читают... Дмитрий Кириллов: Стишки какие-то, да. Лариса Лужина: А я почему-то... Откуда я узнала это стихотворение у Твардовского, «Исповедь танкиста» или «Рассказ танкиста», какой там «Был трудный бой, Сегодня как спросонку, (что-то) Не могу себе простить: Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку, Но как зовут, забыл его спросить». Дмитрий Кириллов: Серьезную поэзию читала в саду. Лариса Лужина: Это да, это Твардовский, это в 1941 году было напечатано стихотворение в «Пионерской правде». Кто меня научил? В детском саду, наверное, кто-то научил, но не мама, это точно. Там вот это прочитала, это стихотворение, и мне тогда вот этот директор мясокомбината, вот это я помню, как она меня вообще-то взяла на руки, отнесла куда-то в другую комнату, и там подошла, значит, там жарились котлеты. Она мне подарила котлету. Настоящая была котлета, мясная котлета была! Дмитрий Кириллов: После снятия блокады Лариса с мамой вернулись в родной Ленинград. Но в свою квартиру они зайти так и не смогли, там уже жили посторонние люди, они даже дверь не открыли. А документы все сгорели, и правды было не найти. Да и не умела Евгения Адольфовна качать права. Бездомных ленинградцев приютили у себя эстонские родственники. Дядя Ларисы жил тогда в Таллине и был прокурором, далеко не последним человеком в городе. Таллин стал для Ларисы Лужиной вторым родным городом, ведь здесь она пошла в школу, окончила ее, занималась в театральном кружке под руководством актера русского театра Ивана Даниловича Рассомахина. Вместе с Ларисой Лужиной там учились Виталий Коняев, Владимир Коренев, Игорь Ясулович. Да что ж за кружок такой? Или мастер гениальный? Ведь все перечисленные воспитанники стали народными артистами России. Лариса была в полной уверенности, что ее в театральном институте ждут, и потому рванула в Ленинград. Членам приемной комиссии объявила: «Я буду петь песню из кинофильма «Веселые ребята»!» Лариса Лужина: Аккомпаниатор там заиграл громко: «Легко на сердце от песни...» Я совершенно не попадала ни в какой тон, тональность. Меня спрашивают, она останавливает: «Девушка, а в какой тональности поете?» Я говорю: «Не знаю, кажется, в своей». Дмитрий Кириллов: В любой. Лариса Лужина: В своей, я сказала, потому что я даже не знала, что такое тональность. Ну, в общем, мне сказали «спасибо» и завернули меня обратно в Таллин из Ленинграда. Не попала. Дмитрий Кириллов: Вышла в слезах? Лариса Лужина: Да. Ну а что делать? Ну, вышла в слезах. Они меня как-то успокоили, сказали, что якобы акцент эстонский. Но это неправда, это просто меня так решили успокоить. Дмитрий Кириллов: Лариса решила: все, никаких театральных вузов, второго раза не будет! Так в ее трудовой книжке стали появляться любопытные записи: уборщица железнодорожных вагонов, потом рабочая на фармацевтическом заводе, далее укладчица зефира на кондитерской фабрике... А в финале рабочей эпопеи доросла до секретаря министра здравоохранения! Вот это карьерный рост. Правда, задержалась девушка в министерстве ненадолго. Лариса Лужина: Там была пожилая женщина-секретарь, его заместитель, она меня учила, кого пускать к министру, кого не пускать к министру. Мне нужно защищать двери было вот так вот. Иногда я так не умела делать, потому что я человек по натуре, вероятно, добрый, я пропускала всех, кто приходил. Мне жалко было: люди приходят с просьбой, а их не пускают. Я один раз пропустила, мне кто-то сказал: «Ты что, с ума сошла?! Ты кого к министру пустила?!» Дмитрий Кириллов: С такой работой долго не продержишься. Лариса Лужина: Я не продержалась. Я вот тогда-то, когда... Ко мне же почта приходила и газеты, естественно. Я газету читаю, написано: «Открывается дом моделей», – и конкурс на манекенщиц. Я, значит, пошла, думаю: пойду-ка я туда попробуюсь. Меня взяли. Вот так вот я стала манекенщицей. Дмитрий Кириллов: Вот судьба. Лариса Лужина: Но министр меня тут же уволил. Дмитрий Кириллов: Естественно. Лариса Лужина: Да. Сказали, что секретарь министра здравоохранения не может быть, работать манекенщицей, моделью. Это как бы с низкой социальной... Дмитрий Кириллов: ...