Дмитрий Кириллов: Павел Санаев. В свое время его окрестили «сыном лисы Алисы и пасынком кота Базилио». И это, в общем-то, правда, поскольку данные незабываемые кинообразы из «Приключений Буратино» были созданы Еленой Санаевой (мамой Павла) и Роланом Быковым (его отчимом). А если добавить к этому блестящему кинодуэту еще и знаменитого дедушку, народного артиста СССР Всеволода Санаева, то картина выстраивалась совсем печальная: на Павле Санаеве природа могла бы и отдохнуть. Но не тут-то было. Вырвавшись из тисков бабушкиной тирании с криком «Похороните меня за плинтусом», Санаев-младший обрел многомиллионную читательскую аудиторию, став в одночасье культовым писателем. Шумно войдя в русскую литературу и заняв свое почетное место, Павел Владимирович останавливаться на достигнутом не стал: примерил роли переводчика, сценариста, режиссера и даже продюсера. И везде ему сопутствует успех. Вы вошли в золотую десятку лучших переводчиков американских фильмов в 1990-х гг.? Павел Санаев: Да. Я не знаю, кто ее составлял, поэтому, если они меня туда внесли, им большое спасибо. Дмитрий Кириллов: Эпоха видеосалонов, гнусавые голоса – это, в общем, про вас? Павел Санаев: Был один конкретный голос с некоторыми такими артефактами речи, который принадлежал известному переводчику Леониду Володарскому, причем даже непонятно, где он поддавал чуть-чуть для прикола, где он на самом деле так говорил. Но это, конечно, была фишка, и поскольку он был одним из первых… Дмитрий Кириллов: …все под него косили. Павел Санаев: Никто не косил, нет, он был один такой. Некоторый закос под него знаете, почему получался? Потому что, поскольку переводили синхронно, то переводчик был вынужден мысленно догонять то, что говорят артисты: «Дав-а-а-ай пойдем украдем эти деньги, чтобы у нас было на Новый год» – понимаете? Вот такая была фигня. Дмитрий Кириллов: Ваша мама говорила вам, что общежитие ВГИК – это логово разврата? Павел Санаев: Она даже говорила не вообще про общежитие, а про ВГИК как таковой: почему-то она считала, что меня там испортят, что там будут чуть ли не какие-то «садомазо» и групповые события. Ничего подобного я не видел, к сожалению. Очень даже было бы интересно, но не было. Ну, я несколько раз бывал на вечеринках. Надо сказать, было довольно весело. Я запомнил день рождения у кого-то из наших сокурсников, полостью заставлены столы, битком комната, и все хором поют такой припев: «Мама у меня, Мама у меня, Мама у меня о-о-о-о-о-о-о…» А наш сокурсник Дучинский в перерывах между этими «Мама у меня» рассказывает, декламируя какую-то историю, которая дико интересная. То есть это было как чтец под аккомпанемент такого хорового пения. Очень здорово было, то есть это была не тупая какая-то пьянка и какие-то «садомазо». Дмитрий Кириллов: То есть это такое творческое, студенческое братство, подкрепленное портвейном? Или что там было? Павел Санаев: По-моему, было белое вино какое-то из чайника почему-то, кстати. Дмитрий Кириллов: Неплохо. Павел Санаев: Почему-то вино было из чайника. Наверное, разливное кто-то принес, канистру, и поэтому разливали так. Дмитрий Кириллов: Вы с детства были окружены выдающимися людьми. Вы это воспринимали как само собой разумеющееся, что так надо? Павел Санаев: Конечно, понимал, что так надо. Дмитрий Кириллов: В каждой семье народные артисты кругом. Павел Санаев: А там еще интересный момент, там же двор, в котором я в детстве жил, там действительно были одни народные артисты кругом. Потому что ты выходишь гулять, и вот тут прошел Юматов с собакой (Георгий Юматов), вот здесь прошел артист Рыжов, тут поднялся пожилой тогда уже Эммануил Геллер. Вот прошел Глузский Михаил; вот вышла Майя Булгакова. В этом смысле двор был такой… Это казалось очень естественным. Дмитрий Кириллов: Все люди такие, везде артисты. Павел Санаев: А потом, понимаете, есть еще один нюанс. Ведь смотрите, вы сейчас одну очень важную поправку должны сделать на восприятие этих людей, в том числе и моего дедушку. Вы когда сейчас принимаете, используете слова «кинозвезды» или «звезды кино», вы, наверное, в голове держите или какой-то современный успешный фильм и современного известного артиста, первый, кто приходит на ум, Даниил Козловский, или вы сравниваете с голливудскими артистами, Том Круз. Это было совсем не так. Почему? Потому что те фильмы, в которых снимались эти артисты, молодым ребятам, детям нашим, кто играл, были в основном настолько чужды… Ну потому что хотелось посмотреть какой-нибудь «Спасите Конкорд», понимаете, хотелось посмотреть с Бельмондо. Если бы у нас Бельмондо был во дворе… Дмитрий Кириллов: …вот это было бы круто. Павел Санаев: Вот это было бы круто, потому что он только что там всем челюсти сокрушил в «Профессионале» или где-то еще. Были, конечно, комедии, на минуточку, под нами жил Леонид Гайдай. Он был такой привычный, высокий ходил во дворе, немножко ссутулившись, в очках. Такой Леонид Гайдай. Не воспринималось, что это же он сделал, что мы живем с живым классиком, понимаете? Если бы сейчас я это понимал, было бы, конечно, другое отношение, а тогда сосед и сосед. Мы же малолетние идиоты, у нас было развлечение: там были такие гаражи одноэтажные. Спрятаться зимой на крыше этого гаража, лепить снежки и когда идет кто-то из прохожих, попадать ему в шапку снежком. Но вот никому из этих людей вообще никогда не приходило в голову, что можно снежком бросить. То есть все понимали: этого надо пропустить, этот вообще… Дмитрий Кириллов: Авторитет все-таки. Павел Санаев: Да, а это какой-то прохожий просто идет… Дмитрий Кириллов: Просто прохожий. Павел Санаев: Просто прохожий, этому можно. Это было не то, что мы это обсуждали, это как-то было на уровне подкоркового понимания молодых приматов, что-то такое. Дмитрий Кириллов: Вы в юности были мажором? Павел Санаев: Нет, к сожалению. Я общался в те времена, несколько раз был в гостях у тех, кого, наверное, принято было называть мажорами и тогда, и сейчас. Это были дети музыкантов (классических, из больших оркестров). Это были какие-то совершенно свободные люди, потому что они воспитывались в ЦМШ (Центральная музыкальная школа), где был один принцип: если ты хорошо играешь, ты можешь делать все что угодно. Если ты плохо сыграл, ты вылетаешь за малейший повод, а то и без повода. Если ты играешь хорошо и если ты хороший музыкант, ты можешь курить в коридоре, ты можешь обращаться к педагогу на «ты», ты можешь ругаться матом, ты можешь прийти пьяный на занятие, ты можешь… Дмитрий Кириллов: То есть если ты талант… Павел Санаев: …ты можешь делать любой прикол, и на все смотрели сквозь пальцы. И эти ребята по сравнению с теми, кто воспитывался в обычной такой советской школе, что «вы должны», отличались, знаете, как советские люди от западных туристов, только с той разницей, что западные туристы говорили на языке непонятном и были все-таки другие, а это были вроде такие же, но совершенно другие. И когда у них мы собирались несколько раз в гостях, там какие-то были жутко веселые вещи, которые они делали, веселые для 16-17 лет: кинули подушкой в милицейскую машину с балкона, понимаете… Дмитрий Кириллов: Ну ничего. Павел Санаев: Классно, че, и потом залегли на балконе. Какие-то вот такие штуки. Весело было. Дмитрий Кириллов: Вы в фильме «Чучело» сыграли мальчика, который защищал главную героиню. Павел Санаев: Да. Дмитрий Кириллов: А в жизни вы с Кристиной подружились? Павел Санаев: Ну, смотрите, на момент съемок у нас была очень критическая разница в возрасте – она была пятый класс, а мы были седьмой. Это очень большая разница в этом возрасте. И хотя все ее очень уважали, потому что все видели, как она играет, понимали, что у нее главная роль, видели, насколько хорошо она с ней справляется, уважение к ней было огромное, но она немножко была вне той тусовки, которая сложилась. А сложилась она так очагово: там было, наверное, три-четыре разных компании, объединявших разных ребят, кто-то был похулиганистее, кто-то… Разные интересы: кому-то в карты поиграть, музыку послушать, кому-то дискотеку устроить, кому-то покурить, еще чего-нибудь. И она как-то