Дмитрий Кириллов: За 15 лет работы в оперном жанре какими только эпитетами ни награждали его журналисты и критики, друзья, поклонники и недоброжелатели. Он и «свет в окне», и «надежда русской оперы», «реформатор и провокатор», «авантюрист», «самородок, вундеркинд». В любом случае, с появлением на свет Василия Бархатова что-то поменялось в мире. Ну, хотя бы отношение зрителей к современному оперному искусству – как в нашей стране, так и за рубежом. Василий Бархатов поставил свою первую оперу на сцене легендарного Мариинского театра в 22 года. Причем взрослые, умудренные опытом солисты Мариинки с удовольствием исполняли волю молодого режиссера. А в 26 лет Бархатов уже снимал новогодние огоньки, телевизионные шоу и ставил ко дню России массовое праздничное представление на Красной площади. Позже был дебют в кино. Василия Бархатова узнали и как режиссера полнометражного художественного фильма. Перепробовав множество жанров и направлений в искусстве, Василий Бархатов все-таки определился со своим главным выбором в жизни творческой – это опера. И в жизни личной – это Асмик. Голос этой удивительной певицы звучит сегодня на самых престижных сценах. Асмик Григорян, возлюбленная Василия Бархатова. Его муза, жена, мама младшей дочери Леи и по совместительству звезда мировой оперы. А Василий Бархат – законодатель моды в этом жанре. Василий, вас очень многие называют коренным петербуржцем. А я, по-моему, читал, что ваши более родные районы – это Строгино, Выхино. Василий Бархатов: Да, я максимально некоренной петербуржец. Я родился в Москве. У меня мама коренная москвичка, папа приехал из города Пенза. Совсем маленький я рос в Строгино, а потом уже закалялся в Выхино. Дмитрий Кириллов: В студенческие годы, когда у вас появлялись деньги, вы брали билет на плацкартный вагон, бутылочку коньячку – и в Мариинку? Василий Бархатов: Все верно. Иногда денег хватало только либо на коньяк, либо на билет в плацкарт. От чего-то приходилось отказываться. Дмитрий Кириллов: Вы окончили музыкальную школу по классу балалайки. Балалайка помогает в оперной режиссуре? Василий Бархатов: Как говорит Зорик Марголин, художник, с которым я в основном работаю над своими спектаклями, «только такой человек, как ты, мог учиться в школе имени Дмитрия Дмитриевича Шостаковича и играть на какой-то балалайке». Дмитрий Кириллов: Опера – ваше призвание. А вот телевизионные шоу, концерт на Красной площади – это потому что в магазин надо ходить? Василий Бархатов: Во-первых, много интересно попробовать, просто поговорить на разных языках. Финансовый вопрос тоже никто не отменял. Дмитрий Кириллов: Остались ли еще такие оперы, которые вам интересны, а как поставить, вы еще даже не представляете? Василий Бархатов: Есть. Таких, как ни странно, гораздо больше, чем те, которые представляю. Дмитрий Кириллов: Когда ваш Князь в «Русалке» Даргомыжского запел в мешке… Василий Бархатов: Естественно, когда Валерий Абисалович в первый раз прыгнул в яму, чтобы дирижировать прогон этого спектакля, он был несколько удивлен, обернулся ко мне и, дирижируя, сказал: «Василий, несколько опережаешь свое время». Дмитрий Кириллов: У вас не только Князь в мешке поет. У вас Шнуров по исторической сцене Мариинского театра ходит. Наверное, тоже по молодости… Василий Бархатов: Шнуров сейчас в совете по культуре. Уже поздно меня обвинять в том, что я его вывел в Мариинский театр. Дмитрий Кириллов: Вы попробовали себя в роли кинорежиссера. Понравилось? Василий Бархатов: Да. Это совершенно другой язык, совершенно отличный от театра. И я думаю, что я к этому еще вернусь, когда найду тот сценарий, ту тему, которую я обязательно хочу снять. Дмитрий Кириллов: Вы были членом Общественной палаты. Были в Совете президента по культуре. Потом вышли отовсюду. Разочаровались? Василий Бархатов: Да. Дмитрий Кириллов: Вы уехали на Запад. Большей