Дмитрий Кириллов: 1983 год. Алла Пугачева представила на суд зрителей новую песню. Сказать, что она понравилась народу – ничего не сказать. Уже через несколько дней этот хит звучал из каждого окна. Имя Лидии Козловой, автора слов песни «Айсберг», тогда было мало известно зрителям. А, между тем, эта красивая и невероятно талантливая женщина, более полувека являвшаяся музой, опорой и второй половинкой легендарного поэта-песенника Михаила Танича, скрывала от мужа свой поэтический дар и почти 30 лет писала тексты в стол. Но время все расставило на свои места. Песни на стихи Козловой стали любимы народом, а сам Танич был невероятно горд, что его Лида состоялась как поэт-песенник. Их встреча была предначертана судьбой. Это история двух людей, проживших вместе 52 года. Это история большой любви, воспетая в сотнях бессмертных песен. Вы знаете, когда вас встречаешь, всегда улыбка и солнце. Это от рождения такой солнечный характер? Лидия Козлова: Думаю, что, наверное, от рождения. Я родилась перед отечественной войной. И эта трудная военная жизнь, все неприятности страны, вся трагедия войны – они настолько тяжелы для ребенка, что он уходит в глухую защиту, он уходит в веселье. Например, я жила рядом с Домом инвалидов. Это те люди, которые на фронте стали инвалидами. И они умирали. Их привезли. Они не хотели ехать к семьям без рук, без ног, обгорелые. Дмитрий Кириллов: Калеки. Лидия Козлова: Да. И каждый день кого-то хоронили. Хоронить гробов не было. Их клали просто на телегу, закрывали какой-то тканью и везли. И против этого выезда был как раз наш дом. И куда ребенок мог деться? Я ежедневно видела похороны. Как он может защититься от этого? Как только заскрипела телега с покойником, повернись спиной, гляди в другую сторону. Это не страшно пережить все. Говорят, что надо ребенка закрыть от всего плохого, от всего тяжелого – и он будет счастлив. Он будет не подготовлен к жизни. Дмитрий Кириллов: А что вы увидели в этом доме инвалидов? Кого? Лидия Козлова: Первое мое знакомство с тем, кто там был… Я подошла к забору и вижу, что за забором стоит человек, взрослое лицо, а рост пятилетний, как у меня. И я не могу понять – как это может быть такое? А потом смотрю – у него ног нет, он отрезанный без ног. Но на руках он как-то доползал до забора. Ему тоже хотелось посмотреть на волю. Так вот, в этом месте, там, где были инвалиды, каждые 5 км был лагерь. Но кого тогда в лагеря сажали? Конечно, преступников. Люди дохли от голода, от мора, от туберкулеза. И всех этих доходяг, умирающих людей свозили в этот индом – дом инвалидов. А любопытство звало. Мне очень хотелось увидеть, что это за люди, какие это люди. И я туда прокопала под забором (забор был с фундаментом, но не очень глубокий), и я постепенно копала, копала и стала пролазить. И я живу на воле, но в какой-то момент появляюсь в лагере. И я там хожу. Было ужасно… Дмитрий Кириллов: Это же риск. Лидия Козлова: Безумная храбрость. Во-первых, живут одни мужики. Женщин там нет. Мужики, которые по 5-10 лет сидят в лагере. Они могут что угодно сделать – изнасиловать, убить, расчленить, сожрать (они голодные). Но там нашелся какой-то… я не знаю, кто… вор в законе, авторитет. Кто тогда был в эти военные годы? И он собрал всю эту команду, эти 2000 мужиков и сказал: «Кто к Лиде подойдет ближе, чем на 2 метра – жить не будет». И там даже иногда привозили кино. Я же ничего не знаю, что такое кино. Я туда прихожу. Всегда сидел этот человек. И около него пустое место. И он так всегда постукивал по этому деревянному стулу. И я понимала, что это он мне подает сигнал: «Иди, садись, будем смотреть». И я там смотрела разные кинофильмы. Вот такое у меня было образование. Провидение мне подарило такой опыт общения с этими