Дмитрий Кириллов: Маквала Касрашвили. Имя этой легендарной певицы, покорившей своим вокальным и актерским даром весь мир, неразрывно связано с Большим театром. Народная артистка Советского Союза по званию и безусловно истинная примадонна. Примадонна совсем даже не по характеру, а по статусу, абсолютно заслуженному. Ведь Касрашвили – это давно уже не просто оперная певица, а она настоящий бриллиант в нашем национальном достоянии. Вот уже 55 лет Маквала Филимоновна выходит на сцену родного Большого театра. И сегодня, как и полвека назад, на нее идут зрители, чтобы встретиться с великой певицей, услышать ее несравненный голос. Дмитрий Кириллов: Вы помните этот день, этот час, когда вы впервые вошли в двери Большого театра? Маквала Касрашвили: Когда я шла со своим педагогом, с Верой Александровной Давыдовой, это известная меццо-сопрано, солистка Большого театра, она со мной поехала на прослушивание в Большой театр. Это было в феврале 1966 года. Когда мы подходили к Большому театру, я поскользнулась и упала. Дмитрий Кириллов: Перед колоннами? Маквала Касрашвили: Перед колоннами, да. Она сказала, что это хорошее предзнаменование. Когда я вышла на сцену Большого театра, я увидела огромное это пространство, темное. Я, конечно, испугалась. Я в зале никого не видела. Был свет на сцену. И я спела – даже не помню, как это все прошло. И после прослушивания я ушла со сцены, ко мне подходили люди и приветствовали. Подошла одна, это была Тамара Синявская, которая подошла и поздравила меня. Дмитрий Кириллов: Вы еще не знали, что это Тамара, просто девушка. Маквала Касрашвили: Тамара уже была в стажерской группе, год работала. Потом ко мне подошел еще Владимир Атлантов. Для меня это вообще было что-то невероятное, ощущение, что я как в сказке какой-то нахожусь, что это нереальное. Дмитрий Кириллов: Это была настоящая победа как для Маквалы Касрашвили, так и для ее педагога Веры Давыдовой – блистательной певицы, легенды Большого театра. Ведь Давыдова не хотела брать Маквалу в свой класс. Ну не произвела она на нее поначалу никакого впечатления. Моя подруга, которая со мной вместе приезжала на прослушивание, она поступила уже раньше меня и училась у Давыдовой. Естественно, она меня поддерживала в желании, помогала всячески. Я не пошла к педагогу, к которому меня определили. Я сидела на лестнице у дверей квартиры Давыдовой и ждала, когда она сжалится. Дмитрий Кириллов: Как в кино. Как Фрося Бурлакова в фильме. Маквала Касрашвили: Я тогда была, конечно, упитанная. Она говорила, об этом я часто вспоминаю: «Зачем она мне нужна – квадратная как мой стол и безголосая?» Дмитрий Кириллов: Как обидно было. Надо же было как-то сердце растопить. Маквала Касрашвили: Все-таки она сжалилась. Дмитрий Кириллов: Сколько дней вы сидели? Маквала Касрашвили: Месяц. Дмитрий Кириллов: Вот тоже характер. Кто кого. Маквала Касрашвили: Но она меня взяла. И потом начала со мной заниматься, вытаскивать мой голос. Когда я училась у нее, мы с подружками снимали комнату в подвале. И, естественно, у нас были, нам платили какую-то стипендию, но нам этого не хватало, наверное, я думаю. И когда мы приходили, она часто звала меня к себе домой заниматься. Дмитрий Кириллов: Кормила? Маквала Касрашвили: Кормила всегда. И я помню, часто бывало, когда я уходила от нее, я в сумке своей обнаруживала деньги. Дмитрий Кириллов: Как вторая мать она была, получается. Маквала Касрашвили: Это просто невероятной теплоты, доброты человек. Дмитрий Кириллов: И как тонко, да? Подсунуть какую-то денежку. И вроде и вас не смущать. Какая же она молодец. Я думаю, что для вас это, конечно, знаковый человек в вашей жизни, эта встреча. Маквала Касрашвили: Она меня