частью сейчас работаете там. Там больше единомышленников? Василий Бархатов: Там у меня больше предложений. Я знаю свое расписание до 2025 года. Дмитрий Кириллов: Это правда, что с разными людьми вы пьете разные напитки? Например, если водку, то только с самыми близкими? Василий Бархатов: Бывает незнакомый человек, сразу смотришь на него и говоришь: «Пойдем выпьем». А бывает – уже лет 20 друг друга знаешь и думаешь: «Господи, только бы не предложил пойти выпить». Дмитрий Кириллов: Я сейчас хочу в очень далекое детство. Вы паинька были в детстве такой? Василий Бархатов: Я очень аккуратный бунтарь. Я сначала оформлю медицинскую страховку, а потом пойду на революцию. Я такой аккуратный сумасшедший. Дмитрий Кириллов: Но в меру разгильдяй? Василий Бархатов: Да. Я как сейчас помню, что мы перепрыгивали с крышу на крышу на высоких многоэтажках в Строгино. Так вспоминается, что ты оступился – и все, до свидания. Учился последний класс я довольно паршиво. Просто потому что мы занимались совершенно другими делами. У меня была довольно веселая компашка. Мы много читали. То есть мы не были такие люди, которые пили бесконечно за гаражами. Дмитрий Кириллов: Во дворе сидели под забором. Василий Бархатов: Да. У нас была совершенно другая жизнь. Мы хотели как раз с моим очень близким товарищем создать фирму по производству компьютерных игр. Я хотел сочинять такие сложные role playing games. И в связи с этим я хотел поступать на программиста. Это было для меня какое-то дикое испытание. Потому что нужно было налечь на математику с физикой, которые мне давались очень тяжело. Дмитрий Кириллов: Балалайка уже была в стороне? Василий Бархатов: Балалайка была в глубоком детстве. Балалайка давно была зачехлена. Я по секрету скажу, что я даже не имею диплом балалайки, потому что я поругался с педагогами в последний год обучения. То есть технически я 5 лет закончил, а корочки нет. Бюрократически я не завершил своего обучения. Поэтому я, к сожалению, недипломированный балалаечник. Я должен сказать это честно. Теперь для меня закрыта дорога. Дмитрий Кириллов: Василия могли бы легко пристроить в оркестр. Но он не стал играть на балалайке. Не заинтересовался он и работой в газете, хотя семья Бархатовых – профессиональные журналисты. Известный писатель, литературный критик, член Академии российской словесности Алексей Александрович Бархатов переживал за будущее своего сына. Творческая одаренность налицо, а куда ее деть – непонятно. Профессор ГИТИСа Розетта Немчинская согласилась побеседовать с мальчиком - а вдруг из него будет толк? Василий Бархатов: И мы так встретились раз, два, три. Потом она говорит: «Слушай, а ты никогда не думал на оперную режиссуру поступить?» Я говорю: «А что, такая есть?» - «Конечно. Ты что! Так интересно. А ты был вообще в опере?» - «Был, конечно, с родителями в Кремле, в Большом театре». И там, где я был, у меня есть полное ощущение, что никакой оперной режиссуры не существует. Она говорит: «Ты не туда ходил. Ты сходи, например, в «Геликон-оперу»». И я пошел в «Геликон-оперу». Это был «Евгений Онегин» Дмитрия Александровича Бертмана. И на меня это произвело огромное впечатление. И самое смешное, но это удивительно, за такое на самом деле надо убивать, конечно, абитуриентов, я сказал Розетте Яковлевне… Она говорит: «Я не просто Розетта Яковлевна, тетя из ГИТИСа. Я профессор. Я набираю этот курс режиссеров музыкального оперного театра. Ты хочешь поступить?» «Я подумаю», - сказал я и ушел. Это было, конечно, настолько глупо и дерзко. Я пошел домой и на следующие сутки я помню, что я ей позвонил и сказал: «Да, давайте. Я хочу попробовать». Дмитрий Кириллов: И если в начале учебы Василий по инерции еще задавал риторический вопрос «а что я забыл в этой опере?», то к 3 курсу он уже не понимал, а как можно без оперы жить. Забрав все лучшее от наших