Махар Вазиев: В выходной день подключали радио просто. И я помню, знаете, вдруг слышу «Розовый вальс» из «Щелкунчика». Ох, как мне стало дурно просто! Дмитрий Кириллов: Умереть можно. Махар Вазиев: Да. Это был такой, ну, тяжелый момент. Когда все это закончилось, я дрогнул, естественно, все тут всколыхнулось. Думаю, учился, это, это... Дмитрий Кириллов: Чайковский звучит! Махар Вазиев: Да, Чайковский. А тут я в сапогах, в портянках. Дмитрий Кириллов: В поле. Махар Вазиев: Тогда еще... Знаете, почему я об этом рассказываю? Я дал себе тогда слово: «Это не трагедия. Завязывай с балетом. Понятно, ты возвратишься в 25 лет. Какой балет?!» Дмитрий Кириллов: Никому не будешь нужен уже. Махар Вазиев: Во-первых, и сам себе не нужен будешь в балете. Это был очень сложный момент для меня – принятие подобного решения. Я начал думать, чем я буду заниматься по возвращении. Единственное, ужасно мне было обидно за слова, которые мне написал Константин Михайлович Сергеев. Его слова меня все время мучили. И я понимал, что я подвел, что он ошибся во мне, что я не соответствую тому, что он написал. И это меня раздирало на самом деле. Но к счастливому моему случаю все сложилось так, как сложилось. Дмитрий Кириллов: А сложилось-то все просто, как в кино: в обычный, ничем не отличавшийся от вчерашнего или завтрашнего армейский день в часть приехали начальники из Ленинграда. «Срочно вызвать к командиру старшего вычислителя минометной батареи Вазиева!» Из ансамбля песни и пляски Ленинградского военного округа пришел запрос: «Поручено доставить его в Ленинград для прохождения дальнейшей службы в ансамбле». «А где Вазиев?» «Нет Вазиева». «Куда делся Вазиев?» – никто не знает. По иронии судьбы солдат Вазиев ушел в самоволку. Искали его целой ротой. Махар Вазиев: И когда я вернулся, мне говорят: «За тобой приезжали». Я говорю: «Откуда?» Они говорят: «Из Ансамбля песни и…» Я думаю: «Ну все, все закончилось» Я говорю: «Как?!» Меня, конечно же, наказали. Мне сказали: «Никуда ты не поедешь теперь, будешь служить до конца». Дмитрий Кириллов: Чтоб понял наконец, да? Махар Вазиев: Да. И вдруг мне захотелось поверить, и я вдруг начал вновь думать о балете. Это чистая правда. И в итоге все же прошло еще полмесяца, по-моему, и приехали вновь за мной, и привезли меня уже в Ансамбль песни и пляски Ленинградского военного округа. Это был замечательный период. И это уже был такой момент, когда я постепенно начал восстанавливаться. Понятно, что это была потеря формы абсолютная. И понятно было, что это требовало дополнительных усилий – что я и прикладывал, что я и делал вечерами, когда все заканчивалось. Дмитрий Кириллов: Этого парня невозможно было остановить. Махар каждую свободную минуту танцевал, делал упражнения, растяжки, репетировал, учил новые партии. И потому стал незаменимым солистом – объехал с Ансамблем песни и пляски весь Ленинградский военный округ. В душе-то загорелся огонек надежды – вернуться на сцену во что бы то ни стало, восстановиться так, чтобы взяли снова в театр. Махар Вазиев: Очень мне хотелось верить, что я оправдаю те слова, которые мне написал Константин Михайлович Сергеев. Я не могу сейчас так уж утвердительно говорить, что я был уверен, что по окончании службы и возвратившись в Мариинский театр, что у меня так все сложится. Да нет, не было такой уверенности. Надеялся, что, может быть, не пропаду. Но не будем лукавить, все же два года, ну хотя восемь месяцев чистых я потерял – это огромная потеря, которую вы никаким образом не восполните в дальнейшем. Вы можете пыхтеть там, потеть, грубо