сформировала, как человека, можно даже сказать. Дмитрий Кириллов: Пройдут годы – и Вера Давыдова с гордостью будет говорить о Маквале Касрашвили, своей любимой ученице, как о выдающейся певице: «Ее голос редкой красоты и огромного диапазона, теплый, лирический, раскрылся словно бутон южной розы благодаря умению учиться у великих, впитывать все, как губка, и трудиться день и ночь». Маквала Касрашвили заняла свое почетное место в списке лучших вокалистов мира и вошла в золотой оперный состав Большого театра. Маквала Касрашвили: Это такое счастье, что судьба мне подарила эту жизнь мою, которая прошла в этих стенах. Я хочу сказать, что это моя самая сильная любовь в моей жизни – Большой театр. И я счастлива, что нахожусь сейчас в стенах Большого театра и с вами разговариваю и имею возможность рассказать вам историю своей жизни. Дмитрий Кириллов: Грузия – любимая, теплая и солнечная, она словно создана для пения. Ее талантливые жители всегда отличались особой музыкальностью. В Грузии поют все. И, казалось бы, ничего необычного в том нет, что запела маленькая Маквала (Ежевичка – именно так в переводе с грузинского звучит это красивое имя). Ведь все начиналось совершенно не так романтично и не так радостно. Какие впечатления детские у вас остались в памяти? Маквала Касрашвили: Что меня толкнуло, в смысле в эту профессию, когда я это все ощутила. Тогда, в те годы, естественно, не было ни телевидения, было только радио. И по радио очень часто передавали классическую музыку. И пели выдающиеся итальянские певцы. И пели грузинские наши известные певцы, которые пели в Тбилисском театре. Передавали записи грузинских опер. И мне это понравилось. И я попробовала как-то подражать. Дмитрий Кириллов: А вы пели все подряд, что по радио передавали? И мужские? Маквала Касрашвили: И мужские арии я учила, пела. Потом сама оставалась одна в квартире, сама пела. И был такой случай, когда я попала со своей подругой, с которой я училась в школе, попала в пионерский лагерь. И там она сказала, что я могу петь, что на открытии пионерского лагеря она может спеть. И они заставили меня спеть. Дмитрий Кириллов: Выступление Маквалы поразило публику. Девочка пела, как профессиональная певица, хотя было ей неполных 13 лет. Такому самородку место в Тбилиси – ей нужно срочно учиться! Но мама не смогла отпустить свою несовершеннолетнюю дочку в чужой город. Маквала – ее главная помощница по дому: на ней младший брат, стирка, уборка, готовка. Маме было непросто растить детей без мужа. Маквала Касрашвили: На моих глазах происходила ее трагедия, когда они расстались с моим отцом. Дмитрий Кириллов: Вы уже видели, помните этот момент? Маквала Касрашвили: Я помню, когда он приехал из другого города домой. У них произошла ссора. И это было зимой, когда был снег почти 80 сантиметров. И я босиком побежала за ним. Конечно, я его не догнала, но это была огромная трагедия для нас. Мама все-таки была очень, как я уже понимаю и понимала, мне было 11 лет, она была очень сильная. И она не показывала нам свои переживания и старалась найти любую работу, чтобы нас прокормить. Потому что отец нам не помогал. Дмитрий Кириллов: Вот это воспоминание детское – осталась травма, когда вы бежали за отцом. Маквала Касрашвили: Конечно. Дмитрий Кириллов: Когда вы уже стали знаменитой, он узнал, кто такая Маквала? Маквала Касрашвили: Он узнал, конечно. Дмитрий Кириллов: Но он никогда не заводил разговор. Он жалел о своей ошибке? Было в нем какое-то раскаяние? Маквала Касрашвили: Наверное, но на эту тему мы не разговаривали. Дмитрий Кириллов: А мама как реагировала? Она не простила его, наверное. Маквала Касрашвили: Она, наверное, простила. Но она с ним не так