Дмитрий Кириллов: Этот человек вот уже 35 лет с успехом доказывает, что хор – это праздник, а не унылое зрелище. Его артисты никогда не стоят на сцене статично и не ныряют с головой в нотные партитуры, так что глаз артиста не видно. У Михаила Турецкого все немножко по-другому, ну или совсем по-другому. Одни ругают его за подачу великой вокальной классики под слишком уж облегченным, попсовым соусом, а другие стоя аплодируют за смелые эксперименты. Уже давно имя Михаила Турецкого известно не только в России, но и далеко за ее пределами. Его проекты, арт-группы «Хор Турецкого» и «SOPRANO Турецкого», заняли свою нишу в нашем шоу-бизнесе. Турецкий создал продукт, аналогов которому в мире просто нет. Соединив лучшее, что есть в классическом и эстрадном репертуарах, он вызывает массовый ажиотаж на своих концертах, словно маг-волшебник колдует массовым сознанием, и все с радостью готовы петь и плясать под дудку Турецкого, вернее, под руководством народного артиста России Михаила Борисовича Турецкого. На сцене – артисты, в зале – его верные зрители, и все в это мгновение жизни по-настоящему счастливы. Михаил Борисович, спасибо вам огромное! Вы – герой моей программы, «Моя история». Я вспоминаю, мой первый учитель Михаил Борисович Турецкий преподает мне и говорит: «Так, давай, кисть спокойно...» Михаил Турецкий: А это так было, да? Дмитрий Кириллов: Конечно. Московская капелла мальчиков. Михаил Турецкий: Капелла мальчиков. Дмитрий Кириллов: Конечно. Михаил Турецкий: То есть у нас такая встреча произошла через годы, века и расстояния? Какая неожиданность, а! Дмитрий Кириллов: Капелла мальчиков. Я помню наш сводный хор, когда мой учитель... Я так гордился сводным хором: Камбург слева, Турецкий стоит, дирижирует сводным хором... Михаил Турецкий: У меня есть фотография, где мне 21 год или 22, стоит хор из ста мальчиков... Дмитрий Кириллов: Это мы! Михаил Турецкий: Я такой стройный, как струна, и... Вы знаете, я очень гордился... «Ты знаешь», поскольку я могу с тобой на «ты»... Дмитрий Кириллов: Да, учитель! Михаил Турецкий: Я заходил когда, там 50–70 мальчиков находятся в одной аудитории, пока там никого нет, – ты представляешь, что это вообще происходит? Это просто землетрясение. Вот они между собой... Они же не сидят спокойно и не стоят... Дмитрий Кириллов: Конечно. Михаил Турецкий: Они ждут учителя, ну как бы, но они переворачивают с ног на голову всю эту атмосферу. И мне нравилось: когда заходил я, закрывал дверь, восстанавливалась мертвая тишина. Дмитрий Кириллов: Да! Михаил Турецкий: Я думал: неужели я настолько свирепый изнутри?.. Почему они так меня боятся? А мне всего-то 21 или 22 года. Но мои организаторские или какие-то энергетические такие способности... Дмитрий Кириллов: Энергетика шла! Михаил Турецкий: Парни чувствовали, что я сейчас приду и все будет как я захочу. Дмитрий Кириллов: «Нет, с этим не забалуешь». Михаил Турецкий: И мне очень нравилось. Дмитрий Кириллов: С юных лет Михаил Борисович Турецкий умел вызвать среди коллег уважение и священный трепет, но тем лидер, видимо, и отличается от остальных – лидеров слушают. Так уж сложилось в его жизни: многое пришлось пройти в одиночку. Миша Турецкий – поздний ребенок, появившийся в семье работника подмосковной фабрики, ветерана Великой Отечественной войны Бориса Борисовича Эпштейна и нянечки, работавшей в детском саду, Беллы Семеновны Турецкой. Родители жили очень скромно, с утра до ночи работали и многого себе не могли позволить. Но главное, что смогли сделать Борис и Белла, – на всю жизнь сберечь свою любовь. Миша рос в атмосфере абсолютной любви и потому никогда не чувствовал себя в чем-то обделенным. Первое, что хочу, – низкий поклон вашим родителям. Это абсолютно великие люди. Михаил Турецкий: Спасибо! Согласен! Дмитрий Кириллов: Читаю биографию мальчишки: отцу – 50, маме – 40. Михаил Турецкий: Да-да. Дмитрий Кириллов: Они просто-напросто героически рожают... Михаил Турецкий: В советское время решиться на это... Дмитрий Кириллов: Решиться могла только героическая совершенно женщина. Михаил Турецкий: Да, мама моя ничего не боялась. Она через такое прошла, что ей... Она прошла через войну, она потеряла всех своих родных в Белоруссии. Ей было 17, она чудом уцелела, потому что отец ее в 17 лет привез в Москву из Пуховичей (это белорусское местечко под Минском). Всех закопали живьем ее родственников, ее предков, отца, мать, бабушку, дедушку, брата, сестру... То, что она вообще как-то этот стресс... Она его через всю жизнь пронесла, и то, что она вообще как-то выдержала... То есть она жила на станции метро «Белорусская» с папой в 7-метровой комнате. Папа уже в июле месяце ушел на фронт, 1941 год, а она в сентябре одна, ребенок, что такое 17 лет, без пяти 18... То есть она узнает об этом, одна, ни родственников, ни знакомых, ни друзей... Дмитрий Кириллов: ...