говоря, но это ж связано еще с физикой. Вы уже это не преодолеете, как бы вы ни трудились. В этом весь наш ужас. Понимаете, почему часто у нас артисты... Вот смотрите – травма, надрыв. Через две недели выходит человек. Я говорю: «У тебя же надрыв». Но вот это желание и понимание, что человек не может себе позволить вот так – раз и второй раз. Иногда диву даешься – отважные, самоотверженные выходят вот с такими травмами. Дмитрий Кириллов: Превозмогая боль. Махар Вазиев: Что потом, не скрою, помимо того, что ты бесконечно благодаришь за это, но и ругаешь. Потому что, ну, как? Дмитрий Кириллов: Сумасшедшие, да? Махар Вазиев: Ну, сумасшедшие, да. Ну, наверно, это правда, что и должны быть. Дмитрий Кириллов: А без этого нельзя. Махар Вазиев: Без этого нельзя. Потому что я сам всегда говорю, понимаете, если вы выбираете в жизни какое-то направление… Я всегда артистам своим говорю: «Понимаете, вы выбрали эту профессию, давайте постараемся добиться чего-то невозможного». Дмитрий Кириллов: И тот, кто стремится добиться невозможного, в итоге становится победителем. Так произошло в свое время с Махаром Вазиевым. Он не просто вернулся в родной театр, а позже возглавил балетную труппу Мариинки и на протяжении 13-ти лет открывал миру новых звезд русского балета. Дмитрий Кириллов: Я в одном из интервью прочитал, вы сказали такую интересную мысль: если у тебя есть власть, используй эту власть по делу, не для себя, а постарайся другим помогать. Махар Вазиев: Я и сейчас могу подтвердить то, что я сказал: вы должны максимально, максимально дать возможность актерам, педагогам реализоваться. И в этом смысле вы должны помогать. Но все еще усугубляется тем, что наша профессия очень зависимая. Одно дело вы выходите одни на сцену. Другое дело – огромный ансамбль, коллектив, который вы должны привести к общему знаменателю и направить. Вы знаете, вектор направления общий должен быть. И, конечно, это коллективный труд и коллективный результат. Возвращаясь к вашему вопросу, да, я убежден абсолютно в том, что власть дана для того, чтобы помогать – помогать развиваться, помогать раскрываться, помогать идти вперед. В противном случае я вообще не понимаю, в чем смысл власти. Огромное же количество артистов у нас в труппе, свыше двухсот, и педагоги-репетиторы, и я со всеми общаюсь, я нахожу время. Они должны понимать, что я их поддерживаю, что я слежу за их результатами. То есть понятно, что мы не можем сегодня всем предоставить возможность. Но вы должны находить форму. Вот, условно говоря, у нас существуют показы. Это что означает? Это означает, что каждый актер на добровольной основе со своим педагогом-репетитором с его согласия (или с коллегами своими) готовит любую партию, какую он желает. И если он убеждает, я его поддерживаю. Дмитрий Кириллов: Это такой большой творческий стимул, да? Для человека, который, может быть, не является солистом, но он показывает, что он постоянно в хорошей форме, да? И он может дождаться этого момента. Махар Вазиев: Послушайте, Дмитрий, ну, конечно, вы правы. Ведь давайте так: каждый актер, который работает сегодня в кордебалете, хотя сразу замечу, что едва ли для меня лично кордебалет является самой главной основой, учитывая наш репертуар, если мы говорим прежде всего о нашей великой классике. Ну, ну, как? Дмитрий Кириллов: Как без кордебалета, да? И там же кузница кадров может быть. Махар Вазиев: Совершенно верно. Но, тем не менее, в каждом человеке присутствует: «Ну неужели я родилась (или родился) лишь только для того, чтоб пополнить вот ансамбль? Но ведь