Дмитрий Кириллов: Павел Лунгин. Он ворвался в мировое кинопространство в начале 1990-х и, будучи состоявшимся 40-летним сценаристом, заявил о себе как режиссер – самобытный и очень яркий. Представил на суд зрителям свой первый фильм – «Такси-блюз». И мир понял, что этот режиссер пришел в киноискусство всерьез и надолго. А потому французы не раздумывая вручили дебютанту Лунгину Золотую пальмовую ветвь Каннского фестиваля. И Павел Семенович проснулся знаменитым. Французы не ошиблись. Лунгин стал удивлять даже самых критически настроенных зрителей с завидной регулярностью и продолжает это делать по сей день. Лунгина обожают актеры. Он мудрый режиссер. Он не снимает фильмы-однодневки, а потому является живым классиком мирового кино. Павел Лунгин – кавалер Ордена Почетного Легиона во Франции? Павел Лунгин: Нет, офицер. Дмитрий Кириллов: Офицер? Павел Лунгин: Да, это выше. Дмитрий Кириллов: Недаром ваша няня Матрена говорила: «Пашка, будет из тебя толк. Такой дисциплинированный». Павел Лунгин: Нет. Она говорила: «Когда ж ты будешь хорошеньким мальчиком?» И била себя троеперстием в лоб очень сильно. Дмитрий Кириллов: Руководство Студии имени Горького оказало всяческую поддержку вам, когда вы решили запуститься с фильмом «Такси-блюз» Павел Лунгин: Да. Они не с этим фильмом. Там даже речь шла о том, чтобы снять какую-то короткометражку. Но, конечно, несерьезно ко мне отнеслась студия Горького. Дмитрий Кириллов: Вы снимали «Такси-блюз», а в перерывах между дублями смотрели Съезд народных депутатов? Павел Лунгин: Это гремело. Это было очень интересно. Дмитрий Кириллов: На съемочной площадке вы тиран? Актеры боятся вас? Павел Лунгин: Да нет. Как можно бояться? Дмитрий Кириллов: Самыми главными друзьями в вашей жизни оказались ваши родители? Павел Лунгин: Так получилось. Конечно, и друзьями, и нет. Они все-таки были всегда родителями. Но и друзьями тоже. По крайней мере одиноко после того, как они ушли. Дмитрий Кириллов: А вы видели в своей жизни такую настоящую любовь, когда люди буквально растворялись друг в друге? Павел Лунгин: Видел, конечно. Это действительно была любовь моих родителей. Но там, может быть, даже как-то по-другому. Там просто один начинает воспринимать мир через другого. Дмитрий Кириллов: Вы предчувствовали, что у фильма «Остров» будет оглушительный успех? Павел Лунгин: Нет, абсолютно. Фильм «Остров» - я уж точно думал, что его посмотрят человек 50 вообще в этом мире. Дмитрий Кириллов: Вы приглашали в свои картины много первоклассных актеров. Но, пожалуй, Мамонов – такой знаковый актер в вашей творческой судьбе? Павел Лунгин: Да. Он в каком-то смысле мое открытие и мое творение. Актеры были и без меня актерами, а вот с Петей у нас уникальные отношения. И он стал уникальным актером поэтому. Дмитрий Кириллов: Павел Лунгин родился в необыкновенной семье. Изящные словесные дуэли, импровизация, юмор – и все это 24 часа в сутки. Еще бы! Папа, Семен Лунгин – знаменитый сценарист, автор таких киношедевров, как «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», «Жил певчий дрозд», «Розыгрыш». А мама, Лилиана Лунгина – лучший переводчик «Карлсона» во всем мире. Это подтвердила сама Астрид Линдгрен. И кем может вырасти мальчик в такой семье? Конечно же, большим режиссером. Вы родились в семье удивительных людей. Вы понимали, будучи ребенком, что у вас какая-то особая семья? Павел Лунгин: Может быть, и понимал все-таки. Потому что, во-первых, у меня всегда была очень интересная жизнь. Мой дом был открыт. Очень был открыт для друзей родителей и для моих друзей, которых я всегда приводил в дом. Вот, пожалуй, ни к кому так не приходили в гости и не торчали так, как у нас. Бывали такие вообще удивительные смеси, когда с одной стороны собирались за столом гости родителей (там сидел Некрасов, Фазиль Искандер), рядом мои семиклассники, и все вместе ели один суп. Знаете, тогда очень мало люди ходили в рестораны. Ресторанов было мало. Был ресторан Дома кино, но это было что-то иное. У моих родителей не было культуры ресторана вообще. Тогда