выпадала, по-моему, из всех этих компаний, то есть ни в одну из них не входила. А после съемок мы достаточно редко виделись. Потом она целиком уже ушла, стала таким человеком из шоу-бизнеса, это совершенно другое. Мы после несколько раз пересекались и очень хорошо общались, доброжелательно, но так вот чтобы поддерживать какие-то постоянные отношения, каждый месяц созваниваться и говорить «пойдем пообедаем», такого нет, конечно. Дмитрий Кириллов: Ну вы тогда, дети, не понимали, что это дочка Пугачевой, поэтому… Может быть, из-за этого она была такая немножко… Павел Санаев: Нет, это было из-за возраста в основном. То, что дочка Пугачевой, там было смешно, когда она один раз приехала и все пошли на Пугачеву смотреть. Вот Пугачева тогда воспринималась абсолютно как Бельмондо, вот просто абсолютно. И пошли, с разных этажей собрались: «Пойдем, она там в номере сидит, пойдем заглянем. Ой, правда, Пугачева сидит, надо же». Да, это было забавно. Дмитрий Кириллов: Ну, конечно, как космический… Павел Санаев: Космический человек. Она еще в каких-то кожаных штанах приехала. Вы можете себе представить, 1982 год, человек ходит в кожаных штанах? Ну вообще. Дмитрий Кириллов: Ваше школьное сочинение «Один день нашей родины»… Павел Санаев: Было такое, да. Дмитрий Кириллов: Было такое, да? Оно произвело, по-моему, неизгладимое впечатление на Быкова. Павел Санаев: Да, ужасное. Он сказал, что был в ужасе. Дмитрий Кириллов: Что там было ужасного? Павел Санаев: Там было полное отсутствие собственного мышления, то есть я вообще не мог понять, как можно включить собственные мозги и вообще заставить их думать в сторону «Одного дня нашей родины». Ну, какой один день? Потому что этот «Один день нашей родины» представлялся из каких-то клишированных фраз: «В едином порыве советский народ на сталелитейных заводах кует мощь будущего коммунизма, который придет и победит в сложной борьбе обществ разных классов», – что-нибудь такое, понимаете? Дмитрий Кириллов: Но Быкова зацепило, да, что это такое за сочинение? Павел Санаев: Он сказал: «Я хочу понять, он действительно идиот или это жертва образовательной системы. Пусть он напишет что-нибудь про все что угодно». Он дал мне черепашку из ракушек, такой сувенир, и сказал: «Вот напиши все, что захочешь, все, что ты считаешь нужным». Я не скажу, что это сочинение про черепашку было верхом литературного творчества, но он, видимо, такое облегчение испытал, что я не совсем идиот, что он меня просто вознес до небес за эти две странички, и я понял, что о, можно что-то еще написать и «уважуху» завоевать. Мы стали в это играть, у нас было дупло между двух книг, стали друг другу письма посылать, он мне писал в стиле XVII-XVIII вв: «Достопочтимый пав», – и что-то мне писал. И я ему отвечал в этом же стиле, и он увидел, что я могу подражать стилю, могу как-то отвечать в том же духе, в котором он мне пишет, и после этого стал меня подталкивать уже написать что-то побольше. Дмитрий Кириллов: Я так понимаю, что когда вы потихоньку начали писать, к моменту окончания школы, у вас там золотая медаль была? Павел Санаев: У меня была, по-моему, одна «пятерка» по НВП… Дмитрий Кириллов: Начальная военная подготовка. Павел Санаев: …«четверка» по физкультуре и «четверка» по английскому языку, все остальные были тройки. Дмитрий Кириллов: Но портфельчик с рассказиками уже был. Павел Санаев: Был. Дмитрий Кириллов: Оттачивая перо на мелких рассказах и зарисовках, Павел Санаев уже к 19 годам созрел на написание большой книги, может быть, главной в его жизни. А писать нужно было не абы как, а как учил Быков – талантливо, с вдохновением. Тут уж роль Ролана Антоновича в писательской судьбе Санаева младшего трудно переоценить. Это действительно правда, что вы отказались от бизнеса ради того, чтобы написать книгу «Похороните меня за плинтусом»? Павел Санаев: Да, это правда. Конечно, это был не то что большой бизнес, но тем не менее он у тех, кто продолжил этим заниматься, в течение последующих 10 лет вырос очень сильно. Это были те самые кассеты, только тогда я их еще