ответственностью. Лариса Лужина: ...ответственностью девушка, да. Дмитрий Кириллов: В Таллинском доме моды было много хорошеньких манекенщиц, а Лужина была особенной, и ходили на нее смотреть как в картинную галерею на произведение искусства. Стройная, улыбающаяся, лучезарная, она притягивала к себе как магнит. Видно, ей было предначертано стать артисткой, от судьбы-то не уйдешь. Лариса Лужина: Я жила напротив Таллинской киностудии... Не студии, а павильонов Таллинской киностудии. Ко мне вот подошла девушка, женщина, и говорит: «Не хотите к нам? Массовка, снимается здесь вот эпизод», – какой-то ресторан заграничный, массовые сцены. Я говорю: «Я с удовольствием». Дмитрий Кириллов: Интересно. Лариса Лужина: Вот я так попала на киностудию. Оказалось, это Лейда Лайус. Она училась во ВГИК у Довженко на режиссерском факультете вместе с Ларисой Шепитько. Она там собирала массовку и все такое. Вот она ко мне обратилась. Эпизод там есть небольшой, певицу ночного вот этого кабаре. Я говорю: «А что, певица, петь, что ли, нужно?» Она говорит: «Да, там надо». Я говорю: «Нет!» Я говорю: «Я петь...» Дмитрий Кириллов: «Уже раз пела». Лариса Лужина: Я думаю: куда к черту? Сейчас скажу, что я не могу, и меня не возьмут. И я думаю: нет, я вот ничего говорить не буду, пусть меня там сейчас загримируют, там все такое... И дают мне текст, а текст на английском языке был. Я его выучила добросовестно, вот. Подходит режиссер Игорь Ельцов, подходит и говорит: «Ну давайте порепетируем». А я говорю: «Вы знаете, я петь не могу». Он говорит: «Ну а текст знаешь?» Ну, я же текст-то выучила. Я говорю: «Да». – «Да и бог с ним, – говорит, – давай, найдем кто споет». Дмитрий Кириллов: «Озвучим». Лариса Лужина: Конечно. Мне показали потом фрагмент, этот кусочек. Я не посмотрела, там как я выгляжу, что, я думаю: ой, как я пою здорово! Дмитрий Кириллов: Лужину заметили. На Таллинской киностудии режиссер Герберт Морицевич Раппапорт снимал картину с эстонскими актерами на эстонском языке. Он долго искал героиню... и нашел ее: это была Лариса Лужина. Лейда Лайус, будущий режиссер «Таллинфильма» и лауреат Государственной премии СССР, а в 1960-м просто студентка ВГИК и по совместительству помреж Сергея Аполлинариевича Герасимова, увидев Лужину, произнесла сакральную фразу: «Лариса, ты актриса! Немедленно во ВГИК! Тебе нужно учиться у Герасимова». Лариса Лужина: Лейда Лайус, она училась во ВГИК, а я даже не знала, что есть такой институт... Дмитрий Кириллов: Вы не знали вообще, что это такое, ВГИК? Лариса Лужина: Я не знала, что существует Институт кинематографии. Дмитрий Кириллов: Она правда у вас как крестная мать стала в профессии, в кино. Лариса Лужина: Это 1959–1960-е гг. В это время Герасимов набирает мастерскую, и у него вдруг не хватает двух девушек: он там одну исключил, другую что-то тоже... В общем, двух исключил как-то. И он набирает, добор делает по Москве. Лейда об этом узнает. Если бы она этого не узнала... Она к нему пришла и сказала: «У нас девочка есть в Таллине, хочешь – посмотри», – показывает фотографию мою, певицу эту. Он так посмотрел, я там в затянутом платье, разрез до бедра, еще эти волосы, ресницы... Он так