были дома. Были какие-то открытые дома и были эти открытые кухни, на которых все сидели. Феномен кухни у нас был в чистом виде. Вот такой дом, довольно большая квартира досталась там от деда. Дмитрий Кириллов: Дед – архитектор же, да? Павел Лунгин: Дед – архитектор, да. Тогда она казалась огромной. Сейчас она уже кажется вполне небольшой по сравнению с настоящими дворцами. Но тогда казалась большой. И как-то она вся использовалась. Там жили люди постоянно. Дмитрий Кириллов: То есть в этот уютный дом слетались очень интересные люди. Павел Лунгин: Да. Но, с другой стороны, понимаете, никогда не надо… Чехов писал свои пьесы о том, как в уютных домах могут быть люди и несчастливы тоже. Вы не думайте. Всегда есть внешнее и внутреннее. Я хочу сказать, что конфликты были все равно. И противостояния были. Но это и была настоящая жизнь. Дмитрий Кириллов: Но то, что ваши родители несчастны, вы это не видели? Павел Лунгин: Нет. Дмитрий Кириллов: Потому что на ваших глазах действительно была такая история двух людей, которые нашли друг друга. Павел Лунгин: Они были действительно очень близки, да. Дмитрий Кириллов: Это судьба, что они встретились. А как они познакомились? Вам рассказывали родители как-то в детстве? Павел Лунгин: Не знаю. Как-то познакомились. По-моему, самым обыкновенным способом. Просто где-то встретились на Новом Году или где-то еще. Что-то произошло. Я знаю, что мама не брала никогда фамилию Лунгина, уже потом взяла. Но формально не сменила ее даже по паспорту, потому что она считала, что этот брак ненадолго. Дмитрий Кириллов: Оказалось – на всю жизнь. Они прожили вместе полвека и были неразлучны. Семен Львович знал все подробности детства Лилианы, дочери заместителя самого Луначарского, прожившей все детство вне СССР. Он говорил: «Нет, Лилечка, на 5 лет в день рождения тебе подарили не шубку с помпончиками, а вязаные варежки с оленями. А шубку тебе подарили на 6 лет». Ну что это, если не любовь? И потому, когда Лилиана и Семен творили вместе, обязательно получался шедевр. Павел Лунгин: Феномен Карлсона с его таким смешным эгоизмом, с его этими шутками, прибаутками, которые они придумывали вместе с отцом. Они тогда сидели. Я помню, как они переводили. Это было каким-то летом. Мы были в деревне. Какие-то смутные воспоминания. Мне было лет 10 тогда. И помню, что они сидели вместе за столом и смеялись, читали мне какие-то кусочки. Дмитрий Кириллов: Тут еще, наверное, природное чувство юмора у отца, у мамы. Нужно же было так придумать фразу, чтобы она зацепила и была смешной. Павел Лунгин: Он же как сценарист и драматург блестяще писал диалоги. И эти диалоги оказались очень важны, конечно. Дмитрий Кириллов: То есть можно сказать… Павел Лунгин: Найден характер. Только драматург может найти характер. Человек говорит 4 слова, и ты понимаешь, что это за человек, как он функционирует, что это за создание. Это, конечно, он умел делать прекрасно. Дмитрий Кириллов: Вообще у вас счастливое было детство. У вас была Мотя, чем-то похожа на Арину Родионовну. Павел Лунгин: Да, она появилась, как раз когда мама была беременна мной. В общем, ей на руки меня рожали, можно сказать. Потому что мама работала все время. Она должна была зарабатывать деньги, потому что тогда, когда был период космополитизма и антисемитизма, отца выгнали из Театра Станиславского, где он работал режиссером, и основная нагрузка была на ней. А Мотя занималась нами. Это какое-то особое существо. Она старая дева. Она из раскулаченных. В 16 лет из Рязанской области пришла в Москву в няньки. И в ней была какая-то смесь страшной самоотверженности, невероятной любви, и в то же время она, как я понял, всю эту тяжесть крепостного строя… Это была очень требовательная любовь к хозяину. Очень требовательная. Дмитрий Кириллов: То есть там не забалуешь? Павел Лунгин: Нет. Весь ее мир совершенно сопротивлялся тому, что это был дом такой безалаберный, дом открытый, дом, где все жили и обедали. И она считала, что это все дикое баловство, ужасно ругалась. Она говорила: «Иди, лови, бери. Тащи