Дмитрий Кириллов: Он непростительно мало снимался в кино. И это не смешно. Это нелепо, безрассудно, безумно. Но все, что он создал за кадром, подарив свой голос легендарным актерам, это волшебно и совершенно. Леонид Серебренников, уникальный лирический тенор. Диапазон голоса – три октавы, тембр – обволакивающий, полнотелый, с долгой ноткой непередаваемого послевкусия, создающий ощущение тепла и уюта. О Серебренникове, как о дорогом вине. Ну а как иначе? Его вклад в создание киношедевров вкупе с композиторами и поэтами трудно переоценить. Уже нет советского кино и нет больше великих песен из кинофильмов. Но есть Леонид Серебренников – голос целой эпохи. Дмитрий Кириллов: Леонид Федорович! Леонид Серебренников: Да! Дмитрий Кириллов: Вспоминаю свое детство: «Мария, Мирабелла!»… Леонид Серебренников: «…живут волшебники для вас». Дмитрий Кириллов: А потом, а как наверх потом влез: «Мария, Мирабе…». Леонид Серебренников: Ой. Я, когда приехал на эту запись, Евгений Дмитриевич Дога, мы первый раз тогда познакомились, он мне, значит, проиграл, я стал петь. И я никак не могу туда залезть, потому что там три октавы вверх. Дмитрий Кириллов: Там какая-то верхотура жуткая. Леонид Серебренников: Жуткая. А я начинал заболевать, у меня грипп. Причем, это был последний день, когда я еще говорил как-то, чего-то такое. Я пытаюсь туда залезть, но тяжело. И я так решил его подколоть. Я говорю: «Кто такую ерунду написал? Кто же это может спеть? Что это такое?». Он говорит: «Сейчас я клещи возьму, и тебе быстро». И, в общем, я залез туда. Залез туда, спел и на следующий день это был, воспаленная глотка, видимо, это еще как-то помогло. И на следующий день у меня полностью, я, полные отключились связки, и я недели две вообще не разговаривал, ходил в магазине, писал на бумажке, что мне нужно купить. Иначе безголосый, немой. Так что я чуть не сорвал голос из-за этой «Марии, Мирабеллы». Дмитрий Кириллов: Вы попали в, как бы, ваше, золотое то время, это когда работало такое количество интересных певцов на эстраде. Леонид Серебренников: И композиторов. Дмитрий Кириллов: И композиторов профессиональных, которые писали, эти бесконечные худсоветы, которые отсеивали все ненужное. Леонид Серебренников: Я, я до сих пор не могу понять, вот это действительное какой-то удивительный момент. Ведь вы помните «Песню года», да? Вот сидит в зале всего сколько? 20 человек, 20 композиторов. Ведь невозможно назвать, кто из них лучше, кто хуже. Это было такое созвездие великих советских композиторов-песенников. В одно время в одном месте собрались они. Вот сейчас такого нет, и до не было. Что это произошло в воздухе? Что произошло в Москве? Или что? Вот так вот собрались они. И это было, это было потрясающе. И «Песня года»-то шла всего один вечер. Там было25 песен от силы там всего. Но какие песни все! Одна другой лучше. Каждая песня – это шедеврик маленький, что музыка, что текст. Дмитрий Кириллов: Маленький Леня. Каким вы себя помните? Вот какие самые яркие впечатления от детства остались? Леонид Серебренников: Ну, самые яркие впечатления – это, конечно, мы, мальчишки, играли во дворе в войну, безусловно. Причем, игры у нас были, знаете, какие? Они начинались утром и заканчивались вечером. И мы на следующий день продолжали кон, так сказать, вы там, мы здесь, там у нас заросли были и все. И конечно, впечатления были отца, который что-то рассказывал про армию и все. Это… Дмитрий Кириллов: Он же воевал, отец? Леонид Серебренников: Да, он был артиллеристом, вот. И, ну, рассказывал, не очень любил рассказывать, но… Дмитрий Кириллов: Как все воевавшие не любили говорить о войне. Леонид Серебренников: Да, да, да. И еще я вспоминаю из детства, слушал песни Лолиты Торрес, эти самые: «Да-ри-ра, да-ри-ра-ра…». Потом я слушал, значит, арию Мистера Икса, там, все это я слушал. И я пел. И у нас подъезд такой, немцы строили пленные еще, он такой старый дом. Там кафельный пол, все. И когда туда заходишь, начинаешь, аж это эхо потрясающее. Дмитрий Кириллов: Акустика? Леонид Серебренников: Да. И я, когда заходил маленький, я, значит, пел арию Мистера Икса, ничего еще не понимая, о чем там. И я поднимался с первого на третий этаж и пел. Вот это мне запомнилось, я прямо упивался своим голосом. Вот потому, что это такие песни были. И вот я вот все это слушал, еще не понимая, еще не осознавая, эти романсы. Но я это все слушал, у меня другого не было. Дмитрий Кириллов: Расскажите немножко про родителей. Кто вас приучил к песням? Они же не музыканты же были? Леонид Серебренников: Не музыканты. Отец, он был такой хозяйственник в институте. Он делал, он был замдиректора по хозяйству. Но у него был потрясающий слух. И когда садились за столом, там выпивали, все, он пел все эти русские народные песни, причем, он строил второй голос, третий, а, ему ерунда. Дмитрий Кириллов: Сам подстраивался. Леонид Серебренников: Он даже не думал, он такой: «А…», такой гортанный, он хорошо пел. Мама пела очень здорово. Она была горным инженером. Она объездила практически все шахты Советского Союза, опускалась во все эти внутри… Она была… Помню, она пела потрясающе совершенно, я уже был мальчик, в школу уже, я уже понимал толк. Она пела арию Чио-Чио Сан очень здорово. «Кто идет? Кто идет? Сузуки, угадай. Кто поет? Кто поет? Баттерфляй! Баттерфляй!». Но она в детстве мечтала быть балериной. Она стала ходить на балет, порвала себе связки, и на этом дело закончилось. И в общем, короче, ее определили в Горный институт. Но она вот эту мечту быть на сцене воплотила в меня. Дмитрий Кириллов: «А Ленька-то у нас артист!». Это стало всем сразу понятно, как только мальчишка увидел по телевизору выступление Аркадия Исааковича Райкина. На вопрос: «Кем ты хочешь быть?» отвечал, не задумываясь, четко и громко: «Я буду Райкиным». Леонид Серебренников: Я заболел Райкиным. Райкин для меня – это было все. Я его все миниатюры наизусть знал. И у нас был телевизорчик такой, в углу стоял. И там телевизор работал, допустим, там с 7 вечера до 10, всего одна программа. А в течение всего дня вот эта испытательная таблица была. И там крутили какие-то концерты. И там шли вот эти звуковые райкинские миниатюры, спектакли. Спектакль «Любовь к трем апельсинам» еще. Это были начальные классы, потом, когда уже был 9-10 класс, мы с одной моей одноклассницей, сделали с ней театр миниатюр. Такой театр в школе. 10 класс у нас. И я, когда поступал в театральный, я читал миниатюры Райкина, за что меня благополучно отправляли с первого тура домой. Дмитрий Кириллов: «Ну как же так можно? Райкин же – это вершина актерского мастерства! И читаю я его прекрасно». Во всяком случае, так считал абитуриент Серебренников, удивлявшийся близорукости приемной комиссии. А еще Леня был невероятно музыкальным мальчишкой. Не зря же его мама учила музыке четыре года за Полярным кругом, в Арктике. Отправили ее как-то в длительную командировку в Воркуту. И Леня поехал с ней на Крайний Север, туда, где полярные ночи, 40-градусные морозы и музыка. Леонид Серебренников: Там я впервые, так сказать, стал заниматься, смешно сказать, игре на фортепиано, знаете, как? Значит, я, у меня фортепиано не было, там был какой-то такой толстый очень педагог. Я нарисовал себе клавиатуру на бумаге. И я на бумаге учил вот эти самые этюды, а потом приходил к нему. Он говорит: «Что-то у тебя не очень». Но я ему не говорил, что у меня нет пианино. Я учился вот так вот, немножечко, да, по бумажной клавиатуре. Поэтому я вот там вот это, первые уроки музыки