посмотрел, говорит: «Ну, знаешь, у тебя так что-то... – у него «знаешь» было такое выражение. – Я что-то, знаешь, ничего не понимаю. Пусть приезжает, я на нее посмотрю». Дмитрий Кириллов: Что значит «подайте мне ее сюда»? Герасимов сидит на студии Горького в Москве, а Лужина – в Эстонии. Но желание мэтра – закон. Направляется срочная телеграмма на Таллинскую киностудию: режиссер Герасимов вызывает актрису массовки Лужину в Москву. Лариса Лужина: Селят меня в гостинице «Украина», а там же живет Сергей Аполлинариевич Герасимов, до сих пор эта квартира там, герасимовская, есть. И я попадаю вот таким образом, Лейда опять же находит Герасимова, говорит, что «приехала девочка». Он говорит: «Приходите ко мне вечером домой, к нам с Тамарой Федоровной». Было смешно: когда я зашла в квартиру, я так... Я же Герасимова-то не знаю, он какой-то... Дмитрий Кириллов: «В лицо не знаю, кто такой», да? Лариса Лужина: В лицо не знаю, какой режиссер это. Как-то не очень мы интересовались, кто там режиссер, какие картины снимал. Сидит какой-то такой лысоватый, усатый... Дмитрий Кириллов: Не очень привлекательный... Лариса Лужина: ...невысокого роста, да, такой... А Тамару Федоровну я знала. Дмитрий Кириллов: Красотка. Лариса Лужина: Она для меня была кумиром уже тогда. Прошла «Хозяйка», «Каменный цветок» прошел фильм, «Хозяйка Медной горы», она же такая красивая... Дмитрий Кириллов: А главный-то Герасимов. Лариса Лужина: Я только на нее все внимание, на него внимания не обращала. Может, он обиделся, что ли, но он как-то так, ко мне так отнесся сначала не очень, потому что я стала читать какое-то стихотворение, «Ландыши продает», прочитала плохо, вероятно, потому что он как-то так не вдохновился... Дмитрий Кириллов: Сник. Лариса Лужина: Сник. И я так думаю: ну что же делать? Наверное, придется мне опять уезжать в Таллин... И вот здесь вот пожалела я себя и говорю: «А можно я монолог Ларисы из «Бесприданницы» прочитаю?» Он говорит: «Ну да, давай читай». А я, жалко, я разревелась, у меня слезы текут, и я читаю монолог, слезы текут... И он так посмотрел, говорит: «Ладно, все, хватит, беру». Дмитрий Кириллов: Не знала Лариса, что в эти минуты решалась ее судьба. Герасимов и Макарова увидели в девчонке талант, она растопила их сердце. Пройдет совсем немного времени, и Лариса станет одной из самых любимых студенток. Макарова и Герасимов подкармливали голодную студентку, втихаря подсовывали деньги в карман пальто, окружили родительской заботой. Видя, что это уникальное создание без шипов совершенно не способно за себя постоять, они в буквальном смысле слова взяли ее за руку и повели по павильонам киностудии Горького. А там как раз Станислав Ростоцкий начал съемки фильма «На семи ветрах» – пронзительной истории о войне и о великой любви. На главную роль актриса уже была утверждена, но тут вмешался Герасимов. Лариса Лужина: Он сказал: «Стасик, а у меня есть девочка, вот возьми, давай, проведи кинопробы и для нее». Ну, Ростоцкий, сделали кинопробы, Ростоцкий не в восторге особо был. А Сергей Аполлинариевич сказал: «А что, мне нравится». Говорит: «По-моему, она вполне справится». И так все: ну сказал художественный руководитель – конечно, меня взяли. Дмитрий Кириллов: Режиссер картины Станислав Ростоцкий был недоволен, что ему навязывают сверху неопытную студентку, и это отношение сразу передалось съемочной группе. На площадке все встретили Ларису в штыки. Лариса Лужина: И Ростоцкому как бы не нравилось то, что мы сняли, ему не понравилось. И он приехал в Москву и Сергею Аполлинариевичу говорит: «Сергей Аполлинариевич, мне не нравится, она не справляется с ролью вообще». Говорит: «А посмотрите, что такое героиня. Это героиня фильма, от нее все зависит, на ней держится фильм. Я вот хочу даже заменить», – было такое. Сергей Аполлинариевич пришел посмотрел, сказал: «Ну знаешь, Стасик...» Во-первых, они меня перекрасили в блондинку, мне совершенно не идет этот цвет, он съедает все. «Стасик, во-первых, ее нужно обратно вернуть в ее цвет. А потом, прости меня, это ты виноват, что она не справляется с ролью, потому что, прости, ты же художник, ты скульптор, а это глина пока сырая, только на II курс пришел человек. Ты должен из нее лепить скульптуру, это в твоих руках. Если ты не можешь – значит, ты не справляешься с этим, значит, ты плохой скульптор». Дмитрий Кириллов: И ему ничего не оставалось делать, как «лепить». Лариса Лужина: И ничего не оставалось, как продолжать, да. Дмитрий Кириллов: И произошло чудо: Ростоцкий, задетый за живое, стал нагружать студентку Лужину на съемочной площадке разными задачами, а та стала справляться и работала самоотверженно. В середине съемочного периода вся группа была уже на стороне Ларисы: растаяли Тихонов и Заманский, Павлов и Ромашин. Соавтор сценария, великий Александр Галич просто смотрел на Ларису влюбленными глазами. Да и Станислав Ростоцкий вскоре понял, что рождается что-то грандиозное. И получился фильм о войне, о великой любви и почти детской, святой вере в нее, один из самых пронзительных в истории советского кинематографа. Герасимов не ошибся: только такое невесомое, воздушное существо, как Лужина, девушка-ребенок, ожидающая прихода счастья в свою жизнь, свято верящая в любовь, смогла справиться с этой ролью. Лариса Лужина: Но получилось, к сожалению, не особо принята была критикой эта картина в свое время, в те годы, когда она вышла. Она, кстати, сейчас даже еще лучше смотрится, чем в те годы. Дмитрий Кириллов: Но Канны были. Лариса Лужина: Да. Дмитрий Кириллов: В 1962 году на международный Каннский кинофестиваль поехало сразу две картины, «На семи ветрах» и «Когда деревья были большими». Правда, вторая попала в основную программу, а фильм Ростоцкого – во внеконкурсный показ. Делегация советских кинематографистов во главе с Герасимовым, Чухраем, Кулиджановым направилась на буржуазный курорт. Не забыли взять с собой и главных героинь фильмов, Инну Гулая и Ларису Лужину. Два вечерних платья по старой дружбе Ларисе прислали из Таллинского дома моделей. А еще Надежда Леже, вдова знаменитого французского живописца Фернана Леже, подарила ей маленькое голубое платье в стиле Коко Шанель длиной до колена. Французы, увидев в нем Лужину на банкете, воскликнули: «Это русская Мэрилин Монро!» Лариса держалась уверенно, и было видно, что к Каннам она была готова. Еще бы: платье пошили, а курить, пить вино и танцевать твист ее учили еще в общежитии ВГИК. А как же? В Каннах сладкая жизнь, надо все уметь. Студентке Лужиной подавали в постель завтрак, угощали фуа-гра и шампанским, катали в компании миллионеров на роскошных кабриолетах... Тут и без твиста голова пойдет кругом! Да тут пристали еще на банкете: «Станцуй и все!» Приехала подготовленная... Лариса Лужина: Подготовленная. Но я не стала танцевать. Ко мне там приставал журналист американский, я говорю: «Я не танцую твист». А когда уже прием был нашей делегации, у нас была, конечно, водка, черная и красная икра, черный хлеб. Дмитрий Кириллов: Набор. Лариса Лужина: И потом, значит, играли твист, и меня пригласил этот американец, говорит: «Пойдем танцевать твист». А я говорю: «Я не пойду, я не танцую». Герасимов говорит: «Как так? Иди-ка давай, ты моя ученица...» Дмитрий Кириллов: «В грязь лицом», да. Лариса Лужина: «Ты должна все