Дмитрий Кириллов: Это волшебник, легко подбирающий ключи к человеческим сердцам. Никулин – это пропуск в мир радостного и безмятежного детства, лекарство от боли и печали. Никулин – это пароль, открывающий двери в кабинеты чиновников всех мастей. Никулин – это скорая помощь для каждого из нас, для всех, кто нуждается в спасительной порции жизнеутверждающего юмора. А вообще-то Никулины – это большая семья, влюбленная в цирк и фанатично преданная ему. Максим Юрьевич Никулин, будучи профессиональным журналистом, с юности сознательно бежавший от цирка, еще 30 лет назад и не помышлял, что цирк все равно ворвется в его жизнь. И увлечет за собой, словно океан. А потом затянет и сыновей, да так, что все они будут служить в одном и прекрасном большом доме – Цирке на Цветном бульваре, восстановленном из руин их легендарным дедом и отцом Юрием Владимировичем Никулиным. Что тут сказать? Цирк для Никулиных – это судьба. Максим Юрьевич, спасибо Вам огромное, что вы разрешили нам прийти к вам в гости в этот дом прекрасный. Вечер как раз праздничный. Столетие Юрия Владимировича, у Вас юбилей тут тоже был. Мы через Максима Никулина будем говорить и об отце, и про Вашу жизнь. В каком возрасте Вы себя вот вспоминаете и с кем рядом? Максим Никулин: Если я себя вспоминаю и помню, как бы, осознанно, то это, скорее всего, уже с возраста, лет с четырех, наверное. Конечно, какие-то точечные, какие-то фрагментарные есть моменты. Там и цирк, и цирк и Московский, цирк и в других городах. Иногда я, когда еще в школе не учился, меня родители брали с собой. Старались этого не делать, конечно, потому что это не совсем комфортно было. Дмитрий Кириллов: Ну, конечно, надо с ребенком возиться, да, а там репетиции. Максим Никулин: Понимаете, у мамы с папой, у мамы с папой было преимущество большое перед их коллегами по цирку. У них, у нас была комната в Москве и бабушка, которая могла со мной сидеть. Поэтому, а все ж таскали-то… Дмитрий Кириллов: Своих с собой. Максим Никулин: Ну да, и там два раза в месяц школу менять. Тогда это были и в гримерках жили, и в неотапливаемых общежитиях, и на съемных квартирах. То есть, такая жизнь на колесах, цыганщина. Дмитрий Кириллов: Ну, цыганский табор чисто. Максим Никулин: Да, таборная жизнь. Поэтому, ну, так это, так сказать, уж чужому-то ребенку не пожелаешь, а своему-то, верно? Поэтому я так, в общем, оседлый вел образ жизни в Москве. У нас такая семья была очень дружная и тесная. В коммуналке мы жили, там не одна семья. Там куча родственников наших. Дмитрий Кириллов: Вы жили: папа, мама, вы и бабушка? Максим Никулин: Папа, мама, я и бабушка. Бабушкина сестра с мужем, ее дети, жена его с мужем, их дети, мои двоюродные сестра и брат. Дмитрий Кириллов: Это все в одной? Максим Никулин: Еще там родственники дальние тоже жили. Да, мы, большие квартиры-то были, коммуналки большие были. Дмитрий Кириллов: То есть, родственники, но все в этой большой коммуналке? Максим Никулин: Еще были соседи, которые родственных отношений к нам не имели. Еще была ничья бабушка, которая жила в комнате без окон, в бывшей гардеробной хозяйской. Дмитрий Кириллов: И общая кухня, получается, да? Максим Никулин: Да, конечно. И периодически ломалась задвижка на туалете, поэтому… Потом перестали заморачиваться, вешали табличку «занято». Дмитрий Кириллов: Общая ванная, все дела. Максим Никулин: Да. Я помню прекрасно, еще когда не было ни отопления, ни горячей воды, ни газа, печки топили. У нас голландские печи были в квартире. И папа мой с другом и с мужем маминой сестры спускались вниз. Там был угольный сарай. И, значит, таскали ведрами уголь и топили печки. А нас с братом по субботам мыли в корыте в комнате. Грели воду на керосинках. А с бабушкой мы ходили за керосином. Была на Сивцевом Вражке лавка. Вот удивительно, кажется, не так мне много лет, а уже какая-то история. Дмитрий Кириллов: История, полная увлекательных приключений для Максима и неожиданных поворотов