сюда всех. Корми их, Пашка, корми. Чего ж тут?» Дмитрий Кириллов: Конечно, уму непостижимо. Сели обедать в час дня – встали в 10 вечера из-за стола. Павел Лунгин: Действительно уму непостижимо. Может быть, единственный человек, которого мама побаивалась, была она. Но она, конечно, была необыкновенно ко мне привязана. Все-таки я был первый, кого она так воспитала от самого детства. Она и моего брата Женю любила. Но как-то уже по-другому. И, может быть, в ней я увидел такую преданную любовь, которую я больше и не видел в жизни. Мотя, конечно, невероятный человек. Как она кипятила белье! Это было целое произведение искусства. Так как она преданный человек, белье нельзя отдавать в прачечную. Это плевок. И был какой-то бак огромный медный, который она, как штангист, каким-то неуловимым движением ставила на плиту. И потом всю ночь там булькало, кипело, вздувались пузыри, она ковыряла это палкой. Да, Мотя была прекрасна. Она была религиозной очень, но как-то по-простому. Для нее скорее эта обрядовая сторона... Не знаю, что она понимала в сути христианства насчет любви, но обрядовая сторона была для нее важна. Я помню, как она молилась с этим даже стуком в пол лбом. И она говорила: «Пашка, что ж ты…» В общем, она смешно говорила. В ней была юродивость некоторая. Она, конечно, все это говорила и стучала себе в лоб, стучала себе в грудь, произносила какие-то обличительные монологи. И в то же время она как бы играла немножко в это. Я какую-то природу юродивости, которая потом у меня была и в «Острове», и в «Царе», понял у нее. ФРАГМЕНТ Павел Лунгин: Когда я еще учился на высших режиссерских курсах, со мной заключили договор по синопсису, который я написал там как учебный синопсис, и так я оказался на студии Горького. Дмитрий Кириллов: Как дипломный фильм был, да? Павел Лунгин: Да. И так я как-то туда и ходил. Я был сценаристом. Я не был режиссером. И так я туда как-то и остался на студии Горького. Так я никак на Мосфильм не перетянулся. Студия Горького пыталась быть развлекательной. Они не делали серьезных фильмов. Они делали, впрочем, симпатичные какие-то вещи. И я был обречен на развлекательный и детский кинематограф. А мне хотелось чего-то совсем другого, потому что уже товарищи мои и ровесники делали какие-то важные существенные фильмы. Короче говоря, у меня был какой-то кризис, я брал псевдонимы. Притом, что время от времени я делал даже успешные фильмы, какой-нибудь «Непобедимый». Его 50 миллионов посмотрело. Про создание самбо. Но у меня был явно какой-то внутренний кризис, когда мне было сложно относиться к себе с уважением. И я пытался прорваться, пытался пробиться. Но, конечно… Дмитрий Кириллов: Вы сидели в приемной часами, чтобы попасть к гендиректору. Павел Лунгин: Часами не принимали. Даже сейчас не знаем, что такое. Но это было, в общем, может быть, это было нормально для Советского Союза – «посиди-ка ты недельку». Дмитрий Кириллов: «Посиди, подожди в приемной». Потом ваша нервная система, по-моему, не выдержала. Вы все-таки попали в кабинет гендиректора? Павел Лунгин: Я ворвался туда и увидел, что он сидит один и пьет водку за чистым-чистым столом. Но он так профессионально смахнул стакан и луковицу. Никогда не забуду эту луковицу. Я там умираю, а он тут луковицу. В общем, я понял, что там нечего делать. На фоне такого большого красного знамени он сидел. Полированный стол. Но даже слишком как-то карикатурно. Дмитрий Кириллов: Вообще никаких бумаг не было? Павел Лунгин: Нет. Огромный полированный стол сверкал. Сзади было знамя. И он так профессионально смахнул, когда я входил. Дмитрий Кириллов: Как хорошо, что вы увидели эту картину. А так бы и ходили в студию Горького. Павел Лунгин: Нет. Я думаю, что уже… Они не совершенно не собирались. Понимаете, всегда была некоторая чуждость… Из-за того, что мама жила до 14 лет все-таки во Франции, она сама была такая непуганая и у нее не было того языка, который закладывается в каждого ребенка с детского сада, с 1 класса школы. И она мне как-то дала эту непуганость. Поэтому видно было, что