я там получил. Были там и первое северное сияние, вот это, которое я увидел. Идешь в школу, полярная же ночь, и все. Вовсю надо мной это все. Это было здорово, воспоминаний было много интересных. Потом, я же уже в театральном учился в Иркутске, тоже, в общем, не лето. А в армии служил в Тикси, тоже Арктика. То есть, но это все было заложено в Воркуте, поэтому мне это все было уже не… Дмитрий Кириллов: Не страшно и знакомо. Леонид Серебренников: Не страшно, не страшно. Дмитрий Кириллов: Когда вы реально решили, что все, буду артистом, пойду в артисты? Родители как реагировали на это? Леонид Серебренников: Мама была за. Отец, ну, получится – не получится. Конкурс ведь был 200 человек на место! Ну, 25 человек всего набирали. А приезжал весь Союз. Конечно же, это было сумасшествие. Дмитрий Кириллов: Это была первая Щепка, да, куда вы пошли? Леонид Серебренников: Я поступал везде, везде выпинали. И получилось так, что мой брат старший, он тогда уже работал где-то на телевидении, он, там, журналист, в общем. Он однажды где-то, на какой-то застольной тусовке в ресторане познакомился с ректором Иркутского театрального училища. И он пришел вечером, говорит: «Слушай, а хочешь в Иркутск?». А я уже провалился везде. Они созвонились. Она, значит, сказала: «Сейчас в Москву приедет наш педагог по сценической речи, послушает его». Мы действительно встретились. Я ей прочитал, там, свои монологи.Она говорит: «Очень прилично все». Она дала телеграмму, говорит: «Мальчик хороший. Принимайте». И я уехал в Иркутск. Дмитрий Кириллов: В Иркутске дело пошло. Серебренникова педагоги хвалят. Но вот Москва покоя не дает. Все-таки обидно – почему ж не взяли? Через год Леонид возвращается в столицу, чтобы взять реванш. И вновь проваливается. МХАТ – мимо, ГИТИС – мимо. В коридоре Института кинематографии Серебренников встречает красавицу Тамару Макарову, звезду советского киноэкрана, жену режиссера Герасимова. Вот повезло, так повезло! На Макарову вся надежда. Она уж точно знает, как покорить Москву. Леонид Серебренников: Она на меня посмотрела, и буквально приговор. Она говорит: «У вас, – говорит, – очень брови сильно нависают на глаза. У вас верхняя рампа, – говорит, – будет глаза закрывать. Это немножко профнепригодность такая маленькая. Сложно все это будет». И потом, а я в детстве, я, у меня зубы когда вот эти росли, я их языком вылизал, у меня щель вот такая была. Она говорит: «И потом у вас профнепригодность, у вас эта щель в зубах». Дмитрий Кириллов: Вот она как дала. Леонид Серебренников: И все, и ушла. Я думаю: «Нифига себе!». Дмитрий Кириллов: А что ж делать? Леонид Серебренников: А что ж делать? А поступать-то надо. И я, значит, взял шелковую тоненькую ниточку и стал их стягивать. Делал маленький узелок, там, и постепенно я их сжал. Дмитрий Кириллов: И с утра до ночи носил, да? Леонид Серебренников: Конечно. Проносил месяц, потом устал, я снял, потом смотрю – опять расползаются. Это надо ж специально было. Ну, в общем, я так несколько, год-два я ходил с этой ниткой. Дмитрий Кириллов: Мучения были не напрасны. Завкафедрой актерского мастерства Театрального училища имени Щепкина, Народный артист Советского Союза Николай Александрович Анненков был тронут до слез, услышав историю о мальчишке, живущем с перевязанными зубами ради заветной цели попасть на сцену. Анненков взял к себе на курс студента Серебренникова. И не пожалел. Леонид Серебренников: И однажды, это был первый курс, заканчивался, у нас был этюд, назывался «Зоопарк». Ну, зоопарк, все же… Дмитрий Кириллов: Да-да-да-да. Леонид Серебренников: И вот мы сидим так в два ряда, слева и справа по 12 человек. И Анненков говорит: «Так, слона сделай». Он так смотрит. «Сделай, там, это, утку». «Сделай, там, жирафа». И