для его родителей, Юрия Никулина и Татьяны Покровской. Максим, взятый любимой бабушкой под строжайший контроль, днями и ночами играл на гитаре в ожидании родителей с очередных гастролей. Максим Никулин: Ни разу в жизни мне не понадобилось там, не знаю, синус, косинус и еще что-то. Или какая-нибудь химическая мудреная формула, короче, я вообще никогда не понимал. А вот это же было обязательно все. И во мне такой протест вызывало. И я вообще сейчас вспоминаю уже более поздний, конечно, возраст, когда я оканчивал школу. И в семье большой была такая тихая паника по моему поводу. Потому что никто, и я в том числе, не знал, чего я хочу. Дмитрий Кириллов: По окончании школы на семейном совете было принято решение отправить отпрыска в журналистику. «Научишься писать статьи, будет у тебя кусок хлеба с маслом». И Максим Никулин поступает на журфак в МГУ. Максим Никулин: Вот я пришел. И сразу неосознанный процесс у меня вызвали замечательные предметы типа истории партии коммунистической, диалектический материализм, исторический материализм, политэкономия социализма. Дмитрий Кириллов: Но в набор там довески были обязательно. Максим Никулин: А как же. Ну, конечно, там деваться некуда было. И я, значит, мучительно с этим пытался справиться, а потом плюнул, завалил сессию вторую и ушел на вечернее. И устроился работать корреспондентом на гонорар в «Московский комсомолец». И мне это неожиданно стало нравиться. Дмитрий Кириллов: Ах, вот почему Вы 9 лет учились в МГУ. Максим Никулин: Да. Я к очному не возвращался больше. Там, на заочный переходил, потом академичку брал, там еще чего-то. Меня это как-то не тяготило, вот это отсутствие высшего образования, чисто диплома этого, книжечки этой нет. У меня было все замечательно. Я окончил университет-то благодаря тому, что освободилась ставка спец. корреспондента, на радио я уже работал. А туда надо было высшее образование. Это была моя ставка, которую мне приберегли для меня. Вызвали в кадры и говорят: «Вот, пиши заявление». И говорят: «А у тебя высшее?», я говорю: «Высшего нет». – «Ну ты что, голубчик, надо». Дмитрий Кириллов: Неприлично, да? Максим Никулин: Да. И я месяца за два закончил университет. Дмитрий Кириллов: Чем больше Максим занимался корреспондентской работой в газетах, на радио и телевидении, тем он дальше был от цирка и всего того, что было связано с работой отца. Молодого журналиста Никулина не привлекала актерская слава. Да и всех самых известных людей страны он перевидал еще в детстве, сидя под столом в родительском доме. Это в ту коммуналку приезжали? Народ набивался? Максим Никулин: Да. Да, да, да. У нас там называлось просто, чтобы не путать никого, там висела табличка на двери: «Колхоз «Гигант». 3 звонка». И мы тихо сидели в уголке, как мышки, такие. И все там это… Это сегодня, понимаете, все с придыханием произносится. Я же цирковой ребенок. Поэтому все взрослые для меня – это дяди и тети, как в цирке принято. И поэтому они все и были дяди и тети. И дядя Женя Евтушенко, и дядя Булат Окуджава, и дядя Витя Некрасов, и тетя Белла Ахмадулина, и так далее, и так далее. Дядя Женя Урбанский. Они все собирались у нас в коммуналке и еще была оттепель, кстати, весна. И они какие были куражливые все! Какие! Когда дядя Женя Урбанский пел, у нас стены тряслись. Из кирпичей сложенный старый особняк. Стекла дрожали. И они все, они спорили, они читали стихи, они пели песни. Не было того, что сейчас бы сказали, «диссидентщина». Никто не критиковал советскую власть. Само собой, какие-то были, наверняка. Я помню прекрасно, как под утро пришли прилично, скажу, выпившие мой папа, дядя Илюша Гутман и принесли с собой дядю Женю Евтушенко. Они просидели весь вечер и всю ночь в ресторане ВТО, единственном, который работал тогда в Москве ночной, на улице Горького. Потому что в утреннем номере «Правды» должен был выйти большой отрывок из «Бабьего яра». Дмитрий Кириллов: Так это ж событие для Евтушенко. Максим