муж на фронте. Михаил Турецкий: ...муж на фронте... Как вот такое можно выдержать психологически, непонятно. Что делает эта героическая женщина? В этот же вечер она садится в поезд и уезжает в город Горький, потому что у нее там какая-то была подружка, и подружка ее устраивает в эвакогоспиталь работать медсестрой. То есть у нее были какие-то навыки, она быстро обучалась. И она практически несколько лет работала в Горьком. Почему Горький для меня, или Нижний Новгород, становится родным городом? Потому что мама уже начиная с детских лет меня туда возила, для нее это был очень важный город, она там сумела выжить. И она реально ветеран, как и отец, два ветерана, у нее и награды были, и книжечка была. То есть это реально очень серьезная женщина, сильнейшая. Как можно с этим стрессом справиться, это вообще... Через всю жизнь она это как бы пронесла. Но утрачены корни, т. е. она даже не могла мне объяснить, что такое, откуда фамилия Турецкий берется. Дмитрий Кириллов: Раскопал? Михаил Турецкий: В Западной Белоруссии где-то было такое местечко, где проживали евреи, Турец, и вот оттуда все Турецкие. Но мама моя не знала происхождения фамилии, потому что у нее даже фотографии ни отца, ни матери не осталось, ничего. То есть она как-то уехала в Москву, не веря, что муж такой серьезный, что увезет... То есть она уехала с маленьким чемоданчиком, ни фотографий, ни документов, ничего. Дмитрий Кириллов: А про встречу рассказывали? Ведь это же любовь практически с первого взгляда. Михаил Турецкий: Да. Мой папа... Дмитрий Кириллов: Как он ее нашел? Михаил Турецкий: Мой папа, которому было 18, приехал в Москву учиться, это было в 1931 году. И он грамотный парень, очень усидчивый, сделал уже определенного рода к 1940 году карьеру, ему было уже в тот момент 27 лет. И он, поскольку он всегда был умным парнем, не хотел не москвичке жениться – он хотел из Белоруссии привезти себе невесту, из Белоруссии, чтобы ему было понятно ментально. Это очень неглупая затея. Дмитрий Кириллов: Конечно. Михаил Турецкий: Поехал он, мне рассказывает, 60 километров от Минска, вот эти Пуховичи, и он встретился со своими родственниками, говорит: «Покажите мне ваших невест». Он рассказывает: «Они ведут меня. Улочка такая, хатка бедняцкая, завалинка, лавочка, и девочка очень симпатичная вечером в курточке в какой-то, играет на гитаре с красивыми коленками». Он мне рассказывает: «Я им говорю, своим родственникам: «Эта девочка мне нравится!»» – он немножко картавил. И дальше следующий эпизод, разговор с отцом: «Какой у него нос, вы сами видите: то, что не обманет, мы ручаемся». То есть папа мой практически с первого взгляда... Мало того, не с первого взгляда – он сделал предложение через, не знаю, 20 минут. Дмитрий Кириллов: Посмотрел и сказал: «Это мое». Михаил Турецкий: Но уехал, уехал. А они неглупые люди, они в октябре 1940 года звонят в Москву: «Ты же обещал жениться – куда ты уехал?» Дмитрий Кириллов: Да. Михаил Турецкий: «Возвращайся». Короче, мой папа возвращается в Белоруссию, берет мою маму, везет ее к своей маме знакомиться. Он мне рассказывает: «Мама на идише говорит: «Зачем тебе нужен этот ребенок?!»» Дмитрий Кириллов: «Что ты с ней будешь делать?» Михаил Турецкий: Мама моего отца считала очень грамотным, взрослым, серьезным мужиком, парнем, потому что он действительно в 14 лет потерял отца... Отец был кузнец и от воспаления легких умер в Могилевской области, шестеро детей, и отец уже в 14 был взрослым. Она говорит: «Кого ты привез? Это же ребенок», – а с этим ребенком мой отец прожил 66 лет, на минуточку, 66 лет, и, говорит, ни капли не пожалел. «Мне повезло с женой», – он всегда говорил. Отец ушел на фронт, 4 года был на войне, закончил войну