я не свой какой-то, чужой. Не знаю, как передать это чувство. Короче говоря, в режиссеры я не годился. Но тут жизнь сама подвернулась. И я написал сценарий наконец-то. Сценарий попал во Францию. Во Франции его случайно перевели. Это цепь случайностей. Когда я сейчас вспоминаю, это просто цепь каких-то абсолютно нереальных случайностей. Французский продюсер сказал, что его интересует фильм, только если я буду его делать, потому что он знает авторское кино и тут есть явная авторская интонация. Дмитрий Кириллов: Вообще фантастика просто. Павел Лунгин: Фантастика. Потому что я никогда не смотрел. Я даже в камеру не смотрел. До сих пор не знаю объективы. Но вообще это и не нужно. Если ты умеешь что-то делать такое… Оказалось, что мне это просто легко. Дмитрий Кириллов: Создать атмосферу на площадке. Павел Лунгин: Создать осмысленную атмосферу, энергетически выстроенную атмосферу. ФРАГМЕНТ Дмитрий Кириллов: 1 января 1989 года. Какой-то новогодний эфир. Вы смотрите на экран и видите Мамонова. Павел Лунгин: Я уже слышал слово «Звуки Му», но никогда не был на их концерте. Они тогда были очень популярны в Москве, но в какой-то молодежной среде. И я увидел Петю с похмелья бледного, что-то он говорил невнятное про Новый Год, поздравлял. И мне показалось, что это просто до такой степени человек интересный и прямо мой герой. Я с самого начала понимал, что надо как-то по-другому снимать этот фильм. Он и получился таким непохожим, потому что я отказался от студии, мы сняли квартиру. Так до меня никто не снимал. Для меня эпоха Перестройки значит очень много. Я испытал какую-то настоящую свободу и энергию. И, конечно, многих людей, наверное, застали врасплох, а я, наоборот, полетел куда-то. Поток этот подхватил, меня несло уже. Меня уже звали в Нью-Йорк, я ехал туда. Но я действительно стал на какое-то время очень популярен во Франции, где меня узнавали люди. Это было прямо что-то такое непонятное. Я как-то стал символизировать вот это новое дыхание. Потому что в России в это время вообще не было. Как-то остановилось производство кино и все. Я все равно снимал фильмы в России, писал сценарии по-русски, актеры у меня были русские. Просто я использовал это как инвестирование Дмитрий Кириллов: Получается, что, живя во Франции, получив такое признание, вы еще на какое-то время вернули маму во Францию. Павел Лунгин: Да, это правда. Дмитрий Кириллов: Она все-таки увидела, что сын состоялся, что признание получил и что она снова во Франции. Павел Лунгин: Я думаю, для нее это было очень важно, конечно. Мы все выехали. Они жили с нами. Может быть, я недостаточно много внимания ей тогда уделял, как я сейчас думаю уже. Может быть, ей хотелось, чтоб я был более внимательным. Меня уже охватила новая жизнь какая-то, понесла. Я думаю, что для нее это было какое-то прекрасное окончание жизни, что вдруг сошлись все звезды с французским языком, которым она мучила меня все детство. И сама она написала книгу во Франции, которая называлась «Московские сезоны», и получила приз читательниц журнала «Elle», кстати. Дмитрий Кириллов: Фильм «Свадьба» - очередной такой очень интересный этап. Я неслучайно спросил по поводу актеров. У вас действительно снимались первоклассные актеры. Тогда еще молодые. Башаров совсем молодой. Но они с огромной любовью вспоминают работу с вами. Там же какая массовка была! Там люди простые снимались. Павел Лунгин: Да, да, да, у нас была непрофессиональная массовка. Дмитрий Кириллов: Какая-то глубинка, Тульская область. Павел Лунгин: Да. Дмитрий Кириллов: А французы приехали посмотреть, как Лунгин снимает. Павел Лунгин: Они удивились, да. Я говорю: «Покажите мне актера тут, а где жители». Они не смогли их опознать. Вы знаете, я ведь «Свадьбу» ехал снимать про то, потому что я живу во Франции, я читаю всякие новости. Все говорят: «Россия гибнет, Россия гибнет». Написали сценарий с моим другом Александром Галиным. Он трагикомический, но в большой степени трагический, который кончался гибелью главного героя «Свадьбы». И я поехал снимать о конце, о крахе