Никулин: Для Евтушенко это да, это означало признание его, как советского поэта. И вот они, значит, ждали там, сидели, выпивали. Дмитрий Кириллов: Ждали, когда официально… Максим Никулин: А развозили же, тогда развозили по утрам тиражи газет. Сейчас не знаю, раньше развозили. Дмитрий Кириллов: Они, конечно, всю ночь там просидели. Максим Никулин: Не только просидели. Я знаю, что дядя Женя бегал все время к телефону и ругался с редакторами, они все время давали ему правки. Дмитрий Кириллов: До последнего? Максим Никулин: Да. Он приходил, выпивал рюмку, матерился, и опять, значит, бежал с ними спорить. Дмитрий Кириллов: Нервы как-то успокоить. Максим Никулин: Да. И они пришли с этой газетой, как с красным флагом. Дмитрий Кириллов: Теплые? Максим Никулин: Да, абсолютно. Разбудили весь дом, потому что рано было, часов 7 утра, поэтому. Ну, это эпоха такая. Дмитрий Кириллов: В этой коммуналке отпаивали валерьянкой и коньяком великого Окуджаву после его провального выступления в Политехническом. И настраивали поэта на будущие победы. Здесь нараспев читала стихи, занимая в свой поэтический плен, словно Сирена моряков, несравненная Белла Ахмадулина. Здесь показывал наброски будущих романов талантливый Израиль Меттер, писатель и по совместительству еще сценарист прославленного никулинского фильма «Ко мне, Мухтар!». Максим рос в атмосфере творчества и безграничной любви. Родители просто так жили. Они ничего не придумывали и специально его не воспитывали. Просто своим примером показывали, что в жизни имеет реальную цену, а что нет. Максим Никулин: Настолько сильна была их любовь ко мне, что вот эта любовь ощущалась там через десятки тысяч километров. И через страны, континенты и прочее. Они даже мне из Америки умудрялись звонить. Это я сегодня понимаю, чего это им стоило. А мы дома рисовали самодельный календарь и зачеркивали каждый день, окошечки, когда они приедут. Дмитрий Кириллов: В предвкушении встречи, что скоро приедут. Максим Никулин: Ну да, да. И отец, когда была возможность, он со мной занимался, конечно. Мы ходили, гуляли по Москве. Он меня несколько раз водил туда вот, на Разгуляй, в Токмаков переулок, где он вырос. Водил в школу, тоже мне показывал, рассказывал. Мы иногда заходили к знакомым. Иногда он меня брал и заходил, шел к Жарову. Мне говорил: «Пойдем к Жарову!». На что я всегда говорил: «Не хочу к Жарову». Потому что мне там было скучно. Там были две взрослые дочки, мне не пообщаться, ничего. Дмитрий Кириллов: Не поиграть ни с кем. Максим Никулин: А они вели свои разговоры об искусстве, о ролях, о фильмах, о прочем. Дмитрий Кириллов: Пойти с отцом, погулять по городу, да? Там же, наверное, останавливали бесконечно отца? Кто-то узнавал его? Максим Никулин: Вот известность когда пришла, вот эта популярность, тогда, конечно, уже не до этого было. Дмитрий Кириллов: Не погуляешь. Максим Никулин: Не погуляешь. Поэтому он всегда как-то неловко себя чувствовал, чтоб людей не обидеть. А если… Дмитрий Кириллов: А народная любовь такая, иногда навязчивая бывала, мне кажется, да? Народ-то… Максим Никулин: Понимаете, там особенно навязчивая любовь со стороны людей пьющих. Дмитрий Кириллов: А, ну конечно. Максим Никулин: Там обычно два этих самых, повода. Первое: «Дай денег на бутылку!». А второе: «Пойдем, на троих». Дмитрий Кириллов: Потому что свой. Максим Никулин: Ну да, свой же, естественно. Но у него было две отмазки железных. Он, когда, там: «Денег дай. Юр, ну что, жалко, что ли?». Он говорит: «Ребят, ну вот, честно могу сказать, жена все выгребает. Вот, ничего нет». Дмитрий Кириллов: Дрянь какая. Максим Никулин: Они говорят: «И у тебя тоже? Сволочи, вот сволочи они! Вот у меня тоже змея такая! Ну извини, Юр, извини, все». А когда зовут выпить, он говорил: «Третий день в завязке». – «Ой, извини, все, все, все, прости, все». Дмитрий Кириллов: Никулину, снимавшемуся в самых кассовых народных фильмах режиссеры наперебой предлагали