мастеров, решил рвануть в Германию. Ведь там работает великий мастер оперной режиссуры Петер Конвичный. И поехал в Берлин, собрав с миру по нитке. Василий Бархатов: Что-то там родители помогли, близкие родственники. Дмитрий Кириллов: Собрали в дорогу. Василий Бархатов: Да, собрали в дорогу. Я обещал все отдать. До сих пор ничего не отдал, естественно. Это на самом деле на сегодняшний день были очень небольшие деньги. И я отправился в Берлин на 2 недели. Я каждый вечер был либо в «Комише опер Берлин», либо в Staatsoper Berlin, либо в Deutsche Oper Berlin. Дмитрий Кириллов: Две недели, которые перевернули все сознание. Василий Бархатов: Это правда, да. И как только я понял, что я хочу делать, в тот момент я понял, что «да, я буду этим заниматься, я хочу это делать». Дмитрий Кириллов: И в 20 лет Василий Бархатов ставит своей первый спектакль на сцене Ростовского музыкального театра. Обладатель «Золотой маски». Легендарный режиссер Сусанна Цирюк, посмотрев работу Бархатова, рассказала о молодом даровании самому Гергиеву и благословила Василия ехать к нему в Мариинку. Василий Бархатов: Невозможно не упомянуть Сусанну Цирюк – режиссера, которая была главным режиссером Ростовской оперы и работала в Мариинском театре. Было столетие Шостаковича. И он хотел поставить все пьесы Шостаковича, что он написал для сцены. И был план «Москва – Черемушки». И он искал какую-то молодую кровь. И так все сошлось с подачи Сусанны. Точно не я убедил. Он сам. Дмитрий Кириллов: Помните свою первую встречу с Гергиевым? Это вообще легко – вот так прийти к большому мастеру и сказать: «Так, вот я». Василий Бархатов: Я очень боялся. Я прям помню, что… Я как режиссер сегодня не люблю прослушивания или так называемые auditions – любые, разговорные или певческие, ни с той, ни с обратной стороны. Я никогда не прослушиваю певцов так. Я приезжаю, всегда втайне посмотрю их спектакль. Или, если мне хватит много-много видео в интернете, это тоже сойдет. Не люблю ни с этой стороны, ни с другой стороны никогда приходить на эти собеседования, встречи… Дмитрий Кириллов: Официальные презентации себя. Василий Бархатов: Да. Мне очень страшно. Я знаю, что я не умею себя подавать, хотя многие мне говорят, что я это делаю хорошо. Но я уверен, что я это делаю неправильно. Поэтому я боялся. А в том возрасте, когда ты вообще никто… Тут же тоже – когда ты делаешь эту ставку, решаешь – пойду, встречусь с Гергиевым – ты же отдаешь себе отчет, что Гергиев может сказать: «Нет, ну ты чуть подрасти. Давай, а потом приходи». Дмитрий Кириллов: Но Гергиев не только не прогнал, а дал Василию Алексеевичу Бархатову полный карт-бланш. Как говорили острословы, в Мариинском театре началась бархатная революция. На свет, как грибы после дождя, появлялись полные свежих идей спектакли Василия Бархатова. Одна опера Берлиоза с участием лидера группировки «Ленинград» Сергея Шнурова чего стоит. Как вы со Шнуровым познакомились? Василий Бархатов: Я пригласил его участвовать в спектакле. Мы так и познакомились. Дмитрий Кириллов: А до этого вы просто были не знакомы? Василий Бархатов: Мы совершенно не были знакомы. Когда во время постановки спектакля «Бенвенуто Челлини»… Она считается таким образцом французской оперы, но это действительно довольно тяжело переживаемые 4 часа музыки. Не всегда одинаково качественной и драматургически с очень большими пробуксовками. «Бенвенуто Челлини». То есть я как шутил всегда – как название итальянской обуви. Дмитрий Кириллов: Последняя коллекция. Василий Бархатов: Последняя коллекция Бенвенуто Челлини у вас. Просто я понимал, что нет человека. Люди не понимают, что за персонаж. Не хватает этого объема. Нужно прямо вот так википедийно, хотя бы вскользь дать понять это. И так пришла в голову мысль. Сергей Владимирович Шнуров – это что-то такое. Дмитрий Кириллов: Интуиция. Вы же не знали. Вы