маленькой провинциальной и обнищавшей русской жизни, когда закрыты заводы, когда непонятно, что делать, куда ходить и на что жить. И увидел там, что это все в каком-то смысле неправда. Просто честность перед этими людьми заставила сделать фильм веселый. Отчаянный, но совершенно не трагичный. Я увидел, что люди все равно выживают. И все равно это сила какого-то свободного развития, которая была, и сила любопытства, интереса и любви побеждает. И вообще нечего бояться за гибель России. Не погибнет. И поэтому этот фильм получился какой-то неожиданно веселый. Поэтому эти люди, которые снимались, которые жили в этом городке, они все вошли в этот фильм. Своими лицами, настроением, духом, всем на свете. Дмитрий Кириллов: Не могу не задать хотя бы один вопрос про фильм «Остров». Потому что куда без него? Это фильм, который действительно попал в нужное время в нужном месте. Знаете, на наши души истерзанные вовремя положили такое лекарство, пластырь или как это назвать. Вы встречались со Святейшим Патриархом Алексием II. Он вас приглашал побеседовать. Павел Лунгин: Уже потом, когда фильм посмотрел. Фильм я делал без него и без всяких благословений церковных. Дмитрий Кириллов: Вот так? Павел Лунгин: Да. Они уже потом примкнули к успеху. Дмитрий Кириллов: А начиналось с того, что просто был сценарий. Павел Лунгин: Да. Дмитрий Кириллов: И был Мамонов. Павел Лунгин: И был Мамонов. ФРАГМЕНТ Павел Лунгин: Я снял Мамонова 15 лет тому назад. К тому времени это был 2006 год. И за это время я прошел свой путь и Мамонов прошел свой путь. И он от веселого отчаянного пьяницы воцерковился, живет за городом, он живет… И он внутренне повторил путь главного героя. Я думаю: «Не может быть, чтоб было такое совпадение». То есть он вообще попал. Он сделал эту дугу личного выбора. Это ужасно интересно. И он абсолютно попал в характер героя, который стыдится своей прошлой жизни, которого прожигает стыд за то, что он сделал. Тот сделал предательство. Мамонов никого не предал. Но чувство вот этого накопленного стыда у него, конечно, было. И я сказал: «Или он, или никто». Потому что они боялись его этой беззубости, этой эксцентричности. Он совершенно не походил на такого буколического православного героя с аккуратно подстриженной седенькой бородочкой, который благостно улыбается, как Венечка в Пасху. Это было совершенно другое создание. Но так мы сделали с ним этот фильм. С Петей. Без Пети бы не сделал, конечно, «Остров». Дмитрий Кириллов: У «Острова» счастливая судьба. Лунгин собрал команду первоклассных опытных актеров. Но никто из них ничего подобного не играл в своей жизни. Так откровенно говорить о ­Боге, о грехе, о прощении в кино раньше было не принято. Неслучайно «Остров» для миллионов зрителей стал потрясением, откровением и просто любимым фильмом. ФРАГМЕНТ Дмитрий Кириллов: Но заразились все этой идеей. Потому что даже молодая тогда еще Исакова… Павел Лунгин: Она потрясающе сыграла. Это было начало. Она вообще тогда еще ничего не играла. Дмитрий Кириллов: Где вы ее нашли? Павел Лунгин: Я даже не помню. Когда я увидел ее глаза, я понял, что это она. Когда она сыграла… Все хороши. И Дюжев. Вчера его видел. Сухоруков. Все сыграли не свои амплуа совершенно. И все в них совершенно удивительно были хороши. Сухоруков после «Брата-2» играл вот этого светящегося настоятеля монастыря. Дмитрий Кириллов: И очень точно. Павел Лунгин: Очень точно сыграл. Дмитрий Кириллов: Был такой момент, когда вы поняли: «По-моему, получилось»? Павел Лунгин: Смотри, я потом начал показывать, когда я это уже подмонтировал. И смотрю – люди плачут. Я, конечно, удивился. Думаю – что они плачут? Павел Лунгин: Да. Вот интересно. Если бы сейчас я его сделал (сейчас бы я его не сделал таким, по-другому бы сделал), я думаю, сейчас бы так даже не отреагировали на него. Он попал в наболевшую душу какую-то, капнул. А сейчас эта душа затянулась, заросла или не болит уже. Не знаю. ФРАГМЕНТ Дмитрий Кириллов: У меня такое ощущение, что музыка в какой-то момент даже важнее изобразительного ряда для