роли, сценаристы забрасывали сценариями. Но Юрий Владимирович почти всегда отказывался. Одни материалы ему казались неинтересными, другие – слишком серьезными. Так драматический талант Никулина заметил и Алексей Герман, предложивший ему главную роль в фильме «20 дней без войны». Гениальный Никулин переживал, что не справится, отказывался сниматься. А любимая жена Таня продолжала упрашивать, чувствовала, что это Юрина роль. Максим Никулин: Она его долбила, долбила, долбила, а Симонов пришел как-то к нам, и уходя, сказал, уже уходя, он говорит: «Юрий, Вы должны сняться в этом фильме хотя бы в память тех, кто воевал, с войны не вернулся». Дмитрий Кириллов: Эта съемка была настоящим чудом. Дуэт Никулина и Гурченко стал одним из самых пронзительных и честных кино-рассказов о войне. Сыгранных, вернее, пережитых этими великими актерами. Никулин знал о войне все, но почти ничего о ней не говорил. Он ушел на фронт 18-летним мальчишкой. И почти никто из его друзей, ровесников не вернулся живым. А Никулин, бывший в самом пекле на передовой, каждую свободную минуту поднимал дух бойцам. Травил анекдоты и пел песни. Максим Никулин: Во время войны, то, что все равно, они занимались там самодеятельностью, чтобы как-то развлекать себя, друг друга, бойцов. Дмитрий Кириллов: Отвлекаться, да. Максим Никулин: Ну да. Фронт гнилой, блокада, и потом они же пошли, этот 1-й Ленинградский, а потом 2-й Прибалтийский, на Кенигсберг, туда пошли. И там война закончилась. Поэтому надо было, естественно, как-то выживать. И, скорее, выживать даже больше именно в психологическом плане. Дмитрий Кириллов: Это тогда уже в окопах травил анекдоты? Максим Никулин: Да, и анекдоты, и они там какие-то сценки разыгрывали. Ну и после войны, когда там мир наступил, они же не сразу демобилизовались. Там его сразу вызвал комбат, говорит: «Никулин, давай, поднимай самодеятельность. Ты у нас веселый. Давай. Бойцы должны отдыхать». И ему так самому нравилось. И поэтому-то он и решил, когда демобилизовался, поступать в театральное, там в кино. Дмитрий Кириллов: «Юрка, ты артист! Тебя ждет блестящее будущее!», – так солдата Никулина провожали фронтовые друзья на учебу. Вот только ни в один театральный вуз его не взяли. «Нет таланта, молодой человек! И лицо у вас не фактурное. Вы нам не подходите». Такие комментарии он слышал в свой адрес. Ну, хорошо. Тогда буду смешить детей, пойду в цирк. И отец поддержал порыв сына. Пройдут годы, и великий Завадский, увидев Никулина на манеже, сказал: «Это ж какой выдающийся парень! Он же большой артист!». И не поверил, что это тот самый Никулин, кого он своими руками вычеркнул из списков абитуриентов. Артистов хороших много, а вот настоящих смешных клоунов в мире по пальцам пересчитать. Это профессия сродни профессии врача, у которого не бывает выходных. Об этом Юра понял еще в детстве. Максим Никулин: Отец рассказывает: «Я увидел, что клоун сидит в гриме, ест сосиски». Я подошел к нему и начал улыбаться: клоун, смешно же. Сейчас может что-то смешное сделать. Он посмотрел на меня мрачно и сказал: «Иди отсюда»». И отец говорит: «Я был такой обиженный. Я пошел к отцу, к деду моему, и говорю: «Меня клоун прогнал»». А дед говорит: «Ну правильно. Он же после работы. Он устал. Он три спектакля отработал. Ему сейчас не до тебя, он сейчас не клоун, хоть и в гриме. Он уже просто усталый человек». А отец говорит: «Я настолько эту детскую обиду свою запомнил, вот это чувство разочарованности и обиды действительно, что я всегда об этом помнил и всегда старался, и делал то, чего от меня ждут». Дмитрий Кириллов: Даже если сердце разрывалось от боли, и просто хотелось плакать, Юрий Никулин выходил на манеж и смешил девчонок и мальчишек. Хотя свой мальчишка, сынок Максим был в реанимации и находился на грани жизни и смерти. Максим Никулин: Мне было семь лет, и я угодил в больницу. И там вообще не очень хорошо со мной было. У меня половину почки сразу убрали, а потом начался