же не обсуждали с ним Канта. Василий Бархатов: Это жизненный опыт. Дмитрий Кириллов: Понятно. Позвонил. Василий Бархатов: Да, я позвонил. И он сказал: «Давай встретимся». В общем, мы поговорили чуть-чуть. И потом он говорит: «Ладно. Порадую маму» Дмитрий Кириллов: Вы почувствовали, что вы как-то с одной планеты? Василий Бархатов: Мы не с одной планеты, но у Сережи очень быстрый космолет. Он со своей планеты быстро добирается на другие и обратно. В моем мире цинизм – это со знаком плюс. То есть это человек, который не заламывает рук, не закатывает глаз, как-то структурирует реальность вокруг себя грамотно. Сережа – один из таких людей, которые понимают разницу между показухой и истинным высказыванием и глубиной. Дмитрий Кириллов: То, что он глубокий человек, абсолютно понятно. Потому что любой нормальный отец не пожелает своей дочери крестного, который матом только кроет налево и направо. Василий Бархатов: Мы шутили по этому поводу, что все так ждали, и на репетициях, и где-то, что где-то должны быть… Дмитрий Кириллов: Сейчас начнется. Василий Бархатов: Провокации и скандалы. Мы с Сережей шутили, что надо, когда закончится спектакль, поклоны, попросить тишины и просто сказать… Я хотел показать, что Сережа очень классный артист, а не то, что «гляньте-ка, у нас провокация – Шнуров на сцене Мариинского театра». Я не тот человек, который работает по методу провокативности. Это тоже классно. Есть люди, которые делают это лучше меня. А выглядело это именно так. И не хотелось… Хотелось, чтобы все-таки Бенвенуто Челлини Сережа играет, а не то, что «гляньте-ка, вы сейчас все обалдеете: Шнуров на сцене Мариинки - вот это радикально!» Вот это всех немножко… В этом было такое опасение, чтобы не было этой пошлости, что мы пытаемся продать билеты, развлечь. Дмитрий Кириллов: Оказался человек на месте. Василий Бархатов: Да, оказался человек на месте. Дмитрий Кириллов: Столько лет прошло. Какие-то редакции меняются. Их, по-моему, три уже было. Василий Бархатов: Была последняя. Я приехал. Мне, конечно, было очень тяжело. В 35 лет править то, что ты делал в 24, очень… Дмитрий Кириллов: Вы смотрите и говорите: «Во накрутил», да? Василий Бархатов: Да. Дмитрий Кириллов: Вы просто как Роден – отсекаете все лишнее. Василий Бархатов: Да, я так и сделал. Просто выкинул через раз все. Так, чтобы вроде как и не обидеть, и не своей рукой, а как бы просто «хорошо, я ставлю тебя, Вася, 24-летнего, как ты хотел это поставить, но просто чуть-чуть, чтобы не ужас-ужас, а чуть…» Дмитрий Кириллов: Вот думал 24-летний Вася, что у него будет жена – суперпримадонна? Василий Бархатов: Наверное, судьба. Дмитрий Кириллов: Рассказывайте, где увидели. Где оперные примадонны ходят? Василий Бархатов: Это все очень просто. 8 лет назад или когда-то я поставил спектакль «Евгений Онегин» в Литовской национальной опере. Я прослушивал Татьяну. И заходит человек, который не знает наизусть письмо. У этой певицы отдельные листочки, которые все время слетают с пюпитра. Она их поднимает, мастерски жонглирует, успевает показать, как ей неудобно. При этом вроде как не упустить письмо Татьяны. Дмитрий Кириллов: Продолжает прямо петь. Василий Бархатов: Да. Я за всем этим аттракционом наблюдал. Я вижу, что она думает: «Когда же эта сволочь уже остановит? Невозможно». Обычно прослушивание 2 минуты. Письмо Татьяны длится, в зависимости от дирижера, не менее 15 минут. А я так и не могу оторваться. Я смотрю, так интересно. Дмитрий Кириллов: «А мне нравится», да? Василий Бархатов: Интересно, остановится она сама в конце концов, скажет она: «Так, все». Либо это все зайдет в тупик… Это все происходит. Я за ней наблюдаю, наблюдаю. Она до конца допевает. Я говорю: «Спасибо». Она выходит. Я говорю: «Вот это будет Татьяна». Это была Асмик Григорян. В спектакле она не участвовала, потому что она участвовала в «Онегине» в «Vilnius City Opera», театре через дорогу. И по определенным политическим соображениям она не хотела и там, и там. Это некрасиво. И поэтому в Литовской национальной опере я поставил спектакль. И мне звонят, говорят: «Она не будет». Я говорю: «А я больше никого не помню». И потом мы поставили спектакль, на самом деле все замечательно получилось, с Сандрой Янушайте. Это потрясающая тоже литовская певица. И на премьеру я получаю письмо на русском языке русским почерком с ошибками, но написанное рукой кириллицей, с извинениями и о том, что это очень красивый спектакль. Она жалеет и еще раз извиняется, если меня подвела своим отказом в участии. Дмитрий Кириллов: Как Татьяна – написала прям письмо. Василий Бархатов: Да. И через год я ставил спектакль «Русалка» Даргомыжского. Она приехала работать в этом спектакле. И уже сблизились, что уже не разближаемся последние 8 лет. Дмитрий Кириллов: Это трудно – жить постоянно в разных местах, видеться редко? Дмитрий Кириллов: Как дочку зовут? Василий Бархатов: Лея. Лея Бархатова, да. Такая девочка. И с появлением Леи Асмик уже не может свободно перемещаться, как я. Когда мы работаем в разных местах (то есть я, например, в Берлине, а она может быть в Милане), иногда каждый свободный вечер (железно – в выходные) я всегда провожу с ними. Когда я ничего не ставлю, мне все равно, где сидеть с моими нотами. Я возле них. Мы стараемся больше чем на 5 дней не расставаться. Дмитрий Кириллов: Иначе уже скучаете? Василий Бархатов: Это никогда никого не приводило ни к чему хорошему. Даже если любовь суперневероятная и сильная, я не верю в то, что… Дмитрий Кириллов: Гостевой брак такой, да? Василий Бархатов: Да. Что можно годами кого-то ждать. Я не верю. Дмитрий Кириллов: Вот жизнь со звездой мировой оперы – это в основном репетиции? Или все-таки дома можно какую-нибудь вкусную еду дождаться от любимой? Василий Бархатов: Да, можно, конечно. Она делает все, что вы можете найти в меню армянского ресторана, все Асмик может сделать. Но при этом она действительно очень хорошая мама и жена. Это ей стоит огромных усилий – не сдать позицию оперной певицы. Но сейчас, безусловно, ее золотое время. Она должна не готовить, а петь. Но готовит она очень классно. Дмитрий Кириллов: Он продолжает ставить по 3 спектакля в сезон, и все чаще – на Западе. Бархатов, модный и востребованный, все так же эпатирует консервативную публику, удивляет заядлых театралов, восхищает невероятными режиссерскими находками видавших виды зрителей Берлина, Цюриха, Вены. Василий Бархатов: Сейчас после моей «Тоски» в Ганновере (моя последняя премьера, там такая своя история) я понимаю, почему… Она либо нравится, либо не нравится катастрофически. И на премьере ползала кричали «бу!», орали, как резаные, а другая половина кричала «браво!» Это было первый раз в моей жизни, чтобы так прямо жестко… Дмитрий Кириллов: Два лагеря. Василий Бархатов: Есть одна простая вещь: никто мне не может рассказать больше про спектакль, который я сделал, чем я знаю сам. Меня звали на обсуждение на культурный форум. Говорят: «Вот, очень важно. Такой будет важный круглый стол. Много будет интересных людей». Я говорю: «Хорошо, давайте, замечательно. А что вы обсуждаете?» - «Возможности режиссерской интерпретации в опере, интерпретации текста либретто и музыки». Я говорю: «Извините, но вы опоздали лет на 70 с этой дискуссией. Мне неудобно это обсуждать». Это как «надо ли мыть руки перед едой?» Давайте соберемся и обсудим. «Лучше рожать в роддоме или в стогу сена?» Это не является актуальной проблемой. Ну, как, друзья? 100 лет ставится эта режиссерская интерпретация и в драме, и в опере. Она уже существует. Уже поздно. Это уже все произошло. Дмитрий Кириллов: Снимайте кино, ставьте спектакли, приходите на телевидение, не забывайте нас. Спасибо вам огромное. Василий Бархатов: Спасибо.