общалась. Дмитрий Кириллов: Перегорело все. Маквала Касрашвили: Да, да, конечно. Годы прошли, конечно. Дмитрий Кириллов: Но он гордился, когда понял, от кого он убежал. Маквала Касрашвили: Гордился, да. Дмитрий Кириллов: А вот есть одни данные такие, из проверенных источников, что у вас все в руках горит. Вы можете и гвоздь забить, и все что угодно сделать. Это из детства пошло - умение самое решить, все вопросы бытовые? Маквала Касрашвили: В те времена в Кутаиси к нам ходили, проверяли счетчики электронные, сколько мы жжем электричества. Мы знали, когда они придут. И я выключала счетчик, когда мы пользовались. Я научилась, как это сделать. Дмитрий Кириллов: Нашла лазейку. Маквала Касрашвили: Да, лазейку. Кто-то меня научил, я сейчас не могу вспомнить. Я этим занималась. Потом если что-то перегорало, я это чинила. Электрическое. Даже помню, когда потом уже в Москве мой концертмейстер Лиля Могилевская, мы жили в одном доме, этажом выше она жила. И когда мы переехали туда, я ей вешала люстру в комнате. Так что это старые какие-то навыки мне пригодились. Мы потом вспоминали и смеялись над этим. Дмитрий Кириллов: А еще Маквала Касрашвили – заядлая гонщица. Прокатиться с ветерком по автобану со скоростью 200 км/ч – любимое занятие. Не бояться трудностей, не бояться скорости, идти с улыбкой вперед – вот ее жизненный девиз. А если к трудолюбию еще добавить чуточку везения, тогда уж точно все сложится, как надо. Таким безусловным везением для выпускницы Тбилисской консерватории Маквалы Касрашвили стало знакомство с руководителем оперной труппы Большого театра Анатолием Орфеновым. Маквала Касрашвили: Случайно Орфенов Анатолий Иванович, заведующий оперной труппой Большого театра, он ехал в Баку и проездом был в Тбилиси. И, естественно, они повидались с Давыдовой, потому что они друзья. Мы вместе работали в Большом театре. И она ему сказала: «Не хочешь послушать мою Ежевичку? Вот концерт для студентов». И он пришел на этот концерт. И после концерта она меня позвала и познакомила с ним, а он сказал: «А вы не хотите приехать в Москву и спеть прослушивание в Большом театре?» Для меня это вообще было что-то невероятное, понимаете? Я даже не мечтала. И, наверное, для Веры Александровны тоже. Дмитрий Кириллов: Что сразу в Большой театр. Маквала Касрашвили: Да, сразу в Большой театр. Меня хотели в Тбилисский оперный театр взять. И он уехал. И через 2 недели мы получили телеграмму, что, вот… Я не помню сейчас. Это февраль месяц, начало февраля. Мы ждем вас такого-то числа февраля, извиняюсь, что я точно не могу сейчас сказать. Дмитрий Кириллов: Но вы поняли, что это не шутка, да? Маквала Касрашвили: Да, да, конечно. Дмитрий Кириллов: Что он действительно запомнил вас. Это был не сон. Маквалу Касрашвили зачислили в труппу Большого театра. Пройдет всего пару лет – и молодую певицу заметит сам Борис Александрович Покровский, главный оперный режиссер страны. Маквала Касрашвили: Борис Александрович Покровский – это великий оперный режиссер, великая личность. Потрясающий человек. И я думала, что он все-таки всем не говорил, что ты такая толстенькая, но я упитанная была, да. И на Татьяну? Я разве могла мечтать исполнить Татьяну или Наташу Ростову в спектаклях Покровского? И вдруг он что-то увидел во мне. И он меня назначил на партию Татьяны. Он захотел услышать, как я это пою, сцену письма. Когда я пришла к нему и спела, он сказал: «Ты что, Маквалочка? Почему вы так поете как восьмидесятилетняя старуха? Это какая сцена? Сколько лет было Татьяне? Какое она письмо пишет и что происходит с ней в этот момент?» Какие там слова, которые, допустим, Татьяна пела, обычно все пели иллюстрацией. Кто ты, мой ангел или коварный