людьми. И в принципе я выросла, наверное, поэтому бесстрашной. Дмитрий Кириллов: Если бы не характер, так бы и осталась Лида в деревне. Но не тут-то было: в 13 лет она вырывается в Саратов и поступает в строительный техникум. Не потому что любит стройку, а потому что это был единственный шанс поменять свою жизнь. Лидия Козлова: Директор техникума как-то так меня выделил. И он говорил: «Лида, ты должна поехать жить в Москву». И вдруг на весь выпуск приходит два направления в Москву. И он, конечно, меня вызывает и говорит: «У меня два направления в Москву. Одно я хочу отдать тебе». Я говорю: «Нет, я не хочу». – «Почему ты не хочешь?» - «Не хочу я туда. Не хочу я в Москву». – «Все места разобрались. Есть только Волжская ГЭС в Сталинграде». – «Туда поеду». Дмитрий Кириллов: Во характер! Лидия Козлова: Во характер. Дмитрий Кириллов: Удивительное дело. Взяла бы, поехала в Москву. Все могло поменяться в жизни. И не было бы… Лидия Козлова: Абсолютно. Другая судьба. Ничего бы этого не было. Абсолютно. Это какое-то провидение просто командовало мной. Дмитрий Кириллов: На Волжской ГЭС Лиде судьба готовила главную встречу ее жизни. На стройке ее обожали. Еще бы: веселая, красивая, пела песни собственного сочинения под гитару. Однажды во время обеденного перерыва нашла обрывок заводской газеты со стихами какого-то поэта М. Танича. Стихи ей очень понравились. Лидия Козлова: Я сочинила эти песенки. И в этот праздник, когда ребята стали как всегда кричать: «Лида, спой, Лида, спой» Дмитрий Кириллов: В общежитии было? Лидия Козлова: Да. «Лида, спой, Лида, спой». Я говорю: «Ребята, я не хочу петь эти песни, которую все поют. Давайте я вам спою две песенки – я сочинила свои». Я их пою. Я не знаю, какой шок ребята испытали. Но я пою, не думаю, что тут может быть Танич. Понятия не имею. Набралось 40 человек. А после, когда я уже вторую песенку кончала, я его не видела, он обошел сзади меня, так наклонился и говорит: «А Танич-то я». Я с храбростью пролетариата говорю: «Ну да, заливай! Танич еще мне нашелся». Дмитрий Кириллов: Сомнений нет. Брак Лидии Козловой и Михаила Танича был предначертан свыше. Лида снимала в Саратове комнату в доме у старухи, занимавшейся ворожбой и гаданием. «Хочешь, я покажу тебе твоего будущего мужа?» - «Да», - ответила Лида. – «Ты увидишь его во сне». И Танич ей приснился ровно за полгода до этой встречи. Лидия Козлова: Поэтому, когда Танич вошел, первая фраза, которую, глядя на Танича, сказала: «Ой, я вас знаю!» Он опытный мужик: сума, тюрьма, война, лагерь. Он говорит: «Откуда?» - «Я вас видела во сне». И только после этой фразы я соображаю, чего я говорю. Он решит, что я пытаюсь с ним познакомиться и как-то симпатизирую ему. Я куда-то запряталась и не вылазила, пока не стали кричать «Лида, спой! Лида, спой!» Я тогда уже спела. И он подсел сказал. Но я не поверила, что это Танич. Он забыл про свою девушку, забыл про вторую девушку. Он все сидел и мне доказывал, что он Танич. Дмитрий Кириллов: Не знала тогда Лида, что этот взрослый жизнерадостный мужчина полюбил ее с первого взгляда, что он настоящий герой Советского Союза, и не дали ему эту награду, потому что, видите ли, не положено быть героем, если родители – враги народа. Отца расстреляли, мать сидела в тюрьме. Да и сам Танич провел на лесоповале 6 лагерных лет. После встречи с Лидой уехал в поселок Светлый Яр в Астраханскую область, туда, где нашел работу. Ведь не брали никуда бывшего заключенного. И писал ей письма, не надеясь, что встретится с ней снова. Лидия Козлова: Он мне пишет, чтоб я приехала. А я не пишу. Он даже такое стихотворение написал в одном письме, сейчас вспомню. Я тобой забеременел Не во сне – наяву, Вне пространства и времени, Как лунатик живу. И хожу