человек должен сразу как-то все. А я где-то последним сидел почти. Он до меня… Я думаю: «Кого же он мне даст?». Он говорит: «Серебренников!». А я был такой забитый. И вообще в жизни дико стеснительный всегда был. «Обезьяну!». Что у меня случилось, я не знаю. Я прямо со стула прыгнул, и прыгнул к нему на стол. И я начал на столе прыгать, что-то сам… Хохот был такой! Он говорит: «Ты этой обезьяной нас всех просто…». Он потом приглашал педагогов из Щукинки показать обезьяну. Дмитрий Кириллов: О, какой есть! Леонид Серебренников: Да. Дмитрий Кириллов: Анненков обладал тонким слухом. Фальшь терпеть не мог ни в актерской игре, ни в пении, ни в жизни. Однажды, услышав, как поет в небольшой сценке его студент Серебренников, даже прогон остановил. И заставил Леонида трижды спеть понравившийся ему романс. «Молодой человек, не знаю, как у тебя сложится судьба в театре, но в песне ты можешь добиться неплохих результатов». Эти слова мастера Леонид Серебренников запомнил на всю жизнь. Да и педагог по вокалу, Марина Петровна Никольская, обратила внимание, что ее студент нашел какой-то свежий звук. Не знала она, что Серебренников втихаря занимается с самим Томом Джонсом. Пытается подражать мастеру, слушая его записи. Леонид Серебренников: И она говорит: «Что-то у тебя с голосом происходит. У тебя как-то он стал звучать, что-то такое». Я говорю: «Мария Петровна, понимаете, я тут занимаюсь». – «А с кем?». Я говорю: «Ну, вот зарубежная эстрада». Она говорит: «Да? Ну принеси». И я, значит, «Яуза-5». Дмитрий Кириллов: Притащил? Леонид Серебренников: Из Люберец притащил туда, закрылись, я включил. Она: «Попой с ним». Я стал петь вместе с ним. Она слушает, слушает, говорит: «Ты знаешь, интересно, вот когда ты с ним поешь, у тебя, – говорит, – как-то, ты чувствуешь какое-то вот это вот интересное открывание звука. Там, туда. Продолжай». Я говорю: «А ничего?». – «Нормально, нормально». И я вот так у нее учился, там учился. А потом пришел в Люберецкий ДК, где работал джазовый коллектив. Спел им на английском. Они меня тут же взяли солистом в оркестр. Это все было тайком, летом, каникулы. В театральном категорически запрещалось. Дмитрий Кириллов: Да, да. Леонид Серебренников: Но летом я в Люберцах пел на танцах. Уже пел весь репертуар Хэмпердинка, Ободзинского пел. Приходил просто, там песня такая, 20 человек оркестр классный. Так, тональность какая? Так, так. С ходу играли мне, а я выходил, пел. Дмитрий Кириллов: Оркестр заменил Серебренникову пустующую актерскую нишу. Ведь в театре у него работы не было вообще. По окончании Щепки Леонид устроился в Москонцерт. И снова тишина – ни концертов, никаких перспектив. Тупик. Но в один из сотни похожих дней, когда репетиция уже закончилась, все ушли по домам, а Леонид почему-то решил остаться, позаниматься, в зал вошел главный дирижер Эстрадно-симфонического оркестра Гостелерадио СССР. Леонид Серебренников: А я пою, просто один для себя. От тоски, что ничего у меня не получается. Дмитрий Кириллов: Петь некому. Леонид Серебренников: Некому, не для кого, все бесполезно. Годы-то идут уже. У меня уже театральный за спиной, уже 25 лет, ну что же? Он появляется, подходит: «Ну-ка, иди сюда!». Подошел. «Хочешь на телевидение?». Я думаю: «Ну, очередное ля-ля». – «Конечно, хочу». – «Вот тебе телефон, Галя Солдатова есть такая, скажешь, что Александр Михайлов». А я не знал, кто это такой – Александр Михайлов. Ну хорошо. Я прихожу, 12 этаж, эта студия гудящая. Все эти «Утренние почты», значит. Я говорю: «Где здесь Солдатова?». – «Иди сюда». Так, значит, это самое. И я с гитаркой, буквально спел один куплет, она мне: «Мальчик, у тебя все будет хорошо. Ты наш». Дмитрий Кириллов: Телевизионное начальство велело Серебренникову шагать по