искуситель? Она даже не знала слово коварство, не знала она, еще в жизни с этим не сталкивалась. Я то, что слушала, всегда вот ныли, ныли. И он совсем перевернул все представление о пении, характере образа и о прочтении правильном музыкальной линии. Он со мной работал. Назначил на партию Наташи Ростовой. Тоже со мной работал. И он меня просто раскрепостил. В жизни если я немного такая очень сдержанная, в спектакле, вот «Млада» у нас шла потом попозже, я даже могла взять палку в лаптях и в длинных лохмотьях бегать, вот так держать и бегать, как будто я на лошади, как дети играют в детстве. Он заставлял. Я могла на сцене делать все. Дмитрий Кириллов: «На сцене ты личность, а не просто певица», - вот такие наставления получала юная Маквала от старших товарищей Галины Вишневской и Мстислава Ростроповича. Это знакомство перевернуло всю ее жизнь. Вишневская, услышав голос Касрашвили, немедленно написала о ней восторженную рецензию в журнале «Большой театр», этом престижнейшем издании, где она позволила себе удовольствие четырежды назвать Касрашвили профессионалом. Вишневская взяла ее под свое крыло, учила отношению к профессии, к людям, к жизни. За эту дружбу Маквале Филимоновне пришлось дорого расплачиваться. Касрашвили с трудом выпускали за границу и выбрасывали из всех списков на присуждение любых званий и наград. Но никакие трудности не смогли заставить ее отвернуться от своих друзей, которых она считает своими ангелами-хранителями в профессии. Маквала Касрашвили: Конечно, это главная дружба и на всю жизнь. Она все время меня опекала. Она была для меня кумиром, во всех отношениях. Ходила на все ее репетиции, на все ее спектакли. Никогда не пропускала. Все эти годы, пока она была, пела на сцене Большого театра. И часто я бывала у них дома. Кроме этого, еще вдруг появился Мстислав Леопольдович, который должен был дебютировать как дирижер в «Евгении Онегине». И пела Галина Павловна, а во втором составе он предпочитал со временем уже меня. Он со мной работал. И когда театр куда-то выезжал, в Германию или куда, где он дирижировал спектаклями, после Галины Павловны пела я. Иногда даже бывало, когда мы были у них дома, он говорил, Маквалидзе он меня звал, сказал: «Галочка, ты недостаточно ее любишь». Это он просто так. Ее любовь – это было ее ко мне огромное внимание и доверие. Она всегда мне давала советы, что петь, что пока еще рано, не надо эту партию петь. Когда мы с ней иногда ходили в главный буфет Большого театра, и у меня рука тянулась к булочке, она меня по руке и говорит: никаких булочек. Я помню, когда она ходила в коридоре, проходила около оперной канцелярии, мы, молодые солисты, там собирались, все выстраивались у стенки и смотрели на нее, как на богиню. Дмитрий Кириллов: Она же, по-моему, вас и какому-то стилю, в одежде пыталась что-то? Маквала Касрашвили: Да, да, вы знаете. Это да, конечно. Кстати, насчет стиля. Когда в «Тоске» она пела в Большом театре премьеру, Покровский меня назначил в третьем составе. Я не была с самого начала. Там была Милашкина и Вишневская. И когда мне сказал: «Какое платье тебе сшить?» А там Милашкина выступала, пела в костюме от художника. А у Вишневской было другое платье. Я же не знала об этом, я потом узнала. И когда мне показали, какое хотите: такое или такое? Я сказала: как у Вишневской. И Вишневская пришла на оркестровую репетицию, когда я пела на сцене Большого театра, она же не знала об этом. А это была ее инициатива, она для себя это сделала. Цвет красный, алый, чтобы явление Тоски из глубины сцены. Это был очень эффектный выход. Я хотела тоже. И когда я вышла, она сказала: «Это кто разрешил?» Да, она была права, конечно. Я же не знала. Но потом это платье покрасили в вишневый цвет темный, я всю жизнь пропела в этом платье. Дмитрий Кириллов: В начале 1970-х на глазах Маквалы Филимоновны стали разворачиваться поистине драматические события. Ростроповича и Вишневскую, друживших с опальным писателем Солженицыным, власти заносят в черный список и перекрывают кислород: отменяют все концерты и гастроли. На фирме «Мелодия» запись голоса Галины Павловны в партии Тоски была уничтожена по приказу сверху. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения. Потерявшие работу, Ростропович и Вишневская были вынуждены уехать из Советского Союза. Дмитрий Кириллов: А вы ее провожали? Маквала Касрашвили: Я провожала его, да. А потом мы попрощались с Галиной Павловной перед ее отъездом. Вы вспомнили ахашени, она обожала грузинские вина, а ахашени – особенно. И я взяла бутылку ахашени. Она сказала: «Приходи». А это была последняя капля. Решили уехать на два года в творческую командировку. Они же не собирались эмигрировать и т.д. Просто это был для них огромный удар. И что люди, которых он считал своими друзьями, они как раз делали гадости. Именно в этот момент. Ростроповичу. Он об этом рассказал, как раз перед тем как он сам первым вылетел из Советского Союза. И потом Галина Павловна должна была уже через некоторое время улететь за ним, улететь с детьми. Дмитрий Кириллов: Я так понимаю, что вот эта ваша дружба, которую вы никогда не скрывали, там наверху узнали, наверное, что вы с неугодными артистами общаетесь. Маквала Касрашвили: Конечно. А еще были в 1975 году гастроли исторические оперы Большого театра в «Метрополитен-опера». И они год как уехали, жили в Вашингтоне. И вдруг друзья, там Алексей Масленников, наш солист, и Лиля Могилевская, они мне говорят, что звонила Ольга, дочка Ростроповича, и сказала, что родители приехали, мы в Нью-Йорке и хотим с вами встретиться. Естественно, мы согласились, с радостью вышли, сели в такси, которое приехало за нами, Оля сидела там, ее не видно было почти, лежала на полу. Мы сели и уехали. Дмитрий Кириллов: Америка. Тоже в вашей жизни была Америка. И был «Метрополитен». И удивительная история, как судьба сложилась, что вы же могли бы в Америке вообще остаться там. Маквала Касрашвили: Это тоже связано с Вишневской и с Ростроповичем. После 1970-х, в 1975, когда были гастроли Большого театра, я получила очень хорошую рецензию. Я пела тогда в первом составе премьеру «Войны и мира» и «Игрока» Прокофьева. И получила хорошие отзывы. После этого на 1979 год они пригласили меня с Мазуроком на их постановку «Онегина» в «Метрополитен». Дмитрий Кириллов: «Выпускать из страны подругу Вишневской? Ни за что! Касрашвили занята в театре, никакой Америки!» - вот таким был вердикт руководства «Большого». Пока не вмешался министр культуры Демичев, обожавший певицу. И Маквалу Филимоновну все-таки выпустили из Союза. Когда на легендарной сцене «Метрополитен» зазвучал голос Касрашвили, всем присутствующим в зале стало ясно, что перед ними выступает настоящая звезда. Певицу услышал знаменитый дирижер Джузеппе Патане. Покоренный ее талантом, он стал настаивать, чтобы Маквала осталась делать карьеру в Америке. Маквала Касрашвили: Он сказал после «Тоски»: «Скажите, у вас есть семья?». Я говорю: «Нет». Говорит: «Вот мой совет. У вас такие данные, что вы можете остаться здесь. Вы сделаете здесь карьеру. Останьтесь здесь». Но как я могла вообще подумать остаться там и вообще оставить всех своих родных и вообще театр? Не могла. Тем более – в те годы. Это же вообще! Кому это могло прийти в голову? Дмитрий Кириллов: Вот этот случай, когда вы сказали как раз «Нет». Там же, по-моему, Паваротти вас слушал? Маквала Касрашвили: Это было, да. Паваротти