в Берлине, был в батальоне химзащиты под Ленинградом... Дмитрий Кириллов: Он же Ленинград освобождал, да? Михаил Турецкий: Защищал Ленинград, участник прорыва, есть у него награды за это... Дмитрий Кириллов: Он правда пешком из Берлина дошел? Михаил Турецкий: Он говорит, что он вернулся только к августу домой, т. е. он шел пешком. Дмитрий Кириллов: Мама дождалась своего единственного родного человека с войны, получается. Михаил Турецкий: Да. Вот дальше такой эпизод, много про него не говорили. В 1947 году родился мой старший брат. Как они там жили... Ну, жили в 7-метровой комнате, я знаю, втроем, это было непросто, на Белорусской... Дом до сих пор этот стоит, дом 35, напротив депо сейчас, тогда это был троллейбусный парк, Лесная улица, Белорусский вокзал... Дмитрий Кириллов: Родина. Михаил Турецкий: Это мое, родное. Роддом Крупской, где уже родился я и мой старший брат... Поэтому я когда делаю «Песни Победы на Белорусском вокзале», я представляю своего отца, который приехал на Белорусский вокзал, я представляю, как возвращались люди с войны... Здесь все мое детство прошло. Сюда я шел пешком, мне было 11 лет, на станцию метро «Белорусская» и ехал на Красную Пресню в хоровое училище Свешникова, где мне приходилось учиться, догонять... В 6 утра я в 11 лет сам брал ключ от хорового училища, от класса, потому что в коммунальной квартире заниматься было невозможно, а мне надо было много заниматься... Вот как это все было. Это мой район, мой вокзал. Я говорю, это моя страна, мой город, мой вокзал Белорусский. Когда отцу исполнилось в 2008 году 95, уже мамы, к сожалению, в тот момент не было, он ее немного пережил, я сидел и говорил: «Пап, у меня есть мечта, вернее, две мечты. Первая – отметить твое столетие на сцене Государственного Кремлевского дворца, ты этого достоин». В 95 он еще читал стихи и нормально, вальсировал даже. Он так смотрит на меня, ну типа: «Если буду жив...» Но у него какая-то закралась тоже мечта своя пойти навстречу моим желаниям. «И вторая мечта – концерт в Берлине, «Песни Победы». Я тебе обещаю как фронтовику». Вот я помню этот жест [пальцем у виска], он так... Он в полном был сознании, улыбался, юморил. Говорит: «Тебе никто не даст». Дмитрий Кириллов: Но надо знать Михаила Борисовича: Турецкий может пробить любые стены и даже дойти почти до Рейхстага. Все это будет позже. А пока на дворе 1984 год, и аспирант дирижерско-хорового отделения Института Гнесиных, недавно женившийся на однокурснице Елене, Михаил Турецкий становится молодым отцом. У Лены и Михаила рождается дочь Наталья. Чтобы прокормить семью, Михаил работает сразу на трех работах. Михаил Турецкий: Это 1985 год, дефицит... Дмитрий Кириллов: Перестройка, ничего нет. Михаил Турецкий: Ничего нет. А ты работаешь в магазине ночным директором. Дмитрий Кириллов: Что это значит, ночной директор? Михаил Турецкий: Ночным директором, т. е. ты оставался в большом универмаге, универсаме, на втором этаже универмаг, внизу универсам. То есть тебе доверяют весь магазин на всю ночь двоим, два человека через ночь должны были работать. Мы договорились работать втроем по одному, ну то есть ставку четверых делим на троих и работаем по одному через две ночи на третью. Ну, сложно понять... Дмитрий Кириллов: Да. Михаил Турецкий: Короче, я в магазине оставался один. Это была очень сложная работа, очень сложная, потому что ты всю ночь принимаешь машины с продуктами. То есть должна приехать машина с белым хлебом, вторая машина с белым хлебом... Я прямо как сейчас это все помню: 18-й хлебозавод, 9-й хлебозавод... Потом машина с черным хлебом, это лотки такие, их надо было все перегружать... Потом машина с молоком, молочные продукты, сырки, творожные изделия... И как русская рулетка, мы это называли, колбаса. Колбаса приходила не каждую ночь. Дмитрий Кириллов: Едет, колбаса едет. Михаил Турецкий: Да. Но вот когда на твою смену приходится колбаса, это прямо проклятье, т. е. 1,5 или 1,8 тонны тебе надо было перевесить и загрузить в холодильник. Она могла прийти днем, могла прийти не в твою смену, но она приходила вот периодически, и это прямо... Это такое дикое невезение. Особенно, вот ты говоришь, у меня в 08:30 уже в Капелле мальчиков начинались занятия, и я старался где-то в 07:20 выехать со Строгино через Динамо, где я жил, принять душ, что-то позавтракать, в 08:30 как-то успеть... И вот вдруг в 7 часов утра приезжает колбаса, а у тебя в 08:30 занятие уже, и ты понимаешь... Дмитрий Кириллов: Как ее принять? Михаил Турецкий: ...