жизни с песней. И направило его прямиком на одноименный конкурс молодых исполнителей. Выход в финал конкурса стал для Леонида Федоровича своеобразным пропуском в неведомый доселе мир – телевизионный. А там его ждали многочисленные съемки передач, концерты и фестивали. Молодое дарование направили в Сочи на Всероссийский конкурс советской песни. Леониду Серебренникову во время выступления аккомпанировал сам Анатолий Кролл. Кролл и его оркестр и тогда, в середине 1970-х, был уже величиной недосягаемой. Он первый среди лучших в нашем джазе. А дальше – еще круче. Кролл предлагает Серебренникову работу в своем оркестре. А это означает место в высшей лиге на советской эстраде. Но отпускать певца из Оркестра советской песни никто не собирался. Леонид Серебренников: Я подошел к Кононцу, это дирижер Росконцерта, говорю: «Я вот хочу к Кроллу». Он говорит: «А больше ты ничего не хочешь? Что это? У нас Оркестр советской песни, он же обезглавлен. Нет, ни в коем случае». Куда деваться? А я такой, я до сих пор никак свое стеснение не мог. А Ходыкин у нас, он был директором Росконцерта, и он был зам.председателя жюри, что-то там. Я, значит, дрожащими руками позвонил ему в номер Приморской гостиницы, говорю: «Так и так». Он говорит: «А, я вас помню, заходите, вы что». Я зашел. Я говорю: «Я хочу к Кроллу». А он говорит: «О, ну это Кролл, это большая честь. И вдруг заходит Флярковский, композитор, Александр Георгиевич. А он был председателем жюри, и он был замминистра культуры. Он говорит: «О, я вас помню!». А я, это как раз третий тур прошел, я получил диплом. «О, молодое дарование, замечательно все». И Ходыкин ему говорит: «Вот, – говорит, – это молодое дарование просится перейти к Кроллу». Он говорит: «Замечательно. Я, как министр, поддерживаю». Он, Ходыкин, говорит: «Ну, если министр поддерживает, в чем дело? Давай, пиши заявление». Я тут же написал заявление, и все. И я уже из Сочи в «Советскую песню» не вернулся. Я понял тогда, что такое телевидение. У меня прошла одна песня на телевидении. И когда меня объявили, а я приехал из телевидения прямо на маршрут к Кроллу. Большой дворец спорта, тогда по дворцам спорта. И меня объявляют:«Вчера только что он «С песней по жизни», а сегодня он у нас в гостях». Зал – взрыв. Это сейчас же полно артистов. А тогда же появление на экране вот с такой вот песней – это вся страна. Я выходил, были такие овации. Кролл говорит: «Уже можно не петь», как сейчас помню. Дмитрий Кириллов:Голос Леонида Серебренникова, такой узнаваемый, лирический, воздушный, пришелся народу по душе. Его певческую галантность, умение по-актерски раскрывать музыкальный материал приметили маститые композиторы, а потом и великие режиссеры. Роман Леонида Серебренникова с кинематографом ведь начался просто, как случайная встреча. Как вывообще на этот Мосфильм-то вы забрели? Кто туда вас, в эту студию, привел? Леонид Серебренников:Мой друг, к сожалению, ушел из жизни, он мне как-то звонит и говорит: «Слушай, меня тут на Мосфильм пригласили записать песню к фильму «Рожденная революцией». Пойдем со мной». Я говорю: «А я-то с какого?». Он говорит: «Ну, посмотришь, как пишут. Студия все-таки. Хочешь?». Дмитрий Кириллов: Побываешь в творческой атмосфере. Леонид Серебренников: Да. Мы пришли, это Тон-ателье, огромное совершенно. Сидит большой оркестр. И Женя поет. А я в уголочке сел просто послушать. Меня дирижер, никто не знал, все. Женя поет. А первую песню он записал хорошо, она до сих пор в десятой серии, там, где: «Стоят в строю милиции бойцы, звучат слова торжественной присяги». А вторая песня была лирическая. Ее надо было не классическим, а вот так вот, как я потом пел. Он пробует дубль – не получается. Там Флярковский был композитор. Дубль делают, второй