неприкаянный У людей на виду И скучаю отчаянно И отчаянно жду. Ни звонка телефонного И ни просто письма, Чтоб с порога студеного Ты явилась сама, Чтоб ледок расстояния Как-то враз Растопило б сияние Теплых девичьих глаз. Красит зорька вечерняя Деревенскую тишь. Что ж, девчонка неверная, Ты в окно не стучишь? И вот, получив уже это стихотворение, понимаю, что дальше я буду виновата – надо ехать. Дмитрий Кириллов: Дошел до точки. Лидия Козлова: Да, дошел до точки. И вот я еду, еду. Можете представить эту девочку – грязную, зачуханную, замерзшую, которая в 10 или в 11 вечера приезжает и входит в кабинет? У него просто глаза сделались квадратными. Вот так я к нему и приехала. Дмитрий Кириллов: Счастье, что вместе – и это главное. А то, что даже спать не на чем – не беда. С Таничем не пропадешь. Узнал, что в местном морге есть сломанная кровать – и притащил ее домой. Лидия Козлова: Правда. Там две или три кровати, на которые можно класть мертвецов. А эта уже износилась. Уже 30 лет под мертвецами была. Дмитрий Кириллов: Как раз для молодоженов. Лидия Козлова: Для молодоженов. И вот он ее по частям приволок, как-то собрал, что-то сбил, связал веревками. В общем, кровать появилась. Больше ничего нет. И тогда он из редакции принес два метра газетной бумаги. Написал «ковер» и кнопками пришпилил. Это была спальня. Вот так мы поженились. Первая любовь, наверное. Дмитрий Кириллов: Первая и единственная. Лидия Козлова: И вот поэтому, наверное, мне страшно там ничего не было. Единственное, что я еще и готовить не умела. Это ужасно. Дмитрий Кириллов: То есть Таничу пришлось еще и готовить учить? Лидия Козлова: Да. Дмитрий Кириллов: Он же все умел. Лидия Козлова: В первый же день он проснулся. Человек жестокий, прошедший тюрьму, суму и войну. Он сказал: «Если ты сегодня не забеременела, я ­тебя брошу. Я тебя люблю, а ты меня нет». Он видит существо, еще не годное для свадьбы, для того, чтобы жениться. Дальше он меня учил, как картошку чистить, как что-то готовить. Но он очень вкусно готовил, очень вкусно. Дмитрий Кириллов: На борщи Танича ходили даже друзья. Лидия Козлова: Я за всю жизнь так не научилась, как он готовил. Потому что действительно у нас каждый день после ресторана, когда он уже стал известным, уже все музыканты, артисты в ресторане все поели, попили, Танич говорит: «А теперь пошли ко мне. У меня там борщ есть». У него было очень вкусно. И все приезжали и доедали это. Дмитрий Кириллов: Фирменный борщ Танича – величина неизменная. А вот квартиры в полуподвальных помещениях, бараках и бывших дворницких менялись постоянно. Заработок – 29 рублей. Больше одного стихотворения в месяц не печатали. На свет уже появились дочери Инга и Светлана. Войнович, увидев однажды, в каких нечеловеческих условиях живут друзья, воскликнул: «Миша, хватит жить впроголодь. Давай пиши песни». И в скором времени появился первый хит, который запела вся советская страна. Городок Железнодорожный, а тогда поселок Обираловка, стал центром притяжения звезд советской эстрады. Композиторы и певцы слетались сюда в надежде поработать с Таничем. Ведь он знает секрет, как написать гениальную песню. Лидия Козлова: Уже Танич настолько популярный, что в Обираловку к нам приезжал Никита Богословский, сразу оценил талант Танича. И он приезжал в гости всегда, привозил мне подарки из Франции. Он был заведующим советско-французской культурной дружбы. Дмитрий Кириллов: Такой денди. Лидия Козлова: Денди, да. Он сперва хотел над Таничем пошутить. Все знают, что Никита умел хорошо и довольно зло подшутить над кем угодно. Он жил в высотке. Еще никакому Евтушенко не давали в высотке квартиры. Три-четыре звезды, кто жил там. Никита приглашает Танича в гости. Танич едет, приезжает. Никита открывает