не переводил, а мы их записывали. Тебе дают заказы, ты для всех этих салонов пишешь эти записи. И у моего товарища несколько видеомагнитофонов, которые писали круглосуточно, то есть он ставил будильник ночью… Дмитрий Кириллов: Завод. Павел Санаев: Будильник ночью ставил, чтобы просыпаться и переставлять кассеты по 3-4 раза за ночь. То есть я понял, что я просто не напишу книгу, если я буду туда-сюда дергаться. Дмитрий Кириллов: У вас было ощущение успеха, что вот вы сейчас начнете писать и что напишете бестселлер? Павел Санаев: У меня было ощущение, что мне нужно обязательно это сделать, раз. У меня было ощущение, что от этого зависит моя жизнь в глобальном смысле, это два. У меня было ощущение, что это будет успешная книга, три, но у меня совершенно не было даже предположения, что это может быть успешным с финансовой точки зрения, потому что в тот момент это были совершенно взаимоисключающие вещи, «писать» и «финансовый успех». Дмитрий Кириллов: Я так понял, что вы пока до конца не дописали, Быкову не показывали ее, да? Павел Санаев: Да. Дмитрий Кириллов: Вы помните его реакцию? Павел Санаев: Я помню его реакцию. Для меня его мнение было очень важно, потому что я знал, что оно, во-первых, всегда будет искренним, там не будет никогда вот такого родственного, знаете, поглаживания, потому что я уже видел и другую реакцию. Когда я попытался написать какой-то сценарий, это, по-моему, было до того еще, как вышла книга, параллельно я как-то пытался сделать или что-то, сейчас не помню, назывался он «Лютик на свалке», какая-то мелодраматическая «клюква» страшная. Он прочитал эту типа заявку или что-то, сказал: «Лютик на свалке», чтоб ты сдох», – и начал это просто нести по кочкам со страшной силой, мне хотелось провалиться сквозь землю вообще с этим «Лютиком». Поэтому я знал, что если получится «Лютик», то он за словом в карман не полезет. Но в хорошем смысле можно сказать, что он когда прочитал, он офигел, то есть я это по нему видел. А там был еще определенный камертон, скажем так, определенный ориентир, к которому хотелось приблизиться, «Бедные люди» Достоевского. И вот финал, монолог бабушки – это, в общем, корни оттуда идут, из «Бедных людей». У меня уже начал стиль вырабатываться, когда он пишет, или «Униженные и оскорбленные»: «А вы передайте князю, что Нелли его не простила», – вот эти вот надрывные вещи был тот камертон, по которому был написан монолог бабушки. И когда он сравнил этот монолог с тем, все, для меня было понятно, что, значит, попал… Дмитрий Кириллов: Сработало. Павел Санаев: Получилось, по крайней мере, в том направлении, в котором я хотел. Это было самое главное. Поэтому дальше уже любое другое мнение мне было не столько важно, а то, что… Дмитрий Кириллов: Ну и мамино, конечно, еще мнение, мама. Павел Санаев: Да. А то, что в итоге у книжки получилась хорошая судьба - уже так приятно потом было, скажем так, видеть, наблюдать, осознавать уже по прошествии большого количества лет. Дмитрий Кириллов: А вас как-то не привлек кинематограф? Вы же все-таки играли, четыре фильма, по-моему, у вас было? Павел Санаев: Актер должен ощущать себя классным, понимаете? Вот я когда вижу актеров хороших, видно, как он себя ощущает и ему в кайф себя показывать, выказывать, транслировать вовне. У меня этого нет. И даже более того, в какой-то момент, может быть, это было, в юности я любил в компаниях зажечь, а с какого-то момента я стал все более и более становиться интровертом, мне интереснее стало наблюдать за происходящим, как-то это переосмысливать, использовать и так далее, чем себя демонстрировать, это первое. Второе: на тот момент, когда, возможно, я мог бы пойти, поступить на актерский, у меня было какое-то огромное количество комплексов чисто внешних. Я переживал, что я худой, у меня 64 килограмма был вес, я из-за этого очень сильно переживал. С другой стороны, можно же играть и военнопленных тоже, что я и делал в фильме немецком «Первая утрата», играл там советского военнопленного, как раз в самый раз я вписался в эту историю. Но я