инфаркт у меня почки. И я в реанимации несколько дней лежал. И не очень понятно вообще было, я останусь на этом свете или перейду в другое уже измерение. А мама устроилась нянечкой в отделение работать, чтобы быть со мной рядом. А папа работал в Ленинграде. Там елки были. По три спектакля в день. И он в перерывах между спектаклями бегал в администраторскую, звонил в Москву и спрашивал только: «Жив?» И мама отвечала: «Пока да». И он шел дальше смешить людей. Вот сколько надо на это мужества? Я не знаю. Наверное, много. Дмитрий Кириллов: От Никулина дети всегда получали кусочек счастья. От него они ждали радости. А вот власти порой не знали, чего можно ожидать от клоуна. И потому любили Никулина на расстоянии. Максим Никулин: Ему много дозволялось. Я как-то спросил: «А как ты считаешь?» Он говорит: «Да потому что отношение несерьезное. Он клоун, дурачок. Ну что с него взять? Ляпнул что-то – и так же к этому все будут относиться». Но его ни разу не приглашали на кремлевские концерты. Там нужна была определенная степень ответственности. А в Никулине этого не было никогда. Какая-то была неуверенность. Нет, не то что, он никогда не диссидентствовал, никогда не ругал режим, он прекрасно понимал правила игры. Он во многом был благодарен стране за то, что она для него сделала. Дмитрий Кириллов: Никулин никогда не обольщался на свой счет. И очень трезво понимал роль клоуна в советской цирковой системе. Да, он всенародный любимец, и ему многое было позволено. Но не все. Телефон прослушивался. И вообще-то «колпак» КГБ даже в начале 1990-х никто не отменял. Максим Никулин: Да нет, ведь был случай… Это тоже 1990-е годы. Приехал его знакомый из Америки. Гарик Орбелян. Помните, был джаз Орбеляна? Дмитрий Кириллов: Конечно. Константин Орбелян. Максим Никулин: Это младший брат. А Гарик жил в Америке, там он был председателем совета промышленников и предпринимателей западного побережья. Дмитрий Кириллов: Да, да, да. Максим Никулин: Ну и вот. И он приехал. Его не пускали. А почему еще про него писали, что он агент ФБР, почему-то. Непонятно, кто там счеты сводил. Ну а так вроде как можно, всех пускают. И он приехал сюда. И звонит отцу из гостиницы «Националь»: «Юра, привет. Гарик…» А я как раз у них… «Вот, хочу увидеться». И отец говорит: «Ну так что? Давай завтра приходи к нам в 2 часа. Таня борщ делает, водки выпьем. Посидим, поговорим». – «Да, Юрочка, все-все-все, завтра у тебя в два часа». Потом повесил трубку отец. И тут же звонок. Отец берет: «Алло». – «Юр, привет, это Толик, майор. Помнишь?». А я смотрю, отец начинает так чугунеть: «Да, Толик, слушаю тебя». – «Юр, тут такое дело, понимаешь? У тебя встреча завтра вроде на два часа назначена». Отец говорит: «Ну». – «Знаешь, есть мнение – надо поломать. Не надо тебе встречаться с ним». Он говорит: «Толик, скажи, пожалуйста, а это чье мнение?». Он говорит: «Это полковник наш». Он говорит: «Слушай, Толик, ты скажи своему полковнику и про себя тоже пойми, что идите вы нах*й. А я с кем встречался, с тем и буду встречаться. Вы поняли меня?» И трубку положил. И по комнате ходит. Я говорю: «Тихо, тихо, ты сядь. Не психуй». – «Да я не психую. Я думаю – ну что они мне сделают? Звания лишат? Не лишат. Не они мне давали. Из партии выгонят? Не они принимали. За границу не пустят? Да и хер с ней. Я объездил уже. Там делать нечего совершенно». Через 5 минут звонок: «Юр, это Толик. Я тут согласовал. Дают добро – можно». Дмитрий Кириллов: Никулин обладал магическим обаянием. Народ при виде любимого артиста цепенел и просто сходил с ума. Так в Татарской АССР гастроли Никулина чуть не обернулись массовой дракой и давкой на одном из его концертов. Максим Никулин: Отца пригласили в Набережные Челны. Там как раз строили «КАМАЗ», очередную сдавали очередь. И вот перед рабочими выступить, как-то их развлечь и поддержать. Ну они туда полетели. Прилетели туда. И там такое зданьице в центре города. Горком партии. И мы там