дверь в высотке и стоит в трусах. Танич посмотрел на него, снимает шапку, снимает пальто, снимает галстук, расстегивает рубашку, начинает расстегивать брюки. Никита говорит: «Миша, вы что?» Он говорит: «Никита Владимирович, я хочу вам соответствовать». После этой репризы Никита его полюбил на всю жизнь. Он все время приезжал, был главным другом, ездил за 100 км к нам, очень был дружен и очень полюбил. И вот Никита уже к нам ездит, ездит, ездит. До этого я уже поехала в обмен. А мне говорят: «Вам нельзя. Вас в Москву не разрешат». У него была судимость. И, хотя он реабилитирован, «в Москву вы не имеете права переезжать». И что делать? Я тогда еду к знакомым артистам, говорю: «Ребята, давайте все артисты соберемся, поедем». Набралось человек 20. Там был и Кобзон, и Брунов Боря, и Великанова, и так далее. Певицы, артисты. Дмитрий Кириллов: Все пели его песни. Лидия Козлова: Да. Все приходят. Все мы стоим в коридоре. Огромный ряд. Танич даже не пошел. Он говорил: «Никогда ничего не дадут. Я не пойду». С ними приехала, их 20 человек. Френкель, все-все-все. Мы все стоим. И идет человек. Кто он, я не знаю. Не Гришин точно, но какой-то такой типа Гришина. Умный мужик. В возрасте. Он взглядом проходится по всем звездам. Оценил компанию. Берет меня за руку, говорит: «Идем». Заходим – «Ну что у тебя?» Я говорю: «Как что у меня? Мы уже нашли обмен, у нас реабилитация, что Танич ни в чем не повинен, а не разрешают». Он берет и расписывается – «разрешить». И ставит подпись. Дмитрий Кириллов: Ангел-хранитель. Лидия Козлова: Ангел-хранитель, да. Выхожу. Боря Брунов глянул и говорит: «Ты что нас собирала? Ты посмотри – у тебя все написано». И нам тогда разрешили в эту мусорку переехать. Живя рядом с таким талантливым человеком и со всем окружением (компания тоже жутко талантлива), я начинала подумывать о стихах, но не рисковала. Я всегда с первого дня, как только прочла его стихи в газетке грязной, я поняла уровень его таланта. Так открылось. Тоже, наверное, ангел-хранитель открыл, какого уровня талант. Поэтому я, конечно, не думала. Но, гуляя около кулинарии, я, конечно, всегда приберегала какой-нибудь рублик. Потому что раз в неделю в кулинарию привозили свеклу отварную, иногда голубцы. И это было такое чудо, счастье дождаться, когда эта машина приедет. И пока еще другие не увидели и не выстроилась очередь на 2 часа, ухватить, урвать 4 голубца. Нас 4 человека. И хожу. И снег валит. Когда идет снег и нет пурги, а такой чуть-чуть ветерок, это такая красота немыслимая. И тут я пишу стихотворение. Написала, куда-то бросила и забыла. А потом, по прошествии еще, наверное, десятка лет, уже живя в Москве, к Таничу народ пер, как ходоки к Ленину. С утра до ночи раздавался звонок. Дмитрий Кириллов: Певцы, композиторы, да? Лидия Козлова: Они ехали со всего союза. И приходит Сережа Березин. Ансамбль «Пламя» был популярен в это время. И говорит: «Лида, я принес Михаилу Исаевичу кассеточку. Вы передайте ему». Я говорю: «Хорошо, передам. Но пропустить не могу. Там у него с какой-то киностудии сидели какие-то режиссеры». Дмитрий Кириллов: На прием записано много людей. Лидия Козлова: Да, много людей записано. Он ушел. Неделю Танич не может выбрать время прочесть. Вторую не может. Третью не может. Я человек совестливый, мне так стыдно. Думаю: «Господи, Сережа тактичный человек. Он не идет и даже не звонит». Но когда я скажу, что Танич не написал, он же придет в ужас, он подумает, что Танич уже зазнался, «звезда какая – не хочет даже со мной поработать». Думаю: «Я сейчас подтекстую что-нибудь, что-нибудь ему покажу. Он посмотрит. Ему не так обидно будет. Будет понимать, что все-таки что-то старались». А тут Танич и освободится, а тут он и напишет. И стала искать. И