вас. Я хочу перейти к «Дирижеру», фильму, который вообще особняком стоит. Павел Лунгин: Я тоже очень люблю «Дирижера». Мне кажется, это недооцененный фильм, потому что при всей такой внешней простоте он глубокий. ФРАГМЕНТ Павел Лунгин: Вот изображение и музыка, когда совпадают, абсолютно не равны ни изображению, ни музыке отдельно. Они дают какую-то новую сущность. Понять это очень сложно. Например, я не очень понимаю сам музыку. Но музыка плюс изображение – мне кажется, что я чувствую ее совсем хорошо. Дмитрий Кириллов: Вам музыка митрополита Иллариона понравилась? Павел Лунгин: Иначе я бы не стал это делать, конечно. Дмитрий Кириллов: Музыка сложная. Что с ней делать? Павел Лунгин: Да, непонятно было. Он вообще думал какие-то фрески делать. Он не знал. Он говорил, что, может быть, эту музыку положить на документальный фильм. И я говорю, что нет, я не могу это делать. Мне нужна история какая-то. И, потом, как-то так просто придумал эту историю, когда просто человек должен играть этот же концерт, и с ним происходит что-то параллельное тому, о чем... Он тоже послал своего сына на жертву, на смерть. Не буду пересказывать сюжет. Дмитрий Кириллов: Получился «Дирижер». Павел Лунгин: Угу. ФРАГМЕНТ Дмитрий Кириллов: В каждом фильме, в каждой работе поднимается тема преображения человека. Павел Лунгин: Да, для меня это самая важная, самая захватывающая тема. Дмитрий Кириллов: Я хочу вернуться именно к разговору со святейшим патриархом. Вы помните встречу с Алексием II? Павел Лунгин: Помню, конечно. Дмитрий Кириллов: Какое впечатление он произвел на вас? Павел Лунгин: Добрый. Очень добрый. И с таким удивлением на меня смотрел действительно. Но я в основном Петю туда пускал, потому что он неистово воцерковленный. Но он очень удивился, что я никогда не был в монастыре и не жил. Потому что говорит - настолько жизненная ситуация. А для меня ничего жизненного нет. Сейчас я сделал фильм про вывод войск из Афганистана. И вот у меня эти генералы, которые сейчас смотрят, уже пожилые, моих лет, говорят: «Вы были там на войне. Вы же все так показали. Прямо все один в один было». Никогда я не был там. Бог миловал, так сказать. И все равно есть способ жизни, когда ты сгущаешь действительность до правды. В принципе, если сильно сгустить эту жизнь, то она становится сама по себе правдой и кажется правдой. Им действительно кажется, что так было. Дмитрий Кириллов: Будет премьера вашего нового фильма. Совсем другой жанр. Вы снова экспериментируете. Я так понимаю, что это и драма, и даже с элементами комедии. Павел Лунгин: Да. Если мне дать волю, я везде сделаю комедию. Мне почему-то кажется, что в этом смешении жанров обязательно должно быть как в жизни в этом смысле. Что всегда в самые трагические минуты жизни почему-то хочется смеяться и что-то всегда смешное происходит. Там довольно много смешного и много безнадежно тяжелого. Ну, что делать? Какой-то кусок жизни реалистический про то, как жили люди, про то, что их ждет. Дмитрий Кириллов: Вы ожидаете, что этот фильм будут смотреть молодые? Павел Лунгин: Это огромный вопрос, как вы понимаете. Хочется верить в чудо всегда. Всегда хочется верить, что молодые пойдут. Но я до сих пор позволял себе роскошь делать все-таки то, что я хочу, то, что меня волнует. И, мне кажется, если меня не вставит, я и сделать не смогу. Да, конечно, я пытаюсь идти своим путем, пытаюсь делать то, что я считаю правильным и нужным сейчас. ФРАГМЕНТ Павел Лунгин: В конечном счете, знаете, каждый делает то, что ему легче. Мне, видимо, так легче жить, как я умею. Но я должен признаться, что с каждым новым фильмом, конечно, все сложнее получить этот фильм, все сложнее получить на него деньги, все сложнее выпустить его. Но это, с другой стороны, делает жизнь очень интересной. Мне нравится Клинт Иствуд. Он до 85 лет что-то снимает. И живет, и живет, и живет дальше. Мне кажется, пока я снимаю, я живу. Дмитрий Кириллов: Снимайте, пожалуйста, как можно больше. Мы будем ждать ваших новых фильмов. Павел Лунгин: Спасибо. Дмитрий Кириллов: Спасибо вам.