и Ричарелли были первым составом, я была только на страховке. Я как-то не думала, я занималась в классе, сценически проходила на всякий случай. И в один прекрасный день я прихожу, в зал иду. Сидит Паваротти в зале, поет какой-то другой тенор, который на страховке. Паваротти отдыхает, как потом выяснилось. И мне сказали: «Мисс Касрашвили, на сцену!» Я не распевалась, ничего. Я иду туда, мне сказали, что Катя неважно себя чувствует, пожалуйста, пройдите репетицию. Я думала – «Ну спою вполголоса». Я вышла, вполголоса не получилось. Я спела в голос. И когда второй акт закончился, самый главный, и я шла к себе, в свою гримерную, Катя меня встретила, сказала: «Маквала, браво, браво. А сейчас я пойду». Дмитрий Кириллов: Испугалась. Маквала Касрашвили: А потом просто я познакомилась с Паваротти, и он хотел даже, чтобы я перешла от своего импресарио к его импресарио. Как это я могла, когда этот человек со мной работал, и вдруг поменять? Я не пошла, конечно, не пошла на прослушивание. Дмитрий Кириллов: Маквала Филимоновна, все-таки вы все эти административные интриги, все прошло мимо вас. Знаете, бывают артисты, которые, помимо пения, еще занимаются своей карьерой. Они интригуют, они придумывают, с кем надо разговаривать, с кем не надо разговаривать. Как менять импресарио. И идут по головам. Но для вас было главное пение, а уж подвести человека вы не могли. Это не западный подход, понимаете? Примадонны должны быть коварными, должны всех предавать и идти по головам. Тогда это получалось. И Паваротти вам предлагал путь примадонны, чтобы вы пошли к его импресарио. Маквала Касрашвили: К импресарио, чтобы он бы мне сделал прекрасную карьеру. Дмитрий Кириллов: Конечно. Но он же сказал Кате Ричарелли: «Берегись этой девочки»? Маквала Касрашвили: Да это было, он сказал, я об этом не знала. Он просто, когда меня услышал, он меня поздравил. Как раз после этого и пригласил перейти к своему импресарио. Но Зураб Соткилава был в Модене, откуда Паваротти, он там пел. И он с ним познакомился там. И даже он был у него в гостях. Он, как раз Зураб мне рассказал, он вспомнил, он же знал, что он грузин, ваша, говорит, и в Большом театре Зураб тоже пел, ведущий солист. Он ему сказал, что ваша сопрано с длинными волосами, имя не мог никак выговорить, вышла. И он рассказал про этот случай. Что он захотел отдохнуть, не петь, выпустил страховку. И Катя тоже решила отдохнуть, и вышла, говорит ваша эта с длинными волосами. Я потом говорю Кате: «Смотри, а то тебе не видать Метрополитен». Дмитрий Кириллов: Но, несмотря на отказ певицы эмигрировать в Америку, Метрополитен ангажировал Касрашвили на будущие сезоны. И тут в дело вмешалась политика. Ввод советских войск в Афганистан на 7 лет прервал культурные связи двух стран. А в 1981 году в биографии певицы появился Ковент-Гарден. Приглашенная звезда Большого театра 4 сезона подряд блистала на лондонской сцене в роли донны Анны в моцартовском «Дон-Жуане». Это был настоящий триумф. Искушенная лондонская публика стоя аплодировала советской певице, поразившей слушателей не только мощным и красивым голосом, но еще и умением филигранно петь Моцарта. Ведь на западе считалось, что русские Моцарта хорошо петь не могут. Но остаться в Англии – нет. Для Касрашвили и речи не могло быть. А как же родина, многочисленные друзья, Большой театр, мама, самый дорогой человек на свете? Маквала Касрашвили: Я уже была народная Советского Союза. Но, знаете, мама, очень модно было до того, как я стала певицей, учиться на врача. И мама мечтала все время, чтобы я стала врачом. Но ей не пришлось, потому что я все время рушила ее планы. И я помню, когда она в Москву переехала, это был конец 1980-х. И