что это минимум час... Это мне дало такой жизненный опыт невероятный! Просто со всеми этими мужиками, с водителями, с грузчиками, с экспедиторами... Дмитрий Кириллов: Еще нужно было следить, чтобы это просто-напросто не разворовали, да, я так понимаю? Это же дефицитный товар. Михаил Турецкий: Слушай, колбаса... Вот ты грузишь, батон колбасы 7 рублей стоил. Ты такие кроватки, там такие лотки загоняешь на весы... Ну ты отвернулся там, не знаю, ну как-то это все... Ты один, а их двое. И надо было так построить с ними отношения, чтобы было им стыдно у тебя умыкать. Это уже стали мои друзья, и они уже не могли меня обокрасть. Дмитрий Кириллов: Психология! Михаил Турецкий: Даже иногда могли помочь, помочь подгрузить что-нибудь такое. Вот такие отношения. Они видели, что я выживаю, сейчас на другую работу поеду, у меня ребенок недавно родился... Все было сложно, но это такое... Дмитрий Кириллов: Школа жизни. Михаил Турецкий: Я тебе скажу, это еще не все работы. Дмитрий Кириллов: Так. Михаил Турецкий: Наступала суббота, вечер, я садился за руль своего «Жигуленка» и ездил. Никогда не объявлял цену. Когда мне давали деньги, я говорил: «Положите». Дмитрий Кириллов: Красиво. Михаил Турецкий: Ну, когда объявляешь, там уже закон... Дмитрий Кириллов: Барыжничество. Михаил Турецкий: Обходишь закон чуть-чуть... Это же все незаконное предпринимательство... Дмитрий Кириллов: А так – добрая услуга. Михаил Турецкий: А тут ты едешь так, тут типа... А водил машину я хорошо, потому что занимался автоспортом, и у меня это очень хорошо получалось. Единственное, жадность мешала мне вовремя закончить рабочий день. Например, я уже в 2 часа ночи подъезжаю к дому: «Все, – думаю, – сейчас посплю». И вдруг встает какая-то рука. Как-то из любопытства чисто... Он говорит: «Орехово-Борисово». Я говорю: «О-о-о, нет-нет, не поеду». Он: «Десять рублей». Дмитрий Кириллов: Ох! Михаил Турецкий: Это парализует волю абсолютно. И после этого у тебя прямо судороги, когда ты настолько, после такой рабочей недели без выходных, по ночам работаешь, днем сеешь разумное, вечное в капелле, работаешь в церкви, работаешь там, работаешь сям – где только ни работал! Дмитрий Кириллов: В Гнесинке! Михаил Турецкий: Но какой жизненный опыт, я тебе хочу сказать! Вот я всему там научился. Дмитрий Кириллов: Опыт, полученный в советской торговле, как и другие трудовые участки – преподавательская деятельность в институте, частный извоз и еще до кучи работа в театре у экспериментатора-режиссера Юрия Борисовича Шерлинга – не могли не отразиться на умении легко вгрызаться в любую халтурку. Но то, что появится дальше, окажется самым главным делом – хор при Московской синагоге. Разве это не путь к успеху? Работа-то поначалу не приносила особо денег... Начиналось все 35 лет назад: появился хор... Михаил Турецкий: ...Московской синагоги. Дмитрий Кириллов: ...Московской синагоги, совершенно некоммерческий проект. Михаил Турецкий: Я считаю, рождение этого коллектива – 1990 год. Я уже начал как молотобоец там работать. Я придумывал-придумывал и придумал. Просто это не было так значительно, чтобы ради денег люди ходили. Они не ходили ради денег – они ходили ради идеи, но деньги тоже были. Они видели мой азарт, мой блеск в глазах, мой ажиотаж, мою веру и мой восторг музыкантский от музыкального материала, за который... Восторг музыкантский – понимаете, что это такое? Дмитрий Кириллов: Конечно. Михаил Турецкий: Это состояние экстаза. Потому что я открыл для себя небольшой, но очень самобытный план музыки хоровой – еврейская религиозная музыка. И я в Нью-Йорке накопал такой репертуар... Две недели я провел в 1990 году в марте месяце в библиотеке... Дмитрий Кириллов: Нарыл сокровищ. Михаил Турецкий: Нарыл реально такую музыку... Я сейчас вот ее послушал, видео: я такой вихрастый... Смотрю – какие руки, мануальная техника, как я это все... ! Только Гнесинку закончил несколько лет назад, понимаешь, оно как все... Рука все говорит. И они все так смотрят на меня, как вот когда на дудочке играешь, а эти все идут, идут за