дубль, третий. А оркестр сидит, студия стоит. Флярковский в каком-то вот таком безысходном. И вдруг он меня увидел: «Слушайте, я же вас помню. Вы же в Сочи были, да?». Я говорю: «Я не…». – «Да-да-да, слушайте, может, попробуете?». Мне перед Женькой неудобно. Он меня пригласил, а я его подставил. Ну а что я мог поделать? И я подошел к микрофону. И я понял, что вот это тот самый случай, когда или пан, или пропал. И я с первого дубля записал эту песню. С первого. Он руками развел, говорит: «Все». Тут же. Дмитрий Кириллов: Записано. Леонид Серебренников: Записано. И хор. Дмитрий Кириллов: Оркестр хлопает. Леонид Серебренников: Зааплодировали. Я, честно говоря, просто прибалдел. Тут же пришла Минна Яковлевна Бланк, это вот все фильмы. Дмитрий Кириллов: М. Н. Бланк. Леонид Серебренников: М. Н. Бланк. Легенда Мосфильма. Она тут же ко мне: «Мальчик мой, наш, быстро телефончик». И все. Дмитрий Кириллов: И все. Серебренников ездил на Мосфильм, как на работу. Не успевал выучить песню к одному кинофильму, уже надо записывать к другому. Так в багаже артиста собралось внушительное число своих, серебренниковских ролей. Да, это была игра за кадром, но зато какая игра! Все, что записано на пленку, стало классикой. Захаров и Гладков – это, конечно, №1 получилось в жизни. Леонид Серебренников: Да. Я у Гладкова записал сначала песню к фильму «Голубка»: «Мой поезд отходит, мой поезд отходит, а значит, разлука под окнами бродит…». И он меня как-то заприметил. И мы с ним стали репетировать вот эту «Песню волшебника». Дмитрий Кириллов:А вы с ним попели, пели вместе с Гладковым? Леонид Серебренников: Да, дома мы каждый день. Дмитрий Кириллов: Дома? А что там? Какая картинка? Леонид Серебренников: Кто, чего, я, никакой картинки еще не было. Я говорю: «А что там?». – «Там, понимаешь, там вот принц не поцеловал, он должен был… но…». Вот так мне… Я ничего не понял. И ведь там кадр такой, когда Волшебник, а Волшебника играет Янковский, ты должен его петь. А Волшебник, тогда вышел «Щит и меч». Этот блестящий офицер немецкий, и вдруг – Волшебник с бородой дедули. Я представил себе, что это какой-то дед-сказочник. Я же не знал, что это будет такой современный, что за волшебник? И вот идет timeoff там, ты понимаешь?». А потом еще костер начинает… И вот это он мне все объяснил: пистолет в лоб, костер. Дмитрий Кириллов: Полный винегрет. Леонид Серебренников: Я говорю… – «Понял?». Я говорю: «Понял». Ничего не понял, ну, в общем, короче говоря, я пришел в аппаратную, и я с трех дублей записал «Волшебника». Проходит неделя-другая. Опять звонок: «Ленечка, надо приехать». Я думаю: «Все, не получилось, переписать надо». – «Да нет», – говорит. Мы приходим, он говорит: «Марк Захаров там написал. Вот хотим тебя попробовать теперь на трактирщика». Я говорю: «Как? В одном фильме?». – «Вот твоя задача. Теперь, значит, там Соломин играет. Теперь, значит, давай так». Дмитрий Кириллов: Перевоплощайся. Леонид Серебренников: Да. Лариса Долина приехала. Она жила в гостинице Мосфильма, потому что она из Питера приезжала. Она, значит, пришла. А было десять утра, что ли. А утром же петь – это страх. Дмитрий Кириллов: Для артиста, для певца утро – это все. Леонид Серебренников: Птички только тарабанят. Дмитрий Кириллов: Казнь. Леонид Серебренников: И вот мы, значит, становимся, нам, значит, начинают аккомпанировать это. А Лариса поет и говорит: «Я не могу, – говорит, – у меня…». А я пою, она говорит: «Слушайте, у вас что-то подозрительно голос хорошо звучит». Это: «Я скажу… Ах, сударыня, вы, верно, согласитесь…». Она говорит: «Как у вас голос звучит!». Я говорю: «Ларочка, дело в том, что я живу в Люберцах. И чтоб сюда приехать, я встал в семь утра. Пока я ехал, уже проснулся». Она говорит: «А я-то