нашелся этот стишочек про снег, который падает. Приходит Сережа Березин. И я ему говорю: «Сережа, вот Михаил Исаевич до сих пор еще не мог посмотреть вашу кассеточку. Он еще посмотрит. Но я тут вам подтекстовала одну песенку, посмотрите». Какой наглости набраться. Он был потрясен. Это был у него просто паралич. Какая-то там жена Танича, неизвестно кто, что-то там написала. Он взял этот листок, держит его, смотрит на меня. Но я вижу, что он ничего не читает. Он просто держит листок. Потом его складывает, кладет в карман, как солдат, разворачивается и ушел. А там тройку-четыре дня спустя уже Сережа звонит: «Можно, я приду покажу, что получилось». И он приносит наигранную на синтезаторе песенку. Сережа тоже знает. Я первый раз слышу. А время обеденное. Танич как раз говорит: «Давай, пока я буду есть борщ…» У него все равно очередь стоит, как на прием. «Давай я послушаю, что там Серега написал». Садимся мы. Сережа ест борщ. Танич ест борщ. Я ем борщ. Слушаю песню – что-то она меня трогает, у меня прямо сердце екнуло, горячо в сердце стало. Не так уж страшно, не такой уж позор. Танич дослушал и говорит: «Ну, ничего. Ну, идите, устраивайте». Дмитрий Кириллов: Появляется в квартире вашей молодой клавишник Пугачевой. Лидия Козлова: Да. Танич говорит: «А ты что сидишь? Ты что ко мне пришел? У тебя ни одной песни еще нету. Ты с Лидой что-нибудь поработай, а потом уже посмотрим, что у тебя получится». И мы тогда сделали для Люси Гурченко первую песню. Вторую сделали для Эдиты Пьехи. Она тоже была популярна. А потом еще Игорь тоже пришел. Сидим с ним. Он говорит: «Лидия Николаевна, ничего еще не…» Я говорю: «Есть один стишок. Только написала. Дала ему «Айсберг»». Он сразу написал… Мы сидели, пока ели борщ, тоже взял этот листочек и держит. Для начинающего автора, как я, это страшно всегда, думаю: «Что он держит?» А он, наверное, немножко поприкидывал сразу мелодию. Вдруг он говорит мне: «Лидия Николаевна, а вы можете рюмочку коньячка налить?» Я ему наливаю рюмочку коньячка, он не пьет, он берет, переходит в другую комнату, где пианино, садится и играет полностью «Айсберг». Он сидит. У него слезы в глазах. Я поняла, что он так душевно пережил все это содержание. У него слезы в глазах. И мы поняли, что хорошо. И тут он начал химичить. Он сперва Оле Зарубиной показал. Оля Зарубина замечательно спела. Тогда Игорь Николаев понимает, что что-то хорошее. Нашел Таню Анциферову. Но в это время его уже мутит надежда Пугачевой. Он-то клавишник. Вдруг он покажет. И тоже уже близко Новый Год. И он приходит к нам и говорит: «Михаил Исаевич, я решил пойти к Пугачевой. Но клавишник не ходит к звезде». А она к этому времени уже суперзвезда, уже «Миллион алых роз» спела. Танич говорит: «Да, не ходит. Но ты можешь рискнуть. Ты все-таки с ней работаешь». Она лежит больная, она в постели лежит. Вознесенский Андрюша сидит у нее. Игорь играет «Айсберг». И Андрюша Вознесенский вдруг говорит: «Алла. Я тебе так скажу. Если ты хочешь, чтоб народ запел, спой «Айсберг»». И она быстренько… Она говорит: «У меня даже насморк прошел, температура упала». Она быстренько выучила, быстренько поехали в кардиоцентр Лео Бокерии, и там на кардиологическом инструменте, на котором давление сердца измеряют, записала этот «Айсберг», и он вышел. И песня стала шлягером. Вот таким образом это все. Случайно. У меня такая счастливая жизнь. Я не хвастаясь, говорю – это так мне повезло. Дмитрий Кириллов: Танича нет, и он есть. Лидия Козлова: И он есть. Вот хорошо ты сказал. Потому что абсолютно ощущение у меня всегда, что он есть. Дмитрий Кириллов: Получается, любовь не умирает. Лидия Козлова: Вот. Он написал в одной из последних песен. Кто никогда любви не предавал, Тот знает, что любовь не умирает.