не могу сказать, чтобы меня сильно привлекала очень пассивная роль. Потому что ну вот ты актер, ты приходишь на площадку, тебя утром разбудили, тебя привозили… Дмитрий Кириллов: …ты сидишь ждешь… Павел Санаев: Тебя загримировали, то есть ты пассивный инструмент… Дмитрий Кириллов: …в руках… Павел Санаев: …90% времени, что ты работаешь. Потом ты вышел, что-то сказал, «стоп, следующий дубль», пересняли, потом ты перешел… В театре, наверное, по-другому, но мы сейчас говорим про кино. Дмитрий Кириллов: «Сняли», и ты уже, в общем-то, не нужен, ты свободен. Павел Санаев: Да, то есть это очень пассивная история. Мне как раз было интереснее, чтобы вот это все вращать, чем быть вращаемым в этой всей ситуации. Поэтому это, наверное важнее. Дмитрий Кириллов: У вас еще все-таки пример перед глазами был, даже в «Чучеле». Вы же видели, как Быков работает на площадке. То есть у вас перед глазами был образ режиссера уже все равно, в любом случае, человека, вокруг которого все вертится. И он весь этот процесс… Павел Санаев: Еще какая штука. У меня не было идеи, что «я буду режиссером». Это вообще произошло совершенно случайно, как-то само собой туда я двинулся, попробовал раз, попробовал два. А дальше понял, что мне это настолько нравится, что это то, чем я действительно хочу заниматься. Дмитрий Кириллов: За плечами режиссера Санаева уже несколько полнометражных фильмов, причем, вполне успешных. Достаточно вспомнить такие работы, как «Нулевой километр» или картину «На игре», остросюжетный боевик, первый российский фильм, снятый в жанре «Киберпанк». Сценарии, конечно, собственного сочинения – авторские. Как-никак, Павел Санаев – выпускник сценарного факультета Института кинематографии. ВГИК, сценарный факультет – это школа? Там учат писать хорошие сценарии? Павел Санаев: Во ВГИКе ничему нельзя было научиться сценарно. К нам приходили преподавать просто сценаристы, набирали мастерскую, которые сценарии писать, может быть, и умели, но преподавать, как это делать, по какой-то единой системе не умели сами и понятия не имели, как это делается. И когда я попробовал поучиться с американцам , именно с педагогами по сценарному мастерству, я увидел просто космическую разницу. Когда есть такое количество механизмов в сценарии и вещей, которые надо знать, без которых сценарий не работает, а ты даже не можешь понять, почему он не работает… Дмитрий Кириллов: Эти законы. Павел Санаев: Сто раз уже разработанные. И, что еще интересно, этому невозможно научиться быстро. Потому что ты вроде все знаешь, ты пишешь первый сценарий, и все равно здесь плохо, здесь плохо, здесь плохо и здесь плохо. Ты вроде все знаешь, а использовать не можешь. Самая простая вещь – что, например, каждый персонаж в сценарии должен иметь одно ярко выраженное желание. Он должен чего-то хотеть. Причем, естественно, он может быть более многогранный. Но самая главная доминирующая черта – у него должно быть одно конкретное желание, он чего-то хочет. Причем, это касается каждого персонажа в истории. Если он чего-то не хочет у тебя, если он просто исполняет какую-то функцию, «а это вот мама». Дмитрий Кириллов: Но у нее нет никаких желаний. Павел Санаев: Но у нее нет никакого желания. Значит, одно из двух: либо маму нафиг, либо придумываешь ей желание. Вот одна из мелочей, один из примеров. Дмитрий Кириллов: Но живой человек, конечно, имеет желание. Павел Санаев: Сейчас возьмите любой идущий фильм, в том числе американский, и просто проверьте на предмет наличия желаний у всех персонажей. Дмитрий Кириллов: Даже если это второго плана роли. Павел Санаев: Вы увидите, что очень часто болтаются какие-то невнятные персонажи, и это все делает историю более вялой, менее динамичной, менее интересной. А в истории, где все работает и которую вы смотрите на одном дыхании, если вы разберете, вы увидите, что это есть. Дмитрий Кириллов: Где-то я читал в интервью. Вы сказали, что «я сейчас продолжение «Раздолбая» напишу – и все, буду в кино». Это правда? Павел Санаев: Да. Дмитрий Кириллов: Почему? Павел Санаев: Когда я