она ходила на мои спектакли, ее сажали в ложе бельэтажа. Там, где артисты сидели всегда, сейчас это директорская ложа. И встречали ее все, поздравляли, она была счастлива. Но она всегда говорила: «Все-таки надо было тебе стать врачом». Дмитрий Кириллов: Еще одна фигура знаковая в вашей жизни – Елена Образцова. Маквала Касрашвили: Когда я поступила в театр, были концерты для молодых, солисты Большого театра участвовали в концертах в филармонии. И она, после того как я спела, она подошла ко мне, поздравила и мы познакомились. И после этого мы даже в спектаклях встречались, на сцене в спектаклях, я пела Прилепу, она пела Полину. И как-то мы тоже подружились. Потому что с ней дружила Тамара Синявская тоже. Она раньше меня с ней подружилась. И мы втроем. Дмитрий Кириллов: Такие три девицы? Маквала Касрашвили: Три девицы, да. Мы дружили. Дмитрий Кириллов: Тоже всю жизнь дружили. Маквала Касрашвили: Всю жизнь дружили. Дмитрий Кириллов: Вот, может быть, Образцова увидела то, что вы восхищались ей. И то, что у вас не было ни зависти. Она увидела, что вы искренне ее успехам радуетесь. Я думаю, что это было решающим моментом. Маквала Касрашвили: Может быть, может быть. Потому что я всегда восхищалась, когда меня что-то захватывало настоящее, я восхищалась, преклонялась. Я вообще могла говорить взахлеб. Знаете, что она мне говорила? «Маквалка, приходи сегодня на концерт, будешь меня вдохновлять. Когда ты сидишь, я лучше пою». Дмитрий Кириллов: Уход из жизни Елены Образцовой стал невосполнимой потерей для мировой оперной сцены. А для Маквалы Касрашвили и Тамары Синявской – личной трагедией, потерей близкой подруги. И сегодня Касрашвили и Синявская неразлучны, как и полвека назад, когда, будучи еще студентками, музицировали в общественном транспорте на глазах изумленных пассажиров. Маквала Касрашвили: Мы садились в начале улицы Горького тогда, сзади троллейбуса, там последнее сиденье было. И ехали до улицы Расковой, где жила Тамара, к ней домой. И ее мама нас угощала свиными отбивными, вкуснейшими, которые я даже до сих пор вспоминаю, не могу забыть вкус. И мы, значит, пели там что-то. В основном она начинала какую-то русскую песню, а я как грузинка всегда находила второй голос. Дмитрий Кириллов: Тоже подстраивалась? Маквала Касрашвили: Подстраивалась сразу. Мы пели эти песни. Дмитрий Кириллов: Вы никогда не жалели, что у вас не сложилась вот такая красивая история, как у Тамары, например, с Муслимом, что в судьбе так получилось, что вы не встретили того человека, который бы всю жизнь был рядом с вами? Маквала Касрашвили: Как-то вот не везло, можно так сказать. Я встречалась, в смысле, я влюблялась, были чувства сильные. И даже казалось, что это единственное и настоящее. Но потом что-то получалось не так. Я не знаю, может моя вина тоже в этом. Слишком я была отдана театру что ли. Не знаю. Дмитрий Кириллов: Театр, получается, не захотел вас делить ни с кем. Маквала Касрашвили: Не захотел. Дмитрий Кириллов: Он стал главной вашей любовью. Маквала Касрашвили: Главной любовью моей жизни, это точно. Дмитрий Кириллов: Касрашвили, как говорят в спорте – играющий тренер. Будучи помощником музыкального руководителя театра, она продолжает воспитывать молодое поколение оперных певцов, причем, многим исполнителям и сегодня даст фору. Это ли не настоящее чудо – в 60 лет выйти на сцену Большого театра и на глазах восторженной публики предстать в потрясающей вокальной форме в партии Турандот? Бог дал ей голос и не отнял с годами. Она живет, окрыленная любовью к музыке, к своим друзьям, коллегам, ученикам, к своей профессии. Помогает всем, кому может, не завидует никому. Она – королева Большого театра. Маквала Касрашвили.