все, значит, сидим. А перед зданием они поставили три машины, грузовика, борта опустили. И как сцена получилась. И микрофон. И все декорации. Мы-то стояли у двери, а Никулин вышел. Там лесенку поставили. И поднялся на эту сцену… И так руками сделал. И мне стало страшно, потому что народ ломанулся вперед. Там была хилая такая цепочка милиционеров, оцепление. Милиционеров смяли. Микрофоны в провода все порвали. И уже начинает народ лицами к бортам грузовиков и начинают раскачивать машины. А с улиц бежит поток народу. Еще там площадь есть. И там была секретарь горкома партии по идеологии, такая небольшого роста, решительная. Она взяла мегафон, вышла туда, говорит: «Товарищи, товарищи, внимание! Концерт Никулина отменяется по техническим причинам. Всем разойтись». К ней прорывается такой весь в наколках, весь в тельнике в каком-то, с фиксами и говорит: «Сука, курва, давай Никулина. Сейчас как ебну». Она ему в мегафон говорит: «Я тебе ебну. Я тебе ебну. Милицию сюда!». Ну это было страшно просто. Толпа неуправляемая совершенно. Быстро, быстро, ходу, ходу, через черный ход, там машину подогнали – и уехали. Дмитрий Кириллов: Подгоняли и машины на съемках фильма «Берегись автомобиля!». Так режиссер Эльдар Рязанов, запуская в производство свою новую картину, видел в роли Деточкина только Юрия Никулина. Но тут, как назло, начались зарубежные гастроли. И СоюзГосЦирк категорически запретил артисту съемки. Нужно было представлять страну в Японии, а контракты были весьма жесткими. Каким бы был Деточкиным Никулин? Наверняка, совсем другим. Точно не похожим на героя Иннокентия Смоктуновского. Точно можно сказать только одно: сам Юрий Владимирович, как и его несостоявшийся герой Деточкин, всю жизнь был таким же защитником всех униженных и оскорбленных. Максим Никулин: Это было в основном, потому что он не умел людям отказывать. И если что-то просили, он начинал это все. А просили все время. Всего просили, и жилья просили, и лекарство достать просили, и в больницу устроить, и еще чего-то. Из тюрьмы вытащить, тоже бывало. Хорошее письмо как-то пришло. Писали там «Цирк, Москва, Никулину», «Москва, Кремль, Никулину», все доходило. А пришло вот, мужик ему, там, откуда-то с Севера, он говорит, значит: «Здравствуйте, дорогой товарищ Никулин! Недавно с моим приятелем поспорили: кто лучший клоун. Он говорил, что Карандаш, а я говорил, что Вы. Я его ударил. И вот уже 5 месяцев я сижу в колонии общего режима». Видать, крепко он ему врезал. «Уважаемый товарищ Никулин! Не могли бы вы прислать 5 рублей на папиросы?». Дмитрий Кириллов: А в 1990-е годы Юрия Владимировича просто одолели попрошайки. «Сами мы не местные», – эта знаменитая фраза буквально витала в московском воздухе. Она стала своеобразным паролем для жертвователей, мол, «Внимание! Это мошенники!». Но Никулин продолжал помогать всем. Максим Никулин: Как-то мне это надоело, он за столом сидел, а я напротив. И я ему говорю: «Слушай! Ну, не в деньгах дело совсем, понимаешь? Мне бы хрен с ними, не жалко. Ну, или жалко там, но не очень. Не последние. Но ты же понимаешь, что они нарочно спускаются по лестнице и говорят про себя: какой же лох Никулин! Как мы его развели, понимаешь! Идиот». Вот я говорю: «Тебя это не трогает никак? Не обижает? Не задевает?». А он так сидел, он любил так сидеть, голову подпирал рукой, потом поднял глаза на меня и говорит: «Мальчик! А вдруг это правда?». И у меня аргументы все, все иссякли. Дмитрий Кириллов: С больной головы на здоровую власти неожиданно переложили ответственность за старый цирк на Цветном бульваре. Свежеиспеченному пенсионеру Никулину отдали разрушающееся на глазах здание и большой коллектив, ожидавший, как манны небесной, приход нового руководителя. Юрий Владимирович, засучив рукава, принялся искать деньги на ремонт цирка. Больше года он фактически прожил в приемных различных министров, которые, отшучиваясь, не помогали ему совершенно. Максим Никулин: При завершении