уметь делать». Дмитрий Кириллов: Вот именно. Пошла. Лариса Лужина: Ну, в общем, я пошла. А что делать? Сергей Аполлинариевич меня заставил, я же не могу его ослушаться. Дмитрий Кириллов: Буквально на следующий день в журнале Paris Match появляется статья с фотографиями танцующей Ларисы Лужиной в компании иностранцев и заголовок: «Сладкая жизнь советской студентки». Paris Match, естественно, попадает на стол министра культуры Екатерины Алексеевны Фурцевой, и та недолго думая распоряжается вычеркнуть выскочку Лужину из всех списков на зарубежные гастроли. Лариса Лужина: На следующий фестиваль сразу после Канн идут Карловы Вары. Ну и Ростоцкий просто пришел в этот, на Гнездниковский, посмотрел, значит, там, где комитет кинематографии, посмотрел списки, смотрит: Лужина вычеркнута, красной чертой вжик. Он говорит Екатерине Алексеевне: «А в чем дело? Почему вы вычеркнули мою героиню?» Она говорит: «Она себя неприлично вела в Париже, в Каннах, не надо». Он говорит: «Почему неприлично?» – «Да она...» В общем, что-то она сказала резкое и не стала даже разговаривать, отмахнулась. Ну, Ростоцкий молодец, он к Сергею Аполлинариевичу. Сергей Аполлинариевич к Екатерине Алексеевне и говорит: «Что это такое?» И Чухрай, кстати, Гриша Чухрай, Григорий Чухрай. Они сказали, что: «Ну ты чего? Она же нормально все. Это мы виноваты, мы ее заставили танцевать, при чем тут это?» И видно, Екатерине Алексеевне, может, стало неловко или не знаю что, она говорит: «Ну ладно-ладно, пусть едет». Меня включили в состав делегации. А могла бы измениться моя судьба на этом спокойно, я могла бы дальше уже и не сниматься вообще. Дмитрий Кириллов: Ларисе Лужиной открылся мир: Германия, Чехословакия, Норвегия и даже загадочный Иран. Мало кому удавалось в те годы так часто выезжать за рубеж. К примеру, Владимир Высоцкий тогда еще не был ни в Париже, ни в Нью-Йорке, а потому считал Ларочку девушкой-мечтой, недостижимой для таких простых парней, как он. Неслучайно еще до встречи с Мариной Влади, восхищенный ослепительной красотой Ларисы, он посвящает ей песню, точно отразившую его отношение к любимой подруге. Девушку, получавшую по 500 немецких марок за смену, повидавшую заграничную жизнь, в Советском Союзе уже поджидал режиссер Станислав Говорухин, чтобы забрать ее на Кавказ, в горы. На Одесской киностудии начались съемки фильма «Вертикаль» с Владимиром Высоцким в главной роли. Лариса Лужина: Мы были счастливы, что мы попали в эту картину. Не потому, что там прекрасный сценарий, сценарий был средний... Дмитрий Кириллов: Да-да-да. Лариса Лужина: Не потому, что там как-то, может быть... И картина-то, в общем-то, не выдающаяся, если уже честно говорить. Спасибо песням Владимира Семеновича: если бы не песни Владимира Семеновича, картину бы забыли, сам Стасик об этом знал. Не попали бы сами, по своей воле, ну никогда бы туда в горы, никто бы не стал этим видом спорта заниматься. И только спасибо вот этой картине, что мы как бы все-таки стали заниматься альпинизмом. Стасик дает задание: вот вы должны все делать, там ботинки с шипами с такими, ледорубы, рюкзаки... Говорит: «Вот вам задача. Есть такая вершина Вулея, 2 800 метров». А там нужно забраться на вершину, поставить свой флаг, там такая лунка, достать там записку предыдущей группы, которая пришла, забрать ее с собой, свои фамилии написать, положить в лунку, поставить свой флаг... Дмитрий Кириллов: ...для будучи... Лариса Лужина: ...