проанализировал себя, я понял, что у меня самая сильная сторона – это эмоционально-социальная, то есть мне интереснее всего организовывать связи, делать какое-то командное дело. Почему режиссура отвечает ему на 100%? Потому что вокруг тебя огромное количество людей, вы вместе делаете какое-то общее дело, ты разруливаешь какие-то и творческие моменты на площадке, и сложные социальные какие-то конфликты в группе в съемочной. Кто-то с кем-то поругался, какой-то актер не может сыграть, оператор ругается с продюсером. Дмитрий Кириллов: Жизнь кипит. Павел Санаев: Дело не в том, что жизнь, а твои свойства, данные от природы, разруливать отношения людей, подстраиваться к ним, находить, как к ним обратиться и получить от них то, что нужно не тебе, а проекту. Дмитрий Кириллов: Режиссировать выходы. Павел Санаев: В этот момент есть ощущение стопроцентной реализации. Кино меня сейчас исключительно интересует в том числе и продюсирование, раз. И мне интересно сделать в первую очередь англоязычный фильм, потому что кино как бизнес-механизм в России не то, что совсем не работает, но работает на уровне выигрыша в казино. В общем, с таким же успехом можно на черное ставить. Поэтому есть два проекта, которые я параллельно с Романом потихоньку делаю – вот этот сценарий, который сейчас будет переписываться четвертый раз и опять отправляться на все эти экспертизы. И есть вторая история, которую мы пока с художником одним делаем в качестве графического романа. Это как полнометражный фильм полностью в картинках. Он будет выходить выпусками. То есть примерно 1/6 часть. Выпуск, выпуск, выпуск, выпуск. И в какое-то время, когда будет готов, уже будет полная книжка. Дмитрий Кириллов: У вас растет дочка. Уже какие-то таланты проявляются? Вы как-то династию Санаевых не продолжили. Павел Санаев: Она будет продолжать. Точно говорю. Рассказываю. Она увидела какой-то ролик в интернете и говорит: «Папа, я написала сценарий». У нее такой в комиксах, как раскадровка. «Сценарий про то, как ты забрал мои куклы LOL. Вот я там их потеряла, а ты их нашел и выбросил. И я говорю: «Папа, но зачем ты их выбросил? Это же мои любимые куклы LOL»». Я говорю: «Ну, хорошо. Давай». Начали снимать на телефон. И она начала, как, естественно, дети сначала: «Папа, это моя любимая…» Я говорю: «Нет. Давай так. Если ты всерьез хочешь этим заниматься, я тебе сейчас буду объяснять, как это делать». Я ей стал рассказывать про актерскую задачу, про сверхзадачу, про все… И я вижу, что, во-первых, она слушала это с самым большим интересом, с которым она вообще что-либо от меня слушала. Вот когда я что-то другое рассказываю, про жизнь, я видел, что это так все… Дмитрий Кириллов: Мимо. Павел Санаев: А здесь это было воплощение внимания. Во-вторых, она все делала очень точно. В-третьих, когда у нее что-то не получалось, она говорила: «Сейчас, дай переделаю». Только не говорила «еще дубль». Я увидел, что у нее абсолютно это есть. И это не преувеличение и не «папа видит желаемое». Я просто актеров разных видел. И я вижу, что это абсолютно кинематографический ребенок. Не потому, что она что-то может изобразить. Это не самое главное. Изобразить многие могут. Не изобразить, а именно она понимает уже в 6 лет, что нужно делать и как думать, что должно крутиться в голове, чтобы не изображать эмоцию, а действительно переживать ее. И я ее учил технике переноса. «Когда ты говоришь эту фразу, ты представь себе в этот момент тот момент, когда я тебя обидел, например», и она все это делала. Поэтому она в этом смысле абсолютно имеет эти данные. И я думаю, что ее в эту сторону имеет смысл двигать. Дмитрий Кириллов: Вот они, гены. Бабушка – актриса, прадедушка – актер. Павел Санаев: Ну, да. Дмитрий Кириллов: Замечательно. Все-таки будет тогда продолжение. О чем мечтает переформатированный Павел Санаев? Павел Санаев: Я мечтаю иметь свою продюсерскую компанию и снимать англоязычные фильмы, и на мир их продавать. Дмитрий Кириллов: Да будет так. Павел Санаев: Я очень надеюсь. Дмитрий Кириллов: Спасибо. Павел Санаев: Спасибо.