вот перебежала дорогу, я полчаса только с постели. У меня еще голос не…». Дмитрий Кириллов: И у нее такой сип, такой сип. Леонид Серебренников: Не проснулась. А Марк Захаров говорит: «Она у нас курит трубку, героиня. Не переживайте, все в характере». Дмитрий Кириллов: Слух о том, что с Серебренниковым получаются отличные дуэты, быстро распространился в тусовке. Леонид, как истинный джентльмен, элегантно растворяется в своих партнершах, ведет их, как кавалер в вальсе, и поддерживает, как своих балерин лучший в мире танцовщик. И потому на запись дуэтов с Серебренниковым выстроилась очередь из известных певиц. Но сколько бы ни было в жизни Леонида Серебренникова прекрасных певиц, дуэтов и проектов, есть одна особенная. Единственная и неповторимая, появившаяся в творческой судьбе певца. Она на долгие годы стала верным другом и главным партнером по сцене. Леонид Серебренников и Валентина Толкунова. Они впервые увиделись в гостях у композитора Эдуарда Колмановского. Маэстро как раз только закончил работу над своей новой песней. Леонид Серебренников: Пришли к нему домой. Колмановский, Толкунова. Я вот весь трясусь. Но они меня как-то обаяли, Валюша, она, обаяли, я через 10 минут забыл, что только что вошел. Она сама предложила вот это, он это, мы тут же разыграли эту сцену всю, записали, порепетировали. Чудесно все получилось, так тепло все. И мы записали. Дмитрий Кириллов: На съемках новогодней «Песни года» встретились русская красавица Толкунова с неизменной фирменной ниткой жемчуга, вплетенной в локон роскошных волос, и рыцарь Серебренников, смотревший на свою визави влюбленными глазами. Народ песню полюбил. А дуэт Серебренникова и Толкуновой мгновенно поженил. И никакие доводы не принимались. Что это он женат? Посмотрите, как прекрасна на сцене эта пара! И все, образовался дуэт, на долгие годы ставший эталонным на нашей эстраде. А в жизни сегодня, как и 40 лет назад, после концертов, съемок и гастролей ждет Леонида другая Валентина. Та, с которой однажды встретившись, не отпустил от себя. Серебренников долго искал себе суженую. Обжегшись в первом браке, который, как часто бывает по молодости, оказался нелепой ошибкой, он долгое время смотрел на женщин с недоверием. Но Господь услышал его сердечный вздох. И Леонид Федорович встретил свою Валюшу, которая подарила ему сына, подарила свою любовь. Как вы свою Валюшу встретили? Где? Леонид Серебренников: Мы познакомились на телевидении. Я искал, именно искал, как в математике. То есть я понимал, что моя жена не должна быть ни актрисой, иначе это что такое? Я туда – она сюда. Дмитрий Кириллов: Уже был опыт. Леонид Серебренников: Да. Вот. И в то же время она обязательно должна быть из этой сферы. То есть операторы там, не знаю, звукорежиссеры. Дмитрий Кириллов: Чтобы на одном языке говорили. Леонид Серебренников: Да. И вот однажды на передаче «Утренняя почта» смотрю, сидит такая, такая глазастая дивчина, которая там свет регулировала. Дмитрий Кириллов: Так. Леонид Серебренников: Ну и я так – раз, два, три, потом я ее… Дмитрий Кириллов: Сам нашел? Леонид Серебренников: Да. Я ее увидел, думаю – ага, какие-то глазки хорошие. Там, поговорили, чувствую, глаз хороший, так разговор хороший, все. Пригласил ее на чашечку чая тогда в буфет. Все. Потом она мне жутко понравилась, что-то такое заколотилось, засвербило, вот. И потом у нее был свободный день, и она не приехала на съемку. Дмитрий Кириллов: Вот он раз, тоска какая. Леонид Серебренников: Я говорю: «А где Валя-то?». – «Она сегодня не работает». Дмитрий Кириллов: День не сложился. Леонид Серебренников: Не сложился. Вдруг мне говорят: «Тебя к телефону». Валя звонит: «Здравствуйте, Леонид! А вы снимаете?». Я говорю: «Да». – «Вы знаете, а можно, я подъеду?». Я