что-то...» Дмитрий Кириллов: И держать этот фонарик. Махар Вазиев: Да. Ну почему? Фонарик, кстати, тоже нужно художественно держать. Напрасно вы, напрасно! Это репетируется и долгими, так сказать, часами. Но все равно в человеке присутствует это. И вы должны найти возможность спровоцировать этого человека, дать ему мотивацию. И, поверьте мне, потом он и в кордебалете иначе себя чувствует – он становится уже главной фигурой. Часто бывает, знаете, вот так немножко уже о другом: одна балерина мне говорит, она мне один раз показала одну партию, второй раз показала, третий раз показала. Я ее хвалил. Она мне все время говорила: «Вы знаете, вот вы меня поддерживаете, хвалите, и вроде вам нравится, но почему-то вы не даете мне». Я говорю: «Ну, убеждай». Проходит какое-то время. Она опять! Ну такая упорная. Ну здорово! И как-то она приходит ко мне и говорит: «Можно с вами поговорить?» Я говорю: «Ну конечно, можно». Вот говорит: «Все же я не очень понимаю. Каждый раз, когда я вам показываю те или иные вариации, вы меня поддерживаете, более того, хвалите, но не даете». Я сидел и думал, говорить ей или нет? Но, понимая, что это за человек, я сказал: «Знаешь, давай честно я тебе скажу. Ты бы могла это здесь танцевать при одном условии, если бы здесь не танцевала выдающаяся Светлана Захарова, Анна Никулина, Катя Крысанова там и так далее. Но раз они есть, твои возможности не столь велики. Поэтому я могу тебе только одно сказать: тебе лучше найти другую труппу, где ты будешь востребована и будешь танцевать. Я не предлагаю тебе уходить, покидать эту труппу, нашу труппу. Нет. Но ты должна знать, что тогда четко: вот это твое положение. Но тогда, будь добра, не говори потом, что Махар Хасанович испортил твою творческую карьеру. Я тебе честно сказал». Прошло время, полтора года это длилось, в итоге она нашла другую труппу, и сегодня она востребована. И когда она сюда приходит, она говорит: «Спасибо вам большое». Дмитрий Кириллов: Открывать миру таланты – дело для Махара Вазиева привычное. Тут профессиональный опыт соединился с врожденной интуицией. Которая, кстати, не подвела его и в юности, когда «стрела Амура» попала в сердце. Второй курс училища. Раннее утро. Балетный класс, Махар разминается. Случайно взглянув в окно, видит идущую по улице красивую девушку. В одно и то же время она проходила под окнами училища, и каждый день Махар ждал ее, чтобы увидеть вновь. Романтика, да и только. Кто бы мог подумать тогда, что та девушка, Оля Ченчикова, и станет его судьбой? Было такое? Махар Вазиев: А, господи! Где вы это все?.. Дмитрий Кириллов: У меня все ходы записаны. Махар Вазиев: Занимаясь в классе, из окна смотрел. И проходила… Я говорю: «Да». Дмитрий Кириллов: И не знал ее? И не знал, кто она? Махар Вазиев: Не знал, конечно. Потом узнал. Дмитрий Кириллов: Так. Махар Вазиев: Когда из армии вернулся, вот тогда и узнал. Да, уже 35 лет, как знаю. Дмитрий Кириллов: Как узнал. Махар Вазиев: Да, уже 35 лет. Дмитрий Кириллов: Но интересно: вот эта первая встреча, вы помните ее? Махар Вазиев: Да, конечно. Дмитрий Кириллов: Вы же пришли, по-моему, «Дон Кихот» танцевать, да? Махар Вазиев: Да, я... Дмитрий Кириллов: Откуда ушли, туда и пришли. Махар Вазиев: Нет. Это было… Это была такая достаточно дерзкая ситуация, с ее стороны, кстати сказать, не с моей. Она должна была ехать в Пермь на юбилей своего педагога Людмилы Павловны Сахаровой. И ее партнер заболел. Надо же было, кто-то ей подсказал: «Так вот, – говорит – Махар есть, который из армии вернулся. Я, – говорит – с ним танцевала. Вроде сносно