дудочкой. Дмитрий Кириллов: Турецкий шаманит, шаманит. Михаил Турецкий: И вот я смотрю, невозможно за этим не идти, потому что столько страсти, столько энергии, столько энтузиазма... Дмитрий Кириллов: У Турецкого в рукаве козырь – суперпрофессиональные певцы и редчайший репертуар, который не звучал в СССР нигде и никогда. Прекрасная работа, отличная семья... Вот только все рушится в одночасье: в автокатастрофе погибает жена Михаила Лена. Молодой, успешный музыкант в 27 лет становится вдовцом, на руках остается маленькая дочь, он с Наташей неразлучен. Чтобы не сойти с ума от горя, Михаил вгрызается в работу. Коллектив много гастролирует, Наташу воспитывает бабушка Белла. И вот Михаил берет дочь на гастроли в Америку. Успех оглушительный! Но продюсеры этого не ждали – им нужен был коллектив, вызывающий сострадание, чтобы спонсоры подавали таким несчастным артистам из голодной России побольше денег на пропитание. Михаил Турецкий: Они хотели под такой коллектив собирать деньги у богатых американцев, а коллектив, который приезжал молодой, конкурентоспособный, музыкально талантливый, не вызывал это жалкое желание давать ему деньги. Дмитрий Кириллов: Не подадут уже, да? Михаил Турецкий: Да. И они там на Пятой авеню решили: «Турецкий может деньги собирать сам, он недоговороспособный, мы скоро не сможем им управлять. Давайте как-то искать кого-то другого». Я прихожу к парням (это все прямо было в Америке) и говорю: «Парни, вот я ухожу, ну потому что меня как бы увольняют, но вы все оставайтесь, чего вам, потому что я ухожу в никуда». И произошел феноменальный ход конем: вот вся компания ушла со мной в никуда. Дмитрий Кириллов: В никуда. Михаил Турецкий: И я вот так сижу, а со мной дочка 8-летняя была, это был 1992 год, по-моему. Я сижу вот такой, пешеходная зона под Нью-Йорком, в шортах: меня уволили, обратных билетов нет, ничего нет, и коллектив ушел со мной, и вроде как моя ответственность, они все ушли и думают, что я что-то придумаю, сидят в гостинице. И я вот так вот сижу, у меня портфель такой и дочь, я отец-одиночка. Я такой сижу, и у меня реально текут слезы из глаз. И она говорит: «Папа, а почему ты плачешь?» Я говорю: «Ну, понимаешь, вот у меня нет заводов, газет, пароходов, есть только музыка, есть только звуки, которые я не знаю, как правильно пристроить», – ну как-то я пытаюсь объяснить. Дмитрий Кириллов: Ну да. Михаил Турецкий: Она говорит: «Пап, ну ты же приносишь радость людям, а это лучше, чем заводы, газеты и пароходы. Вставай, хватит плакать». И какое-то начало там происходить чудо. Потом у нас появился контракт в 1995 году, мне пришлось располовинить свой творческий коллектив, американская группа кормила и русскую, потому что с названием «Еврейский хор» никакого промоушена в России было без спонсоров вообще никак, т. е. не было аудитории: либо евреи, либо любители музыки. Дмитрий Кириллов: Некоммерческое название, что ж такое-то. Михаил Турецкий: «Мужской камерный еврейский хор» – все некоммерческое, с точки зрения маркетинга все убивает, убийство. Дмитрий Кириллов: А уж для шоу-бизнеса это вообще. Михаил Турецкий: «Хор» убивает, «камерный» убивает... Дмитрий Кириллов: «Камерный», да. Михаил Турецкий: Когда я в 1995 году разбил группу на две части и поехал в Нью-Йорк, а потом в Майами на контракт, это было вот очень неплохое время, когда мы как раз вот этому нашему новому шоу-бизнесу там учились. То есть там хор начал мутировать из классики в эстраду. То есть хор на эстраде – это мое изобретение, арт-группа – это мое изобретение, но при этом все хоровые фишки и все хоровые [элементы] никуда же не делись. Дмитрий Кириллов: Если судьба тебе дает шанс, лови его, держись за него, и ты победишь. Так и произошло много лет спустя, когда руководитель хора при Московской синагоге Михаил Турецкий встретил на своем пути народного артиста Советского Союза Иосифа Кобзона. Вот жил Кобзон себе спокойно, пока не появился Турецкий. Он поймал великого человека и заразил его своими сумасшедшими идеями. Михаил Турецкий: Мы познакомились с Иосифом Давыдовичем Кобзоном на концерте, я его пригласил на концерт в консерваторию, когда я вот решился на концерт в 1995 году. Битковый аншлаг вдруг, такой большой успех, мы очень тщательно подготовились, уже и опыт был артистический большой... Дмитрий Кириллов: Ну да. Михаил Турецкий: ...