говорю: «Подъезжайте, Валюша». А, она мне сказала: «Вы, – говорит,– мне всю ночь снились». Я думаю: «Опа! Попала». – «Я сейчас приеду». Я тоже думал второй день. Я спускаюсь вниз, и так: «А где Валя-то?». – «Мы же тебе сказали, она не приедет». Я говорю: «Ребята, я чувствую, что она должна приехать». – «Да ладно!». Там, проходит минут 20, я говорю: «Слушайте, – я говорю. – «А что ты дергаешься?». Я говорю: «По-моему, Валя должна подъехать», я так разыграл. «Я вот чувствую, что она где-то вот должна быть». – «Ладно, перестань». Где-то час, она ехала из Ивантеевки, жила там. Час проходит, она заходит, они все: «Интуиция!». Какая интуиция? Пошли, попили чайку, потом я говорю: «Поехали ко мне домой?». Она говорит: «Надо тортик купить для мамы твоей». Я думаю: «А, хозяйственная, все такое». Ну и вот так вот завязалось. Дмитрий Кириллов: И ее накрыло, и вас накрыло. Леонид Серебренников: Накрыло сразу, да. Дмитрий Кириллов:А свадьба была? Леонид Серебренников: Очень скромненько. Мы приехали, ее сестра, ее муж, мы приехали на обыкновенных Жигулях, подъехали к Люберецкому дворцу культуры. Валя даже не в белом платье, такое зеленое, изумрудное платьице было, я в черном костюмчике. Зашли вчетвером, ну, расписались, все. Вышли оттуда, кто, чего? Никаких, там, этих, Волги, шарики. Дмитрий Кириллов: Шарики. Вот неважно, какая свадьба. Леонид Серебренников: Абсолютно. Дмитрий Кириллов: Бывает шикарная, и расходятся. Леонид Серебренников: Абсолютно, да. Вот тепло, это самое, и все. Дмитрий Кириллов: Ну вы в тот момент понимали, что это ваше на всю жизнь? Леонид Серебренников: Ну, во всяком случае, я почему-то был уверен, что так и будет. Дмитрий Кириллов: В Вифлеем поехали? Леонид Серебренников: Да, в Вифлееме были. И мы решили там отметить, венчаться. Они договорились в церкви Рождения Пресвятой Богородицы. В Вифлееме, там пригород, Бейт-Джала, так называемый, ей уже 100 лет, этой церкви. Был назначен день. Предварительно мы поехали на собеседование к местному батюшке, архимандриту. Пришли два монаха еще, они нас долго опрашивали. Как экзамен. Потом выходит этот батюшка, говорит: «Отец вас благословил». Я говорю: «Он же по-русски ничего не понимает. Он же…». – «Он, – говорит, – психолог. Там, – говорит, – посмотрел, хорошая пара». Нас венчали, все, с коронами. Получили мы этот самый, сертификат у меня там все это, все очень было красиво. Дмитрий Кириллов: Леонид и Валентина, две половинки одного целого. Они вместе пережили радости и беды, успех Серебренникова в 1980-е, забвение и безработицу в 1990-е годы. Возрождение интереса слушателей к творчеству Леонида Федоровича в 2000-е и всплеск популярности в наши дни. Серебренникова приглашают в модные телепроекты, он выпускает шоу в компании самых красивых и элегантных женщин на нашей эстраде. И даже программу назвал: «Леонид Серебренников и его леди», где звучат дуэты мастера с Валерией Ланской, Анной Большовой, КристинойАглинц, Татьяной Абрамовой. А с актрисой Екатериной Гусевой создано уже несколько совместных проектов. И впереди у артистов грандиозные планы. Дмитрий Кириллов: Я желаю, чтобы все, что предначертано вашей судьбой и в будущем, сложилось. Чтобы были новые песни. И чтобы еще какой-нибудь артист вдруг вас вдохновил, вы снова поставили кассету и сказали: «О, я сейчас попробую еще один вариант в голосе». Леонид Серебренников: Да. Дмитрий Кириллов: Пусть так будет! Леонид Серебренников: Спасибо! А я всем хочу пожелать, конечно, счастья, здоровья, всем нам мирного неба! Хочется жить, встречаться, рожать детей, выпускать их в жизнь. Дмитрий Кириллов: И петь любимые песни. Леонид Серебренников: Да, да. И петь любимые песни. Спасибо огромное! Дмитрий Кириллов: Спасибо вам! Леонид Серебренников: Спасибо!