держит». Я выхожу, я говорю: «Да?» И она мне говорит, она на «вы» тогда, говорит: «Вы не могли бы со мной поехать?» Я говорю: «Куда?» Она говорит: «В Пермь». Я говорю: «А что танцевать?» Она говорит: «Дон Кихот». Ну, «Па-де-де», не спектакль. А я говорю: «Так я занят». Она говорит: «А я уже говорила, вас освободили». Дмитрий Кириллов: Так. Махар Вазиев: Я говорю: «А билеты?». «Уже куплены». Ну, я так, я уже понял, что еще находить какие-то причины – уже все, поздно. Я говорю: «Ну, раз так, ну, да». Что-то днем попробовали и поехали. Вот, собственно, уже 35 лет едем. Она всегда жаловалась, что ей неудобно было со мной там танцевать. Дмитрий Кириллов: А почему? Махар Вазиев: Ну, так. Ну, видимо, ей было удобнее с другим... Дмитрий Кириллов: С чужим, с чужим. Махар Вазиев: С другими партнерами. Я ее понимаю, прекрасно понимаю. Ну, как-то она сказала: «Да мне вообще было неудобно с тобой танцевать». Я говорю: «Ну спасибо большое. Благодарен». Ну, зато честно. Дмитрий Кириллов: Ольга Ченчикова – прима-балерина блистала на сцене Мариинского театра и, в отличие от многих своих коллег, звездных танцовщиц, смогла совместить работу на сцене со счастьем материнства. В семье Махара Вазиева и Ольги Ченчиковой родилась девочка Маша – папина любимица. Махар Вазиев: У нас не было такой ситуации, чтобы в нашей семье речь шла о том: что нет, мы вот еще станцуем вот это, вот еще. Дмитрий Кириллов: Еще потанцуем, ага. Махар Вазиев: Вот в поездку в ту поедем или… Нет, абсолютно. Дмитрий Кириллов: То есть это была желанный, желанная дочка, да? Махар Вазиев: Абсолютно. Да. Желанная дочка, рожденная действительно в любви. И я счастлив, что у нас есть Машуня. Да, Мария. Дмитрий Кириллов: У вас за плечами три великих театра. Вот перед тем, как вы попали в Ла Скала, я думаю, что этот период был сложноватый – ведь вы же без работы остались. Это вообще уму непостижимо. Махар Вазиев: Ну, да. Дмитрий Кириллов: Это драматический был момент в жизни? Все было налажено, и вдруг вы просто покидаете театр. Махар Вазиев: Да, да. Очень много на этот счет было разных домыслов. На самом деле все было очень просто. И вам в двух словах рассказать, хотите? Я сидел в кабинете в Мариинском театре. Как сейчас помню, 12 марта 2008 года. С утра идя еще на работу вместе с Олей, да не было даже мысли уходить из театра. Вообще никакой мысли не было. Но в течение дня почему-то... Я сидел в кабинете. Я понимал, что хватит. Тому были причины, безусловно. Я позвонил своей супруге, она была в репетиционном зале. Я говорю: «Поднимись ко мне». Она поднялась, говорит: «Что с тобой?» Я говорю: «Я не хочу больше работать». Она говорит: «Бери, заявление пиши». Я и написал заявление. Все, точка. Дмитрий Кириллов: Разразилась гроза. Что послужило причиной столь резкой перемены в жизни? Это осталось за кадром. Но, видимо, чаша терпения была переполнена, и Вазиев, вложивший всю свою душу в Мариинку, ушел в никуда. Махар Вазиев: Когда ушел из Мариинского театра, то встал вопрос: а что я дальше-то буду делать? Первые два-три месяца замечательно: просыпаешься утром и не можешь поверить, что ты сегодня уже ни за что не отвечаешь. Ты свободен. А что с ней делать, с этой свободой через три месяца, ты уже не понимаешь. И через три месяца эта свобода уже не свобода, а просто как заключение. В моем случае, понимаете, ужас заключался в другом: у нас в Петербурге квартира напротив театра. И с одной стороны, когда я работал, это было счастье, потому что две минуты. Дмитрий Кириллов: Удобно. Ну да, да, да. Махар Вазиев: Из окон виден театр. А