и репертуар сумасшедший, еврейские песни, Хор Московской синагоги. И вдруг появляется Иосиф Давыдович. Я не ожидал, что он придет; мы ему отправили приглашение... Дмитрий Кириллов: Пришел? Михаил Турецкий: Пришел с огромным букетом цветов, сказал комплимент, что ему очень понравилось. И следующий этап, поскольку мне было очень сложно продвигать свой коллектив в России, я понимал, что мне нужна какая-то поддержка или государственный статус... Вот как это случилось? Я до Иосифа Давыдовича Кобзона из Майами, где я работал на контракте, пытался дозвониться тысячу раз. То есть я не преувеличиваю, что это была тысяча звонков. Мобильных телефонов не было, тысяча звонков. Дмитрий Кириллов: Названивал. Михаил Турецкий: Я подъезжал к автомату, телефону, набирал – телефон занят. Ну, из Америки – телефон занят, занят, занят... Потом раз так! – трубку секретарша: «Иосиф Давыдович на гастролях, извините, до свидания». Я говорю: «Можете месседж оставить?» – «Ну, звоните позже». В общем, короче, в какой-то момент, на тысяча сто первый раз мне удалось с ним поговорить: «Иосиф Давыдович, вы были у меня на концерте, у меня есть предложение, я разработал проект небольшой, «Еврейские песни о главном», – включите меня в ваш тур к 60-летию. Нас восемь-девять человек, по бюджету мы проходим в любую организацию». Он спрашивает: «Сколько будет стоить ваш концерт?» Я говорю: «Иосиф Давыдович, уводить сейчас наш разговор этот тяжелый телефонный в коммерческую плоскость – это подписать себе смертный приговор». Я говорю: «Ничего не будет стоить. Давайте на три концерта мы с вами поедем, на три концерта, а вы там дальше решите». Он говорит: «Когда будешь в Москве?» Я: «Тогда-то, тогда-то». – «Приходи». Прихожу, а Иосиф Давыдович в это время прилетел откуда-то... Он все время в этот Бурятско-Агинский округ мотался... И вот он утром оттуда, без сна, садится в машину, и я ему... Он: «Поехали со мной, у меня тут концерт или выступление», – время 12 дня, куда-то он едет. А я ему рассказываю: «Вот такая песня здесь [напевает], здесь будете петь вы, здесь буду петь я...» И я смотрю, ему так хорошо, под это он отрубается... Он сидит спит, но одним глазом на меня поглядывает. И потом рассказывает свои впечатления, когда мы очень подружились: «Слушай, абсолютно городской сумасшедший. И я понял, – говорит, – что надо брать!» Дмитрий Кириллов: Первый совместный концерт в Таллине, и сразу ЧП: в зале неожиданно отключается звук. Микрофоны не работают, образовалась пауза. И тут быстро ориентирующийся в пространстве Турецкий предлагает Кобзону петь без микрофонов. Кобзону с его голосовым аппаратом микрофон вообще не нужен, но Иосиф Давыдович оценил смелость Турецкого. Ребята пели прекрасно! Михаил Борисович Турецкий прошел боевое крещение. Началась долгая, многолетняя дружба и совместная работа Иосифа Кобзона с коллективом Михаила Турецкого. Михаил Турецкий: Если говорить серьезно, то это была такая школа, такое счастье! Мне реально так повезло с крестным отцом! Потому что он меня не учил – я сам вокруг него учился. То есть концерт 4 часа, мы свое отработали 30 минут, все ушли, а я остался за кулисами и смотрю, как микрофон держит, что говорит... Дмитрий Кириллов: Как себя ведет... Михаил Турецкий: ...как расставляет песни, как общается с аудиторией... Дмитрий Кириллов: Какое уважение к зрителям! Михаил Турецкий: Даже не сидит в гримерке, никогда не сядет в гримерке в брюках, в которых выйдет на сцену, не сядет в брюках. Дмитрий Кириллов: Стрелочка, да, чтобы... ? Михаил Турецкий: Не сядет, не сидит. Не приезжает в костюме, с улицы не придет на сцену – уважение к зрителю. Свои кодексы. Дмитрий Кириллов: В шоу-бизнесе свои правила и законы, и хоть идея Михаила переименовать хор в коллектив имени себя у Кобзона вызвала поначалу отторжение, позже мэтр смирился, послушав аргумент своего друга, мэра Юрия Лужкова: «Дай парню свободу, не держи в рамках! Пусть на свет появится «Хор Турецкого», новый бренд». Так оно и вышло. С появлением в репертуаре песен военных лет и лучших композиций советской послевоенной эстрадной классики идея спеть эти песни в Берлине стала более ощутима. Она все эти годы жила в душе Михаила Турецкого, и хоть отца уже не было в