какого-то последнего круга, то есть, дальше уже ничего нет, безнадежность, ему кто-то сказал, что надо идти и лично писать письмо на Рыжкова Николая Ивановича, того премьера. Потому что кроме него вопрос никто даже не возьмется решать. И он туда пошел, а почему. А мы все там сидели в дирекции. Временно была здесь, на Петровском бульваре, тоже в военном здании на две комнаты. Мы все сидели, ждали. Ушел Никулин. Ну, потому что все, или пан, или пропал. А потом он рассказывал: «Я пришел в кабинет, там стоит длинный стол, Рыжков во главе, а по краям стола на стульях сидят все те, кто ему уже 10 раз отказывал. И Рыжков говорит: «Ну, вот, товарищ Никулин, видите, просит построить цирк». Те говорят: «Николай Иванович, мы же говорили, нет возможности сейчас, нет возможности». Он помолчал, сказал: «Ну, ладно, не построим два колбасных завода, зато в Москве будет цирк». И подписал». А мы все сидим на нервах. И пришел Никулин, сел, шапку положил на стол и сидит. И мы все сидим. Короче, хорошая пауза. Он глаза поднимает и говорит: «Ну, что сидите-то? Подписал». А-а-а! В магазин побежали там. Дмитрий Кириллов: Возведение нового здания было поручено финским строителям. Контролировал работы лично Герой соц. труда, Народный артист Советского Союза Юрий Никулин. Работы не прекращались ни днем, ни ночью. И уже через два года цирк вновь распахнул свои двери. 29 сентября 1989 года состоялось торжественное открытие нового здания старого Московского цирка на Цветном бульваре. Буквально с первых представлений, как только зал заполнился заливистым детским смехом, всем стало понятно, что началась новая история старого цирка. Коллектив получил здание, а многие сотрудники и новые квартиры. Ведь Никулин с маниакальной упертостью продолжал ходить в Мосгорисполком с просьбами улучшить жилищные условия того или иного артиста. Максим Никулин: Он прошел там с очередным прошением за какого-то артиста, ветерана. С квартирой-то помогли. Председатель Мосгорисполкома. Ну, он обычно приходил, там анекдот, еще чего-то там, и вот у нас чего-то там. Там, в принципе-то, уже привыкли: «Оставляйте бумажку. Рассмотрим. Ну, думаю, что поможем. Не первый раз. Уважаем цирк, Вас». А потом он возьми и спроси: «А у вас-то как с жилищным вопросом-то?». А отец говорит: «У меня замечательно, три комнаты в коммуналке, и мы там живем с родственниками, прекрасно все». Дмитрий Кириллов: Дружно. Максим Никулин: И тогда этот самый начальник, он так еще злопакостно огляделся, воровато, наклонился и вполголоса спросил: «Товарищ Никулин, вы идиот?». Он говорит: «Да нет, я честно говорю. У меня все хорошо». Он говорит: «Вот, возьмите ручку и листок бумаги. И пока вы не напишете мне заявление, я вас отсюда не выпущу». Дмитрий Кириллов: Юрий Владимирович все-таки получил новую квартиру. А еще договорился с мэром Москвы о выделении земли на строительство дома для артистов. Но 1990-е годы помимо свободы принесли еще и беды. Криминальные разборки не обошли стороной даже цирк. В 1993-м году был убит коммерческий директор и друг Юрия Никулина Михаил Седов. На голову Юрия Владимировича свалились счета, сметы, цифры, отчеты, договоры. Видя, что отец буквально задыхается от проблем, Максим принял решение срочно начать помогать отцу. Он пришел к нему работать. Так цирк неожиданно занял все свободное и несвободное время жизни Максима Никулина. А сегодня здесь работают и сыновья Максима Юрьевича, Юрий и Максим. А значит, история династии Никулиных продолжается. Максим Никулин: Мы все в этом убеждены, что он с нами. Мы за него чокаемся, когда пьем. Младший сын мне рассказывал. У него машина антикварная Бьюик 1960-х годов какой-то. Здоровая эта дура 7-метровая. И он около дома там что-то с ней, ее там протирает или не протирает. Детская площадка. И он краем глаза видит – девочка стоит маленькая, ну, лет 8-10, может быть, где-то так. Интеллигентного вида девочка, одета аккуратненько. И говорит: «Здравствуйте». – «Здравствуй». – «Красивая у вас машина». Он говорит: «Спасибо. Мне тоже нравится. Приятно». И вдруг в пандан говорит ему: «А вот интересно, на какой машине ездит Никулин?». Он говорит: «Какой?» – «Ну Юрий Никулин, артист». Макс говорит: «Ну вообще, насколько я знаю, он последние годы ездил на Мерседесе». Она говорит: «А почему ездил?» Он говорит: «Ну потому что его сейчас нет с нами. Годы проходят, люди не вечные. Они уходят из жизни». Она говорит: «Да нет, не может быть, я же его несколько дней назад по телевизору видела». За что такая всенародная любовь? А это уже не актерское, это человеческое. В человеке было очень много, очень много было добра, очень много было искренности, очень много любви, возможности и желания, главное, помочь, идти навстречу. Этого всегда мало бывает. Это все в дефиците, в недостатке. А в человеке это все было, он со всеми этим делился. Вот поэтому так все и любили, так тянулись. Тянутся к хорошему в любом случае – к искренности, к теплу. А он был таким человеком. Дмитрий Кириллов: Поэтому и в Цирк Никулина идут – потому что знают, что Никулин здесь… Максим Никулин: Я надеюсь, я надеюсь, что к нам идут люди еще потому, что мы ни разу никого не обманули. Мы не разу не схалтурили, мы не разу не выпустили абы какую программу, хотя были сложные годы. По существу, цирк для любого человека – это его первое свидание с культурой. И от того, что он там увидит… Потому что маленького человека ведут не в Большой театр сначала и не в филармонию или не в Третьяковку, а ведут в цирк: это проще, доступнее, это понятнее. И вот от того, что он там увидит, возможно, будет сформировано то, кем он в конце концов и станет. И был замечательный такой у нас режиссер, француз, мы дружили. Пьер Бидон. Я его пригласил сюда поставить спектакль в цирке. На пресс-конференции перед премьерой кто-то из коллег спросил: «Мсье Бидон, Вы назвали проект «Планета Цирк». Вы имели в виду, что со всей планеты съехались в Москву артисты, чтобы показать свое?» Он говорит: «Ничего общего нет. Я совсем о другом хотел сказать. Я хотел показать, что в мире есть две планеты. Одна большая планета – планета людей. А вторая маленькая – планета Цирк». Вот на большой планете все время происходит какая-то хрень: там войны, там измены, там предательства, там убийства, там коррупция, наводнения, землетрясения, цунами. А на маленькой этого ничего нет. Может быть, заставит эту большую планету хоть чему-то научиться у маленькой. Потому что здесь мир чище. Я не идеалист. Я прекрасно понимаю, о чем я говорю. В цирке невозможны конфликты на национальном уровне. То, о чем все сегодня пишут, говорят, что это беда и прочее, прочее. Нет здесь национальностей, в цирке. Одна национальность – артист. Какой у тебя цвет кожи, это твое личное дело. Главное, что ты умеешь сам делать. В цирке не может быть конфликтов на религиозной почве. Один бог – это манеж. Все на него молятся. И сам цирк. А кто ты, иудей, мусульманин – никого не волнует. Et cetera, так много. Здесь практически нет места ни наркотикам, ни серьезному алкоголю и прочему, потому что просто не сможешь работать – помрешь. У тебя получится. И отношения честнее просто. Они проще. Но в том они и честнее. Сейчас если сравнивать с другими цехами искусства, то здесь в разы меньше интриг, какого-то коварства, какого-то там, подставок, еще чего-то, еще чего-то. Просто не до того людям – работать надо и репетировать надо. Если какой-то конфликт – ну может по морде дать, потом сядут, водки выпьют вместе. А писать что-то там, это все сложно, это все время. Так что как-то так. Дмитрий Кириллов: Я хочу пожелать вам, чтобы как можно дольше вы сохраняли эту планету. И будущие поколения, кто придет за вами, чтоб они тоже хранили эту планету. И действительно тогда нам всем будет немножко веселей и теплей, и радостнее жить. Спасибо вам. Максим Никулин: Мы постараемся. Дмитрий Кириллов: Спасибо. И с днем рождения! Максим Никулин: Спасибо!