вот когда я ушел, ну да, это было… Дмитрий Кириллов: То есть пытка. Махар Вазиев: Ну, пытка! Выходишь из подъезда: «Здравствуйте, Махар Хасанович». «Здрасьте!», – артисты все, педагоги, заходят, выходят. Это было мучительно. Даже был момент, когда я сказал: «Может нам поменять уже к черту квартиру?» Потому что ну невозможно! Дмитрий Кириллов: И окна зашторить. Махар Вазиев: Да. И не отпускает, что называется. Девять месяцев не работал. Потом уже прошло какое-то время, и в сентябре, я помню, мне позвонили из Ла Скала и сказали, что хотели бы со мной поговорить. Я говорю: «Вы знаете, я приблизительно догадываюсь, о чем вы со мной хотите говорить, но я о вас никогда не думал». Дмитрий Кириллов: Уезжать из любимого Петербурга куда бы то ни было – об этом и речи не могло быть, тем более в другую страну. Но предложение оказалось слишком заманчивым – Махара Вазиева пригласили работать в знаменитый миланский Ла Скала, стать во главе балетной труппы театра. Вазиев оказался в составе руководства ведущего музыкального коллектива мира. Махар Вазиев: Это был замечательный опыт, и я им благодарен. И я действительно влюбился в Италию. Я очень люблю Милан, он мне действительно стал родным городом, очень близким городом. Дмитрий Кириллов: За семь лет работы в Ла Скала Махар Вазиев умудрился хорошенько омолодить коллектив балета. А это оказалось ох, как непросто – количество артистов, неспособных танцевать на сцене, превышало все рамки приличия. Вот так в Италии работают профсоюзы: никого не тронь, сразу в суд. Но Вазиеву удалось сделать невозможное. Итальянцы поют, что Вазиев там старух убирает, на пенсию хочет проводить достойно, с оркестром. А в Москве поет уже, по-моему, начал Урин петь: приезжай в Москву. Сколько вас в Большом театре ждали? Сколько лет, сколько раз звали? Пять, шесть? Махар Вазиев: Вы знаете, звали, вот... Это было седьмое предложение от Владимира Георгиевича. Дмитрий Кириллов: Ну, дальше уже нельзя было? Махар Вазиев: Дальше было уже нелепо отказываться. Дмитрий Кириллов: Вы помните тот день, когда он вам позвонил и сказал: «Слушай, седьмой раз!» Махар Вазиев: Нет. Он не позвонил. А я был в кабинете в театре Ла Скала, и позвонил наш общий друг Роберто Джованарди, который сказал: «Знаешь, – говорит, – Владимир Георгиевич Урин здесь. Он приехал в Ла Скала для подписания соглашения о взаимном сотрудничестве и хотел бы тебя повидать». Я говорю: «А вы где?» Говорит: «Внизу там, в кафе», прямо на углу театра Ла Скала. Я говорю: «Ну, сейчас спущусь». Спустился вот… Ну, мы знали друг друга, конечно же. Вот с этого… Но тогда не было, вначале вообще мысли не было. Я когда работал в Мариинке, конечно, я не хотел сюда, потому что я абсолютно был счастлив в Мариинке. Когда я уехал уже в Ла Скала, я не мог бросить Ла Скала, только начав. Он как-то мне под конец сказал: «А ты можешь начать думать об этом?» Я говорю: «Подождите, мои думы здесь, в Ла Скала. Я говорю: «Что же я буду думать». Ну вот так. Это была первая встреча. И шаг за шагом вот... За что я ему благодарен. Дмитрий Кириллов: Ну, Урин, это действительно... Махар Вазиев: На самом деле я, конечно же, люблю этот замечательный театр – Большой театр. И все, что меня интересует сегодня и самый главный смысл в моей жизни сегодня – это балет Большого театра. Дмитрий Кириллов: А мы будем приходить в этот театр и радоваться, что у нас есть Большой. Махар Вазиев: Да, это счастье, что у нас есть Большой театр и балет Большого театра. Дмитрий Кириллов: Спасибо вам! Махар Вазиев: Спасибо, Дмитрий! Спасибо вам! Спасибо огромное.