живых, концерт состоялся, Михаил свое слово сдержал. Михаил Турецкий: Еще, помню, Регина Флемминг, она немка, но она хорошо понимает русскую ментальность, она тогда журнала Forbes была главный редактор, она говорит: «Миш, это невозможно, ну перестань этим заниматься», – это был февраль 2017 года. Я с ней решил посоветоваться, что я еще не так делаю. Она говорит: «Невозможно. Им это невыгодно». Но чем вот эта пружина серьезнее сжимается, тем, когда она вырвалась на свободу... Произошло какое-то чудо, я до сих пор не могу объяснить. Бургомистр Берлина Михаэль Мюллер в апреле вдруг дает нам на 7 мая разрешение на Жандарменмаркт... это главная такая огромная историческая площадь с монументальными зданиями, в километре от Рейхстага... И вот эту площадь они вдруг нам согласовывают на 7 мая. И реально, я не мог даже поверить, что это возможно. Это большое место было, площадь огромная, тысяч 20 народу было на этой площади, 20. Ветераны сидели, огромное количество людей стояло. Дальше на всех местах, где можно видеть это, на балконах, на крышах, на монументах, там какие-то львы, на этих львах висели люди... Это действительно была очень большая буря. И мне нравились немцы. У меня есть очень много интервью снятых, когда выходит немец: «Я помню ту войну, я был ребенком, – говорит, – я помню, когда приходили русские солдаты и пели эти песни. То, что мы сегодня сохранили отношения, и то, что на этой площади происходит сегодня, – это просто грандиозно! Это просто сенсация!» – говорит немец. И для меня это было очень важно, потому что на площади очень много было людей, не понимающих русский язык. Мы пели в т. ч. и «Катюшу» на немецком языке. Все эти истории до 2022 года, они прошли идеально. В 2022 году, я очень люблю эту шутку, композиция, за которую нам раньше аплодировал Евросоюз, раньше аплодировали Северная Америка, Канада, Япония... Дмитрий Кириллов: Стоя. Михаил Турецкий: …теперь аплодирует Китайская Народная Республика, страны БРИКС, пять стран Юго-Восточной Азии, двенадцать стран Латинской Америки, включая Никарагуа! Дмитрий Кириллов: И Венесуэлу. Михаил Турецкий: Да, и Каракас, Венесуэлу. То есть, вы знаете, мы проехали вот с 2022 года всю Латинскую Америку три раза, и мы гордимся тем, что мы пели у статуи Христа в Рио-де-Жанейро. На центральной площади был один концерт в Рио-де-Жанейро и в большом, огромном театре, как Большой театр у них. И Вьетнамская Народная Республика, наш партнер и друг, вот они тонкие, sensitive... Дмитрий Кириллов: Тонко настроенные. Михаил Турецкий: Чувствительные люди. Дмитрий Кириллов: И к песне русской тонко настроенные. Михаил Турецкий: Вы знаете, они поразительно подготовлены. Они все наши старые военные, старые советские, русскую классику – все знают, прекрасно реагируют. «Прощай, любимый город» – они встали и начали петь все хором. Ну как так? «Прощай, любимый город...» Дмитрий Кириллов: До слез. Михаил Турецкий: «Подмосковные вечера» поют везде. Дмитрий Кириллов: Это вообще. Михаил Турецкий: Ты должен их удивить еще чем-то, каким-то вокалом невероятным, какой-то постановкой, какой-то красотой, красивыми русскими женщинами, что нам дает проект SOPRANO. Дмитрий Кириллов: И плюс знанием их музыки. Михаил Турецкий: Они так смотрят... И мы обязательно, там SOPRANO на тайском, например, может что-то спеть. Мы прекрасно уже поем на китайском языке. Не знаю, получится ли у меня этот эксперимент, но я пригласил на работу парня из Китая, 23 года, музыкального и очень коммуникабельного, который говорит по-русски, но родился в Китае. И я говорю: «Парни, вот с этого момента мы перестаем петь абракадабру на наших концертах. Вот пока не будет ОТК, никакого больше варианта петь на чужом языке, лишь бы там они: «Ну молодцы, они постарались нам сделать приятное»...» Дмитрий Кириллов: «Как могли». Михаил Турецкий: «Ничего не поняли, но молодцы», – нет: если взялся за грудь, говори что-нибудь, т. е. ответственность надо нести за то, что ты делаешь. Если поешь на китайском, значит, ты должен петь так, чтобы хотя бы слова были понятны. Дмитрий Кириллов: Бесконечные гастроли по всему миру – это неотъемлемая часть работы популярных артистов. Так шли годы, сменялись города и страны. Дочь Наталья выросла, и в жизнь Михаила Турецкого заглянуло долгожданное счастье. В одной из гастрольных поездок по США на концерте Михаил увидел девушку, которая нарушила его покой и сон. Лиана оказалась гражданкой США, родители ее еще ребенком привезли из Советского Союза. Но не знали они, что в жизни их дочери появится Михаил Турецкий, который увезет дочь обратно в Россию. Первым делом Михаил закрутил с Лианой телефонный роман и названивал любимой изо всех отелей, где останавливался. Ну и о любви. 