спуститься, а внизу доказать, что ты эту вершину взял. После этого получаете значки «Начинающие альпинисты». «Это вы обязаны сделать как мои артисты». Нам дает он альпинистку, заслуженного мастера спорта, и мы идем целый день. И значит, Володя когда... Красота кругом сверкает, это белоснежный снег, солнце, как бриллиантами покрыта вся эта вершина, горы кругом, удивительная красотища, неописуемая. Володя так посмотрел, говорит: «Господи!» И вот отсюда возникла потом песня «Здесь вам не равнина, Здесь климат иной: Идут лавины одна за одной». Но самое-то было забавное, что мы когда спустились и доказали Станиславу Сергеевичу, что вот флажок, записочка... Дмитрий Кириллов: Все нормально, положили. Лариса Лужина: Все нормально, он горд был, он всем хвастался: «Какие у меня артисты потрясающие! Молодцы, такие спортивные, вершину взяли!» И вот 25 лет проходит, я ему рассказываю, что мы когда подошли, сил у нас никаких нет, а это еще карабкаться долго, вдруг эта заслуженная мастер спорта, девочка-альпинистка говорит: «Ребят, сидите, я сейчас быстро сбегаю!» Дмитрий Кириллов: «Бумажки эти положу». Лариса Лужина: И она так раз-раз-раз-раз! Быстро, как обезьянка, чух-чух-чух. Достала, написала наши фамилии, туда флажок, те фамилии с собой и нам вручила, и мы вручили все Станиславу Сергеевичу. Но мы никому, мы мертвые были как могилы, никто не проговорился, только я через 25 лет проговорилась. Дмитрий Кириллов: На съемках «Вертикали» друзья оказались самыми что ни на есть надежными. Лариса в свободные от работы дни умудрялась улетать на съемки в Германию, а по возвращению в горы привозить Володе и Стасику на высоту 4 тысячи метров пиво из ГДР. А они как настоящие джентльмены всегда были готовы прийти ей на помощь... и однажды реально спасли от неминуемой беды. Лариса Лужина: Пригласили нас ребята там местные, альпинисты, по-моему, тоже они были, грузины... Дмитрий Кириллов: В Сванетии где-то, да? Лариса Лужина: В Сваны, в общем, какие-то такие. И застолье, естественно, такое застолье. Они грузины казались ребята, они снимались у нас в картине, мы с ними дружили, у нас были хорошие отношения, меня они называли «сестричка», «сестра», все... И вдруг я смотрю... А я дура полная, потому что так посмотрела, висит Сталин, портрет Сталина, а мы как раз были все против Сталина настроены же в то время, он постоянно там «палач» и все такое, все что угодно. И я говорю: «А почему вот этот вот палач висит у вас здесь?» Кто знал, что этого говорить нельзя грузинам вообще? Там же кровь, за кинжал и на меня, значит, через стол прямо. Хорошо Володя Высоцкий с Говорухиным так хоп! – и с двух сторон прихватили его и сдержали просто. И все, и с тех пор уже они со мной не разговаривали, никакой «сестричкой» меня больше не называли, я была их первым врагом тогда. Такая история была... Дмитрий Кириллов: Ну, не зарезали. Лариса Лужина: Не успели. Дмитрий Кириллов: Слава богу! Лариса Лужина: Справа Высоцкий с Говорухиным меня отстояли. Дмитрий Кириллов: Спасли! Лариса Лужина: Спасли, конечно. Дмитрий Кириллов: Два рыцаря! Лариса Лужина: Молодцы, да. Дмитрий Кириллов: За Лужиной ухаживали великие и прекрасные люди. Еще со времен веселой студенческой жизни в общежитии ВГИК Лариса всегда была окружена вниманием самых завидных женихов страны: Магомаев, Высоцкий, Визбор! Булат Окуджава был настолько влюблен в это юное создание, что считал Ларису своим талисманом. А режиссер Лев Кулиджанов однажды познакомил ее с художником Марком Шагалом, и тот подарил Ларисе на память две свои работы. Одна из них позже окажется у постели больного Александра Галича. Лариса, узнав, что у поэта случился обширный инфаркт, прилетела, чтобы поддержать старшего друга, товарища, и подарила ему картину Шагала. Лариса Лужина: Помню его последнее стихотворение, которое он написал перед смертью: «За чужую печаль