1 440 долларов заплатил Михаил Турецкий за 6 часов разговора... Михаил Турецкий: Откуда эта цифра? Дмитрий Кириллов: В Америке, чтобы позвонить любимой женщине, 4 доллара минута. Михаил Турецкий: Да! Дмитрий Кириллов: Если 6 часов... я просто помножил... 1 440 долларов заплатил. Михаил Турецкий: Молодец! Да, у меня не было мобильного, и я поднял трубку и чувствую: если я сейчас трубку опущу (мы разговариваем), то она почувствует, что я жадный. Она понимает, что это дорого, и мы разговариваем. И я понимаю, что сейчас... Дмитрий Кириллов: Пошел второй час... Михаил Турецкий: ...начнешь что-нибудь рассказывать, что «я тороплюсь» или что-то, потому что катит масть, она понимает, что я никуда не тороплюсь, мне абсолютно нечего делать... То есть я где-то там пришел вечером после концерта, завтра утром улетаю в другой город, делать мне нечего... И вот мне пришлось продержаться на этом звонке... Действительно дорого, тогда моя доля, наверное, за четыре концерта это была. Дмитрий Кириллов: Но это стоило того, влюбился. Михаил Турецкий: Влюбился – значит пропал, называется. Дмитрий Кириллов: Пропал. Как можно было девушку, которая прекрасно была упакована, жила... В Техасе, да, у нее, по-моему, в Далласе? Михаил Турецкий: Да-да-да. Дмитрий Кириллов: Жила в своем доме, все в порядке. Вернул в Советский Союз! Михаил Турецкий: До сих пор не понимаю, зачем она это сделала. Ну вот ей нравится жить в России. А потом, у нас несколько дочерей как результат. Дмитрий Кириллов: Вы же многодетный родитель! И дочери поющие? Михаил Турецкий: Поющие, симпатичные, неплохо воспитанные. Ничего так, в этом плане, да, повезло. Сына, правда, нет, но это в следующей жизни. В этом воплощении с сыном я не справился, придется в следующем. Дмитрий Кириллов: Девушки появились, уже 15 лет! Михаил Турецкий: SOPRANO в этом году празднует 15-летие. Коллектив, которым я горжусь, именно тем, что они друг друга держатся уже много лет. Потому что женский коллектив в нашей стране, если там перечислять, кто сколько продержался... Много же было, не знаю, и «Сливки», и «Стрелки», и «ВИА Гра», и SEREBRO, ну как-то конкретно вот мы никого не видим, где это все сейчас. Даже группа Spice Girls продержалась и то 6 лет, потому что женщине очень трудно... Во-первых, мужчина влезает, берет на себя ответственность и разрушает женский коллектив очень часто. Но вот здесь в чем секрет успеха? В том, что эти девушки не случайно в этой профессии – они с 4-х лет занимались музыкой, т. е. они уже служат ее величеству музыке, служат с детства, с юности. То есть они уже не случайно. Устроить личную жизнь, в караоке спела песню, красивая и смелая пришла устроилась, под «фанеру» что-то поет – у нас это невозможно. У нас надо петь вживую и многоголосно уметь, это только минимум 10 лет образования. Я очень горжусь этим коллективом. Я считаю, что он один во Вселенной такой, созвездие женских голосов, одна лучше другой. И это большие артисты, у них опыт, и я их гонял в хорошем смысле этого слова по регионам... Дмитрий Кириллов: Выжили. Михаил Турецкий: Выжили, вышли с честью, и они выходят с честью. Сейчас уже я их берегу, они чуть-чуть стали старше, тогда было 23, сейчас уже так, надо уже их беречь... Но у них еще целая жизнь впереди творческая. Дмитрий Кириллов: Мужской состав есть, женский состав есть – надо сделать еще детскую школу Михаила Турецкого, чтобы все как-то вот... Михаил Турецкий: Комплект. Дмитрий Кириллов: Комплект. Михаил Турецкий: Сделаем. Какие наши годы, как говорят. Вы уже начали эту тему, что все только начинается. Дмитрий Кириллов: Пусть будет впереди! Дай Бог вам здоровья! А мы будем ходить на ваши концерты с огромным удовольствием и счастьем, что у нас есть такой коллектив и такой Михаил Турецкий! Михаил Турецкий: Спасибо! Дмитрий Кириллов: Спасибо, мой дорогой! Михаил Турецкий: Спасибо!