и за чье-то незваное детство Нам воздастся огнем и мечом, и позором вранья. Возвращается боль, потому что ей некуда деться, Возвращается ветер на круги своя». Это стихотворение было написано за несколько часов до смерти, вот в 1977 году, когда он погиб. Я очень благодарна судьбе, что я жила в такое время, все-таки это были 1960–1970-е гг., это был самый расцвет всего: литературы, кинематографа, балета, живописи, поэзии. Смотрите, какие все: Евтушенко, Рождественский, Ахмадулина, там все, Володя Высоцкий... Дмитрий Кириллов: Золотой век был. Лариса Лужина: Это я вот живу сейчас на этой земле, вот мне уже большое количество лет, и я понимаю, что, как написал Рубцов, такое стихотворение: «Улетели листья с тополей, Повторилась в мире неизбежность. Не жалей ты листья, не жалей, А жалей любовь мою и нежность. Пусть деревья голые стоят, Не кляни ты шумные метели. Разве в этом кто-то виноват, Что с деревьев листья улетели?» Я благодарю каждый раз Господа Бога за то, что у меня есть сын, вот честно говорю, благодарю. Поздно я его родила, мне уже было 32 года, естественно, я уже, как говорится, старородящая, но мне дал Господь Бог сына. Это единственное существо самое любимое, который мне еще подарил трех внуков. Какая я уже богатая стала, у меня сразу четыре мужчины в доме на сегодняшний день. Дмитрий Кириллов: В окружении, да. Лариса Лужина: Да. Паша мой, слава богу, пока работает, он звукорежиссер, работает, сейчас с Шахназаровым заканчивает или начинает только картину... Дмитрий Кириллов: Невестка хорошая? Лариса Лужина: Невестка потрясающая! Дмитрий Кириллов: Ну! Лариса Лужина: И его потрясающая теща. Я благодарна судьбе, что мой сын попал в очень хорошие женские руки, которые его любят, они о нем заботятся, они знают все, что ему нужно, знают, как ему одеться, чем его накормить, как позаботиться о его здоровье. Так что он в очень хороших руках, и я за него спокойна. Спасибо Господу Богу за все за это. Дмитрий Кириллов: Лужину часто спрашивают: «Откройте секрет молодости – что нужно делать, чтобы так шикарно выглядеть?» Она за все благодарит Бога: не озлобилась, не потеряла себя, пережила закрытие Театра киноактера, долгие годы простоя, забвения. Живет просто: водителя личного нет, и многим даже невдомек, что не накопила народная артистка за свою жизнь денег на лимузин. Но стоит ей спуститься в метро, подбегают простые люди, просят прикоснуться и целуют руки, потому что для них она – королева. Дмитрий Кириллов: Это, конечно, такая красивая история, когда большие поэты посвящают стихи... Лариса Лужина: Да... Дмитрий Кириллов: ...которые становятся классикой, которые становятся бессмертными строчками. Здорово же в жизни! Лариса Лужина: Конечно, это приятно, это ужасно приятно. Сейчас я этим... Собственно, благодаря песне «Куда мне до нее» мне стали, журналисты заинтересовались, сразу хотелось узнать: «А был ли у вас роман с Володей Высоцким, был ли роман?» Не было у меня романа, не было, говорю всегда: не было, но жаль, что не было, понимаете. Ну что ж поделаешь, время обратно не вернется. Вот Володя написал, я здесь случайно нашла хорошую фотографию, маленькая такая фотография Володи, не знаю, откуда она у меня, и там написаны такие четыре строчки: «Стих без гитары – а капелла, И мысль без соли не остра. Пишу о том, что накипело, А накипело: «Всем добра!»» Вот я хочу Володиными словами сказать вам тоже – всем добра накипело от меня тоже! Дмитрий Кириллов: Добра, и пусть эта улыбка ваша светится как можно дольше! Лариса Лужина: Спасибо! Дмитрий Кириллов: Она греет нас! Лариса Лужина: Спасибо, Димочка, спасибо большое! Дмитрий Кириллов: Спасибо вам!